ИССЛЕДОВАНИЯ: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА

ИССЛЕДОВАНИЯ: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА

В. Ю. Гиреев

ПРОБЛЕМЫ НОРМИРОВАНИЯ
СКЛОНЕНИЯ ИМЕН СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ
ЧЕЧЕНСКОГО ЯЗЫКА

В советский период и особенно за его последние 2–3 десятилетия в различных работах немало внимания уделялось чеченскому именному словоизменению (см. по списку литературы работы Яковлева, Дешериева, Джамалханова, Бибулатова, Арсаханова, Тимаева, Имнаишвили, и др.). Ученые ставили перед собой самые разные исследовательские задачи: синхронное или диахроническое, сравнительное или нормативное (для литературного языка) описание и преследовали разные цели (теоретические или практические). Однако, если здесь в сравнительно-истори­ческом и описательном плане достигнуты ощутимые успехи, то при рассмотрении этих работ в нормализаторском аспекте, т. е. с точки зрения систематизации в них формообразовательных типов, которые могли бы быть взяты за основу при нормировании и преподавании чеченского литературного языка, их результаты выглядят значительно скромнее. В постсоветский период, по известным причинам, исследовательская работа в Чечне на некоторое время почти прекратилась.

При чрезвычайной вариантной перегруженности именной словоизменительной парадигмы чеченского языка и недостаточной разработанности в нахском языкознании методики выявления наиболее продуктивных структурных типов в деле нормирования и преподавания литературного языка ощутимо сказывается отсутствие в Чеченской Республике директивного нормализаторского органа. А последнее делает для ученого все необходимые значительные усилия в этой области малоперспективными и поэтому малопритягательными.

Сложности, связанные с систематизацией склонения имен существительных чеченского литературного языка, выявляются уже при формировании определения склонения в научной литературе, что соответственным образом отзывается и в учебной.

Согласно «Справочнику лингвистических терминов» склонение это «1. Изменение существительных по падежам (для большинства имен и по числам), а для прилагательных и других согласуемых слов также по родам. 2. Парадигма словоизменения склоняемых слов»².

Это можно понимать так, что и образование формы мн. числа относится к склонению. В академической «Русской грамматике» (1982) это понятие сужено и определено как «изменение слова по падежам»³, а также указано, что «типы склонения строго различаются только в падежных формах ед. числа» (там же). Такая разноречивость толкования склонения в русском языке вызывается тем, что падежный аффикс в нем одновременно передает и числовое значение.

В чеченском языке эти значения передаются раздельно, правда, основа словоформы во мн. числе может совпадать то с основой им. п. ед. числа, то с основой косвенных падежей, но если в ед. числе слово изменяется по принципу двух основ, то форма мн. числа в подавляющем большинстве случаев образуется от основы косвенных падежей. Это вызывает соблазн увязать вопросы падежеобразования и образования форм мн. числа. И действительно, если Н. Ф. Яковлев после вышеприведенной формулировки рассматривает способы образования форм мн. числа в чеченском языке отдельно, вне связи со способами падежеобразования, то

Неверно было бы утверждать, что в чеченском языке совершенно нет основа­ний увязывать образование формы мн. числа с образованием основы косвенных падежей ед. числа.

Дело в том, что и здесь и там во многих исконных словах – существительных
ощущается воздействие либо палатализующего, либо лабиализующего гласного, занимавшего позицию между корнем и аффиксом числа или падежа. Рудиментар­ные проявления этого гласного в различной степени обнаруживаются в диалектах и говорах современного чеченского языка, но он давно потерял аффиксальную функцию. Сказанное может объясняться отмиранием грамматической категории, формы которой коррелировали посредством такого гласного. Это явление, по-видимому, свидетельствует о бытовании в нахском праязыке категории тематического противопоставления имен существительных, подобной той, которая обнаруживается в древних письменных источниках на урартско-хурритских языках. Отголоски этой древней категории ныне проявляются преимущественно в палатализации или лабиализации корневого гласного при образовании косвенных форм ед. числа и формы мн. числа. Например, в следующих группах слов:

1. нал – нелан – нелаш

буц – бецан – бецаш

болх – белхан – белхаш

гIаж – гIожан – гIожмаш

– в одних случаях (1) и в род. п., и во мн. числе проявляется палатализация, а в других (2) – лабиализация.

Но дело в том, что здесь нет последовательности. Так, в группе словоформ

арц – орцан – аьрцнаш

каш – кошан – кешнаш

лам – ломан – лаьмнаш

при образовании род. п. (вторые формы) происходит лабиализация гласного а, наличного в форме именит. падежа (первые формы), а при образовании мн. числа (третьи формы) – палатализация. Кроме того, изменение корневого гласного может иметь место лишь при образовании форм косвенных падежей (всех или, реже, некоторых) и отсутствовать при образовании форм мн. числа:

дарц – дорцан – дарцаш

нана – ненан (но нанас) – наной

латта – лаьттан – латтанаш

или, наоборот, наличествовать лишь в формах мн. числа, если при этом появляется наращение м:

дегI – дегIан – догIмаш

беш – бешан – бошмаш

шед ‘кнут’ – шедан – шодмаш

в омониме шед ‘узел’, множественное число которого образуется без м шеддаш, нет и такого чередования.

Вопрос о типах склонения в чеченском языке так же решается по-разному. Видимо, следует особо остановиться на единственно авторитетной для составителей школьных учебников трактовке вопроса Н. Ф. Яковлевым.

Яковлеву, как талантливому исследователю, удалось дать очень тонкий анализ склонения имен существительных чеченского языка, тем более впечатляющий, если учесть невладение им этим языком. Но в силу незнания всего материала им допущен и ряд серьезных просчетов, которые не преодолены до сих пор.

При конкретной характеристике склонений встречаются и другие, более мелкие недочеты.

В 1-е склонение, по Н. Ф. Яковлеву, входят имена существительные, оканчивающиеся в творительном падеже на – аца, где а может относиться и к основе. В него входят существительные: 1) оканчивающиеся на согласный, кроме сонорных. (Слова, оканчивающиеся на сонорный согласный, далее автор тоже относит к 1-му склонению, но как имеющие в тв. п. флексию –ца, полагая, что свойство терять аффиксальный а это исключительное свойство сонорных); 2) оканчивающиеся на краткий редуцированный а (т. е. редуцированные а, и, у в произношении), но только если он сохраняется во всех падежах.

По первому пункту ошибка Яковлева предопределена тем, что он не заметил множества существительных, которые оканчиваясь на иной согласный, так же теряют а из состава аффикса творительного падежа – аца, свойственного преимущественно для многосложных существительных, оканчивающихся в им. падеже на согласный. Можно привести множество таких примеров: абат-ца, авсал-ца, агIаз-ца, аит-ца, азот-ца, алмаз-ца, амат-ца, атлас-ца, атйокх-ца, гIалат-ца, гIалакх-ца, гIордаз-ца, хорбаз-ца, чардакх-ца, балоз-ца, IиндагI-ца, хелиг-ца, Дауд-ца, Якъуб-ца, Юсуп-ца, Юнус-ца и пр. Во всех этих случаях, включая и существительные на сонорные, по-видимому, можно утверждать, что аффиксом творительного падежа здесь выступает – аца, но будучи в различной степени редуцированным, а из его состава в некоторых стилях речи почти или полностью выпадает, в других стилях и жанрах (например, в стихах и песнях) может восстанавливаться. Это его свойство отражает и орфографическое правило, допускающее его необозначение в трех– и более сложных словоформах.

По второму пункту. Здесь Яковлев не заметил ограничительного свойства существительных, оканчивающихся на гласный а и имеющих в творительном падеже исход (но не падежное окончание, не флексию) – аца. Это свойство заключается в том, что сюда входят лишь те существительные, в которых в косвенных падежах происходит чередование предшествующего гласного. Это слова типа приведенных Яковлевым: маха-мехаца, а также латта-лаьттаца, нана-ненаца, сара-сераца и пр. А они составляют относительно малое количество среди массы существительных, оканчивающихся в именительном падеже на редуцированный а.

Ко второму склонению Яковлев относит имена существительные, оканчивающиеся в творительном падеже на –нца или –арца. В качестве наращения к именной основе названы н и ар. В это склонение, по его мнению, входят слова, оканчивающиеся в «именительно-винительном» падеже как на согласный, так и на гласные а, о [уо], e [ие]: диг–дагарца, гIум–гIамарца, бухка–бухкарца, могIа–могIарца, лам–ламанца, ахча–ахчанца, аре–аренца, серло–серлонца.

Неопределенность понятия наращение создает здесь путаницу. Обычно наращение н относят к основе («наращение основы», «наращенная основа»), а «соединительный гласный» а Яковлев относит к «окончанию», флексии. А ведь функция у них одна и та же – буферная, соединительная, функция шва, т. к. а вставляется преимущественно после основ на согласный, чтоб не образовывалось неудобопроизносимое стечение при присоединении флексий, состоящих из согласного или начинающихся на согласный. Если основа заканчивается на редуцированный гласный, обычно появляется т. н. наращение н, и это позволяет отличить формы этих слов от форм слов с основой оканчивающихся на согласный, но наращивающих в косв. падежах а, о чем сказано выше.

Несомненным наращением основы можно считать р, но не ар, где а также является соединительным гласным, не появляющимся после основ на а. Ср. диг – даг-ар-ца, и бухка – бухка-р-ца. Здесь –р //–ар не имеет никакого отношения к флексиям косв. падежей, которые присоединяются в этом случае к новой (второй) основе как к любой другой основе, оканчивающейся на сонорный согласный.

Если следовать логике Яковлева, то в числе наращений, кроме ар и н, он должен был, судя по приводимому примеру лам–ламанца, назвать и в дальнейшем называет ан. Но фактически в качестве творительного падежа к слову лам обычно выступает ламаца, а ламанца, по-видимому, вариант, тяготеющий к адвербиализации (к наречию).

Таким образом, н никогда не появляется в косвенных падежах слов, оканчивающихся на согласный, не является в отличие от р, наращением к основе и, следовательно, являясь соединительным элементом не образует так называемой «второй основы» для косвенных падежей ед. числа. О соединительной функции н лишний раз свидетельствует и то, что он появляется во всех словах, оканчивающихся в именительном падеже на гласный, относимых Яковлевым к первым трем склонениям, когда флексией эргативного падежа является о [уо], т. е. для разъединения сочетания «гласный+гласный».

К третьему склонению отнесены слова, оканчивающиеся на и и у долгие, а также те существительные, в которых редуцированный а исходной основы в косвенных падежах переходит в и. В творительном падеже все они оканчиваются на –ица или –уца:

гIала-гIалица, мача-мачица, лампа-лампица; гали-галица, деши-дешица; ялгIу-ялгIуца, буру-буруца.

Здесь можно понять принцип, по которому объединяются в один тип склонения слова, оканчивающиеся на и и у долгий: такие слова сохраняют исходную основу и в косвенных падежах, кроме эргативного, присоединяют флексию без соединительных элементов а или н. Но очень слаб принцип, по которому слова – существительные, оканчивающиеся в именительном падеже на редуцированный гласный а, вместо которого в косвенных падежах появляется и долгий, отнесены к тому же типу. Здесь случайное совпадение их концовок в косвенных падежах с концовками слов на долгий и.

В четвертое склонение Яковлевым включены названия членов общества, имеющие в творительном падеже «окончание = чуьнца».

Первую попытку найти иное решение вопросов склонения имен существительных чеченского языка предпринял Н. С. Бибулатов [Бибулатов, 1966]. Это большей частью относится к склонению личных имен, которые он распределяет по трем типам в зависимости от исхода основы именительного падежа и способа стыковки с ней падежной флексии.

Склонение личных имен значительно проще склонения имен нарицательных. Будучи именами индивидуальными личными, они стремятся сохранять основу неизменной: в них не происходит чередования гласных, никогда не употребляется соединительный элемент н и вообще сохраняется основа имени по именительному падежу, за исключением перехода конечного редуцированного гласного а в косвенных падежах, кроме эргативного, в и. Это позволяет дифференцировать склонение личных имен по вышеназванному принципу, что и сделано автором весьма удачно.

Из терминов, предложенных Бибулатовым для обозначения типов склонения личных имен (полный, слитный, упрощенный), становятся ясны основания их противопоставления. В слитном типе сливаются элемент основы (редуцированный а) и гласный, исторически присутствовавший во флексиях.

Современному а в упрощенном типе этот гласный выпадает из состава флексии, за счет чего флексия упрощается, а в полном сохраняется. Этой логике как будто несколько противоречит то, что он в этой части, как и в части, посвященной нарицательным именам, вслед за Н. Ф. Яковлевым, различает существительные, склоняющиеся по принципу одной и двух основ, но противопоставление идет по признаку наличия-отсутствия этого гласного или флексийного наращения н.

Такое терминоупотребление можно принять, если оговорено, что основой в этом случае условно названа неизменяемая или достаточно устойчивая в пределах косвенных падежей частей слова, включающая, кроме собственно основы, соединительные элементы н и//или какой-либо из гласных, обозначаемых в современной орфографии через а.

«I. Склонение имен существительных по принципу двух основ, когда второй склоняемой основой является основа родительного падежа.

II. Склонение имен существительных по принципу двух основ, когда второй склоняемой основой является основа эргатива.

III. Склонение имен существительных с наращением ар.

Легко заметить, что три последние из выделенных типов охватывают, в отличие от первого, сравнительно небольшое количество слов. (По принципу «одной основы» склоняются преимущественно те же слова, которые, по Яковлеву, относятся к третьему склонению, т. е. оканчиваются на долгие гласные и или у). Зато в первом типе Бибулатов выделяет наибольшее количество подтипов – шесть: первые три в соответствии с флексиями родительного падежа а^н, и^н, у^н (которые обнаруживают себя лишь по признаку типа чередования первого корневого гласного – палатализующего или лабиализующего – либо по отсутствию чередования); затем идут подтипы, соответственно: с наращением н, слитный подтип (хьакха – хьакх-и:^н) и склонение имен существительных с усекаемым конечным а (дахка – дехк-а^н).

Такая классификация склонения имен существительных достаточна для описания номенклатуры типов и подтипов и их варьирования в говорах плоскостного диалекта, что и является целью работы Н. С. Бибулатова. Но и она в части, посвященной склонению нарицательных имен существительных, недостаточна как в нормативном, так и в дидактическом аспекте, так как не ориентирована на установление типа склонения по исходной форме (по форме именительного падежа, по словарной форме).

Такой тип классификации был предложен студентам пединститута Тимаевым, в то время как школьные учебники продолжали придерживаться классификации, предложенной Н. Ф. Яковлевым, что могло только дезориентировать выпускников пединститута.

Особой проблемой в деле систематизации и нормирования склонения имен существительных чеченского языка является чередование корневых гласных, которые никакими фонологическими условиями в современном языке не обусловлены, однако будучи рудиментами исторического прошлого этого языка сохраняются в нем, создавая различные варианты формообразования не только в разных диалектах и говорах, но и в одном и том же говоре.

Чередование корневых гласных при словоизменении в нахских языках развито неравномерно. Менее всего оно отмечается в бацбийском, представляющем в этом отношении архаические формы⁷. Значительно больше оно представлено в ингушском и дальше всего зашло в чеченском литературном. В чеченском, представленном различными диалектами, наблюдается довольно пестрая и сложная картина. Так, чеберлоевский диалект в указанном отношении близок к бацбийскому языку, аккинский – к ингушскому языку (в лингвистическом отношении тоже по существу являющемуся одним из вайнахских диалектов), прочие диалекты и говоры в большей или меньшей степени тяготеют то к чеберлоевскому, то (и чаще) к аккинскому и плоскостному, легшему в основу литературного языка.

Здесь, не касаясь чередования гласных глагольных основ, представляющего хотя и сложную, но относительно ясную картину, рассмотрим некоторые из трудностей, возникающих в этой сфере при склонении существительных.

Нужно отметить, что эти трудности не одинаковы в различных областях лексики. Так, не подвергаются чередованию гласных основы новые заимствования. Очень редко встречается чередование гласных в трехсложных и вовсе не обнаруживается в более сложных именах существительных. В двухсложных чередование отмечается довольно часто, но оно обычно носит грамматический характер, так как связано с появлением в им. п. мн. числа непродуктивных в современном чеченском языке аффиксов -ий, -рий, -уой и др. Наибольшее развитие данное явление получает в сфере исконных слов и древних заимствований. Однако и здесь наблюдается различная степень подверженности чередованию так называемых палатализованных, дифтонгизированных и чистых гласных. Отметим некоторые характерные здесь явления.

При склонении односложных существительных чеченского литературного языка сохраняются следующие палатализованные гласные: аь, с которым не насчитывается и десяти слов; оь, (около десятка слов); уь (чуть больше, чем с оь).

Такое отличие указанных гласных обусловлено их производностью и сравнительно недавним образованием.

Чередование гласного и в основе односложных существительных увязывается с тем, какой суффикс (-аш// -иш или другие, с наращением или без него) появляется в им. п. мн. числа: при отсутствии наращения чередования при суффиксе -/а/ш не происходит, с наращением и при других суффиксах гласный чередуется (как правило, только во мн. числе) с а или е//э; в одном случае гласный выпадает: дин дает дой (с вариантом доьрчий).

Чередование других чистых гласных (у, а, и а) не позволяет сформулировать правила, которые бы при их ориентированности на речь одного индивида или на какой-либо из существующих чеченских словарей не были перегружены исключениями, охватывающими значительную часть соответствующих слов.

К гласному и по типу и активности чередований приближается е, который в односложных словах трудно отграничить от аь и ие. Это, по-видимому, происходит потому, что эти звуки, как и и, занимая переднее место по продвинутости, не поддаются или слабо поддаются палатализации.

К чередованию указанных чистых гласных непереднего ряда по пестроте образуемой картины приближается, хотя и не смыкается с ними, непередний (уо), который (в случае его краткости) в составе односложных слов для нетренированного слуха трудно отличим от (о) краткого и (ао), не имеющего в чеченском плоскостном (и литературном) долгого коррелята.

Такая путаная картина чередования корневых гласных в нахских языках и диалектах (в частности, в чеченском литературном языке) возникла, по нашему мнению, под воздействием следующих разнохарактерных явлений:

1) Консервация некоторых форм слов на стадии первичного чередования гласных.

2) Незавершенность процесса вторичного чередования в области некоторых слов, являющихся, по-видимому, относительно недавними заимствованиями.

3) Бытование в языке различных аффиксов множественного числа, представляющих из себя различное количество и качество наслоений одного аффикса на другой, типа -р-ч-ий.

4) Бытование в диалектах разных вариантов суффикса мн. числа, восходящего к местоимению: аш/лит./, иш/нашх. гов./, уж/инг/, авш, еш/чеб/ и пр.

5) Образование формы косвенных падежей с ассимиляцией по форме родительного, дательного или эргативного падежа, в последнем из которых также отмечается несколько алломорфов /-ас, -уо/.

6) Смешение разнодиалектных явлений.

7) Появление вариантов по индивидуальным ассоциациям в связи с расплывчатостью «норм». Этот ряд, по-видимому, можно бы и продолжить, но отметим лишь еще одну причину.

8) Это – тенденция образования морфологически оформленных относи­тельных прилагательных. Данное явление, насколько нам извест­но, в специальной литературе не отмечалось. Однако сравнение форм роди­тельного п. некоторых слов с их эквивалентами, «специализировавшимися» в функции определения, позволяет констатировать такой этап в эволюции языка, прерванный, по-видимому, широким заимствованием в советский период русских относительных прилагательных. Ср.: эрзан IиндагI «тень камыша» и оьрзан моз «тростниковый мед», дашон сай «золотой олень» и дешин гали « мешок золота» (не дашон гали, что зна­чило бы «золотой) (из золота мешок»), жоржан худар «каша из непросе­янной муки» и жаржан гали «мешок отрубей» и некоторые другие. В этом отношении показательно и чередование корневого гласного во многих словах только в форме родительного падежа, который выполняя функцию, не столь характерную для других падежных форм, должен был быть особо маркирован: барт «согласие» (бертан, но барто, бар­те…), гIант «стул» (гIентан, но гIанто, гIантах…), стаг «мужчина» (сте­ган, но стага, стаге…). Ср. еще образование наречий: барт – бертахь «согласно», дарц «ливень» – дорцехь «под ливнем» хатI «образ» – в со­ставе фразеологизма хотIара вожа//хила «провиниться» и пр.

В указанном отношении родительный падеж плоскостного диалекта в сравнении с некоторыми диалектами составляет исключение, так как в последних отмечается тяготение либо к сплошному изменению корневого гласного во всех косвенных падежах, либо к его стабильности во всех косвенных и прямом падежах.

Это все позволяет говорить о зачатках зарождения в плоскостном диалекте подкатегории относительных прилагательных.

Ниже представлена картина чередований, образуемых одним из корневых гласных.

Чередование корневых гласных [а], [а] и а (широкого, узкого и долгого) представляется целесообразным рассматривать отдельно, так как они во многом подчиняются разным фонологическим закономерностям и занимают отдельное место в системе каждая.

Краткий гласный а основы односложных имен существительных в именительном падеже.

Этот гласный, по А. Г. Мациеву, дает одну из самых пестрых картин чередований.

Анализ склонения рассматриваемого типа слов в словаре позволяет выделить следующие типы чередования, где первая гласная характеризует основу косвенных падежей единственного числа, вторая – основу множественного числа односложных имен существительных с а в им. п. единственного числа:

1. 
   а – а, а (гарс, парз, дарс, самг, жамI, ант, байт, айр, хасп, яй и т. д.);
   
2. 
   а – а (о)⁸, а (гIад, къахк, маж, лар и т. д.);
   
3. 
   а – а (е), а (ша, ха, лаг);
   
4. 
   а – а (е), е (кIант, барт, пха);
   
5. 
   а – а, е (гам);
   
6. 
   а – о, е (хатт, харш, наж, дакх);
   
7. 
   а – е, е (мас, бай, лай, мах);
   
8. 
   а – аь(е), аь()I⁹ (га);
   
9. 
   а – о, о (гIаж);
   
10. 
    а – о, о (а) (маж);
    
11. 
    а – и, и (къа);
    
12. 
    а – и (е в дательном падеже), е (цIа);
    
13. 
    а – е, о (шад);
    
14. 
    а – е, а (бат).
    
15. 
    а – оь, (ка).
    

Здесь анализ фонологических явлений при склонении слов с корневым а еще несколько упрощен, так как не учтено употребление того или иного сонорного наращения во множественном числе (н, м, р) и не учтено склонение существительных, не имеющих множественного числа, типа са ‘рассвет’, хатI ‘облик’ и пр., а также не учтено склонение слов с [а] долгим и открытым [a].

Соблюдать данные в словаре образцы не представляется возможным, так как их нельзя запомнить, а обращаться к словарю в каждом отдельном случае неудобно. Вследствие этого словарь, одной из задач которого является нормирование языка, не вполне отвечает в этой части своему назначению, что в свою очередь объясняется отсутствием соответствующих научных разработок.

Упрощение данной структуры чередования (как и в прочих случаях) возможно и необходимо по следующим причинам: во-первых, состав приведенных типов чередований слишком дробен, громоздок; во-вторых, он отражает лишь варианты словоизменения; в-третьих, представленное словоизменение не подчинено системе, в то время как именно система должна помочь отобрать для словаря нужный из равных в прочих отношениях вариантов. Такая систематизация не только сократит количество типов, но и облегчит их запоминание, так как они будут во многом подчиняться определенным правилам.

Однако вопросы нормирования чеченского литературного языка в смысле узаконения тех или иных форм, установления обязательных предписаний во многих областях, и в особенности в словоизменении, не стоят даже на повестке дня. Это, конечно, не значит, что указанные вопросы недостаточно актуальны, но до них не дошел черед, т. е. для их решения не созрели условия.

В ряду предшествующих необходимых условий нормирования наиболее важными являются следующие два, каждое из которых в значительной мере зависит от другого. Это – традиция, сложившаяся по большей части на основе стихийного письменного речеупотребления, и осознанная, т. е. научно-обоснованная, необходимость тех или иных форм нормализуемого явления. Из этих двух важнейших факторов, как правило, решающим при выборе нормы оказывается один, и его статус определяется культурно-историческими условиями нормализуемого литературного языка. Целенаправленность как сознательный выбор между «принято», т. е. чаще всего употребляется, и «нужно», т. е. соответствует системе аналогичных явлений, проявляется при этом в различной степени. Второй фактор может доминировать на более ранних этапах развития литературного языка, когда еще недостаточно сформировались традиции, что создает для него благоприятные объективные условия. Однако субъективные условия (степень исследованности системных явлений, зависящая от развития лингвистической науки в целом и исследованности данного конкретного языка в частности) не всегда позволяют глубоко реализовать фактор сознательного воздействия на языковые явления, что усиливает позиции и без того с течением времени укрепляющейся традиции. В этом аспекте немалую роль играет и отношение самого общества или его господствующей части к инновациям.

В настоящее время (в частности, с развитием структурной лингвистики) языкознание достигло больших успехов в области моделирования языковых явлений, выделения их типов, образцов.

Использование этих достижений поможет в исследовании рассматриваемых здесь явлений, но изученность вопроса является еще только подспорьем для решения практических задач нормирования.

Если сравнить в аспекте развития два таких разных языка, как старописьменный русский и новописьменный чеченский литературные языки, то мы обнаружим следующие особенности с вытекающими из них последствиями.

Русский язык имеет тексты, позволяющие проследить развитие данного языка на протяжении почти тысячи лет и облегчающие установление генетических связей различных языковых явлений. На русском языке создано огромное количество произведений самых разнообразных жанров, множество из которых входит в сокровищницу мировой культуры. На нем писали выдающиеся деятели науки и искусства, произведения которых и через многие годы не теряют своей значимости. Русский язык многократно подвергался нормирующему воздействию общества в связи с изданием словарей, учебных грамматик, различных справочников и т. д.

Однако радикальных мер в этом отношении не предпринималось. И здесь одна из важнейших причин, на наш взгляд, в том, что для языка, имеющего многовековую письменность и развитую литературу, значительное расхождение звукового и графического образа слов (современных и старых) означает невосполнимую потерю в смысле культурно-исторической преемственности. Думается, для реформы русского письма, произведенной в период гражданской войны, нужен был именно революционный период, когда общество менее всего чурается новшеств. Сохраняет же до сих пор французская орфография на письме многие омертвевшие элементы. Еще более показательна в этом отношении английская орфография, предписывающая изображать многие слова в таком буквенном составе, что не знающий данного слова – без специальной транскрипции – не может его прочитать. В связи с этим уместно вспомнить и проект русской орфографии 60-х годов, который во многом позволял облегчить письмо, но по здравому размышлению принят не был, хотя споры по поводу новой орфографии продолжаются.

Для младописьменного, или новописьменного языка, каковым является чеченский, во-первых опасность потерять связь со старыми формами, хотя и в относительно небольшом количестве, но зафиксированными на письме, начиная с середины XIX века (мы не имеем в виду небольшое количество предшествующих фиксаций, не представляющих из себя сколько-нибудь значительного связного текста), неизмеримо уменьшается. Во-вторых, нормализаторская деятельность не должна и не может настолько изменять привычное, чтобы ее результаты оказались серьезной помехой в коммуникации, а если речь идет о замене одного диалектного варианта другим, представленным в литературном виде продуктивного типа, то здесь имеется прецедент для инновации и определенная поддержка среди носителей того еще живого диалекта, в форму которого облекается литературный вариант данного слова.

Высокий уровень развития мировой лингвистической науки, а также русского и кавказского языкознания, плодами которых пользуются и наховеды, позволяет построить объективные модели различных языковых явлений, изучение которых дает возможность подходить избирательно к сосуществующим в языке вариантным явлениям с целью их упорядочения для облегчения преподавания и пользования ими и тем самым с целью ускорения становления норм и развития чеченского литературного языка.

Ускоренное развитие младописьменных языков народов России является актуальной необходимостью. Приобщение ко всем достижениям мировой цивилизации и участие этих народов в ее развитии предполагает приближение развитости их родных языков к ведущим, мировым языкам. Хотя достижение равного уровня здесь и не возможно в силу именно функциональной ограниченности языков малых народов, однако их ускоренное развитие в своих функциональных рамках возможно и необходимо.

Мы не называем всех областей чеченского литературного языка, где необходима сознательная нормализаторская деятельность общества: они достаточно хорошо известны специалистам и многим неспециалистам. Касаясь же затронутой темы, мы должны констатировать, что чеченское литературное словоизменение, особенно склонение односложных и (части) двусложных исконных существительных находится в совершенно нетерпимом состоянии. Если еще в сфере глагольного словоизменения, значительно строже подчиняющийся системе, говорящий (пишущий) может во многом полагаться на свою языковую интуицию, то в указанной сфере существительных он в большинстве случаев не застрахован, если не от ошибки (ибо, что такое в таких обстоятельствах ошибка?), то от вариантности. Известно, что «Обилие вариантов в языке не является свидетельством его совершенства», хотя полное отсутствие вариантов в живом языке так же немыслимо, как неподверженность его изменению.

Вариантность формирующегося и развитого литературных языков – явления во многом неравнозначные. В первом случае она представляет становление литературного языка, опирающегося на диалектные нормы, во многом – следствие эволюции литературного языка, отталкивающегося от своих собственных норм.

Обилие диалектных вариантов в словоизменительной парадигме и не оформленные по законам данного языка заимствования, как инородные явления, разрушающе действуют на структуру и тормозят развитие языка. Если избавление от них в старописьменных языках происходило менее болезненно, то в младописьменных литературных языках, получающих статус средства массовой коммуникации прежде становления норм, сознательное вмешательство общества представляется совершенно необходимым. Следовательно, необходимым становится как научно-объективное исследование структурных словоизменительных типов чеченского языка, так и создание директивного нормализаторского органа.

ПРИМЕЧАНИЯ

ЛИТЕРАТУРА

2. Бибулатов Н. С. Типы склонения имен существительных в говорах плоскостного диалекта чеченского языка. – Известия ЧИНИИИЯЛ. Т. 7. Вып. 2, языкознание. Грозный, 1966.

3. Горбачевич К. С. Вариантность слова и языковая норма. Л., 1978.

4. Дешериев Ю. Д. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития горских кавказских народов. Грозный, 1963.

5. Джамалханов З. Д., Мачигов М. Ю. Нохчийн мотт. 1- дакъа. Лексикологи, морфологи. Грозный, 1964.

6. Историко-сравнительный анализ фонетики нахских языков. Тбилиси, 1977.

7. Мациев А. Г. Чеченско-русский словарь. М., 1961.

8. Мациев А. Г., Оздоев И. А., Джамалханов З. Д. Чеченско-русско-ингушский словарь. Грозный, 1962.

9. Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. Справочник лингвистических терминов. М., 1972.

10. Русская грамматика. Т. 1. М., 1982.

11. Тимаев В. Д. ХIинцалера нохчийн мотт. Грозный 1971.

12. Услар П. К. Чеченский язык. – Этнография Кавказа. Языкознание. Тифлис, 1888.

13. Чокаев К. З., Оздоев И. А. Краткий русско-чечено-ингушский словарь-справочник общественно-политических терминов. Грозный, 1961.

14. Морфология чеченского языка. – Труды ЧИНИИИЯЛ. Т. 1, языкознание. Грозный, 1960.

15. Янгульбаев В. А., Бушуев Н. Б. Нохчийн мотт. Грозный, 1986.