Монография Yu. N. Osipov Peasants-old inhabitants of the Russian Far East in the Period of 1855-1917 years

С 1864 г. началось переселение корейцев в Южно-Уссурийский край. Корейская иммиграция на Дальний Восток России стала возможной в результате того, что в 1860 г. новым соседом Кореи стало в лице Российской империи государство с более прогрессивным общественным строем по сравнению с тем, который существовал тогда в Корейском королевстве. Первое в Приморской области корейское селение Тизинхэ основано на одноименной реке в январе 1864 г. 14 семьями общей численностью 65 чел.⁶⁸, прибывших сюда на постоянное жительство.

По неполной переписи корейского населения в Южно-Уссурийском крае, проведенной чиновником особых поручений главного управления Восточной Сибири Ф.Ф. Буссе, на 1 января 1867 г. корейских переселенцев оказалось 185 семей (999 чел.)⁶⁹. Они проживали в селениях Тизинхэ, Янчихэ и Сидими Южно-Уссурийского округа.

Гонимым голодом, нуждающимся корейцам, перешедшим на русскую территорию, администрацией Приморской области была оказана значительная материальная помощь, а также обеспечена защита от посягательств корейских и китайских властей на юрисдикцию над ними.

В 60 е годы XIX в. администрация русского Дальнего Востока не видела никаких причин к запрету корейской иммиграции как в связи с малочисленностью переселяющихся из Кореи, так и ввиду наличия в Приморской области значительных незаселенных пространств и большим спросом в Южно-Уссурийском крае на рабочие руки.

Вначале корейцы селились около залива Посьет и по речкам, впадающим в Амурский залив с запада, а позднее направлялись местными властями в глубь региона. Так, в течение 1869—1870 гг. в долины рек Суйфун, Лефу и Даубихэ было отправлено 5700 корейцев обоего пола для поселения их на новых местах⁷⁰. Основная масса корейских беженцев состояла из беднейших крестьян, доведенных до отчаяния и видевших в переселении в Россию единственный путь избавления от своих бед. Так, из перешедших в Южно-Уссурийский край зимой 1869—1870 гг. 6543 чел. 5134 (78,5%) не имели никаких средств к существованию, остальные имели крайне ограниченные средства⁷¹.

Летом 1871 г. во время посещения Южно-Уссурийского края генерал губернатор Восточной Сибири Н.П. Синельников, получив известие о новом приливе корейцев, предписал военному губернатору Приморской области 500 чел. вновь прибывших корейцев отправить на Амур и поселить в районе казачьего пешего батальона; а военному губернатору Амурской области — построить дома для переселенцев, обеспечить их продовольствием до урожая 1872 г., снабдить семенами, рабочим скотом и необходимым инвентарем. На все эти нужды им выделялось 13 651 руб.⁷²

Для поселения корейцев в районе Амура была избрана местность на р. Самара между Нагибовской и Пузиновской станицами. В конце июля 1871 г. 102 семейства корейцев в количестве 431 чел. во главе с избранными старшинами Пак Сэнноком (Николаем) из села Янчихэ, Пак Тоэном и Ти Хадином (Михаилом) из села Тизинхэ, на двух баржах, буксируемых пароходом «Уссури», высадились в станице Пузиновской. 1 августа 1871 г. ими было основано селение Благословенное — первое и единственное корейское селение в Амурской области.

Всего в Приморской и Амурской областях в конце 70 х годов XIX в. насчитывалось 21 корейское селение, в которых проживало 6766 корейцев, из них крещенных — 2002 чел.⁷³ В 1900 г. на Дальнем Востоке России насчитывалось уже 32 410 корейцев, в том числе русскоподданных 13 386 чел., обосновавшихся в 30 деревнях и 1882 дворах⁷⁴.

Что касается политики русских властей по отношению переселения в Приморскую область корейцев в последние два десятилетия XIX в., то в целом ее определяющей идеей было использование стихийного потока беженцев из Кореи для первоначального освоения пустующих земель Уссурийского края, чтобы в последующем облегчить заселение его русскими переселенцами, так как корейцы, оседавшие на Уссури, способствовали развитию земледелия. Кроме того, корейское переселение означало прилив дешевой рабочей силы в города, увеличение числа арендаторов и батраков в хозяйствах зажиточных крестьян старожилов.

Итак, из 16 843 переселенцев, прибывших в Приамурье и Приморье, преобладали крестьяне — 69,1% и казаки — 30,2% (см. табл. 2, прил. 2). В первую очередь заселялась Амурская область, а затем — Приморская. Сельскими жителями было основано 134 (38 казачьих и 96 крестьянских) селения. Всех переселившихся на Дальний Восток с 1861 по 1900 г. включительно крестьян по количеству надельной земли именовали «стодесятинниками», а по времени поселения в крае — «старожилами»⁷⁵. Таким образом, на первом этапе колонизации края сформировалась первая группа переселенцев — «старожилов — стодесятинников». Особенность этого этапа состояла в том, что основным контингентом в переселенческом потоке являлось крестьянство, роль которого с каждым годом возрастала.

Для ускорения освоения и военного укрепления Дальнего Востока необходимо было, прежде всего, улучшить морские и сухопутные коммуникации между дальневосточными и центральными районами России. Частично эту задачу решил Добровольный флот, созданный на пожертвования народных масс России. В 1880 г. рейсом парохода «Москва» было открыто морское сообщение между Одессой и Владивостоком, что положило начало активному притоку переселенцев и новому этапу колонизации.

Закон от 1 июня 1882 г. «О казеннокоштном переселении в Южно-Уссурийский край», согласно которому из европейской России ежегодно должны были переселяться морем за счет казны 250 крестьянских семей⁷⁶, был важным государственным актом в переселенческой политике правительства. Именно с этого времени начинается второй этап кресть­янской колонизации в регион.

В октябре 1882 г. во Владивостоке учреждено Южно-Уссурийское переселенческое управление во главе с Ф.Ф. Буссе, которое должно было осуществлять прием и обустройство переселенцев в местах нового водворения.

С 80 х годов XIX в. основная ставка в переселенческом вопросе была сделана на украинские губернии и прежде всего на Левобережную Украину. Такой подход обосновывался целым рядом причин. В Черниговской, Полтавской, Харьковской губерниях из за естественного прироста населения произошло сильное сокращение земельных наделов крестьян. В украинских губерниях в отличие от центральных губерний России было распространено преимущественно подворное землепользование. Это позволяло крестьянину продать в случае нужды свой земельный участок, усадебные и хозяйственные постройки, сельскохозяйственный инвентарь, чего, как правило, не могли сделать крестьяне общинники из Центральной России. Вырученные средства крестьянин украинец мог использовать на новом месте проживания. Вместе с правительственными ссудами и земельными льготами на эти средства можно было на новом месте поднимать крестьянское хозяйство.

Немаловажное значение имела близость украинских губерний к морскому порту Одесса, откуда отправлялись переселенцы в Южно-Уссурийский край пароходами Добровольного флота по маршруту Одесса—Константинополь—Порт Саид—Аден—Коломбо—Сингапур—Шанхай—Нагасаки—Владивосток. По предложению генерал губернатора Восточной Сибири Д.Г. Анучина в 1883 г. из Одессы во Владивосток была направлена на пароходах «Россия» и «Петербург» первая партия переселенцев за казенный счет (255 семей в составе 1579 чел. об. п.). Всего за три года в Южно-Уссурийский край за счет государства было перевезено 4688 чел. (затрачено более 1 млн руб.)⁷⁷.

В связи с успешным освоением дальневосточных земель, увеличением населения, развитием хозяйства, с одной стороны, и усилением экспансии западных держав в Восточной Азии — с другой, правительство России признало необходимым укрепить здесь аппарат управления.

16 июня 1884 г. было утверждено решение об образовании Приамурского генерал губернаторства, в состав которого вошли Забайкальская, Амурская и Приморская области, а также Владивостокское военное губернаторство. Центром нового генерал губернаторства стала Хабаровка, переименованная с 1893 г. в город Хабаровск. Первым приамурским генерал губернатором был назначен генерал адъютант, генерал от инфатерии барон А.Н. Корф.

Одновременно с казеннокоштным переселением стало широко рекламироваться так называемое своекоштное переселение, т.е. за свой счет с предоставлением льгот по новому месту жительства. Для желающих отправиться на Дальний Восток был установлен залог 600 руб. — минимальная сумма для полного обзаведения на новом месте и прокормления семьи до нового урожая. По закону от 18 апреля 1886 г. на своекоштное переселение в Южно-Уссурийский край было ассигновано 128 тыс. руб., из них 120 тыс. приходилось на ссуды переселенцам, размер которых первоначально не превышал 600 руб., а впоследствии систематически уменьшался. Такой способ переселения крестьян в Приморье был признан целесообразным и дал наибольший приток переселенцев. С 1884 по 1891 гг. в край на собственный счет прибыло 1597 семей (9753 чел. обоего пола)⁷⁸. Образование населенных пунктов шло двумя путями: первый — через создание временных поселений (заимок, выселков) и второй — образование новых деревень переселенцами. Так на месте основанного в 1874 г. крестьянами молоканами из с. Астраханки выселка Жариково в 1883 г. возникло крестьянское селение православных крестьян из Черниговской губернии под тем же названием.

Своекоштными переселенцами на юге Приморья в этот период было основано 54 деревни. Прочность заселения поселений зависела от почвенных, климатических и географических условий местности. Всего с 1883 по 1901 гг. в Южно-Уссурийский край по морю перевезено 55 208 чел., в том числе 7029 чел. (12,7%) казеннокоштных. Наряду с морским переселением крестьяне продолжали прибывать в Амурскую и Приморскую области сухопутным путем.

Таким образом, с 1882 по 1891 гг. на Дальний Восток прибыло 2100 семей (11 608 чел.), в том числе в Амурскую область 1879 семей (10 705 чел.)⁷⁹, а всего за этот период в край прибыло 26 049 чел., основавших 111 новых селений (табл. 3, прил. 2).

Данные таблицы свидетельствуют о том, что основной контингент переселенцев на втором этапе колонизации, как и на первом, составляли крестьяне (96,8%).

С 1883 г. Южно-Уссурийский край превратился в основной колонизуемый район, оттеснив Амурскую область на второе место. Этому в немалой степени способствовала организация переселения в край морским путем.

В 1882—1891 гг. на Дальний Восток переселилось 6,2% от общего числа прибывших в азиатскую часть России (в среднем это составляло 2605 чел. в год), что в 3,2 раза больше, чем в 1861—1881 гг.

С 1882 г. в Южно-Уссурийском крае переселенцам для устройства на новых местах выдавалась ссуда на домообзаводство. Так, с 1882 по 1891 г. крестьянам было выдано таких ссуд на сумму — 813 154 руб. (из расчета не более 200 руб. на семью)⁸⁰. В связи с несчастными случаями, с 1886 г. по 1 сентября 1896 г. крестьяне получили от государства 49 980 руб.⁸¹

Рассматривая программу переселения русских в край на 90 е годы, администрация Приамурского генерал губернаторства предполагала на будущее сохранить три вида, существовавших ранее, переселения крестьян в край: первый — в Амурскую область сухим путем через Сибирь за собственный счет без всякого пособия от казны; второй — в Приморскую область морем за собственный счет с внесением залога для обеспечения устройства хозяйства по прибытии на место; и третий — переселять в Приморскую область морским путем людей с выдачей им от казны долгосрочных, но возвратных ссуд⁸².

Третий этап колонизации начался с 1892 г. и характеризовался возрастанием ежегодного притока новоселов. Увеличение количества переселенцев на Дальний Восток было вызвано широким крестьянским движением в России и голодовками, систематически повторявшимися в стране с 1891 г.

Значительный прилив переселенцев в Приморье совпал с началом строительства уссурийской ветки Транссибирской магистрали.

Образованный в декабре 1892 г. Комитет Сибирской железной дороги предпринял ряд мероприятий по улучшению переселенческого дела в Южно-Уссурийском крае: залог для крестьян был уменьшен до 300 руб.; увеличено количество морских судов для их перевозки.

В 1896 г. в г. Благовещенске была учреждена должность переселенческого чиновника, который вел учет прибывающих в область переселенцев. По мере вступления в строй Транссибирской магистрали ускорялось и облегчалось передвижение сухопутных переселенцев.

С 1900 г. открылось движение по Забайкальской железной дороге, и переселенцы могли доехать теперь до Сретенска, оттуда направлялись далее на пароходах и частично на плотах по Шилке и Амуру. Всего с 1892 по 1900 г. на Дальний Восток прибыло 73 724 чел., в том числе в Амурскую область — 25 363, в Приморскую — 48 361 чел.⁸³ Среднегодовое число переселенцев достигло 8191 чел., увеличившись по сравнению с 80 ми годами в 3,1 раза. Переселенцы, прибывшие на Дальний Восток, составили 7,3% новоселов, переселившихся в Сибирь.

В Амурской области крестьянские поселения располагались преимущественно по берегам рек — Амура, Зеи, Буреи, Томи, Дима, Завитой, Будинды и Белой; в Приморской области — в долинах рек Ольги и Аввакумовки, на западном берегу оз. Ханка, в нижнем течении р. Сучана, в устье р. Цимухэ, в низовьях р. Монгугай, а также по рекам Даубихэ, Суйфун и Уссури.

Заметные изменения в схему заселения внесла Сибирская железная дорога. До ее сооружения крестьяне селились на побережьях рек и около трактов, а после — преимущественно вдоль железнодорожной магистрали и транспортных ответвлений от нее. Так, с 1891 по 1900 гг. вдоль уссурийского участка Сибирской железнодорожной дороги было основано 45 крестьянских селений⁸⁴.

Основной категорией сельского населения края на третьем этапе переселенческого движения являлось также крестьянство, составлявшее 79,4% от общего числа переселенцев. На долю казачества приходилось всего 7,4% (табл. 4, прил. 2).

В Амурской области удельный вес крестьянского населения сократился за счет переселения неземледельческого контингента, составившего 33,5% всех прибывших сюда переселенцев. В целом в течение третьего этапа колонизации сельское население Дальнего Востока увеличилось на 63 960 чел.

Морские и железнодорожные перевозки сократили время пребывания в пути до 2—3 месяцев, но участь переселенцев была по прежнему полна лишений: большая скученность на судах и в вагонах, скудное и некачественное питание, болезни, высокая смертность. В результате очень многие не добирались «до земли обетованной». Вот почему кресть­яне, прибывавшие на Дальний Восток, составляли лишь небольшую часть общесибирского переселенческого потока.

Широк ареал районов выхода переселенцев. На первом этапе колонизации в 60—70 е годы XIX в. зафиксированы выходцы из 20 губерний и областей европейской и азиатской России. Так, население Амурской области увеличивалось за счет крестьян, прибывших из Астраханской, Архангельской, Воронежской, Енисейской, Оренбургской, Пермской, Полтавской, Самарской, Томской, Харьковской губерний и Забайкальской области.

Приморская область пополнялась переселенцами из Астраханской, Воронежской, Вятской, Иркутской, Калужской, Тамбовской, Томской и других губерний, а также за счет Амурской и Забайкальской областей. Особенно значительным было движение крестьян из Астраханской, Воронежской и Вятской губерний. Только из трех этих губерний на первом этапе колонизации сюда прибыло 51,8% общего количества переселившихся; 25,7% крестьян переселилось из областей и губерний Сибири; остальные 10 губерний дали 22,5% переселенцев⁸⁵. Роль украинских и белорусских губерний на этом этапе оставалась незначительной.

Морские перевозки способствовали росту переселений из украинских губерний. Украинцы — второй по численности славянский народ.

Решающую роль в формировании этнической территории украинцев, а также в образовании ареалов их компактного расселения за ее пределами играли три фактора: естественное движение населения, миграционные и этнические процессы. Так, из 26 049 чел., переселившихся на Дальний Восток на втором этапе колонизации, на долю выходцев из губерний Украины приходилось 17 165 чел., или 65,9%. Центрально-Земледельческий район дал 3382 чел. (13%), Сибирь — 1799 чел. (6,9%), южные степные губернии — 1653 чел. (6,3%). Из остальных районов прибыло 1224 чел. (4,7%), а 826 переселенцев (3,2%) не указали мест выхода⁸⁶.

В Амурской области на первом месте были также выходцы с Украины, которые составили 46,5% всех переселенцев (4977 чел. обоего пола). Характерно, что большая часть их прибыла из Полтавской губернии (3347 чел., или 31,3%). Значительное количество переселенцев дала область войска Донского — 1399 чел. (13,1%). На втором месте — Центрально-Земледельческий район: 29,7% всех прибывших в Амурскую область (3178 чел., в том числе 2726 чел. (85,8%) из Тамбовской губернии).

Число сибиряков, осевших в Приамурье в этот период, составлял 1663 чел. (15,5%). Почти все они прибыли из Забайкальской области (1294 чел. обоего пола), а также из Томской (331 чел.), Тобольской (26 чел.) и Енисейской (12 чел.) губерний. Остальные губернии дали 8,3% переселенцев.

Приморье (главным образом Южно-Уссурийский край) с 80 х годов XIX в. заселялось и осваивалось выходцами с Украины. Большая часть украинских переселенцев — из Черниговской (11 360 чел. обоего пола, или 76,2%) и Полтавской (2295 чел., или 15,4%) губерний Левобережной Украины (13 655 чел., или 91,6%). На долю Харьковской губернии падало ничтожное число новоселов — 39 чел.(0,3%). Остальные районы дали 8,1% всех прибывших в Южно-Уссурийский край.

Основной костяк переселенцев на третьем этапе колонизации Дальнего Востока состоял также из крестьян украинских губерний — 75,5%. На втором месте — представители Белоруссии (10,5%), на третьем — Центрально-Земледельческого района (8,1%). Выходцы из остальных районов страны составляли 5,9% переселенцев, осевших на Дальнем Востоке.

Так, в 1892—1900 гг. в Амурскую область прибыло с Украины 59,6% крестьян, из Белоруссии — 19,3%, Центрально-Земледельческого района — 15,4% и остальных — 11,7%; в Приморскую область — соответственно 91,8; 3,9; 2,6 и 1,7%⁸⁷. Число переселенцев из украин­ских губерний возросло на Дальнем Востоке по сравнению с 1882—1891 гг. на 9,6%. С 1892 по 1900 г. крестьянам было выдано долгосрочных возвратных ссуд на домообзаводство 366 522 руб.⁸⁸

Большинство переселенцев у себя на родине имели средний достаток или стояли на грани перехода в группу бедноты. Распродажа имущества давала им возможность собрать средства на длительное путешествие и обзаведение хозяйством на новом месте (чтобы обзавестись самостоятельным хозяйством, новоселу нужно было иметь 400—500 р.). Бедняки средств на переселение собрать не могли, у кулаков же положение было достаточно прочным, и переселяться им не было нужды. Например, переселенцы из Полтавской губернии, направлявшиеся в 1891—1893 гг. на Амур (51,4% семей), а в Южно-Уссурийский край (85,7%) имели от 500 до 5000 р. В среднем на одну семью, переселявшуюся на Амур, приходилось 598 р. 90 к., в Южно-Уссурийский край — 1208 р.⁸⁹ Приведенные данные свидетельствуют о том, что «из районов выселения идет главным образом крестьянство среднего достатка, а на родине остаются главным образом крайние группы крестьянства»⁹⁰.

Известный cибирский историк Л.М. Горюшкин справедливо считал, что в этот период на Дальний Восток «переселялись более обеспеченные крестьяне по сравнению с мигрантами в сибирские губернии, в их составе было больше середняков и зажиточных и почти не было бедняков»⁹¹.

Однако мы не можем согласиться с мнением В.М. Кабузана о том, что «в 80—90 х гг. XIX в. сельская беднота не имела возможности переселиться на Дальний Восток»⁹². Бедняки, желавшие переселиться, создавали из нескольких семей одну для внесения залога или брали деньги под векселя у богатых земляков, переселявшихся вместе с ними. «Залоги эти, — читаем в журнале заседания комиссии о переселении и землепользовании в Приморской области от 17 декабря 1899 г., — как выяснилось на практике, нередко образуются займами под векселя, соединением семей в одну, и предположение, что переселенцы будут прибывать к нам с достаточными средствами… не всегда оправдывается»⁹³.

26 марта 1900 г. на страницах газеты «Амурский край» в очерке «Переселенец» говорилось о бедственном положении крестьянина Щербака, который пять лет назад поселился в Амурской области. Семья его состояла из шести человек. Работа по освоению отведенного участка оказалась не по силам. До сих пор проживают в землянке. Хлеб и чай — основная пища. Дочь определил в люди, сына — в батраки. За три года на обзаведение хозяйством выхлопотал у переселенческого управления всего 40 руб.⁹⁴

Общие результаты переселенческого движения на Дальний Восток в пореформенный период развития капитализма были таковы: с 1861 по 1901 г. в край прибыло 116 616 чел., в том числе морским путем — 55 208 чел. (47,3%). Из них на долю крестьян старожилов приходилось 95 398 чел. (81,8%), казаков — 10 512 чел. (9%), неземледельческого населения — 10 706 чел. (9,2%). Ими было основано 70 казачьих станиц и поселков и 323 крестьянских селений. Обратно в тот период возвращалось не более 2% переселенцев. Всего на 1 января 1901 г. на Дальнем Востоке насчитывалось 98 265 крестьян старожилов, проживавших в 330 селениях.

Таким образом, российское крестьянство сыграло главную, ведущую роль в заселении Приамурья и Приморья. Земледельческая колонизация на Дальнем Востоке в исследуемый нами период имела определяющее значение. Она вела к развитию капитализма вширь, втягивала Приамурье и Приморье в общероссийский процесс роста капиталистических отношений. Главная особенность ее заключалась в том, что основные миграционные потоки русского народа шли на свободные или малозаселенные пространства и преимущественно после того, как эти пространства включались в состав государственной территории. Поэтому происходила не эмиграция, а внутригосударственное перераспределение населения, переселение внутри государственных границ.

1.3. Крестьянское самоуправление на Дальнем Востоке

Крестьяне по хозяйственным делам составляли сельские общест­ва, которые «для дальнейшего ближайшего управления и суда» соединялись в волости.

Основными элементами сельского общественного управления были сельский и селенный сходы и сельский староста. Сверх того, если общество считало необходимым, оно могло выбирать особых сборщиков податей, смотрителей хлебных магазинов, училищ и больниц, лесных и полевых сторожей, сельских писарей и т.п. ⁹⁵
Сельский сход составлялся из крестьян домохозяев, принадлежавших к составу сельского общества, и, кроме того, из всех назначенных по выбору сельских должностных лиц. Ведению сельского схода подлежали выборы сельских должностных лиц, назначение выборных на волостной сход, увольнение из общества и прием в него, разрешение семейных разделов, все дела, относящиеся до общинного пользования землей, раскладка всех лежащих на крестьянах сборов и натуральных повинностей и др. Сход собирался по мере надобности старостой, преимущественно в воскресные или праздничные дни.

Волостное управление осуществляли волостной сход, волостной старшина с волостным правлением и волостной суд.

Волостной сход составляли сельские и волостные должностные лица и крестьяне, избираемые от каждого селения или поселка, принадлежащего к волости, по одному от каждых 10 дворов (десятидворные). Ведению волостного схода подлежали выборы волостных должностных лиц и все вопросы, относящиеся до хозяйственных и общественных дел целой волости.

Волостной сход собирался в особые сроки, назначенные земским участковым начальником или мировым посредником по представлению волостного старшины.

В должности, замещаемые по выбору (волостной старшина, сель­ский староста, помощники старшины, сборщики податей, судьи волостных судов), избирались лица не моложе 25 лет, преимущественно из домохозяев, не состоящих под судом и следствием⁹⁶.

В указанные должности избиралось по два лица, одно из них назначалось для отправления должности, а другое — для временного заступления его места в случае отсутствия, тяжкой болезни или смерти, устранения от должности. Избранный обществом на какую либо должность не имел права от нее отказаться за некоторыми исключениями. Все избранные сходами должностные лица вступали в отправление своей должности немедленно сразу же после выборов помимо волостного старшины, который утверждался в должности и приводился к присяге на верность службы мировым посредником.

Срок службы для всех выборных лиц ограничивался одним трехлетием, для сборщика податей — одним годом⁹⁷.

Прочие должностные лица: смотрители магазинов, лесные и полевые сторожа, смотрители богоугодных и общественных заведений, волостные и сельские писаря и пр. назначались, по усмотрению общества, либо по выбору, либо по найму.

Волостной суд состоял из 4 х судей⁹⁸. Каждое сельское общество избирало одного кандидата в волостные судьи. На должность волостного судьи избирались домохозяева, достигшие 35 лет, пользующиеся уважением односельчан, по возможности грамотные⁹⁹. Из состава избранных лиц (не менее 8) земский участковый начальник 4 х утверждал в должностях волостных судей на три года, а остальных назначал кандидатами к ним на тот же срок. Волостной суд собирался не менее двух раз в месяц, преимущественно по воскресным и празничным дням¹⁰⁰. Там ведению волостного суда подлежали споры и тяжбы по имуществу, проступки крестьян и других лиц, подчиненных его ведомству.

Для волостного старшины, его помощников, волостных заседателей и сельского старосты были установлены особые знаки¹⁰¹ из светлой бронзы, на лицевой стороне которых был изображен герб губернии (области), с надписью вокруг согласно должности: «волостной старшина», «сельский староста» и пр. На оборотной стороне — вензелевое изображение имени императора Александра II, с надписью вокруг него: «19 февраля 1861 года». Эти знаки носились на особых бронзовых цепях волостными старшинами на шее, а прочими должностными лицами на груди.

Важное место в крестьянском самоуправлении отводилось деятельности сельских старост. В «Общем положении о крестьянах» перечислялись их обязанности. Одной из важнейших была организация своевременной и безнедоимочной сдачи податей и выполнение натуральных повинностей. Староста нес ответственность за сбор податей, за сохранность имущества неисправных плательщиков, которое должно было поступать в счет изыскания недоимок.

Сельским старостам вменялось в обязанность созывать сельские сходы и отвечать за порядок во время их проведения. Староста предлагал на рассмотрение схода вопросы и отвечал за проведение в жизнь решений, принятых на сельском сходе. Он следил за исполнением условий и договоров, которые заключали члены сельского общества, отвечал за порядок в заведениях, которые содержались сельскими обществами (в больницах, училищах, богадельнях и др.), и в целом в сельском обществе и угодьях, отведенных сельскому обществу. Староста распоряжался оказанием помощи во время чрезвычайных происшествий — например при пожарах, наводнениях, эпидемиях. В случае совершения преступления он должен был проводить предварительное дознание, задерживать виновных и охранять следы преступлений до прибытия судебных властей.

Сельскому старосте разрешалось за незначительные проступки, совершенные членами сельского общества, подвергать виновных наказанию: назначать на общественные работы сроком до двух дней или денежному взысканию до одного рубля (пара сапог, к примеру, в те времена стоила 6 руб.) в пользу мирского капитала (староста ведал расходованием мирских сумм) или подвергать аресту не более чем на двое суток. Он же следил повседневно за соблюдением общественного порядка, нес вместе с сельским писарем ответственность за ведение документации.

Делопроизводство в сельском управлении заключалось в следующем. Велись книги: податная «На сбор с крестьян всех категорий податей и мирских сумм», податная «На сбор с поселенцев податных и мирских сумм», «На записку прихода с крестьян податных и мирских сумм», «На записку прихода с поселенцев податных и мирских сумм», «На записку прихода разных сумм», «Книга на записку обывательских лошадей», «Квитанционная» (квитанции о полученных суммах), «На записку приговоров сельских сходов», «На записку крестьян, бывших под судом, оштрафованных и наказанных за маловажные проступки», «На записку прихода и расхода хлеба в общественном хлебозапасном магазине». Кроме того, были в наличии посемейный список крестьян и поселенцев, список ссыльных, список отлучившихся из общества крестьян и поселенцев, список домохозяев, имеющих право голоса на сельском сходе, и др.¹⁰² В сельском управлении составлялись удостоверения и поручительства по разным вопросам, копии с которых должны были храниться в делах сельского управления.

В каждом сельском обществе выбирали сотских и десятских, которые служили без вознаграждения. Полицейские сотские и десятские являлись низшими полицейскими чинами в деревне. Они следили за сохранением безопасности и порядка, передавали старосте распоряжения станового пристава. Сотский должен был еженедельно являться к приставу для получения от него распоряжений, десятские по очереди направлялись к приставу для исполнения его поручений. Полицейские сотские и десятские сопровождали арестантские партии. Они поочередно дежурили в сельском управлении и должны были находиться там безотлучно. Стоит отметить, что выполнение обязанностей по делам крестьянского самоуправления для большинства самих крестьян имело характер тяжелой повинности.
Первые документальные сведения об общественном управлении крестьянами в Приамурье содержатся в Положениях об управлении Приморской (31 октября 1856 г.) и Амурской (8 декабря 1858 г.) областей.

Согласно параграфу 5 Положения об управлении Приморской области, одним из элементов частного управления в селениях являлись волостные и сельские начальники¹⁰³. Состав, предметы, пределы власти и ответственность волостного и сельского управления определялись общими правилами Сибирского учреждения.

В Положении об управлении Амурской областью отмечалось, что сельские учреждения должны вводиться постепенно, по мере образования сельских обществ, на основаниях, которые будут признаны на первое время удобоприменимыми к краю и достаточными для управления. Впоследствии упомянутые учреждения должны быть рассмотрены Советом Главного управления Восточной Сибири и утверждены законодательным порядком¹⁰⁴.

В Указе об образовании Амурской и преобразовании Приморской областей от 8 декабря 1858 г. (параграф 40) также упоминаются сель­ские начальники¹⁰⁵, которые утверждались в должности военным губернатором области.

К началу реформ в Амурской области находилось 5 сельских обществ, уже устроенных на началах указов 19 февраля 1861 г., находящихся на небольшом расстоянии друг от друга¹⁰⁶. Предполагаемое общественное устройство в Амурской области должно было распространиться на 7800 душ обоего пола¹⁰⁷ (табл. 5, прил. 2).

В Приморской области, соответственно, 14 русских селений располагались двумя более значительными группами, составлявшими два сельских общества, т.е. ведомства, подобные волостям; остальные были разбросаны в других частях края.

Камень-Рыболовская волость располагалась по западному берегу оз. Ханка и состояла из 7 деревень с числом жителей около 1600 чел.

Суйфунское общественное управление группировалось около села Никольского из 4 селений с населением около 900 чел. Монгугайская группа ограничивалась 3 селениями, всего 100 жителей, село Шкотово, расположенное в устье р. Цимухэ, было довольно большое и вмещало около 250 жителей. Наконец, на Сучане две небольшие деревушки насчитывали всего 10 семей¹⁰⁸.

В Приамурском крае крестьяне состояли в заведовании местной полиции.

С распространением на них начал Общего Положения 19 февраля 1861 г. большая часть функций по заведованию крестьянами должна была отойти к органам нового крестьянского самоуправления, отчего последние приобрели бы больше самостоятельности, а занятия полиции этими делами должны были уменьшиться.

Для решения вопроса об образовании волостей и сельских обществ в каждой деревне созывался сход, где крестьянам предлагалось избрать сельского старосту и других должностых лиц, если крестьяне найдут это нужным. Помимо этого, каждый сход в отдельном селе, деревне, выселке должен был по мирскому приговору избрать выборных на волостной сход — толковых доверенных людей по 1, 2, 3 — смотря по количеству душ в деревне¹⁰⁹ (по 1 человеку от каждых 10 дворов). Получив особое извещение, доверенные лица собирались на волостной сход под личным руководством заведующего крестьянами.

Из приговора крестьян села Михайловского общества Приморской области, составленного 27 декабря 1870 г. «О выборе сельского старшины» явствует, что крестьяне постановлением схода избрали сроком на один год сельским старшиной крестьянина Никиту Григорьевича Шульгина, 25 лет от роду, холостого (до него старшиной селения был Яков Шелковников).

30 декабря 1870 г. был избран сельским старшиной селения Мариинско-Успенского крестьянин Петр Иванович Баранов. В январе 1871 г. крестьяне селения Иркутского избрали старшиной Федора Яковлевича Кетова (до него был старшиной Афанасий Буров), а крестьяне с. Воскресенского — Алексея Матвеева (до него был Петр Наумов)¹¹⁰.

1 января 1887 г. крестьяне деревни Тамбовки Амурской области избрали сроком на один год сельским старостой крестьянина Ивана Трофимовича Абрамова, а волостным судьей сроком на три года — Василия Денисовича Зотова.

В январе 1887 г. крестьяне деревни Гильчин избрали волостным старшиной крестьянина Ивана Никитича Саяпина 44 лет, сельским старостой — Дмитрия Ивановича Саяпина 49 лет, волостными судьями — Феофана Семеновича Саяпина 48 лет и Тимофея Федоровича Тулупова 33 лет¹¹¹.

В крестьянском управлении зажиточные крестьяне занимали более выгодные должности волостных старшин и сельских старост, сборщиков податей, оставляя бедноте и середнякам обязанности сторожей, рассыльных, пожарных, не приносившие их исполнителям ничего, кроме большой потери времени и различных унижений.

Образование сельских обществ и волостей, а также общественного сельского и волостного управления в крестьянских селениях Приморья и Приамурья на основаниях, изложенных в Общем положении о крестьянах 19 февраля 1861 г. и в дополнительных к нему постановлениях, официально было разрешено мнением Государственного Совета 27 апреля, утвержденного императорским указом 27 мая 1882 г.

Преобразование общественного устройства и управления государственных крестьян Восточной Сибири предоставлялось генерал губернатору и ведению губернаторов и губернских советов на местах, рекомендовалось производить постепенно, «соображаясь с местными условиями».

1 декабря 1883 г. из существовавших в Амурской области сельских обществ было образовано 6 крестьянских волостей: Ивановская, Черемховская, Томская, Завитинская, Гильчинская, Амурско-Зейская¹¹².

В 1900 г. на территории Амурской области насчитывалось 112 сельских обществ, объединенных в 8 волостей. В 5997 дворах проживало 49 020 чел.¹¹³

В среднем на волость приходилось 14 селений, 749 хозяйств и 6125 жителей. Самая крупная Гильчинская волость: в ней насчитывалось 831 хозяйство с населением 8910 чел., самая малонаселенная — Краснояровская — 337 хозяйств с 2731 жителями.

В Приморской области в 21 волости состояло 198 сельских обществ, в 11 278 дворах которых проживало 82 722 чел.¹¹³, и в среднем на волость приходилось 9 селений, 537 хозяйств и 3939 чел. Самой крупной здесь была Успенская волость с 1993 хозяйствами и 14 040 жителями, а малонаселенная Троицкая — 129 хозяйств с 909 жителями¹¹⁴.

Должностным лицам волостных и сельских управлений крестьян Восточной Сибири были присвоены те же отличительные знаки, которые были установлены для названных лиц во внутренних губерниях России.

В крестьянской общине Дальнего Востока происходит расслоение. Она становилась полем столкновения различных социальных групп.

Сельское общество было связано круговой порукой; все общество отвечало за исправность отбывания казенных, земских и мирских повинностей каждым его членом, независимо от того, было в данном обществе общинное или подворное землепользование. Подчиненное органам правительственной власти, крестьянское управление входило в систему правительственного аппарата, являясь низшей его ячейкой, всецело зависевшей от вышестоящих звеньев. И само правительство рассматривало крестьянское «самоуправление» не как право, а как обязанность крестьян.

Итак, в начале 80 х гг. XIX в. на Дальнем Востоке России были созданы органы общественного крестьянского управления на основе общих начал, предусмотренных Положением 1861 г., за некоторыми особенностями, продиктованными местными условиями.

Обзоры Приморской области за 1889—1891 гг. — Владивосток, 1890—1892. С. 25, 35; Осипов Ю.Н. Переселенческое движение на Дальний Восток во второй половине XIX века // Социально экономическое развитие дальневосточной деревни (дореволю­ционный период). — Владивосток, 1982. С. 46—47.

Глава 2.  Хозяйственная деятельность крестьян-старожилов

юга Дальнего Востока России во второй половине XIX в.
2.1. Землевладение и землепользование крестьян до 1901 г.
Одним из основных условий, необходимых для хозяйственной дея­тельности крестьян, является их земельная обеспеченность. Земельные отношения на Дальнем Востоке отличались от таковых в европейской России.

Выяснение вопроса о земельной обеспеченности сельского населения в Приамурье и Приморье имеет существенное значение для определения его экономического положения. Господство помещичьей собственности в центре страны и государственной на дальневосточной окраине, полукрепостническая политика самодержавия определяли характер землевладения и землепользования. Царизм усиленно насаждал на востоке империи казенное и кабинетское землевладение, землевладение церквей, монастырей, надельное крестьянское и казачье землепользование.

Общая площадь территории Приамурского генерал губернаторства равнялась 140 941 229 дес. (на долю Амурской области приходилось 36 696 000 дес., Приморской — 49 834 906, Забайкальской — 54 410 323 дес.)¹. Из них 22 470 000 дес. принадлежали императорской фамилии и находились в ведении Кабинета его императорского величества². Значительные земельные владения имели монастыри и церкви Дальнего Востока: в начале 60 х годов XIX в. на приход в среднем приходилось 300 дес.; церковно монастырские владения в конце XIX в. составляли 75 864 дес. земли.

Аборигены, русские крестьяне переселенцы и казаки в массе своей не являлись собственниками земли. Земля, считавшаяся государственной, отдавалась им во временное пользование. Землепользование крестьян состояло из надельной, арендованной и купчей земель.

Правительство России предоставляло крестьянам, переселявшимся на Дальний Восток, особые права в пользовании землей. 26 марта 1861 г., как уже сказано выше, были изданы «Правила для поселения русских и иностранцев в Амурской и Приморской областях Восточной Сибири»³.

В основу этих правил положены начала добровольного переселения. Все желающие могли получить свободные участки казенной земли во временное пользование или выкупить их в полную собственность по цене 3 руб. за десятину.

Желающим поселиться целым обществом, которое должно состоять не менее чем из 15 семейств, земля отводилась в одном месте, но не более 100 дес. на каждое семейство. На пространстве от верховьев р. Уссури до ее устья такие участки предоставлялись в вечное и постоянное пользование всего общества.

Общество получало право на продажу своего участка другому обществу. Во всех других местностях крестьянским обществам участки отводились в пользование на 20 лет бесплатно без права продажи.

Таким образом, крестьянам предоставлялся выбор как форм землевладения (частная собственность, вечное пользование или временное владение), так и землепользование (надельное или подворное). В этом плане «правила» не ставили никаких ограничений ни для русских, ни для иностранных подданных. При этом было только два условия. Первое — для русских крестьян — переселение их происходило в край за собственный счет, т.е. без какой либо материальной поддержки казны. И второе — для иностранцев — приобретение земли в собственность было связано с принятием ими российского подданства.

Правительство взяло под свой контроль отвод казенных земель как целым обществам, так и отдельным семействам. Согласно принятым правилам, оно ежегодно обязано было по своему усмотрению выделять земли для отвода переселенцам. На пользование землей предполагалась выдача особых свидетельств.

Однако заблаговременной подготовки участков для переселенцев, как этого требовали правила от 26 марта 1861 г., в действительности не производилось. Крестьяне, прибывшие на Дальний Восток в 60—70 е годы XIX в., селились на никем не занятых государственных землях, захватывали сельскохозяйственные угодья и пользовались ими на основе норм «обычного права», т.е. совокупности стихийно возникающих неписаных норм обычаев (правил поведения), санкционированных государственной властью.

Только в конце 70 х годов правительство приступило к землеотводным работам, которые заключались в отграничении земель, занятых крестьянами старожилами, и в выделении незанятых участков, пригодных для сельского хозяйства. Всего с 1878 по 1881 гг. шести селениям Приморской области было отмежевано 49 208 дес. земли⁴. В основном земельные участки отводились после того, как переселенцы устраивались на месте, образовывали деревню, обзаводились хозяйством. Одним из первых селений, которому был отведен в 1878 г. земельный надел, спустя 13 лет после его основания, было с. Шкотово (1213 дес. на 11 семей)⁵.

Несколько активизировалась работа по отведению земельных участков в Приморье на втором этапе колонизации, когда в 1882 г. во Владивостоке было учреждено Южно-Уссурийское переселенческое управление. С 1882 по 1893 гг. в Приморской области было отведено 50 участков общей площадью 380 008 дес.⁶ Очень неблагоприятно сказывался на переселенческом деле недостаток землемеров. До 1894 г. при Приморской областной чертежной их состояло всего 5 чел., и потому они к началу прибытия переселенцев морским путем в 1883 г. не успели обмежевать всех селений старожилов даже в Южно-Уссурийской округе, не говоря об остальных районах области⁷.

Амурская область, наряду с общинниками, заселялась и заимщиками. Некоторые из них оседали на избранных местах даже без ведома администрации. К 1 января 1894 г. 104 крестьянским селениям было обмежевано 729 714 дес.⁸ Всего к этому времени на Дальнем Востоке было обмежевано 160 земельных участков. С 1894 по 1898 г. в Приморской области было заготовлено 64 участка общей площадью 383 776 дес.⁹

Весной 1895 г. в Амурскую область была командирована одна из пяти разведочных землемерных партий Южно-Уссурийского переселенческого управления для изыскания там местностей, годных к водворению переселенцев¹⁰.

В связи с упразднением с 1 января 1899 г. Южно-Уссурийского переселенческого управления в Приморской области в этом же году была создана Уссурийская землеустроительная партия, состоявшая из 9 землемеров¹¹. Этой землеустроительной партией выполнялись работы: рекогносцировка в целях изыскания земель для вновь прибывших переселенцев; для отвода земель уже осевшим переселенцам; для образования хуторских участков. С 1900 г. состав Уссурийской землеустроительной партии был увеличен до 21 землемера и 5 производителей работ¹². Всего с 1899 по 1900 гг. в Приморской области было заготовлено 58 стодесятинных участков площадью 341 997 дес. для 3498 семей и 7 — хуторских (634 дес.)¹³. Рекогносцировочными работами обследовано 170 037 дес.

В 1899 г. из 935 тыс. дес., обследованных в Северо-Уссурийском крае, земель, удобных для заселения, оказалось лишь 195,2 тыс. дес. (28,8%), в Южно-Уссурийском крае и того меньше — 29 944 дес.¹⁴

Всего в Приморской области было основано крестьянами старожи­лами — 206 селений, из них 178 до 1 января 1901 г. отведено 1 154 989 дес. и 36 селениям прирезано дополнительно 93 766 дес.; образовано 46 хуторов общей площадью 3550 дес.¹⁵ В Амурской области 117 селениям отведено 911 158 дес. земли, образовано 16 хуторов (2064 дес.)¹⁶. На землеотводные работы с 1894 по 1900 гг. в Приморье израсходовано 281 084 руб.¹⁷

Особую роль в сложной и многоукладной социально экономической структуре Русского государства играло казачество. В пользование амурских и уссурийских казаков были переданы огромные территории. В 1894 г. Приамурский генерал губернатор С.М. Духовской отвел в распоряжение правлений Амурского и Уссурийского казачьих войск почти 15 млн  дес. Эти земли получили название «отвод Духовского». Из общего количества земли 14 927 000 дес. Амурскому войску было передано 5 785 000, а Уссурийскому — 9 142 000 дес. В конце XIX в. в фактическом же пользовании казаков находилось: в Амурском войске — 512 514 дес. (8,8%), в Уссурийском — 819 647 дес. (9,0%) из отведенной им площади.

Таким образом, в результате несовершенства территории¹⁸, системы землепользования в казачьих войсках Дальнего Востока значительные массивы, пригодные для земледелия, не использовались, что определенным образом сдерживало не только крестьянскую колонизацию, но и в целом успешное заселение и освоение Дальневосточного региона.

Земля отводилась крестьянам старожилам единым участком для каждого селения. Минимальное количество десятин в участке составляло до 2 тыс., таких селений насчитывалось 5 (4,8%), максимальное — свыше 40 тыс., отведенное единственному с. Ивановскому в Амурской области, что составило 0,9% от общего числа населенных пунктов. Большинство селений имело отводы от 2 тыс. до 10 тыс. дес.; в Приморской области они составляли 68,4%, в Амурской — 69,2%. Землеустроительная политика правительства сводилась на Дальнем Востоке к насаждению надельного, уравнительного общинного землепользования в деревне.

Корейские крестьяне, проживавшие на территории Южно-Уссурий­ского края и принявшие российское подданство, наделялись земельным наделом по 15 дес. на один двор. Им до 1901 г. в надел отведено 43 095 дес., а крестьянам с. Благословенного Амурской области (по стодесятинной норме) — 10 175 дес.¹⁹

В 1861 г. в Приамурском крае была разрешена продажа земель в частную собственность из казенного фонда. При этом за казной сохранялись наиболее важные земельные участки, как то участки смежные с государственной границей, а также лежащие по берегам удобных для стоянки судов морских бухт, у верховьев и устьев рек, особенно богатых или имеющих значение для продовольствия местного населения рыбных промыслов и проч.

От покупателей казенной земли требовали известных гарантий в том, что земля приобретается ими не со спекулятивными целями, а с намерением разумно и с пользой эксплуатировать ее. Удельный вес частного землевладения на Дальнем Востоке был незначительным. В 1900 г. в Приамурье и Приморье насчитывалось всего 56 715 дес. частновладельческих земель (1,5% от общего числа надельных земель)²⁰. Эти земли распределялись между сословиями следующим образом: дворяне имели 954 дес., духовные лица — 100, купцы — 7925, крестьяне — 14 767, мещане — 24 500, прочие сословия — 4459 дес., золотопромышленные компании, торговые дома и др. — 4010 дес.²¹ Таким образом, в руках представителей дворянского сословия было лишь 1,8% всей частновладельческой земли, у духовных лиц — 0,2, у прочих сословий — 8,5%. Основная же масса частновладельческих земель на Дальнем Востоке принадлежала купцам (15%), крестьянам (28%) и мещанам (46,5%). Именно на этих землях, как правило, велись крупные капиталистические хозяйства. В среднем на каждое из них в Амурской области приходилось по 101 дес., Приморской — 120 дес.

Значительными владениями выделялись крестьяне Амурской области Е.Д. Ланкин (800 дес.), А.И. Лештаев (578 дес.), И.А. Косицын (535 дес.), В.М. Лукин (532 дес.), Л.В. Брагин (515 дес.), В.Ф. Метелкин (505 дес.), Ф.А. Саяпин (495 дес.), Е.И. Саяпин (417 дес.), В.М. Конд­рашов (415 дес.), И.Е. Лештаев (413 дес.), В.М. Тимашов (401 дес.). Т.Х. Болотин (405 дес.), С.И. Брагин, А. Воробьев, Е.В. Доснин, В.М. Лукин, В.Е. Одинцов, Е.В. Поздеев, Е.И. Саяпин (каждый имел по 400 дес.), З.П. Косицын (399 дес.), Е.В. Поздеев (398 дес.), В.А. Косицын (390 дес.), Н.Х. Болотин (364 дес.), Ф.В. Дружин (352 дес.), В.Г. Проклов (347 дес.), М.В. Дружин (323 дес.), Е.А. Саяпин (316 дес.), Е.И. Кантемиров (300 дес.), И.Е Дорофеев (200 дес.), И.А. Котельников (162 дес.); в Приморской области — крестьяне С. Поносов и Л. Худяков (по 400 дес.), С. Кулеш (322 дес.), Ф. Бакалов (303 дес.), П. Котовщиков (203 дес.), Я. Гапон и В. Могилевский более 100 дес.²²

Хозяйства на заимках, т.е. на участках земли, приобретенных в личную собственность, отличались весьма существенно от хозяйств общинников. Здесь всюду замечалось более бережливое обращение с землей, жилые и надворные постройки возводились более основательно. Одно из элементарных условий успеха частновладельческого хозяйства, его устойчивость, проявлялось у заимщиков в сильнейшей степени, чем у общинников.

Таким образом, абсолютное большинство купленной крестьянами региона земли оказалось сосредоточенным в руках зажиточной и наи­более богатой части дальневосточной деревни. Две трети таких крестьянских хозяйств представляли собой крупные сельскохозяйственные капиталистические предприятия по производству зерна на продажу, обеспеченные постоянными и сроковыми рабочими, новейшей земледельческой техникой, удобрениями, сортовыми семенами и т.п. Это были, по существу, самые настоящие хозяйства фермерского типа, являвшиеся основой буржуазно крестьянского («американского») пути аграрной эволюции в регионе.

В начале 90 х годов правительство встало на путь ограничения продажи земель в частную собственность на Дальнем Востоке с по­следующим ее запрещением. Так, в 1892 г. было отменено право выкупа в собственность наделов для вновь прибывших переселенцев, не состоящих в русском подданстве, а в 1895 г. последовало запрещение продажи казенных земель в 100 верстной полосе в каждую сторону от Уссурийской железной дороги и проектируемого направления Амурской линии. Всего в исследуемый период на Дальнем Востоке было отведено в частную собственность 490 участков, в том числе 162 участка (33%) — крестьянам²³. Удельный вес частного землевладения в регионе оставался незначительным и составлял лишь 1,5% от общего количества занятых земель. Таким образом, крупное частное землевладение в крае не сложилось.

Особенность формирования частной земельной собственности среди зажиточных крестьян старожилов Дальнего Востока заключалась в том, что, получив во временное пользование стодесятинный надел и имея возможность дополнительно захватить в общине пустующие земли, зажиточный крестьянин считал, что ему не стоит тратить дополнительно свои деньги на покупку земли в частную собственность, так как имеющегося в его распоряжении надела достаточно для ведения своего комплексного хозяйства.

О распределении земельного фонда на Дальнем Востоке свидетельствуют следующие данные (табл. 6, прил. 2).

Из таблицы видно, что в руках царской казны и самого царя (Кабинета) находилось почти 4/5 всего земельного фонда Дальнего Востока. Именно они выступали в качестве главных земельных собственников, которые непосредственно сами не использовали землю как объект хозяйства, а передавали ее в пользование или в аренду крестьянам.

На Дальнем Востоке, как и в Сибири, проявилась характерная особенность в земельных отношениях, отмеченная известными исследователями сибирской и дальневосточной деревни В.Г. Тюкавкиным и Э.М. Щагиным: «…казна и Кабинет, располагая значительными массивами земли как объектом собственности, не владели ими как объектом хозяйства»²⁴.

Это были преимущественно пустующие, не снятые даже на план земли. В сельскохозяйственной эксплуатации находились лишь сравнительно небольшие участки — оброчные статьи, которые сдавались в аренду местному крестьянству и казачьему населению. Основная масса занятых земель в крае находилась в общинном пользовании русских крестьян и казаков (3 492 074 дес., или 94,2%).

Благодаря отсутствию в крае помещичьего землевладения, сельское население было лучше обеспечено землей, чем бывшие государственные крестьяне европейской части России, что создавало возможность для более свободного развития крестьянского хозяйства.

Так, в среднем на крестьянский двор в Амурской области в 1894 г. приходилось 93,9 дес. удобной земли, в том числе 42,3 дес. пашни с залежью и по 11,2 дес. сенокоса²⁵; в Приморской области в 1901 г. на каждый крестьянский двор в среднем приходилось 60,4 дес. удобной земли, в том числе 8,8 дес. пашни и по 11,5 дес. сенокоса²⁶, тогда как в европейской России в 1905 г. лишь по 11,1 дес. всей надельной земли²⁷.

В среднем на душу крестьянского населения в Амурской области приходилось 19,7 дес., в Приморской области — 26,1 дес., в то время как бывшие государственные крестьяне Нижневолжского района имели по 3,3 дес. земли на душу; Центрально-Земледельческого — 2,9, Белорусского — 2,4, Московского промышленного — 2 дес.²⁸

Таким образом, существовавшее в Приамурье и Приморье относительное многоземелье создавало более благоприятные условия для социально экономического развития дальневосточной деревни.

Для сельскохозяйственного производства большое значение имели состав и качество земель, находившихся в пользовании сельского населения.

Распределение удобных земель по их видам среди сельского населения Дальнего Востока показано в табл. 7,прил. 2.

О качестве земельных угодий на Дальнем Востоке говорит тот факт, что урожайность хлебов здесь была выше, чем в Центральной России. Так, в южной части Приморья в 1898—1900 гг. с одной десятины собирали яровой пшеницы 58,4 пуда, овса — 64,6 и гречихи — 36,5 пуда; в Приамурье соответственно 64 пуда, 61 и 27 пудов. Средние же урожаи на крестьянских землях в 50 губерниях европейской России в 1883—1900 гг. с одной десятины составляли: яровой пшеницы — 38,5 пуда, овса — 43,5 и гречихи — 28 пудов²⁹.

И все же никакие землеустроительные мероприятия царского правительства на Дальнем Востоке не смогли в дальнейшем устранить малоземелья и неравномерности распределения угодий между различными группами сельского населения.

В 1894 г. в Амурской области на душу мужского пола в крестьянских селениях приходилось в среднем 26,6 дес. удобной земли, в Приморской области в 1900 г. — 20,4 дес.³⁰. Эти данные отражают существовавшую некоторую неравномерность в распределении земельных угодий между областями Дальнего Востока. Чтобы полнее и конкретнее представить картину неравномерности распределения земельных угодий, необходимо сопоставить данные по волостям Амурской и Приморской областей.

В 1897 г. в Амурской области на душу мужского пола приходилось удобной земли в среднем в Завитинской волости — 22,6 дес., в Гильчинской — 33,5 дес.³¹ В Приморской области соответственно: в Суйфунской волости — 20,6 дес., Михайловской — 30,9 дес.³² Еще неравномернее распределялись земли внутри волостей между селениями. Например, в Гильчинской волости Амур­ской области на мужскую душу в с. Крестовоздвиженском приходилось 22,7 дес., а в деревне Жариково — 81,5 дес.³³, в селении Поповка Григорьевской волости Приморской области — 22,9 дес., а в селении Бельмановка — 68,1 дес.³⁴ Это приводило к тому, что одна часть крестьян испытывала острый недостаток земли, другая же имела излишки, которые не использовала.

Под влиянием крепнущих капиталистических отношений, переселенческого движения и землеустроительной политики самодержавия на Дальнем Востоке происходила эволюция форм землепользования от захвата неограниченной территории к ограниченному захвату, а от него к общинно передельной форме. Особенность аграрных отношений в Приамурье и Приморье, как и в Сибири, состояла в том, что здесь существовал захватный способ пользования землей, неизвестный в губерниях европейской России. Господствующей формой землепользования была общинная, имевшая, однако, свои преимущества в условиях Дальнего Востока. Так, в нераздельном пользовании общества находились лесные участки, выгоны для выпаса скота.

Что касается пахотных земель и сенокосных угодий, то размеры их не определялись, каждый захватывал столько, сколько мог. Усадебные места, занятые домашними постройками и огородами, состояли в подворно наследственном владении отдельных домохозяев³⁵.

Право первого захвата земли было довольно распространенным у старожилов стодесятинников Приамурья и Приморья. Крестьянин при значительном земельном просторе захватывал себе столько земли, сколько мог распахать. Он располагал свою пашню так, чтобы между обработанными полями оставалось еще значительное количество невозделанной земли.

В первое время освоения крестьянами надела община не вмешивалась в земельные отношения своих членов и выполняла преимущественно административные функции. Но эта первая стадия вольного пользования на не заселенных до полной емкости наделах не могла быть длительной: на свободные наделы прибывали все новые и новые переселенцы. При все увеличивающихся распашках и при однообразном зерновом производстве росла потребность в новых целинных землях.

Привыкшие к значительным запашкам хозяева, чтобы обеспечить себя таковыми и в будущем, стали переходить к захватно заимочному землепользованию, которое заключалось в следующем. Домохозяин, желая определенную территорию земли ввести в сферу своего влияния и сохранить ее от пользования со стороны других, ограничивал ее путем проведения плугом борозды, значение которой в неписаном кодексе правовых отношений общины обычно было не меньшим, чем формально проложенный межник с установленными знаками. Некоторые крестьяне проводили плугом две или четыре борозды, опахивая по 5—10 и даже 50 дес.³⁶ На отграниченной таким образом площади — заимке — устраивался сначала шалаш, мазанка для жилья во время полевых работ и хранения инвентаря, а затем строились дома с необходимыми для хозяйства постройками: сараями, колодцами, пасеками, садами³⁷. Возникновение заимок было обычным явлением. Так, у крестьян с. Ивановского Амурской области насчитывалось более 20 таких заимок, а у крестьян с. Никольского Приморской области — 140 ³⁸. Нередко домохозяин имел 2—3 и даже более заимок в различных местах общественного надела. Размеры заимок колебались от 10 до 100 дес. Они по своему положению приближались к типу хуторских или отрубных хозяйств. Владельческие права домохозяина на заимку были почти неограниченными, и хотя юридически он не имел права собственности на занимаемую им землю, фактически он мог передавать ее по наследству и даже отчуждать. Право образования заимок было важнейшим проявлением стихийного протеста крестьянских масс против насаждения надельного землепользования и укрепления монополии казны и Кабинета на земельную собственность, а также стремлением приобрести дополнительный участок земли в личную собственность.

Таким образом, во многих селениях Амурской и Приморской об­ластей, наделы которым были отведены с запасом на будущих пере­селенцев, отведенные участки задолго до полного их заселения оказывались уже поделенными между наличными домохозяевами; новые же переселенцы не находили себе удобных земель для распашки, так как старожилы первопоселенцы не позволяли им вторгаться в свои заимки.

Захватно заимочная форма землепользования вызвала в дальнейшем сначала глухую, а затем и открытую вражду между старожилами и новоселами, требующими на сельских сходах уравнения и отобрания земли от старожильческих заимок. Итак, с годами в одном и том же сельском обществе население начинало делиться на две группы: первая — старожилы первопоселенцы, захватившие большие и лучшие площади надельной земли, и вторая — старожилы новоселы, водворившиеся в сравнительно недавнее время и предъявлявшие права на заимки первых засельщиков.

Захватная форма землепользования создавала чрезвычайно благоприятные условия для концентрации земли в руках зажиточного крестьянства. Так, например, в с. Черемховском Ивановской волости Амурской области девять богатых крестьян захватили 2250 дес., т.е. по 250 дес. на семью, в деревне Климовке крестьянин Дорофеев захватил участок в 400, в Анновке Самсоненко — 500, а в с. Астраханке Приморской области братья Бочарниковы — 350 дес.³⁹

Зажиточный крестьянин, имевший десятки лошадей и деньги на наём работников, мог ежегодно расширять свое землепользование путем новых расчисток, через определенные промежутки времени оставлять в залежь истощенные участки, вводить в хозяйственную эксплуатацию новые земельные массивы.

Итак, в дальневосточной деревне, предоставленной самой себе в вопросах внутринадельного размежевания, с самого начала утвердился принцип захвата. Никаких других форм распределения земли дальневосточное крестьянство не знало вплоть до начала 90 х годов.

Масштабы земельных захватов ничем не ограничивались. Естест­венно, при таком порядке вещей лучшая часть земли оказывалась в руках наиболее «крепкой» части переселенцев, особенно тех, кто прибыл в Приамурье и Приморье в период 1860—1880 гг. В отличие от заимочного захватно общинное землепользование не исключало, а предполагало существование общины. Здесь уже проявлялась некоторая регулирующая роль общины как главного распорядителя земельными угодьями внутри сельского общества.

Отмеченные два вида захватного землепользования не существовали строго один после другого. В рассматриваемое нами время они, как правило, сочетались, сосуществуя в границах одного села или волости. При этом заимочное право существовало в отношении пользования пашней, поскольку ее обработка требовала вложения труда, а захватно общинное — в пользовании другого рода угодьями: покосом, лесом и др. Исключение составляли лишь выгонные земли, с давних времен находившиеся в общинном пользовании, что объяснялось условиями существовавшего землепользования. Отсутствие сложившегося общинного землепользования с обязательными севооборотами, как это было в европейской России, приводило к пестрополью и постоянной возможности потрав посевов скотом. Поэтому дальневосточные крестьяне издавна сообща огораживали выгон, образуя поскотину.

Таким образом, заимочно захватное землепользование, сыгравшее большую роль в становлении крупных товарных хозяйств старожильческого крестьянства, со временем превратилось в серьезный тормоз для развития сельского хозяйства Дальнего Востока. Оно сдерживало развитие товарного производства в земледелии и влияло на монокультурность сельского хозяйства.

Захватно заимочное землепользование имело много общих черт с подворно индивидуальным землевладением, но для его перерастания в последнее необходимо было передать крестьянам в собственность земли, которые находились в их пользовании.

В условиях проникновения товарно денежных отношений в деревню зажиточные крестьяне пользовались, кроме захвата, правом купли продажи пашен. Так, крестьянин с. Крестовоздвиженского Федосий Черник в жалобе на постановление уездного съезда крестьянских начальников от 22 сентября 1906 г. об изъятии у него участка земли писал: «В 1885 г. мы пришли на Амур для поселения и выбрали село Крестовоздвиженское, в котором в то время было четыре двора. Усадьба эта находилась тогда в пользовании крестьянина А. Кечина, а затем, после его смерти, его дети продали ее Ягайлову, у которого, в свою очередь, купил я. Такой порядок купли продажи усадебных и полевых земель вкоренился в обычай у местных жителей и, несмотря на то, что подобные сделки незаконны, они все таки продолжают существовать»⁴⁰.

Так, прибывшие морем в 1883 г. в Южно-Уссурийский край переселенцы с Украины застали в Жариковском выселке шесть совершенно обустроенных усадьб крестьян молокан, решивших переселиться в Амур­скую область. Все эти постройки и часть скота переселенцы купили у прежних обитателей, уплатив им за одну усадьбу 800 руб., за другую с мельницей — 400, а за остальные были уплачены меньшие суммы⁴¹.

Широкое распространение в регионе имела неизвестная или малоизвестная в центре страны продажа земли в пользование, замаскированная формой приемного приговора. Она связана с массовым притоком переселенцев на Дальний Восток. Плата за приписку к сельским обществам (в конце 90 х годов XIX в. — от 200 руб. и более) означала покупку земли переселенцами в пользование.

Так, Артамон Касьян и Ефим Ющенко, прибывшие в 1893 г. в с. Ми­хайловку Приморской области, купили себе готовые номера с усадьбами, заимками и посевом, уплатив за приемные приговоры первый — 200 руб., второй — 100⁴²; а из прибывших в область в 1895—1899 гг. 18 семей 11 уплатили за приемный приговор от 201 до 500 руб., 5 семей — от 501 до 1000 руб. и 2 семьи — от 1001 до 1500 руб.⁴³ Аналогичное положение наблюдалось и в Амурской области.

До начала 1890 х годов XIX в. индивидуальные захваты общественной земли на Дальнем Востоке не рождали особо острых конфликтов. В случае прироста населения сельские общества легко добивались дополнительной прирезки земли на «прибылые семьи» или крестьяне беспрепятственно распахивали так называемые «междугранки» (соседние свободные массивы, предназначенные для отвода новым обществам). Поскольку никакого контроля за реальным землепользованием в Приамурье и Приморье не существовало, а сельские общества, за редким исключением, были немногочисленными, ситуация представлялась благополучной.

Но в 1890 х годах обстановка начала меняться, это было связано, прежде всего, с нараставшим переселенческим движением, его социальными и экономическими особенностями. Возраставшая с каждым годом концентрация населения в старожильческих районах приводила к тому, что запасы удобной земли иссякали, и власти все реже соглашались на прирезку обществам новых участков. Так, в начале 1890 х годов прекратился отвод новых общественных наделов в Гильчинской и Ивановской волостях Амурской области. Резкое сокращение колонизационного фонда произошло еще и потому, что крупные массивы удобной земли были переданы в 1894 г. Амурскому и Уссурийскому казачьим войскам.

Между тем богатое дальневосточное старожильческое крестьянство и не помышляло отказываться от захваченной общинной земли. В результате многие сельские общества стали испытывать земельную тесноту. Новоселы, имевшие формальное право на 100 десятинный семейный надел, зачастую оказывались совсем без земли или вынуждены были довольствоваться худшими землями, требовавшими мелиоративных работ и корчевания, обработать которые им было просто не под силу. «В конце концов, — писал один из исследователей современников В.А. Закревский, — создалось положение, что при земельном просторе люди не находили себе земли. Это породило недоразумения и жалобы на заимочно захватное пользование старожилов, в обществе началась сначала глухая, а затем и открытая вражда между старожилами и позд­нее приселившимися, требовавшими уравнения земли и отобрания излишков от старожильческих заимок»⁴⁴.

В конце XIX в. сначала в амурской деревне, а затем несколько позднее и в приморской обозначилась тенденция к ограничению захватного пользования. Одними из первых на этот путь встали «молоканские» деревни и села Амурской области. Переход к уравнительному подворному землепользованию происходил медленно и неравномерно. В одних селах начали с передела пашни, в других стали делить сенокосы или лесные угодья, которых не хватало.

В амурских селах существовали три основных варианта переделов: первый — по «номеру», второй — по бойцам (т.е. по числу работников, несущих крестьянские повинности), третий — по наличным мужским душам. По поводу выбора той или иной формы передела бушевали споры. Большие семьи, имевшие много мужчин, настаивали на третьем варианте. Для «малосемейных» хозяев выгоднее был «номер», под которым подразумевалась самостоятельная единица, имевшая право на 100 десятин земли. Сроки переделов назначались разные: от одного раза в 6 лет до «через каждые 25 лет»⁴⁵.

Крестьяне д. Грязнушка Амурско-Зейской волости Амурской облас­ти в 1891 г. первыми поделили свой полевой надел по бойцам (т.е. по числу работников, несущих крестьянские повинности) на 15 лет, вторыми в 1896 г. это сделали крестьяне д. Николаевки, а третьими в 1898 г. — жители молоканского с. Тамбовки, произведя раздел земли на 12 лет по 75 дес. на двор⁴⁶. Но при любом варианте перераспределения земельных участков ухищрения, к которым прибегали более состоятельные и крепкие семьи, помогали им сохранить за собой лучшие пахотные наделы, заимки и угодья.

В.А. Закревский объяснял начало переделов в молоканских деревнях тем, что молокане отличались «сплоченностью и деловито­стью в земельных распорядках». В действительности дело заключалось в ином. В молоканских старожильческих обществах, образовавшихся в 1860—70 х годах и отличавшихся преобладанием зажиточных хозяйств с высокой степенью товаризации производства, земельные запасы иссякли раньше всего, что и побудило население молоканских деревень раньше других ставить вопрос о земельном переделе.

Уравнительный передел, за который по разным социальным при­чинам боролись различные слои дальневосточного крестьянства, объективно являлся более передовой формой землепользования по сравнению с захватно заимочной, он стимулировал развитие сельского хозяйства, игравшего ведущую роль в экономике. Однако до начала XX в. систематических переделов земли в большинстве сел Дальнего Востока не наблюдалось. Так, в Амурской области переделы земли в 1891—1895 гг. составили 6%, а в 1896—1900 гг. — 14% от общего числа общин⁴⁷. Особенность переделов в регионе заключалась в том, что они не сопровождались сменой участков, находившихся в пользовании домохозяев.

Впервые вопрос о подворном землепользовании крестьянских надельных земель был предметом обсуждения на съезде сельских хозяев в 1893 г. в городе Хабаровске.

11 июня 1900 г. крестьяне села Михайловки Михайловской волости Южно-Уссурийского округа Приморской области на сельском сходе в присутствии сельского старосты Моисея Рубана и 170 человек от 160 наличных дворов, что составило две трети домохозяев, имеющих право голоса, единогласно постановили: «Покорнейше просить надлежащее начальство прислать в селение землемера для размежевания всего земельного надела на подворно собственные участки; обязывались выделить для землемера соответствующую квартиру, необходимое число рабочих лошадей и подвод. В чем и подписываемся»⁴⁸.

Важнейшим последствием утверждения передельной общины на Дальнем Востоке было появление аренды земли. Крестьяне неравномерно обеспечивались землей, многие селения не имели леса и других угодий, которые были отведены под казенно оброчные статьи, т.е. казенные земли и леса, предназначенные для сдачи в аренду. В Амурской области в 1898 г. в аренде находилось 11 754 дес. казенных земель, в Приморской области — 8684 дес.⁴⁹

Арендовали казенные земли в основном зажиточные крестьяне. В 1894 г. крестьянин д. Душкино Южно-Уссурийского округа Примор­ской области Евмений Мацуев получил в долгосрочную аренду на 24 года 100 дес. казенной земли в Сучанском лесничестве. Им был построен двухэтажный дом и хозяйственные постройки. Он распахал 50 дес. земли, завел четырех кровных кобылиц, жеребца, 26 голов рогатого скота, 10 рабочих лошадей, 20 баранов, 150 колод пчел⁵⁰. В 1898 г. крестьянин той же деревни Максим Кравченко, получив в долгосрочную аренду также 100 дес. земли, вложил в устройство своего хозяйства около 4 тыс. руб.⁵¹ Крестьянин д. Толстовки Тамбовской волости Амурской области Павел Ядыкин, имея в наделе 70 дес. пахотной земли, дополнительно арендовал еще 20 дес.⁵²

Усилению экономической мощи сельской буржуазии способствовала также и аренда надельных земель. Однако на Дальнем Востоке такая аренда была распространена значительно меньше, чем в центральных губерниях страны. Зажиточное крестьянство или вовсе обходилось без аренды надельных земель, или арендовало их в небольшом количестве. Так, зажиточные крестьяне с. Марково Амурской области М.С. Бокуменков арендовал у казака пос. Игнатьевского 2 дес. по 1 руб. 25 коп., а Т.Я. Кончин у священника — 15 дес. по 3 руб.⁵³ Это было связано с возможностью зажиточных крестьян захватить определенное количество земли для ведения своего хозяйства. Они же в большинстве случаев сдавали часть своих земель в аренду. Так, в 1895 г. 187 домохозяев из 315 (59,3%) только одного с. Никольского Приморской области сдавали в аренду 2533 дес. пахотной земли (52,3%) от общего ее количества; 96,2% земли сдавалось в предпринимательских целях⁵⁴.

Наряду с предпринимательской арендой в дальневосточной деревне существовала и кабальная аренда. В Приморской области в конце XIX в. была распространена испольщина. Государственные земли обычно предоставлялись арендаторам в краткосрочное пользование по 4—6 руб. за дес. На крестьянских землях арендаторы в большинстве случаев работали в качестве испольщиков за 1/3—1/2 урожая, получая от владельца земли семена, а иногда инвентарь.

Денежная аренда на крестьянских землях составляла от 10 до 20 руб. за дес. Так, в 1895 г. крестьянин с. Никольского Прокопий Карцев сдал корейцам в аренду 35 дес. по 6 руб. 60 коп. в год, крестьянин Иван Самойленко — китайцам 10 дес. по 10 руб