ТЕМА 2. ВОСПРИЯТИЕ И ОСМЫСЛЕНИЕ ВОСТОКА

1. 
   Виссарион Григорьевич Белинский и Восток.
   
2. 
   Николай Гаврилович Чернышевский и Восток.
   
3. 
   Дмитрий Иванович Писарев и Восток.
   

Любая национальная культура не только имеет право на существование, во и вносить свой вклад в развитии всемирно-исторического литературного процесса. Мысль эта не лежит на поверхности суждений В. Г. Белинского о сущности межнациональных культурных взаимосвязей, она неизбежно вытекает из его концепции национального своеобразия литератур. «Отнюдь не должно быть персианином, чтобы, начитавшись Гафиза, писать в духе персидской поэзии. В поэзии всякого народа отражается природа (местность) и дух (национальность) страны. Обаяние персидской поэзии не только может быть доступно для жителей северных стран, но еще по закону противоположности сильнее действовать на него, чем на природного персиянина. То, что составляет поэзию персидской жизни - не что-нибудь случайное, а необходимое, и потому разумный момент исторического развития» (1).

Белинский еще в 30-40- в годы XIX века верно предугадал одну из основных линий развития русской литературы, то, что называется современным литературоведческим термином "западно-восточный синтез" и берет истоки в творчестве Пушкина, и определено Белинским как "протеизм", воспринимающийся им как проявление народности русской литературы, ее национальной самобытности. Умение отобразить уже не только "картины внутренней жизни" своего народа, но и "природу и нравы" народов иных, сохраняя при этом взгляд на мир "своей национальной стихии" - таково, определение Белинского, свойство подлинно национального поэта, каким и являлся Пушкин.

В своих статьях о Пушкине Белинский неоднократно подчеркивает синтез в пушкинской поэзии метафоричности, романтического лиризма, повышенной условности образов, то, чему обязана пушкинская поэтика восточной поэзии. Свое отношение к восточному миру критик выражает в оценке прозы Пушкина " Кавказский пленник " и " Бахчисарайский фонтан ".

С тоски зрения критика произведения А. С. Пушкина, в которых он с большей художественной силой рассказывает о жизни восточных народов, значительны не только для развития литературы, но и для взаимообогащения народов между собой.

Николай Гаврилович Чернышевский (1328-1839), выдающийся критик, чья внутренняя последовательность собственной демократической мысли создала совершенно новую концепцию Востока и ее культуры в русской критике первой половины XIX века, концепцию, существенно расширившую представление о восточной литературе на основе реалистических историко-литературных критериев. Критик уделял большое внимание восточной тематике в редактировавшемся им «Военном сборнике» (1859). Отвергая противопоставление Запада Востоку, доказывал, что «у каждого народа, живущего в Азии или в Европе есть своя национальная культура», с которой не только необходимо считаться, но и внимательно изучать и взаимообогащаться.

Известно, что будучи студентом Чернышевский брал уроки персидского языка у ориенталиста Казем-бека. Критик сожалел, что русской литературе, его читателям еще очень мало известны переводы восточной поэзии, и всегда искренне радовался появлению каждой новой книге о восточных народах. У Чернышевского было намерение включить в свое произведение "Повесть в повести" (1853-1864) какие-то сюжеты из "Шахнаме". Чернышевскому была очень дорога и духовно близка идея братства народов, заложенная в гениальной поэме Фирдоуси. Почти в каждом томе Полного собрания сочинений Чернышевского можно найти упоминания критика о Фирдоуси - гении Востока. Выявляя причину бессмертия "Шахнаме", Чернышевский писал, что "главная сила и Мильтона, и Шекспира, и Бокаччо, и Данте, и Фирдоуси, и всех других первостепенных поэтов состояла в том, что они были компиляторы народных преданий, т.е. истоками их поэзии было народное творчество". Критик восхищался женскими образами поэмы Фирдоуси, особенно он был очарован образом Гурдоферид. В представлении русского критика «Гурдоферид цветет здоровьем, только Зораб во всем Туранском войске может выдержать поединок с нею, когда она надевает шлее: если рука ее слабее Хеджира, ее сердце тверже, ее взор смелее, ее движения быстрее, ее удары вернее, и она – первая защитница Ирана. Но у самого Шекспира нет лица более прелестного. Дездемона и сама Джульетта далеко уступают ей дивною нежною пре лестью» (3). Образ Гурдоферид лег в основу "Сказки о Деборе Девице" Чернышевского. Современники Чернышевского отметили, как критик доказывал, что "Шахнаме" по содержанию выше Гомера.

Рассмотренный нами небольшой круг вопросов показывает уважительное отношение русской критики к национальному достоинству восточных народов и их культуре. Отвергая "европоцентристское" противопоставление Запада Востоку, русские критики доказывали, что у каждого народа, живущего в Азии или Европе, есть своя национальная культура, с которой необходимо считаться и внимательно изучать. Произведения Пушкина, Лермонтова, Грибоедова и некоторых других авторов, в которых они с большой художественностью рассказывают о жизни восточных народов, значительны не только для развития литературы, но и для взаимообщения народов между собой, а следовательно и для взаимопонимания.

1. 
   Концепция Востока в творчестве В.Г. Белинского.
   
2. 
   В.Г.Белинский о «протеизме» творчества Пушкина.
   
3. 
   Николай Гаврилович Чернышевский и «Шахнаме» Фирдоуси.
   
4. 
   Дмитрий Иванович Писарев о проблеме литературных взаимосвязей.
   

1. 
   Белинский. Полн. Собр. Сочинений в 13-ти томах. М. АН СССР 1953-1959, т. 2, 157 с.
   
2. 
   Писарев Д. И. Сочинения в 4-х томах. М. Гослитиздат, 1955-1956 год, т. 3 57 с.
   
3. 
   Чернышевский, Полн. Собр. Сочинений в 16-ти томах. М. Гослитиздат, 1939-1953, т. 2, 517 с.
   

1. 
   Предпосылки появления восточных мотивов в творчестве Пушкина.
   
2. 
   Восточная тема в творчестве А.С. Пушкина.
   
3. 
   Западно-восточный синтез в творчестве Пушкина.
   

Факты свидетельствуют о том, что интерес Пушкина к Востоку пробудился рано и имел первоначально био­графические предпосылки: прадед поэта, Абрам Петро­вич Ганнибал, был выходцем из Северной Эфиопии, при­надлежал к знатному роду. Отроче­ские представления о Востоке возникали во многом под влиянием чтения: восточных повестей и драм Вольте­ра, «Персидских писем» Монтескье, «Волшебных сказок» Антуана Гамильтона. Уже в лицейские годы Пушкин знакомится с арабскими сказками "Тысяча и одна ночь", в вольном французском переводе А. Голлана. Пушкин читал произведения русских писателей на восточные темы: трагедию Ломоносова «Тамира и Се­лим», сатирическую повесть Крылова «Каиб», писателей И.К. Крылова, П.Я. Чаадаева. Знакомство с Кораном - во французском переложении и в русском переводе М.И. Веревкина - и многое другое - все вместе взятые во многом способствовали приобщению Пушкина к культуре Востока, формированию его собственного отношения к ней и народам Азиатского континента. Этот интерес постепенно рос и углублялся. В 20-е годы восточная тема получает в творчестве Пушкина качественно новое, романтическое воплощение. Поэт-романтик обращается к этой теме в разных жанрах – и в лирике и в поэмах. Восточные произведения Пушкина возникают и в результате непосредственных впечатлений поэта от посещения Кавказа и Крыма, рассказов знатоков тех мест и чтения Байрона.

Любопытен следующий факт: Пушкин вместе с Жуковским пришли осенью 1834 года слушать в Петербургском университете лекцию Н.В.Гоголя, который увлекательно говорил о средневековом Востоке и ее культуре. Описав "Восточные мотивы" в русской литературе XIX века нельзя не выразить удивления и восхищения знаменитыми "арабесками", едва ли не самого русского писателя Николая Гоголя, написавшего бессмертные "Мертвые души". Гоголь воздает должное великим достижениям Востока, арабам, не побоявшимся смешения различных стилей, доставшихся этой части земли от разных народов - "об архитектуре аравитян", "необыкновенное смешение архитектур", "смелое, дерзкое... с прекрасной роскошью". "Они заимствовали от природы все то, что есть в ней верх прекраснейшего". Возможно, Н. Гоголь искал в этом несколько фантастическом образе образец государственного правления, которого давно ждала Россия.

По всей, видимости, лекции Гоголя имели прямое: отношение к эго беседам с А.С.Пушкиным, указавшим на те же - восточные истоки европейского романтизма: "Два обстоятельства имели решительное действие на дух европейской поэзии: нашествие мавров и крестовые походы. Мавры внушили ей исступление и нежность любви, приверженность к чудесному и роскошное красноречие Востока; рыцари сообщили свою набожность и простодушие, свои понятия о геройстве и вольности нравов походных станов Годфреда и Ричарда. Таково было смиренное начало романтической поэзии"(3, XI, 37) - так писал Пушкин в своем знаменитом неоконченном наброске "О поэзии классической и романтической".

Из биографии Пушкина известно, что поэт был знаком с ориенталистом С.И. Сенковским. В знаменитом "Письме к издателю", он подчеркнул, что показаниям Сенковского "касательно Востока мы должны верить". Когда в альманахе декабристов "Полярная звезда" (1324) появилась арабская касыда Сенковского "Витязь буланого коня", Пушкин написал редактору альманаха А.А.Бестужеву, что "арабская сказка прелесть" и посоветовал ему "держать за ворот автора сказки" (3, IX, 87).

Материалы Пушкинской библиотеки, описанные Б. Л. Модзалевским, интересны тем, что в ней имелся французский перевод четырехтомного труда Джона Малькольма "История Персии" (Париж, 1821) - английского ученого и дипломата, долгое время занимавшего пост британского посланника в Тегеране. В библиотеке поэта находилась два сборника стихов Саади во французских переводах. Письма и отзывы современников, документы тех лет убеждают нас в том, что А.С.Пушкину уже в ту пору были известны отдельные стихотворения Саади, произведения Хафиза, Фирдоуси и некоторых других, знаменитых персидско-таджикских лириков. По его собственному признанию, только благодаря строкам Саади, взятым в качестве эпиграфа, поэма "Бахчисарайский фонтан" получила свое окончательное название. Пушкин восхищался своим эпиграфом в письме к П. А. Вяземскому (1824). Отрицая всю поэму, он сказал, что "эпиграф ее прелесть" (3, X, 30). В том же письме Пушкина к П.Вяземскому четко сформулировано отношение поэта к "восточному": "Слог восточный был для меня образцом, сколько возможно нам, благоразумным, холодным европейцам"(3, X, 107). Эпиграф этот, являющийся вольным переложением стиха из "Бустана", как выяснено К.И.Чайкиным, заимствован из романа "Лалла Рук" Томаса Мура. Пушкину эпиграф настолько полюбился, что он повторил его в "Евгении Онегине": "Иных уж нет, а те далече, как Саади некогда сказал", а также в варианте стихотворения "На холмах Грузии": "Иные далеко, иных уж в мире нет". О популярности Саади в литературной среде России пушкинской эпохи можно судить по тому, что после выхода «Бахчисарайского фонтана» небезызвестный князь Шаликов со свойственной ему восторженностью именовал Пушкина «нашим юным Саади!», а о самой поэме отзывался в восточно-риторическом духе: "Это фонтан, бьющий розовой водой, которая разливает благоухание в чистейшей атмосфере прелестного Востока".

Знакомство с творчеством Саади и других восточных поэтов, привело к появлению многочисленных ориентальных стихотворений. Сопоставле­ние стихотворения «Памятник» Пушкина с «Завещание» Саади, составляющих одно из звеньев в ряду за­вещаний великих поэтов своим потомкам, дает возможность говорить о некотором их созвучии. Тема творчества и тема праха, смерти поэта и бес­смертия его поэзии приобретает у Пушкина близкое к Саади звучание, воплощаясь в удивительно точной и сжатой поэтической формуле: «Душа в заветной лире мой прах переживет». Для Саади, как и для Пушкина, существенна те­ма непреходящего эстетического значения творчества.

О стиле своей работы над восточной тематикой Пушкин писал: "Европеец и в упоении восточной роскошью должен сохранить вкус и взор европейца".(3, XY, 107). Уже в первый период своего творчества (1817-1820) Пушкин глубоко вникает в национальную сущность культур других народов и, пытается создать такой поэтический сплав, такое художественное произведение, которое, являясь чисто русским, национальным по духу и содержанию, было бы в то же время носителем общечеловеческих идей, близких и понятных всем людям мира. Так появляется цикл стихов Пушкина, в которых, по определению И.С. Брагинского, восточные мотивы органически соединились западными. К этому циклу отнесены стихотворения: "Друзьям", "Нет, я не льстец", "Поэт и толпа", "Поэту" и "Пророк", "Вертоград моей сестры...", "Во мне горит огонь желанья", "Песнь песней", "О, дева роза, я в оковах...", "Фонтану Бахчисарайского дворца", "Соловей и роза", "Из Гафиза", "Стамбул, гяуры нынче славят..."; стихи о Кавказе: "На холмах Грузии лежит ночная мгла...", "Кавказ", "Обвал", "Монастырь на Казбеке".

Пушкин считал Восток колыбелью романтического искусства и не случайно именно на юге (1820-1824) были созданы им произведения, содержащие восточные мотивы: "Погасло дневное светило..." (1820), "Я видел Азии бесплодные пределы" (1820), "Свободы сеятель пустынный..." (1821), "Десятая заповедь" (1821), "Зачем ты послан был и кто тебя послал...?" (1824), а также в поэмы "Кавказский пленник" (1821-1821), "Бахчисарайский фонтан'" (1821-1823), "Гавриилиада" (1821), "Руслан и Людмила" (1820).

Гениальная интуиция, "перевоплощаемость" Пушкина сказались в углубленном изучении религии мусульман, образа пророка Мухаммеда и его божественного творения – Коран. "Я тружусь во славу Корана…» (3, XI,37) – пишет Пушкин к брату из Тригорского в Петербург. В Михайловском (1824) поэт приступил к созданию цикла «Подражание Корану».

Об исламе и религиозно-законодательном кодексе арабов, Коране, юноша Пушкин слышал на лекциях профессора истории И. К. Кайданова. Вероятно, тогда же, в лицейскую пору, он впервые познакомился с Ко­раном и впоследствии не раз возвращался к нему. В незавершенном стихотворении 1825 года сохрани­лось признание поэта, что он читал Коран «в день гоненья», т. е. перед высылкой из Одессы летом 1824 года. Этот лирический отрывок близок некоторыми мотивами «Подражаниям Корану»:

В пещере тайной, в день гоненья,

Читал я сладостный Коран.. (3,II, 475)

Несомненно, Пушкин читал Коран (в переводе М. И. Веревкина) и в Михайловском, в момент созда­ния «Подражаний». Свои «Подражания» поэт справедливо называл «вольными». Даже буквально воспроизводя те или иные обороты подлинника, он не копировал его, а обо­гащал заимствованные темы и образы собственной ин­терпретацией.

Вслед за текстом девяти стихотворений, входящих в состав «Подражаний», Пушкин напечатал примечания к ним. Изучение этих примечаний, а также черновых ва­риантов цикла не оставляет сомнений в том, что Коран интересовал поэта не его религиозно-культовой, а обще­философской и нравственно-поэтической стороной, при­влекал внимание как исторический памятник своеобыч­ной художественной культуры. Поэт писал: "Коран - это плохая физика, но зато, какая смелая поэзия". (3,XIII,249). Совершенно ясно, что в Коране Пушкина привлекает не его религиозное содержание, а прекрасный слог, ибо для него "слог восточный был образцом". Характерно, например, такое замечание Пушкина: «...многие нравственные ис­тины изложены в Коране сильным и поэтическим обра­зом» (3,XI,358).

Пушкина особенно занимала личность самого Мухаммеда, которого он, как и его современники, считал автором Корана. В своем отзыве о Т. Муре Пушкин на­зывает Мухаммеда рядом с такими поэтами, как Саади и Хафиз. В год создания «Подражаний Корану» Пушкин был, по свидетельству первого биографа поэта, «до того ув­лечен гиперболической поэзией произведения, что почел за долг распространять имя Магомета, как гениального художника, в литературных кругах. К. Ф. Рылеев не­даром, умоляя Пушкина покинуть рабское служение Байрону... употребил в письме своем фразу: „хоть ради твоего любезного Магомета"».

Жизнь Мухаммеда интересовала Пушкина еще и по­тому, что многие ее эпизоды перекликались с привлекав­шей поэта в 1824 году темой певца-изгнанника, гонимого людьми, властью. Ведь и сам Пушкин был в это время в ссылке, и мотив изгнания теперь постоянно звучал в его лирике. С образом Мухаммеда связаны сокровенные пушкинские мысли о назначении поэта, его общественном служении, облике государственного деятеля, а также ав­тобиографические мотивы. В написанном в сентябре 1824 года посла­нии к Языкову говорилось: «Всегда гоним, теперь в изгнании».

«Подражания Корану» — новый шаг к обогащению восточной темы в творчестве поэта. Небольшой стихотворный цикл особенно глубоко, хотя и в весьма обобщенной поэтической форме, запечатлевает черты миросозерцания, психологии, жизненного уклада средневекового Арабско­го Востока. На наш взгляд, в "Подражаниях Корану" для Пушкина главное - это отбор и обобщение нравственных ценностей в поучениях Востока.

Замысел «Подражаний» не ограничивается задачей стилизации, он связан с раздумьями Пушкина над собственной жизнью и событиями своей исторической эпохи. Но субъективно-лирическое начало органичнее слито с объективным философско-историческим содержанием, больше зависимо от него, чем в предшествующих романтических сочинениях. Во­сток в «Подражаниях Корану» понят и воссоздан худож­ником-реалистом.

Таким образом, Пушкин явился одним из великих русских поэтов, которым восточная культура была воспринята особенно плодотворно, и воплощена в западно-восточном синтезе его творчества. Пушкинский Восток так глубоко вошел в сознание его современников, что их взаимодействие с ориентальной культурой выступает как явление опосредованное - оно было пропущено сквозь призму восприятия восточных произведения Пушкина, его ориентального интереса.

1. 
   Проблема "Пушкин и Восток" в литературоведении.
   
2. 
   Предпосылки появления восточных мотивов в творчестве Пушкина
   
3. 
   Пушкин и классик персидско-таджикской литературы Саади.
   
4. 
   Цикла «Подражание Корану».
   

1. 
   Модзалевский Б. Л. Библиотека Пушкина. Библиографические описания. М. Книга, 1988 год, 276 с.
   
2. 
   О средних веках. Вступительная лекция, читанная в Санкт-Петербургском университете Адъюнкт-профессором Н. Гоголем// Журнал Министерства Народного просвещения. 1834 год, 409 с.
   
3. 
   Пушкин А. С. Полн. собр. сочинений в 17-ти томах. М.: АН СССР, 1937-1959 гг.
   
4. 
   Черняев Н.И. "Пророк" Пушкина в связи с его же "Подражаниями Корану". М., 1898; Сиповскнй В. "Руслан и Людмила" (К литературной истории поэмы). В кн. "Пушкин и его современники"// - Материалы и исследования. Вып. IV. СПб. 1906; Томашевский Б.В. "Заметки о Пушкине". В кн. "Пушкин и его современники", вып. XXVH1, 1917; его же: "Пушкин", кн.1, -М, 1956; его же: "Пушкин", кн.2, (1824- 1837), - М., I960; Эберман В. Арабы и персы .' русской поэзии // Восток, кн. 3 М-П., 1923; Филоненко В.И. "Подражания Корану" Пушкин... Симферополь, 1928; Кашталева К.С. "Подражания Корану" и их первоисточник// Записки коллегии востоковедов, T.V - Л., 1930; Свирин Н. Пушкин и Восток // Знамя, 1935, № 4; Гроссман Л.П. Пушкин. Серия ЖЗЛ, М., 1939; его же: Стиль и жанр поэмы "Руслан и Людмила". Уч.Зап. МГПИ им. Потемкина, т. XLV1H, вып.5. - М., 1955;Фридман Н.В. Образ поэта-пророка в лирике Пушкина // Ученые записки МГУ, вып.118, кн.2.- М., 1946; его же: О романтизме Пушкина (К истории русского романтизма),- М., 1973. Маршак С. Заметки о сказках Пушкина. - М., 1956; Белкин Д.И. Тема зарубежного Востока в творчестве А.С. Пушкин // Народы Азии и Африки. -196S, № 4; его же: Концепция Востока в творчестве Пушкина. АКД, М., 1970; его же: Пушкинские строки о Персии.// Пушкин в странах зарубежного Востока,- 1979; его же: Пушкин и сказки "1001 ночи"// Звезда Востока - 1979, № 6; Брагинский И.С. Заметки о пушкинском западно-восточном синтезе// Проблемы востоковедения. М., 1974; Нольман М.Л. Западно-восточный синтез в произведениях А.С. Пушкина и его реалистическая основа// Народы Азии и Африки, № 4, 1967; Лобикова Н.М. Пушкин и Восток. - М., 1974; Ахматова А. О Пушкине. Статьи и заметки. - Л., 1977. Соловей Н.Я. Особенности использования мотивов Корана в "Подражаниях Корану" Пушкина. // Пушкин в странах зарубежного Востока. М., 1979. Макогоненко Г.П. Творчество Пушкина в 30-е годы (1833 - 1836) - Л, 1982; Мейлах B.C. Творчество А.С. Пушкина. Развитие художественной системы. М., 1984, Фомичов С.А. Поэзия Пушкина. Творческая эволюция Л.,1986; (список отнюдь не претендует на полноту и представляет выборочную десятую долю всего материала).
   

1. 
   Предпосылки появления восточных мотивов в творчестве М.Ю.Лермонтова.
   
2. 
   Проблема «Восток-Запад-Россия» в творчестве Лермонтова.
   
3. 
   Тема Кавказа в поэзии Лермонтова.
   

Обращение Михаила Юрьевича Лермонтова (1814-1841) к восточной теме, несомненно, отражало возросшее в начале XIX века внимание европейской культуры, в том числе и русской, к Востоку. Не случайными были строки Лермонтова в письме С. А. Раевскому (1837): «Начал учиться по-татарски, язык, который здесь, и вообще в Азии, необходим, как французский в Европе — да жаль теперь не доучусь, а впоследствии могло бы пригодиться. Я уже составлял планы ехать в Мекку, в Персию и проч., теперь остается проситься в экспедицию в Хиву с Перовским»(5). План Лермонтова примкнуть к походу В. А. Перовского в Хиву (центр Хивинского ханства находился в низовьях Амударьи) остался неосуществленным, так же как его проекты поехать в Мекку и Тегеран. Подробные сведения о походе В. А. Перовского содержатся в обширном труде Л. П. Гроссмана (2, 673).

Невозможно раскрыть роль Востока в творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова, не зная, какую роль играл Кавказ в его жизни. Кавказский край занимает исключительное место в жизни Лермонтова. За стихотворение на смерть Пушкина 25 февраля 1837 года, Лермонтов был отправлен прапорщиком в Нижегородский драгунский полк, действовавший на Кавказе. Находясь на военной службе на Кавказе, М.Ю. Лермонтов не расставался с записными книжками, заносил в них услышанные из уст повидавших на своем веку кавказцев отдельные сюжеты будущих своих произведений. Его интересует духовная жизнь Востока, с которой он соприкоснулся на Кавказе; в нескольких своих произведениях он касается проблем "восточного миросозерцания". На Кавказе он пишет целый ряд стихотворений: "Сон", "Утес", "Они любили друг друга...", "Тамара", "Свиданье", "Листок", "Выхожу один я на дорогу...", "Морская царевна", "Пророк".

В конце 1837 г. Лермонтов возвращается в Россию, исполненный удивительных творческих замыслов: «Герой нашего времени», кавказская редакция «Демона», «Мцыри», «Беглец», «Ашик-Кериб», «Дары Терека», «Казачья колыбельная песня», «Тамара», «Свиданье», «Кинжал», «Прощание», «Хаджи Абрек», - все это стало результатом его скитаний по Северному Кавказу и Закавказью в 1837 году.

Тема Востока, образы восточной культуры сопровождали Лермонтова на всем протяжении его творчества. В этом сказалось переплетение многих стимулов - от общей "ориентальной" ориентации европейского романтизма до обстоятельств личной биографии поэта и места "восточного вопроса" в политической жизни России 1830 - 1840-х гг. Однако в последние годы жизни поэта интерес этот приобрел очертания, которые теперь принято называть типологическими: Лермонтова начал интересовать тип культуры Запада и тип культуры Востока и, в связи с этим, характер человека той и другой культуры.   Один из основных споров, которые вела русская общественность, — историческая роль России, ее отношение к Западу и Востоку. «Искание собственного исторического пути России, сравнение западноевропейской цивилизации с русской — такова одна линия тем, обсуждавшихся в «кружке шестнадцати», при этом установлено, что Лермонтов занимал особую позицию с его определенно выраженным интересом к Востоку. Но это стремление поэта на Восток совсем не совпадало с провозглашаемой славянофилами идеей — «свет с Востока». Интерес Лермонтова к Востоку как колыбели человечества, очевидно, связан с Библией, которая была для него источником сведений о Вавилоне, Египте и других странах. В одной из строф поэмы «Сашка» (1839), Лермонтов шутливо объясняет свое стремление к Востоку:

Не веря, я ищу, — я не пророк,

Хоть и стремлюсь душою на Восток,

Где свиньи и вино так ныне редки,

И где, как пишут, жили наши предки.(5)

За несколько месяцев до смерти он пишет балладу «Спор» - одно из высоких художественных достижений Лермонтова, обобщающую его размышления об исторической судьбе России, о Востоке и Западе. Само название многопланово. Прежде всего, это «Спор» двух горных вершин, Эльбруса и Казбека: об отношении России к Востоку и Западу. Лермонтовым Россия противопоставляется, и Западу и Востоку; она именуется «Севером» и выступает как Восток для Запада и Запад для Востока. Главное же отличие – возрастное: русская культура выступает как культура юная, только что вступившая на историческую сцену (характерно, что Лермонтов также связывает это пробуждение России к исторической жизни с 1812 годом). Восток и Запад, эти два потока мировой истории, сходятся в России, которая, призвана примирить их в себе.

Лермонтов разделял славянофильскую точку зрения, что и Восток, и Запад, эти узловые пункты исторического движения человечества, уже сказали свое слово, исполнили свою роль, и должны теперь отойти в тень перед новой могучей цивилизацией, зародившейся и окрепшей на Севере, в России. Но в отличие от славянофилов, преимущественно ученых и философов, он, как поэт, художник, воспринимал эту неизбежную и необратимую поступь истории не отвлеченно, а образно и драматически. Замечательны «географические» строки «Спора». Каждая страна — Грузия, Персия, Аравия, Египет — изображена точным цветовым определением Конечно, Лермонтов был хорошо знаком с литературой о странах Востока и дал верное их описание. Но вызывает удивление необычайный дар — несколькими словами нарисовать каждую страну!

В строках о дремлющем Востоке Лермонтову удалось сказать о народной арабской поэзии бедуинов, которая осталась живой («И поет, считая звезды, Про дела отцов»). Многоцветная картина спящего Востока передана так, что в энергии строк, в словах «Спит, покой, ценя» таится возможность пробуждения.

«Спор» — единственное стихотворение Лермонтова, напечатанное в журнале «Москвитянин». Стихотворение написано в Москве во второй половине апреля 1841 г. На обороте листа, предшествующего автографу «Спора», в записной книжке Лермонтов написал слово «Восток». Очевидно, он хотел открыть этим стихотворением цикл стихов на эту тему — далее следуют «Тамара», «Свидание», «На бурке под тенью чинары…».

Мотив Востока звучит в прекрасных стихах Лермонтова "Вид гор из степей Кавказа", "Поэт", "Три пальмы", "Дары Терека" и т.д. Для поэта Восток, Ислам не враждебные понятия, а миг прекрасного, символ веры, озарение, образ жизни, повод для раздумья.

Коранические мотивы звучат в поэме «Демон». Любовный монолог из поэмы известный, как «Клятва Демона», стилистически, несомненно, связан с высокой риторикой и громовым глаголом Корана. Многие суры Корана начинаются словами клятвы, много пламенных клятв произнес Пророк, и много есть в великой Книге ислама мест, которым сродни лермонтовский стих. Например, первые стихи из суры «Гора»: «Клянусь Горой, Книгой, написанной на 92 свернутом свитке, Домом населенным. Сводом возвышенным, Морем взволнованным...» Или начало суры «Солнце»: «Клянусь Солнцем и его блеском, Луной, когда она следует около солнца, Днем, когда он является во всем блеске своем, Ночью, когда она закрывает его, Небом и Тем, кто возвел его. Землю и Тем, кто ковром простер ее, Душою и Тем, кто образовал ее. И тем, кто вдохнул в нее злобу и благочестие...»

Русская культура - Север - противостоит, и Западу и Востоку, но одновременно тесно с ними связана. С молодостью культурного типа Лермонтов связывает его гибкость, способность к восприятию чужого сознания и пониманию чужих обычаев. В повести "Бэла" рассказчик говорит:

"Меня невольно поразила способность русского человека применяться к обычаям тех народов, среди которых ему случается жить; не знаю, достойно порицания или похвалы это свойство ума, только оно доказывает неимоверную его гибкость и присутствие этого ясного здравого смысла, который прощает зло везде, где видит его необходимость или невозможность его уничтожения" (5.YI, 223).

Позиция Лермонтова в этом отношении ближе к Грибоедову и отчасти к Пушкину. Россия мыслится как третья, срединная сущность, расположенная между "старой" Европой и "старым" Востоком. Именно срединность ее культурного (а не только географического) положения позволяет России быть носительницей культурного синтеза, в котором должны слиться "европейская" жажда счастья и восточное стремление к "покою". Известен его разговор с А. А. Краевским о культуре народов Азии. «Зачем нам всем тянуться за Европой?.. Я многому научился у азиатов, — сказал он, — и мне бы хотелось проникнуть в таинство азиатского миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов и для нас еще мало понятны. Но поверь мне, там, на Востоке, — тайник богатых откровений»(5).

Видения Востока и мусульманские образы, герои Ислама органично соседствуют у него с христианским миром. Эти два мира (несмотря на ведущуюся в XIX веке войну на Кавказе) слились у него в поэзии, были неразрывны и нераздельны, естественны и органичны. Это и есть великое волшебство поэзии и литературы: политики, государственные деятели, полководцы сражались, проливали кровь, а слово, образ, легенда и быль в художественном воплощении соединяли людей, страны, религии, находили достоинства в том, кого считали в тот период противником и врагом.

Именно в этом — специфически национально-русском — ощущении своей особой, связующей народы роли заложены основы интернационализма русской классической литературы, «протеизма» лучших ее представителей, ее знаменитой «всемирной отзывчивости», многозначно воплотившейся и в так называемом «западно-восточном художественном синтезе».

5. 
   Предпосылки появления восточных мотивов в творчестве Пушкина
   
6. 
   Проблема «Восток-Запад-Россия» в балладе «Спор» Лермонтова.
   
7. 
   Кавказская тема в творчестве Лермонтова.
   
8. 
   В каких стихотворениях Лермонтова звучат восточные мотивы.
   

1. 
   Асмус В. Круг идей Лермонтова //Литературное наследство. - М., 1981, т. 43-44, с. 102-105;
   
2. 
   Л. П. Гроссмана « Лермонтов и культура Востока» //Литературное наследство. - М., 1941. № 43—44. - С. 673 -744.
   
3. 
   Егоров Б.Ф. Славянофилы и Лермонтов // Лермонтовская энциклопедия. М., 1981, с. 508-510.
   
4. 
   Конрад Н.И. Запад и Восток. - М., 1972.
   
5. 
   Лермонтов М.Ю. Сочинения, в 6-ти т., М.-Л., 1954-1957.
   
6. 
   Ю.М. Лотман. Проблема Востока и Запада в творчестве позднего Лермонтова //Лермонтовский сборник. - Л., 1985.
   
7. 
   Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М., 1955, т. 15, с. 238-239.