Метафизика, 2012, № 1 (3)
16
на опыт, теперь сброшен. «Природа и возможный опыт совершенно одно и
то же», – что ж, эту фразу Канта мог бы повторить и современный физик-
теоретик. Есть, однако, принципиальная разница: теперь «возможный опыт»
(а значит, и «природа») – отнюдь не то же самое, что под ним понимал Кант.
Самое понятие «природа» теперь совершенно изменилось: для Канта «при-
рода» – это постигаемые рассудком объекты созерцания, для Эйнштейна
«природа» – это несозерцаемые 4-мерные (псевдоримановы) миры. По Кан-
ту, физическая теория имеет предметом только то, что можно наблюдать. По
Эйнштейну, теория, зиждущаяся отнюдь не
наблюдениях, сама решает, ка-
кие явления возможного опыта суть наблюдаемые в ней.
Вследствие свободного выбора геометрии сопоставление теории с опы-
том из способа верифицируемости теории превращается в способ её фаль-
сифицируемости, то есть истинной, доказательной проверяемости.
История физики свидетельствует, что развитие этой науки определялось
сменой лежащих в ее основе принципов относительности (на этот факт, на-
сколько мне известно, впервые обратил внимание Г.А. Соколик [37]). Выбор
принципа относительности (симметрии) есть свободный,
метафизический
выбор фундаментальной группы теории, а значит, и свободный, метафизи-
ческий выбор геометрии. Таким образом,
смена физических парадигм вызы-
валась сменой метафизики, рождавшей каждый раз новый принцип относи-
тельности и, следовательно, новую физическую теорию. Отсюда можно сде-
лать вывод: выбор конвенции (понимаемой по Эйнштейну и Попперу,
см. [1]) есть, в сущности, выбор физической парадигмы, формы миросозер-
цания. Таким образом,
выдвигая такого рода конвенцию, мы выбираем ме-
тафизику.
В связи с этим уместно вспомнить
метафизику древних греков, грече-
ский Космос. Для греков Космос был творением Демиурга, созданным
по
математическому плану (для создания своей метафизики Космоса они и
изобрели математику). В отличие от Канта, у них не было никакой демарка-
ционной линии между математикой и метафизикой. Их Космос был метафи-
зический – и одновременно математический. Они уже создали то, о чем меч-
тал Кант, – метафизику природы.
Каким образом греки сумели создать то, возможность чего отвергал
Кант, ‒ метафизику, не отделённую от математики? Греки искали «корни
вещей», их первоначальное основание, именно то,
что принято называть
словом
бытие. На каком пути они его искали? Принято считать, что греки
(в лице Сократа) – основатели интеллектуализма, верившие в разум как
в единственный способ проникновения в бытие. Ведь именно разум создает
общие понятия, с помощью которых греки, как считалось,
пытались про-
рваться через движущийся и меняющийся чувственно воспринимаемый мир
к миру вечному, идеальному – к тем самым «корням вещей». Поэтому гре-
кам в Новое время приписали стремление проникнуть в бытие с помощью
рационального мышления. Рационалисты XVII в., считавшие себя продол-
жателями интеллектуального наследия греков, даже отождествили мышле-