Московский центр карнеги carnegie moscow center moscow серия «Рабочие материалы» основана в 1999 г



Дата29.06.2016
өлшемі155.5 Kb.
#165147
РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

Андрей Рябов

Возрождение «феодальной» архаики в

современной России:

практика и идеи

МОСКОВСКИЙ ЦЕНТР КАРНЕГИ CARNEGIE MOSCOW CENTER MOSCOW



Серия «Рабочие материалы» основана в 1999 г.

Полная или частичная перепечатка данной публикации возможна только с пись-

менного согласия Московского Центра Карнеги. При цитировании ссылка на издание

обязательна.



Московский Центр Карнеги

Россия, 125009, Москва, Тверская ул., 16/2.

Тел.: (495) 935-8904.

Факс: (495) 935-8906.

Эл. почта: info@carnegie.ru.

Интернет: http://www.carnegie.ru.

Электронные версии всех публикаций Московского Центра Карнеги:

http://www.carnegie.ru/ru/pubs.

Статьи и доклады, издаваемые Московским Центром Карнеги в серии «Рабочие

материалы», обеспечивают читательской аудитории оперативный доступ к наиболее

актуальным исследованиям по вопросам внешней и внутренней политики в России и

Евразии. В серии публикуются либо промежуточные итоги работы, либо материалы,

заслуживающие немедленного внимания читателей. Ваши отклики и комментарии

просим направлять авторам работ по вышеуказанному адресу.



В издании отражены личные взгляды автора, которые не должны рассматриваться как

точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир или Московского Центра Карнеги.

Редактор А. И. Иоффе

В работе рассмотрено относительно новое явление — возникновение и распростра-

нение в разных сферах социальной жизни современной России элементов архаики,

корни которых восходят к феодальным отношениям.

Об авторe

Рябов Андрей Виленович — кандидат исторических наук, член научного совета

Московского Центра Карнеги.

© Carnegie Endowment for International Peace, 2008

3 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

Содержание

Рудименты прошлого в настоящем .....................................................................................4

Инструментарий анализа .....................................................................................................5

Происхождение феномена...................................................................................................6

Военно-служилая бюрократия — стержень архаики ........................................................9

Политика переделов и «феодальная» интерпретация права .......................................11

Архаика в других сферах социально-экономической жизни .......................................12

Идеология .............................................................................................................................12

Заключение ...........................................................................................................................13

О Фонде Карнеги .................................................................................................................15

4 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

Рудименты прошлого в настоящем

Появление этой на первый взгляд несколько необычной по звучанию темы в каче-

стве объекта социально-политического анализа не случайно. В последние годыв

различных сферах социальной жизни России все заметнее проявляются элементы

архаики, которые трудно объяснить, исходя из общепринятых представлений о совре-

менном обществе.

В этом ряду можно назвать широко распространившееся в верхах мнение, что част-

ная собственность должна носить условный характер и обладание ею — это своего рода

награда за службу государству. Подобные настроения не только указывают на опреде-

ленные социальные пристрастия части российских элит. Они становятся оправданием

действий тех политических сил и институтов, которые заинтересованы в переделе

собственности и глубоко вовлечены в этот процесс, приобретающий перманентный

характер. В обстановке сложившейся рентной экономики, когда бизнес повсеместно

оказался в сильной зависимости от государства, а выполнение функций госаппарата

зачастую коммерциализировано, чиновники рассматривают должности, позволяющие

извлекать ренту, как надежный способ получения высоких доходов. Эта укоренившаяся

практика получила различные формы — от «опеки» «своего» бизнеса и скрытого уча-

стия в предпринимательской деятельности до исполнения прямых должностных обя-

занностей за денежное вознаграждение и присвоения части прибыли по «серым» схе-

мам топ-менеджментом государственных компаний, не отличающихся прозрачностью.

Подобные явления, активно порождающие коррупцию в самых разных формах и

разновидностях, сильно напоминают распространенную на Руси XV—XVI вв. практику

«кормлений», когда чиновника отправляли руководить территорией без жалованья,

исходя из того, что средства на жизнь он добудет в результате поборов. Еще один

очевидный элемент архаики — участившиеся в годы строительного бума случаи сгона

домовладельцев с земли, будь то в городе или сельской местности, под нужды коммер-

ческого строительства. Можно назвать также ставшее модным приобретение богаты-

ми горожанами в сельской местности земли вместе со стоящими на ней населенными

пунктами, жители которых, не имея работы и какого-либо выбора, вынуждены согла-

шаться работать на нового «помещика» фактически на кабальных условиях. К архаике

нужно отнести и исходящуюот правящей элиты откровенную пропаганду антиэга-

литаризма, сословности, корпоративности, противоречащую социальной динамике

развития современного общества. Список подобных явлений, по логике несовмести-

мых с реалиями индустриальной страны начала XXI в., при желании можно было бы

продолжить. И хотя в реальной жизни все эти явления выглядят изолированными, не

связанными между собой, есть основания полагать, что они имеют общие корни.

Примечательно, что эта архаика стала настолько заметной, что перестает быть

объектом интереса лишь ученых и экспертов, а становится частью более широкого

общественно-политического и культурного дискурса. Достаточно упомянуть полу-

чившие широкий резонанс литературные произведения Владимира Сорокина «День

опричника» и «Сахарный Кремль», близкие по жанру к антиутопии, в которых в обра-

зе России 2027—2028 гг. хорошо знакомые нынешние российские реалии переплетают-

ся с характерными особенностями общественного порядка Руси при Иване Грозном 1.

Термины «феодализм» и «феодальный» нередко стали использоваться политиками

и журналистами для обозначения тех или иных реалий нынешней России. Так, при

обсуждении темы госкорпораций в марте 2008 г. в верхней палате российского парла-

мента сенаторы употребляли слово «феодализм» для характеристики этих структур 2.

Подобное отношение проникает и в западную журналистику, начавшую использовать

термин «кормление» для описания некоторых специфических черт деятельности рос-

сийского государственного аппарата 3.

1 Сорокин В. День опричника. — М.: Захаров, 2007. Он же. Сахарный Кремль. — М.: Астрель; АСТ, 2008.

2 Коммерсантъ. — 2008. — 27 марта.

3 Подробнее об этом см.: http://www.newsru.com/arch/russia/01oct2007/korrupt_print.html.

5 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

Безусловно, нет достаточных оснований для утверждения, что столь разнородные

явления, свидетельствующие о возрождении социальной архаики, носят системный

характер и отражают целенаправленные усилия правящих элит, направленные на то,

чтобы инициировать возвращение страны к устаревшим и давно забытым формам

общественной организации. В то же время существует немало прямых и косвенных

признаков, указывающих на существование внутренней связи между отмеченными

явлениями. Все это затрудняет типологическое описание возникающей архаики и

одновременно делает эту задачу актуальной.

Другая трудность состоит в отсутствии общепринятого теоретического инстру-

ментария для анализа подобных явлений. Но даже в приведенных примерах, взятых,

правда, не из научной литературы или политической аналитики, отчетливо просма-

тривается намерение наблюдателей связать эту архаику с возрождением в нынешних

условиях отдельных характерных черт общественного быта средневековой Руси и в

более широком плане — феодализма. И хотя в исторической науке существует боль-

шое количество различных концепций феодализма, зачастую связывающих с этим

термином совершенно разные комплексы явлений, есть некие типологические черты

общественного устройства эпохи Средневековья, оперируя знаниями о которых,

можно описать и глубже понять природу возникшей ныне архаики. В выяснении ее

причин как цельного социального явления и видит автор этих строк одну из своих

задач. Другая задача состоит в стремлении выявить внутри данного явления причинно-

следственные связи, чтобы попытаться понять, какие факторы могут быть названы

системообразующими. И наконец, третьей задачей является оценка возможной роли

архаики в дальнейшем развитии страны. При этом использование автором понятий

«феодализм», «феодальный» не означает, что он имеет в виду прямое воспроизводство

в нынешних реалиях отношений и структур, существовавших в давно ушедшую эпоху.

Феодальная архаика в современной России — это скорее некие архетипические соци-

альные практики, восходящие к далеким по времени историческим образцам и вос-

производящие основополагающие черты этих практик. Одновременно понятия «фео-

дализм» и «феодальный» применимы для обозначения явлений, выступающих для пра-

вящих элит в качестве объектов для подражания, источников вдохновения. В таком

контексте эти понятия принадлежат более к сферам общественно-политических идей

и социальных мотиваций.

Инструментарий анализа

В многочисленных теориях феодализма их авторы по-разному рассматривают

содержание и функциюданного понятия. Для одних это определенная стадия в

общественно-экономическом и политическом развитии цивилизации, существовав-

шая в условиях аграрных обществ, для других — модель общественных отношений,

которая может возникать и проявляться в разные исторические эпохи вне зависимо-

сти от технико-технологического состояния того или иного общества. Иными слова-

ми, с такой точки зрения феодализм, его основополагающие структуры вполне могут

существовать и в индустриальных обществах и не просто как рудимент, «пережиток»

прежней, более низкой стадии развития, но как форма организации общества, вполне

соответствующая его современным потребностям. При всех концептуальных разли-

чиях в описании феодализма авторы, как правило, выделяют несколько его базовых

признаков. Это военно-ленный характер властных отношений, что порождает и спе-

цифическую «силовую» природу политической элиты. Политическая власть при фео-

дализме — это прежде всего власть военно-служилого сословия. В такой системе соб-

ственность выдается в условное владение за военную службу или за службу государству,

а отношения господства-подчинения внутри правящего класса (сословия) основаны

на принципах личной зависимости. Феодализму присуща жесткая сословная структура

общества, исключающая или существенно ограничивающая социальную мобильность.

6 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

При подобной структуре переход из одной общественной группы в другую, более при-

вилегированную, затруднен. Наконец, при феодализме в хозяйственных отношениях

доминируют внеэкономические формы принуждения к труду.

В разных концепциях эти и другие признаки фигурируют в различных сочетаниях.

Зачастую употребление для концептуальных построений одного или нескольких при-

знаков исключает упоминание других.

Для предлагаемого ниже анализа строгое следование какой-либо одной концепции

феодализма не представляется необходимым. Автор рассматривает это понятие как

определенную систему общественных отношений, для которой характерны отмечен-

ные выше базовые признаки. Такой выбор обусловлен двумя причинами. Во-первых,

Россия по-прежнему являетсяобществом, где фактор политики, интересы фактически

несменяемого правящего слоя в удержании и укреплении власти играют ключевую

роль в формировании экономических институтов 4 и оказывают огромное влияние на

характер хозяйственных отношений. Во-вторых, индустриальное общество в совре-

менной России — сложный организм, безусловно, не сводимый лишь к социальной

архаике. Поэтому попытки типологически описать нынешнюю стадию его эволюции

как феодальную, конечно, некорректны. Остается другой подход, нацеленный на

выявление и анализ того сегмента общественных отношений, которые можно, исходя

из изложенного выше подхода, оценить как феодальные по архетипу и которые при

этом вмонтированы в сложную ткань современных социальных связей и институтов.

То есть речь идет об изучении подсистемы феодальной архаики внутри общественного

строя нынешней России.

В представлениях автора стержнем этой архаики является уже в значительной мере

сформировавшийся тип властных отношений. При этом институциональные особен-

ности власти, основные характеристики государства как системы институтов, особен-

ности политических режимов, существовавших в России в посткоммунистический

период, для изучения данной темы не имеют принципиального значения. Важным

проявлением феодальной архаики в системе властных отношений можно считать

то обстоятельство, что государство в способах отправления власти часто использует

административно-силовые методы для разрешения конфликтных ситуаций или опира-

ется на официальные или скрытые привилегии государственной бюрократии и близ-

ких к ней высших общественных слоев. В этом смысле такая практика созвучна идеям

Карла Маркса о том, что любое феодальное государство знает только два права: кулач-

ное и право-привилегию 5. Такой способ реализации власти оказывает многоплановое

влияние на различные стороны политической, социальной и экономической жизни

страны, которое и будет рассмотрено ниже.

Может быть высказано возражение, что ставка на силу и привилегии в деятельности

власти характерна не только для феодальных государств. В частности, это явление

было широко распространено в тоталитарных обществах, т. е. в недавней реальности,

из которой вышла современная Россия. Тем не менее автор настаивает на свед нии

отмеченного феномена к феодальному архетипу, поскольку тоталитаризм базируется

на стабильных и сильных, действующих в рамках жестко установленных процедур

институтов. Особенность же нынешней России, как, впрочем, и эпохи классического

феодализма, как раз состоит в отсутствии таковых.

Происхождение феномена

Появление социальной архаики в российском обществе явилось реакцией на неуда-

чу модернизации конца 80-х — начала 90-х годов ХХ в. Быстрота и легкость, с кото-

рой архаика возродилась в общественной практике, может быть объяснена и тем,

что, как полагают некоторые исследователи, в советской системе уже имплицитно

4 См.: Либман А. Политическая логика формирования экономических институтов в России // Пути российского посткоммунизма:

Очерки / Под ред. М. Липман и А. Рябова; Моск. Центр Карнеги. — М.: Изд-во Р. Элинина, 2007.

5 Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч.: Изд. 2-е. Т. 1. — С. 346; Т. 41. — С. 158; Т. 46. Ч. 1 — С. 24.

7 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

присутствовали элементы феодализма. Правда, в научной литературе периода пере-

стройки наличие элементов феодализма в этой системе трактовалось главным образом

как сохранение в ней рудиментов прежней стадии развития и феодального способа

производства 6.

Появление архаики — это в значительной мере отражение неготовности транзит-

ного общества к дальнейшим изменениям, связанным с новыми рисками, которые

заменяются стремлением найти опору не только в привычных формах общественного

бытия, но и в тех, что скрыты в глубинах архетипов массового сознания. Еще в 1990-е

годы изучение общественного мнения показало, что в результате быстрого слома

прежней системы общественных отношений и привычных ценностей вакуум, образо-

вавшийся в массовом сознании, стал быстро заполняться традиционалистскими пред-

ставлениями, почерпнутыми из давно забытых социальных практик. Так, получившие

в тот период широкое распространение в общественном мнении представления о

свободе как о «возможности быть хозяином своей судьбы'BB, о демократии как о праве

избирать себе лидера (начальника, «атамана»), который вместе с избранием получает

полное право на авторитарное правление, по существу восходили к средневековой аль-

тернативной, крестьянской политической культуре 7. Но в то же время возвращение

архаики всегда связано с целенаправленной политикой властных элит, пришедших к

выводу: хватит перемен. Эти элиты видят свой интерес в консервации существующих

общественных порядков, вполне удобных для них, рассматривая частичный возврат к

архаике как эффективный способ консервации для решения этой задачи. Когда пере-

пробованы разные инструменты укрепления доминирующих позиций в обществе,

когда провалилась легитимация власти через демократические ценности, через либе-

ральные традиции отечественной истории, а возвращение к советской эпохе противо-

речит стратегическим интересам, правящие элиты начинают искать источники обще-

ственного идеала в далеком прошлом.

Говоря же о современной России, следует отметить, что ключевым моментом, обу-

словившим «ренессанс» архаики, в решающей степени стала вовсе не «историческая

память» народа, разочаровавшегося в демократической модернизации, но не поже-

лавшего двигаться назад, в коммунистическую эпоху. Общество было слишком слабым

актором, чтобы оказывать влияние на выбор пути развития страны. После короткого

всплеска политической активности в конце 1980-х — начале 1990-х годов, когда оно

попыталось стать таким актором, общество в России снова заняло привычную пози-

цию пассивного объекта управления. Отправным пунктом процесса возрождения

архаики стала реставрация системы личной зависимости, клиентелизма как системо-

образующего фактора во властных отношениях. Связано это было в первую очередь

с возвращением номенклатурного принципа в формировании и структурировании

властной элиты. Этот процесс стал постепенно набирать силу еще с середины 1990-х

годов. Ему способствовало ослабление влияния на политику важнейших модернизаци-

онных факторов. Сначала это было снижение уровня гражданского и политического

участия населения. Позднее к нему добавилось ослабление роли не зависимыхот

государства политических акторов — крупного бизнеса, СМИ, партий и неправитель-

ственных организаций. Важнейшим условием восстановления номенклатурного прин-

ципа рекрутирования во власть стала победа государственной бюрократии над другой

частью постсоветской элиты, представленной крупнейшим бизнесом («олигархами»).

С этой группой был связан иной принцип рекрутирования элиты, «основанный на

делегировании крупными экономическими субъектами своих представителей во

власть»8. Победа бюрократии над «олигархами» была достигнута в начале 2000 г. Она

существенным образом повлияла на механизмы формирования политической элиты,

резко ослабив роль выборов в этом процессе.

6 См., например: Вильчек А. Алгоритмы истории. — М.: Прометей, 1989. — С. 113—118.

7 См.: Between Democracy and Dictatorship: Russian Post-Communist Political Reform. — Washington: CEIP, 2004. — P. 278—280.

8 Гаман-Голутвина О. В. Политические элиты России: Вехи исторической эволюции. — М.: РОССПЭН, 2006. — C. 316.

8 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

Расширение влияния государства на все стороны общественной жизни при одно-

временном выхолащивании смысла демократических процедур, особенно на выборах,

привело к сжатию пространства публичной политики и резкому усилению автоном-

ности властной элиты от общества. В этих условиях произошло возвышение бюро-

кратической элиты над всеми остальными и началось фактическое поглощение ею

политической элиты. Эта элита в отличие от 1990-х годов стала по преимуществу

рекрутироваться не по специфическим политическим каналам, через выборы, а под-

биралась вышестоящими властными инстанциями из чиновников, назначавшихся на

должности, связанные с принятием политических решений, которые раньше в основ-

ном занимали публичные политики. Особенно заметен этот процесс был в институ-

тах исполнительной власти, где формирование команд из бюрократов по принципу

личной преданности и знакомства по прежней работе приобрело значительный раз-

мах. При общем ослаблении публичной политики в стране большую роль приобрели

неформальные центры власти и соответственно не избранные и неизвестные обще-

ству чиновники, имевшие возможность влиять на принятие политических решений.

Они стали настоящими «серымикардиналами» российской политики и прочно заняли

лидирующие позиции во всевозможных рейтингах влиятельности политических дея-

телей.


Все эти изменения завершили начатый еще в советское время процесс высвобожде-

ния «служилой» бюрократии из-под власти политического руководства страны, верхов-

ной власти. Подобное высвобождение сопровождалось и отбрасыванием различных

социальных ограничений для номенклатуры, которая сняла с себя обязательства перед

обществом, разорвав тем самым социальный контракт с ним. Существование таких

ограничителей обусловливалось ролью и местом «служилой» советской бюрократии

в политической системе, которые определялось мобилизационным характером разви-

тия бывшего СССР. Это было вполне логично, поскольку новая номенклатура как раз

была заинтересована в обратном — в отказе от мобилизационной модели. В результате

возникла парадоксальная и внутренне противоречивая ситуация, когда новая номен-

клатурная элита отказывалась от мобилизационного типа развития, но восстанавлива-

ла отношения, порожденные этим типом. Отказ от такой модели в значительной мере

способствовал и снижению интереса к реализации каких-либо общенациональных

проектов в целом, а также, думается, в значительной мере снизил потребность номен-

клатуры в сильных и стабильных институтах. Отсутствие общенациональных проектов

развития и сильных институтов обусловили усиление фактора личной зависимости в

практике властных отношений.

Следует отметить, что отношения такого типа по своей природе имеют клиенте-

листский характер. В их основе возможность вышестоящего должностного лица рас-

поряжаться тем или иным ресурсом (финансовым, административным и т. д.) и частич-

но делегировать распоряжение им своим «клиентам». За это «клиент» наподобие фео-

дального вассала обязан верой и правдой служить своему «сеньору». Как отмечал один

из первых исследователей номенклатуры как правящего общественного слоя Михаил

Восленский, «...главное в номенклатуре — власть. Не собственность — а власть»9.

И даже в постсоветскую эпоху, когда захват собственности стал основной целью номен-

клатуры, она по-прежнемурассматривала эту задачу как производную от возможности

обладания властью.

В силу отмеченных особенностей номенклатурные отношения, если они не под-

креплены кланово-родственными, этническими или земляческими связями и если

их не скрепляет институт, выдвигающий перед номенклатурой значимые обществен-

ные цели, не носят прочного характера. В этой связи продуктивным представляется

сравнение с прежней советской номенклатурой, предложенное Юлием Нисневичем.

По его оценке, «...в советской номенклатуре процесс формирования группировок-

кланов и вертикальной мобильности их членов носил иерархически упорядоченный

9 Восленский М. Номенклатура. — М.: Захаров, 2005. — C. 115.

9 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

и системно регулируемый характер, так как этот процесс жестко регулировала и

контролировала вертикально централизованная структура ее внутреннего стержня —

КПСС. В российской номенклатуре, лишенной такого внутреннего стержня, номен-

клатурная конкуренция носит более динамичный и менее структурированный харак-

тер. Российская номенклатура представляет собой нестабильную социальную среду...

Политико-экономические группировки российской номенклатуры в зависимости

от конъюнктуры постоянно видоизменяются и трансформируются, одни исчезают

и появляются новые, они сливаются и разделяются, теряют и приобретают новых

членов»10. Поэтому не случайно в современной России весьма часты случаи, когда дер-

жатель номенклатурного ресурса утрачивает его, и возглавляемая этим чиновником

группа быстро распадается.

Другая причина перехода к властным отношениям, основанным на принципе лич-

ностной зависимости, состояла в том, что в посткоммунистической России так и не

были созданы сильные и устойчивые политические институты. Вопрос, почему за

почти два десятилетия существования России как независимого государства новые

элиты так и не создали стабильных институтов, является одним из наименее изучен-

ных. На сегодня исследователям остается лишь констатировать этот факт и высказы-

вать свои предположения. К одному из возможных ответов подводит процитирован-

ная выше работа Оксаны Гаман-Голутвиной.Дело в том, что сильные институты на про-

тяжении всей российской истории создавались под потребности мобилизационного

развития. Другой практики страна попросту не знала. Поэтому в условиях иммобиль-

ной политической среды вполне естественно угас и запрос на сильные институты как

со стороны общества, так и со стороны элит. Другая причина, по-видимому, состоит

в том, что стремительный, революционный характер перемен, сломавших прежнюю

политическую систему вместе с ее главным институтом — КПСС, поставил элиты

новой России перед свершившимся фактом. Но масштабная задача захвата в кратчай-

шие сроки бывшей государственной собственности, которую преследовали эти элиты,

требовала исключить из процессов приватизации широкие слои населения или, по

крайней мере, минимизировать их участие. Стабильные институты и связанные с ними

правовые процедуры могли существенно замедлить и затруднить быстрое перераспреде-

ление собственности. Поэтому новые элиты сделали выбор в пользу персоналистского

политического режима, при котором глава государства фактически исполняет роль

верховного арбитра при решении внутриэлитных споров. При этом он вовсе не обя-

зательно и далеко не всегда исходит из норм права, поскольку в сознании элит оно не

воспринимается как универсальный и всеобщий регулятор общественных отношений.

В такой среде доминирование клиентелистских отношений в пространстве власти

стало компенсатором слабости институтов и правовых процедур.

Таким образом, наложение двух факторов — восстановления номенклатурного кли-

ентелизма и хронической слабости российских институтов — в результате создало

условия для того, чтобы принцип личной зависимости стал доминирующим во власт-

ных отношениях.

Военно-служилая бюрократия — стержень архаики

Но само по себе возвращение к этому принципу, взятому изолированно, вовсе не озна-

чало возникновения внутри посткоммунистических общественных порядков какой-то

архаической подсистемы. Он был лишь исходной точкой в формировании такой под-

системы, давал определенный импульс к оживлению и консолидации других элемен-

тов архаики. Следующим важным шагом в этом направлении стало появление внутри

политической элиты мощной военно-служилой составляющей. Это произошло в годы

президентства Владимира Путина в результате массового прихода во власть выходцев

из силовых ведомств, прежде всего из спецслужб. По данным Ольги Крыштановской, к

2004 г. доля выходцев из силовых ведомств в правительстве России возросла до 34,2%

10 Нисневич Ю. Аудит политической системы посткоммунистической России. — М.: Материк, 2007. — C. 236—237.

10 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

по сравнению с 22,0% в 1999 г. Среди заместителей министров, назначенных с 2000 по

2003 гг., силовики составили 34,9%. Их доля на постах замминистров в экономических

ведомствах достигла 7,1% 11. По мнению О. Крыштановской, можно даже говорить о

складывании милитократии в современной России 12.

Существуют различные объяснения причин масштабной интеграции во власть сило-

виков в годы президентства В. Путина. По одной версии, это произошло в общем слу-

чайно, благодаря выбору преемника, который сделал Борис Ельцин в 1999 г. незадолго

до своей добровольной отставки. Команда нового президента, являвшегося выходцем

из ФСБ, в значительной части состояла из представителей силовых структур. Новый

президент в целях сосредоточения в своих руках реальной власти стремился шаг за

шагом ослаблять позиции старокремлевских групп, связанных с его предшествен-

ником на посту главы государства. И в этих действиях он опирался на собственную

команду, которая постепенно укрепляла позиции внутри властной элиты. Не чувствуя

уверенности, что в условиях открытой конкурентной борьбы она сможет сохраниться

во власти, эта элита ориентировалась в основном на использование жестких админи-

стративных мер по сдерживанию публичной конкуренции 13. По другой распростра-

ненной версии, приход силовиков во власть при В. Путине был закономерным резуль-

татом глубинных процессов внутри российской элиты. Согласно этой точке зрения

к концу 1990-х годов в результате различных негативных тенденций возникла угроза

самому существованию российской государственности, и только укрепление силовой

составляющей власти позволило остановить этот процесс. Такую позицию активно

отстаивалии руководители самих силовых структур 14.

Так или иначе, но массовая интеграция силовиков в политическую элиту легла на

подготовленную почву в виде уже восстановившейся к тому времени номенклатурной

системы властных отношений, основанных на доминировании принципа личной зави-

симости, и слабых политических институтов. Изменение состава политической элиты

подтолкнуло сдвиги и в иных сферах общественной жизни включая и отношения соб-

ственности. Ключевой фактор здесь заключался в том, что силовики являлись носите-

лями общественно-политической традиции служения государству, имевшей глубокие

корни в российской истории. Согласно этой идейно-политической традиции именно

государство, являющееся движущей силой всех позитивных изменений в стране, ини-

циатором всех великих достижений России, представляет собой наивысшую ценность.

На этой основе предлагается своеобразная меритократическая модель общества для

России, при которой главным мерилом успеха человека, его социального статуса и

материального благосостояния должен стать вклад в служение государству. Разумеется,

силовикам, представляющим собой несущую конструкцию новой системы, ее остов,

отводится особая, руководящая роль, сходная по функциям с ролью служилого дворян-

ства. Недаром бывший директор ФСБ, а ныне секретарь Совета безопасности России

Николай Патрушев так и охарактеризовал своих коллег по работе: «Это служивые

люди, если хотите, современные “неодворяне”»15.

Ставшее доминантным в политической элите отношение к государству как к наивыс-

шей ценности, на служение которому должны быть нацелены все социальные группы,

в условиях слабости политических институтов стало основой для проведения полити-

ки, способствовавшей консолидации различных, даже зачастую не связанных между

собой элементов социальной архаики.

11 Крыштановская О. Анатомия российской элиты. — М.: Захаров, 2005. — C. 270, 274.

12 Там же. — С. 264.

13 См.: Рябов А. «Самобытность» вместо модернизации: парадоксы российской политики в постстабилизационную эру / Моск.

Центр Карнеги. — М.: Гендальф, 2005. — С. 39—40.

14 Интервью с директором ФСБ Н. Патрушевым __________// Комс. правда. — 2000. — 20 дек.; Черкесов В. Нельзя допустить, чтобы воины

превратились в торговцев // Коммерсантъ. — 2007. — 9 окт.

15 Интервью с директором ФСБ Н. Патрушевым.

11 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

Политика переделов и «феодальная» интерпретация права

Фактическое восстановление восходящей к временам феодализма военно-ленной

системы властных отношений породило соответствующие изменения в статусе инсти-

тута собственности. Обладание собственностью стали рассматривать как вознаграж-

дение за службу государству, за работу на «общее благо». Это открыло дорогу много-

численным переделам собственности, повсеместному распространению практики ее

отъема у владельцев с помощью силовых структур, которые всегда при этом стремятся

апеллировать к правовым нормам, впрочем, применяя их селективно. Собственность,

таким образом, приобретает условный характер. «Условием» ее обладания становится

близость к государству, чиновникам, готовность выполнять все их требования. Это

неизбежно приводит к тому, что процесс передела собственности приобретает перма-

нентный характер. Впрочем, правило классического феодализма «владеешь, пока слу-

жишь» не стало универсальным для отношений собственности. «Служилые» собствен-

ники, которые заслужили ее работой на государство (при этом они не обязательно

должны состоять на государственной службе), всеми средствами и с использованием

различных схем стремятся превратить ее из условной («поместной») в наследственную

(«вотчинную»). Наиболее широко распространенный при этом прием — первоначаль-

ное сосредоточение конкретных активов в собственности государственной компании

во имя реализации общенациональных интересов, а затем, как правило, тихая прива-

тизация этих активов с непременным участием в ней топ-менеджмента компании или

представителей государства.

Поскольку военно-служилая элита является главным выразителем интересов госу-

дарства, она активно вмешивается в отношения собственности, а то и вовсе, как в

Средние века, сама становится собственником, чтобы проводить и защищать эти

интересы. При этом апелляция к «общему благу», государству используетсякак весьма

удобное обоснование для реализации интересов различных групп силовиков. К тому

же, как и для других отрядов государственной бюрократии, модернизационные цели

в этих интересах не присутствуют, а главным становится реализация личных устрем-

лений.

Вполне логично, что укрепление внутри политической элиты влияния силовиков,



обладающих определенным видением того, как должна выглядеть современная обще-

ственная система России, приводит к еще большему ослаблению права как регулятора

общественных отношений. По аналогии со Средневековьем военно-служилая элита,

для которой официальной целью и ценностью является служение государству, отдает

предпочтение силовой интерпретации права. Она тяготеет к «кулачному праву», когда

требуется применение силового ресурса либо для решения того или иного хозяйствен-

ного спора, либо для изменения баланса сил в пользу какой-либо конкретной группы.

В то же время использование феодального по сути «права-привилегии» бывает вос-

требовано не только силовиками, но и другими группами, представляющими высшие

классы современной России, поскольку оно обеспечивает этим группам особые преи-

мущества для реализации их интересов в различных сферах общественной жизни.

Впрочем, постоянство процесса передела собственности может быть объяснено не

только целенаправленным воздействием силовиков на ситуацию в экономике и бизне-

се. Одно из объяснений может быть выведено из концепции экономического социо-

лога Ольги Бессоновой. По ее мнению, российская экономика в отличие от экономик

многих других стран, имеющих рыночную основу, строится на принципах «раздатка»16.

Кстати, одной из ее основ, по мнению автора, является «служебный труд» — понятие,

очень близкое описанной выше модели. Это когда «одни должны были служить по

хозяйственным и военным делам, а другие кормить тех, кто служит»17. Исходя из этого

для экономической истории страны характерным является использование как «раз-

даточных» институтов распределения собственности, когда она раздается различным

16 Бессонова О. Э. Раздаточная экономика России. — М.: РОССПЭН, 2006. — C. 28—34.

17 Там же. — C. 18.

12 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

негосударственным игрокам, так и «сдаточных», когда она концентрируется в руках

государства. В разные периоды отечественной истории соотношение «сдатка» и

«раздатка» собственности может быть различным. В настоящее время процессы «раз-

датка» и «сдатка» предельно сближены как во временн м, так и в пространственном

измерении. Возможно, это происходит потому, что властная элита все еще ощущает

определенный дефицит легитимности. Впрочем, проблема дефицита легитимности

власти современной российской элиты может быть рассмотрена и в качестве само-

стоятельного объяснения относительной легкости, с какой проходит процесс пере-

дела собственности. Подобные ощущения являются основанием полагать, что в элите

быстрый переход собственности от одного владельца к другому не воспринимается как

катастрофа, разрушающая весь порядок вещей, не выглядит событием чрезвычайного

характера. Наконец, слабость институтов, неприменение правовых норм и процедур

снимают преграды и ослабляют ограничения для произвольного перетекания соб-

ственности.

Архаика в других сферах социально-экономической жизни

В условиях, когда правящий слой разделен на многочисленные конкурирующие

группы, преследующие частные и корпоративные интересы, а общество является

лишь пассивным объектом управления, «кулачное право» и «право-привилегия» начи-

нают активно использоваться властями и на нижних этажах управления в интересах

различных акторов, представляющих нынешнюю элиту, и не обязательно силовиков.

Так, в связи с резко выросшим спросом на землю в городах местные власти и муници-

палитеты, покровительствующие тесно связанным с ними строительным компаниям,

часто используют практику насильственного переселения граждан, жилища которых

находятся на застраиваемой территории. При этом акции по захвату земель и ведение

на них строительных работ зачастую осуществляются без необходимой документации

и соответствующих разрешений. Таким образом, воспроизводятся характерные черты

практики захвата земель феодалами в Средние века, использовавшими для этого силу

и свое привилегированное положение. Сгон жителейс земли при этом часто проис-

ходит с материальными потерями для них, ибо получаемое жилье нередко имеет мень-

шую стоимость, чем утраченное. Все это сильно напоминает практику огораживаний

в Англии XVI в., когда феодалы, заинтересованные в расширении пастбищного ското-

водства для товарного производства шерсти, опираясь на силу государства, вытесняли

крестьян с территории земельных угодий. Таким образом, в данном конкретном случае

наблюдается эффект мультипликационного усиления архаики, когда соответствующим

образом интерпретируемое право вызывает к жизни и архаические формы обществен-

ных отношений в определенном сегменте экономической жизни.

Реминисценции феодализма в хозяйственной жизни возникают и другим путем. Так,

создание крупных землевладельческих латифундий в условиях бездействия судебной

системы и при полной бесконтрольности местных властей нередко приводит к тому,

что деревенские жители, лишившись земли и средств к существованию, вынужде-

ны работать на нового «помещика» даже на кабальных условиях. Известны случаи,

когда латифундисты при этом одновременно берут на себя и полицейские функции.

Примечательно, что СМИ относятся к распространению латифундистского землевла-

дения как к национальной экзотике, нередко видя в этом не социально-экономический

регресс и архаику, а пример для любования, подаваемый как возрождение историче-

ских и культурных традиций.

Идеология

Два фактора — идея служения государству, которое распределяется между различными

общественными группами, и снижение уровня социальной мобильности — на самом деле

способствовали популяризации в политических кругах идеи возрождения сословной

структуры общества. Так, в книге-утопии близкого к Кремлю социолога и публициста

13 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

Михаила Юрьева «Третья империя» предлагается образ будущей социальной струк-

туры России, представленной тремя сословиями: служилым, духовным и тягловым 18.

Главным, «первым» из них, разумеется, является военно-служилое сословие. По образ-

цу янычар в эпоху классического феодализма в Оттоманской империи оно живет

в казарменных условиях, не имеет частной собственности. Другие сословия, как в

феодальную эпоху, несут собственное тягло перед государством. Примечательно, что

при этом автор стремится отрицать близость предлагаемого им проекта образцам

феодальной эпохи 19. Правда, его аргументация не выглядит убедительной. Интересно,

что В. Сорокин в уже упоминавшихся романах-антиутопиях обращается к тем же соци-

альным явлениям, но в отличие от М. Юрьева четко усматривает их феодальную при-

роду.

Конечно, пропаганда и популяризация сословности вовсе не означают готов-



ность правящей элиты воспроизвести архаичную социальную структуру на практике.

Но в интересе к подобной практике видится стремление извлечь из нее полезный

опыт торможения социальной динамики в целях сохранения «удобной» модели управ-

ления обществом, при которой правящие элиты фактически самовоспроизводятся,

а доступ в высшие слои из непривилегированных групп сильно затруднен. В настоящее

время подобная политика, вдохновляемая сословными представлениями, уже активно

реализуется на практике. Происходит элитизация образования путем фактического

закрытия с помощью финансовых барьеров доступа в престижные учебные заведения.

Попасть на работу в ведущие компании, в государственный аппарат можно в основном

по закрытым каналам отбора кадров, в которых главным критерием является принад-

лежность соискателя к привилегированным общественным слоям. В итоге закладыва-

ются механизмы самовоспроизводства элиты. В каком-то смысле эта практика, идущая

вразрез с официальными модернизационными программами, в которых говорится

о необходимости поддержания высокой социальной динамики, требует публичного

обоснования. Идея возвращения к сословно-феодальной структуре общества в значи-

тельной мере отвечает этим целям.

Ту же функцию выполняет и исподволь ведущаяся через официальные СМИ, гламур-

ные издания пропаганда неравенства, которая интерпретирует это понятие не только в

социальном плане, как это делалось в начале 1990-х. Тогда в противовес одному из глав-

ных идеологических постулатов коммунистической эпохи — идее социального равен-

ства — на государственном уровне выдвигаласьустановка, доказывавшая естествен-

ность общественного неравенства, которое обусловлено неравенством способностей

людей от рождения и является закономерным результатом свободной игры рыночных

сил. Ныне же, чтобы закрепить практику применения «права-привилегии», требуется

утвердить в общественном мнении феодальную по сути идею фактического неравен-

ства разных людей и социальных групп перед законом. Конечно, такие идеи невозмож-

но проповедовать открыто, и не только потому, что они противоречат Конституции

страны, но и потому, что общество при всей его пассивности и «эластичности» все же

не готово воспринять подобные установки в качестве неписаного закона. Но продви-

жение таких идей в массовое сознание продолжается по разным направлениям, в том

числе путем ничем не ограниченной пропаганды элитизма в потреблении.

Заключение

Матрица архаичных социальных практик, корни которых восходят к феодальным

отношениям, довольно глубоко укоренилась в современных российских общественных

реалиях, приобретя при этом системный характер. По-видимому, рудименты феодаль-

ной архаики в общественных отношениях в России будут не только сохраняться, но

и укрепляться, если правящим в стране по сути транзитным элитам удастся защитить

18 Юрьев М. Третья империя: Россия, которая должна быть. — СПб: М.: Лимбус Пресс; ООО «Изд-во К. Тублина», 2007. —

С. 175—238.

19 Там же. — С. 200—203.

14 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

себя от необходимости подтверждать высокий статус и право на лидерство в условиях

публичной конкуренции. Любое серьезное продвижение России в сторону создания

открытого и конкурентного общества приведет к быстрому разрушению социальной

архаики.

Впрочем, отдельные проявления архаики, вполне вероятно, могут быть преодолены

и без радикального обновления существующей системы. Например, усталость элиты

от бесконечных переделов собственности, стремление ввести хозяйственную и дело-

вую жизнь в русло «игры по правилам» могут в конечном счете привести правящий

слой к отказу от широкого использования «кулачного права» и «права-привилегии»,

а также побудят его придать институту частной собственности правовой характер,

усилить его легальную основу. Впрочем, если эти изменения произойдут, то они неиз-

бежно поставят на повестку дня вопрос о создании сильных политических институтов.

Но это будет уже началом конца феодальной архаики как особой подсистемы внутри

общественного строя современной России.

15 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

О Фонде Карнеги

Фонд Карнеги за Международный Мир является неправительственной, внепартий-

ной, некоммерческой организацией со штаб-квартирой в Вашингтоне (США). Фонд

был основан в 1910 г. известным предпринимателем и общественным деятелем Эндрю

Карнеги для проведения независимых исследований в области международных отно-

шений. Фонд не занимается предоставлением грантов (стипендий) или иных видов

финансирования. Деятельность Фонда Карнеги заключается в выполнении намечен-

ных его специалистами программ исследований, организации дискуссий, подготовке

и выпуске тематических изданий, информировании широкой общественности по раз-

личным вопросам внешней политики и международных отношений.

Сотрудниками Фонда Карнеги за Международный Мир являются эксперты мирового

уровня, которые используют свой богатый опыт в различных областях, накопленный

ими за годы работы в государственных учреждениях, средствах массовой информа-

ции, университетах и научно-исследовательских институтах, международных органи-

зациях. Фонд не представляет точку зрения какого-либо правительства, не стоит на

какой-либо идеологической или политической платформе, и его сотрудники имеют

самые различные позиции и взгляды.

Решение создать Московский Центр Карнеги было принято весной 1992 г. с целью

реализации широких перспектив сотрудничества, которые открылись перед научны-

ми и общественными кругами США, России и новых независимых государств после

окончания периода «холодной войны». С 1994 г. в рамках программы по России и

Евразии, реализуемой одновременно в Вашингтоне и Москве, Центр Карнеги осущест-

вляет широкий спектр общественно-политических и социально-экономических иссле-

дований, организует открытые дискуссии, ведет издательскую деятельность.

Основу деятельности МосковскогоЦентра Карнеги составляют публикации и

циклы семинаров по внутренней и внешней политике России, по проблемам нерас-

пространения ядерных и обычных вооружений, российско-американских отношений,

безопасности, гражданского общества, а также политических и экономических преоб-

разований на постсоветском пространстве.

CARNEGIE ENDOWMENT FOR INTERNATIONAL PEACE

1779 Massachusetts Ave., NW, Washington, DC 20036, USA

Tel.: +1 (202) 483-7600; Fax: +1 (202) 483-1840

E-mail: info@CarnegieEndowment.org

http://www.CarnegieEndowment.org

МОСКОВСКИЙ ЦЕНТР КАРНЕГИ

Россия, 125009, Москва, Тверская ул., 16/2

Тел.: +7 (495) 935-8904; Факс: +7 (495) 935-8906

E-mail: info@сarnegie.ru



http://www.carnegie.ru

16 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 4 • 2008

Достарыңызбен бөлісу:




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет