Многоликость польской идентичности (поляки за восточной границей)

О проживании поляков за восточной границей польского государства общественности ничего не было известно в тече­ние нескольких десятков лет. Только имевшие среди своих родственников репатриантов или освободившиеся из совет­ских трудовых лагерей знали, что и поблизости от границы, и на расстоянии тысяч километров, в глубине азиатского конти­нента, живут люди польской национальности. Очередной этап репатриации закончился в конце 1950-х гг. и касался только тех, кто до 1939 г. имел польское гражданство. Однако с нача­лом демократических перемен в Польше в июне 1989 г., после распада СССР и ликвидации однопартийной системы в 1991 г. появилась возможность «рассекретить» проблему и ознако­мить с ней общество, а также установить контакты на разных уровнях и развернуть иную деятельность, касающуюся поля­ков и лиц польского происхождения в различных частях быв­шего СССР: в России, Белоруссии, Казахстане, Литве, Латвии, на Украине и т. д. Одним из проявлений заинтересованности в судьбе соплеменников «за восточной границей» стала реали­зация планов возвращения их на родину, начавшаяся уже с наступлением 1990-х гг., а с 1997 г. принявшая достаточно организованные формы. На этот раз объектом репатриации стали и те поляки, которые до 1939 г. не имели «родного» граж­данства, в том числе и проживавшие в России и Казахстане.

Поляков можно встретить везде на огромной территории от Буга до Камчатки: на приграничных землях Белоруссии, Украины и Литвы; в Казахстане, на Урале; в сибирских автономиях Бурятии, Хакасии и Якутии; в Усть-Ордынском Бурятском ав­тономном округе, а также на Дальнем Востоке - в Приморском крае, на Камчатке и даже в ее северной части, Корякском автономном округе. Их социальное положение, культурные ориентации и психологическое состояние существенно раз­нятся в зависимости от множества факторов, в первую очередь от причин их проживания именно в том, а не ином, месте. Одно дело - приграничные районы, другое - Сибирь или Казахстан. Вот почему при изучении их идентичности, степе­ни ее сохранности, способов интерпретации, а также при выяснении отношения поляков «востока» к своей культуре, традициям и современному польскому государству необходи­мо начать с истории появления польских сообществ на терри­тории бывшего СССР и, еще раньше - царской России.

В Польше издано уже немало работ (научных и популярных) на интересующую нас тему, но они носят в основном фрагмен­тарный характер. Целью моей работы стало создание целост­ного представления о поляках «за восточной границей», по­скольку, несмотря на свое проживание в различных условиях, в общественном сознании и практике международных отно­шений они составляют единую проблему, имеющую важное зна­чение в том числе и для выстраивания официального курса по отношению к соотечественникам за рубежом. В моих более ран­них (1997- 2000 гг.) и продолжающихся сегодня исследованиях затронут поэтому и практический аспект, ведь политика Польши, равно как и принимающих государств, должна опираться на доскональное знание фактов и их адекватную интерпретацию.

Проблемы терминологии

Общины поляков зарубежья, в том числе и бывшего СССР, называют по-разному. Достаточно часто используется термин «Полония», хотя он в данном случае не слишком удачен. Те, кто проживает в Литве, Белоруссии и на Украине, считают своей ту землю, на которой родились они сами и их предки. Они никог­да не были мигрантами, но оказались за пределами своего государства помимо своей воли в результате перекройки границ. Это касается 13 тыс. поляков в Виленском крае, более 400 тыс. - в Белоруссии, 200 тыс. - на Украине и небольших по числен­ности групп в Латвии. Общины поляков Казахстана, силой вы­везенные туда со своей родины в годы сталинских репрессий, как и потомки поляков, рассеянные по Сибири, также не могут быть названы «Полонией». Этот термин надо оставить для эко­номических или политических эмигрантов. Если основываться на их самоощущении, «Полонию» составляют поляки в Чикаго и Латинской Америке; в Нормандии, Центральном массиве (Франция); Англии или Австралии, но не в Вильнюсе, Львове, Кокчетаве или Иркутске. Для последних из перечисленных групп лучше использовать рубрику «поляки за восточной границей». Несмотря на сказанное, в Якутске возникло общество по­ляков и их потомков, названное «Полонией» его основательни­цей - полькой, родившейся и выросшей в Казахстане. Отсюда следует, что языковой компонент не всегда является основой идентичности. Явным исключением на фоне «восточных» по­ляков являются потомки добровольных переселенцев в Сибирь, из которых наиболее известны (и автору тоже) жители деревни Вершина под Иркутском. Она была основана в 1910-1911 гг. выходцами из перенаселенных волостей юго-западной оконеч­ности Российской империи - из Привисленского горнопро­мышленного района и окрестностей Кракова.

Еще одно замечание. С осторожностью надо использовать и термин «Кресы» (Kresy) - по отношению к территориям, входившим до Второй Мировой войны в состав Польши, а по­сле войны оказавшимся за ее восточной границей. Дело в том, что это слово вызывает у проживающих там поляков отрица­тельные коннотации, ассоциируясь с провинциальностью.

Кого считать поляком?

Определение этнической принадлежности членов изучае­мой группы является одной из самых дискуссионных в этносоциологических исследованиях. Для меня крайне важно было понять, как в разных условиях формируются различные компоненты этнической идентичности, чувства общности с людьми такого же происхождения. С данной целью я решила проверить возможность использования тех признаков «польскости», которые считаются ключевыми по мнению взрослых поляков, живущих в самой Польше. По результатам исследо­ваний июня 1988 г. такими признаками («очень важными» и «важными» в порядке уменьшения числа предпочтений респондентов) при ответе на закрытый вопрос оказались: ощуще­ние себя поляком (полькой); знание языка, истории и культу­ры; наличие по меньшей мере одного из родителей поляков; гражданство Польши; следование польским обычаям; факт рождения и проживания в стране; заслуги перед ней и, наконец, приверженность католичеству.

Как уже указывалось, полученные данные касаются поль­ского общества, жителей самостоятельной страны с населением почти в 40 млн. человек, где нетрудно соблюсти все указанные в анкете критерии «польскости». Данную формулу польской идентичности я назвала «стержневой», поскольку она обнима­ет те сущностные черты польского народа, без которых этническая особость периферийных или живущих в рассеянии групп либо не наблюдалась бы вообще, либо выглядела бы со­вершенно иначе.

Среди признаков, предлагавшихся для рассмотрения рес­пондентам в Польше, только первый (ощущение себя поля­ком/полькой) и четвертый (наличие минимум одного из роди­телей польской национальности) присутствовали всегда, т. е. во всех исследованных мной случаях нахождения поляков «за восточной границей». По определению, всех тех, кто сам себя считает поляками на этих территориях, мы должны признать таковыми. Сложнее с четвертым признаком. Людей, имеющих пред -ков-поляков по линии отца и матери, но не считающих себя поляками, мы скорее всего не будем причислять к этой группе. Максимум, о чем можно говорить в данном случае - о «потом­ках поляков». Получается, что в любой ситуации психологичес­кий критерий - самоощущение, самоидентификация, личност­ное восприятие, - и определяют принадлежность индивида к изучаемой группе. Что касается присутствия других признаков, то тут возникают сомнения, и разрешить их можно только с помощью более тщательных исследований. Соблюдения инсти­туционального условия, связанного с гражданским статусом, нигде не отмечалось, поскольку, естественно, все поляки быв­шего СССР имеют гражданство тех стран, в которых они живут.

Я поставила своей целью выяснить, в какой мере система признаков, названная выше «стержневой» польской идентич­ностью, может быть приписана полякам, давно или очень дав­но, иногда в течение многих поколений, находящимся за границей «своего» государства, на территории бывшего СССР. Необходимо иметь в виду, что условия их существования и возможности сохранения культурной отличительности замет­но варьировали от региона к региону, что во многом объясня­ется политическими, а также демографическими причинами. Можно выделить как минимум пять социальных контекстов, в которых протекала жизнь поляков или людей польского про­исхождения «за восточной границей». Соответственно, это привело к формированию пяти типов польской идентичности, которые мы и рассмотрим далее.

Такого рода ситуацию можно наблюдать, например, в современной Литве. Еще 15 лет назад местное польское сообщество находилось, по сравнению с группами соплеменников по всему СССР, в наиболее привилегированном положении. В условиях, когда относительно свободно развивалась система образования всех уровней на родном языке, когда существова­ла польскоязычная пресса и могла без препятствий (на фоне других союзных республик) функционировать католическая церковь, польская культура сохранялась в неизменном виде. Говоря о Литве, мы имеем дело преимущественно с поляками с четко выраженной идентичностью, особо акцентирующими свою этническую принадлежность; активно работающими в «национальных» организациях и сражающимися за сохране­ние этой идентичности различными способами. В настоящее время подобное поведение является ответом на предпринятые литовскими властями шаги по ограничению свободы развития польского национального меньшинства.

В начале 1990-х гг., с обретением Литвой независимости и оживлением литовского национализма, «польскость» оказа­лась в особо уязвимой ситуации. Под предлогом плохого тех­нического состояния стало уменьшаться число польских школ, в польских деревнях начали строить современные шко­лы с преподаванием на литовском языке, сокращать количество часов, отводимых на изучение родного языка; личные име­на и топонимы постоянно записываются на «литовский манер». Хотя по законодательству польское меньшинство име­ет определенные права, на практике буквы закона никто не придерживается. Административная реорганизация в столич­ном регионе привела к тому, что поляки утратили статус чис­ленного большинства в деревушках и городках, окружающих Вильнюс. В сложившихся трудных условиях поляки Литвы ищут все новые аргументы в пользу необходимости сохранения своей культурной отличительности. Общаясь с наиболее актив­ными из местных польских деятелей, я слышала мнение, что ярко выраженная польская идентичность является источником внутренней силы человека. Отсюда, как утверждали мои собеседники - учителя польских школ, дети, которые говорят до­ма по-польски и обучаются на родном языке, лучше развивают­ся и с ними не бывает воспитательных и педагогических проблем. Для польской интеллигенции Виленского края сохранение польского языка становится основой «удержания» идентичности и главной целью «национальной» работы. Ведется борьба за включение экзамена по родному языку в число обязательных для выпускников польских лицеев, а также за ис­пользование его, в частности, в ходе предвыборных кампаний.

На мой взгляд, положение поляков в Литве и объясняет наилучшим образом их восприятие своей культурной отличительности как находящейся под угрозой. Это акцентация эт -ничности, в чем-то даже экзальтированное к ней отношение; в наличии и все те признаки польскости, которые были выяв -лены в ходе исследований в самой Польше. Поляки Литвы считают себя таковыми, хорошо владеют польским языком, много знают о своей истории и культуре, в которой воспиты­вались и социализировались; они родились на своей земле и живут на ней; они прекрасно знакомы с обычаями и являются активными католиками. Более того, они ведут борьбу за воз­можность обретения польского гражданства, в частности, в рамках законодательной процедуры получения «Карты поля­ка» (по аналогии с «Картой венгра», введенной недавно влас­тями Венгрии для «своих» национальных меньшинств в других странах). Такая карта дала бы возможность гражданину Литвы польской национальности пользоваться всеми правами граж­дан Речи Посполитой при пересечении ее границы. Однако нельзя забывать о том, что в Литве можно встре­тить и таких поляков, которые, осознавая свою культурную особость, не связывают с ней главных жизненных целей и ин­тересов. На степень этнической «ангажированности» влияет размещение группы по территории Литвы: в смешанных де­ревнях, особенно в литовско-белорусском пограничье, больше людей с «пригашенной» идентичностью, нежели в районах компактного проживания поляков (Солечники, Неменчин).

Этот вариант отношения к своей этничности можно наблю­дать в настоящее время в Белоруссии и в какой-то мере на Укра­ине. В результате национальной политики, проводимой в совет­ское время, с одной стороны, и этнической «слабости» самих белорусов, с другой, идентичность большинства местных поля­ков отличается размытостью и неопределенностью. В 1948 г. ликвидировали польскую систему среднего образования; контакты с языком, шансы познакомиться с польской культурой и историей были очень невелики. Отсутствие польскоязычной прессы и издательств, возможности обучения на родном языке, запрет на использование его в быту, а также драконовские ограничения на деятельность католической церкви и объясняют то обстоятельство, что сегодня польскость на означенной территории носит как бы урезанный характер, несмотря на значительное число людей, считающих себя поляками.

Отмечаются также существенные различия в отношении к своей национальной принадлежности: от возвышенного у незначительного меньшинства до чисто прагматичного, об­условленного узко понимаемым практическим интересом. Экономические условия, которые в последние годы сильно ухудшились, способствуют распространению и закреплению именно второго подхода. Главной целью многих людей, незави­симо от национальности, становится физическое выживание и удовлетворение элементарных потребностей. Демонстрировать свою польскость отваживались раньше очень немногие; сейчас именно из них формируется костяк активистов «Союза поляков Белоруссии» и других подобных организаций. Ситуация в по­следнее время скорее обострилась, нежели улучшилась. Груп­пка тех, кого я назвала бы, вслед за Ст. Оссовским, «великими поляками»¹, напоминает большинство соплеменников из Лит­вы, с их экзальтацией по поводу своей этничности и критикой поляков неуверенных, недостаточно решительных, колеблю­щихся или просто менее боевитых в защите «польскости».

Как и в Литве, поляки Белоруссии относятся к своей этничности по-разному, но здесь совершенно иное соотноше­ние групп, различающихся степенью погруженности в «поль­ское». В первой стране преобладают глубоко осознающие свою идентичность, подчеркивающие ее и живущие «польской жиз­нью» в чисто польской среде, где представители всех поколе­ний четко отождествляют себя с поляками. В Белоруссии по­добная категория людей в подавляющем меньшинстве. Чувство «польскости» носит здесь элитарный характер, сопровождаясь осознанием своей принадлежности к группе «с прошлым», более культурно и цивилизационно развитой по сравнению с массой белорусов - пассивных, безучастных, не ведающих о своих кор­нях. Однако для большинства местных поляков, особенно живу­щих в небольших деревнях, польскость ограничивается пониманием своей родственной связи с Польшей, отрывочным знанием языка и туманными представлениями о культуре предков.

Обратимся теперь к ситуации, когда внутренние условия существования поляков «за восточной границей» вообще не позволили удержаться тем признакам принадлежности к этни­ческому сообществу, которые мы наблюдали на примере жите­лей самой Польши. Осталось только чувство, что «я — поляк», что отцы и деды были поляками и отвечали многим, если не всем, из названных критериев. Речь идет о поляках, которые со второй половины 1930-х гг. оказались в Казахстане и представляют группу, более двух столетий находящуюся за пределами польского государства.

Проживая с 1772 г. на территории Российской империи, а потом СССР, эта группа, еще в те годы, которые помнят де­ды нынешней молодежи, сохраняла региональную польскую культуру, язык и обычаи, в том числе и связанные с католичес­кой религией. Отвечали они и главному критерию польскости - психологическому. В период наилучшей национальной «конъюнктуры» на Украине в Волынской области существовал польской автономный район (Мархлевский, ликвидирован в 1935 г.), где работало около 400 польских учебных заведе­ний - от начальных до высших². Это было время, когда со­ветские власти твердо верили в возможность превращения молодого поколения поляков в полноценных граждан комму­нистического государства. Эксперимент, однако, не удался, и польскоязычную систему образования ликвидировали. Кроме того, поскольку одной из главных задач школы считалась борьба с религией, это должно было оторвать местных поляков от заклейменного как «религия панов» католичества — осно­вы их этнического самосознания. В результате преследований сегодня лишь самые пожилые люди относятся к числу верую­щих и практикующих католические обряды. Молодые люди хотели обезопасить себя от тех бесконечных проблем, с кото­рыми сталкивались их верующие мать или отец. Зачастую ини­циаторами крещения внуков становились - вопреки воле ро­дителей - дедушки или бабушки.

Находясь в течение многих лет в условиях спецпоселений в Казахстане, куда 160 тыс. украинских поляков были выве­зены в несколько приемов в течение 1935-1941 гг., они бы­ли полностью лишены вне семейной этнокультурной среды; изучение языка в любых формах строго запрещалось, как и от­правление всех религиозных обрядов, включая даже встречу Рождества. Учащиеся, носившие крестики или медальоны, подвергались преследованиям. Постепенно режим смягчался: за крещение ребенка пола­галось уже не тюремное заключение, а лишь увольнение с работы. После распада СССР активизировались контакты с Польшей. В Казахстан потянулись учителя, которые, вместе с католическими священниками, знакомили местных поляков с родной культурой и, главное, языком. Развернулась програм­ма репатриации. Однако польское дипломатическое представительство в Казахстане в качестве условия выдачи визы ставит потенциальным переселенцам очень высокие требования по знанию языка, истории и традиций - а ведь речь идет о людях, которые уже во втором поколении не имеют контактов со своей этнической средой. Из-за неадекватного понимания дипслужбами специфики того, что значит быть поляком в Казахстане, многие местные поляки либо очень долго ждут репатриационную визу, либо вообще не могут ее получить.

Обращают на себя внимание значительные межпоколенческие различия в отношении к Польше и «польскому». Мо­лодежь нередко демонстрирует полное равнодушие к своему происхождению, невзирая на усилия родителей или дедов сохранить в них дух польскости и ее символ - католическую веру. Возможно, притеснения и трудности, испытанные стар­шим поколением, а иногда выпавшие на долю и более моло­дых поляков, подвигли последних к выбору принципиально иных жизненных стратегий.