Москва Издательство "Республика"

— проф.). С 1971 г. — проф. философии в АОН при ЦК КПСС. До последних дней жизни

— проф. Российской Академии управления. Член редколлегии жури. "Философские науки" (1963—1992), "Кантовского сборника" (начиная с его основания в Калининграде в 1971). Составитель, редактор и автор вступительных статей к изданиям: "Избранные произведения польских мыслителей" (1956—1958), "Польские мыслители эпохи Возрождения" (I960), "Т. Котар-биньский. Избр. произв." (1963), "Джон Локк. Соч." (в 2 т., 1985), "П. Фейерабенд. Избр. труды по методологии науки" (1986), "Д. Лукач. Пролегомены онтологии общественного бытия" (1991), а также к эстетическим соч. Д. Юма, А. Смита и к антологии англ. эстетиков XVIII в. В 1991 г. издал "Избр. соч." А. Шопенгауэра. Участвовал в коллективных трудах: "История Польши" (в 3-х т., 1956— 1958); "История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли", т. 4 (1957 — 1962) и т. 5 (1970); "История философии" (в 6 т., 1957—1962). К осн. исследованиям Н. следует отнести: анализ методологических, гносеологических и мировоззренческих проблем логического позитивизма, вопросов соотношения формально-логических и диалектических противоречий, анализ диалектической архитектоники принципов метода Лейбница, взаимоотношения "рассудка" и "разума" в философии Канта и Гегеля, развития категории "отчуждение" в фило-

312

Некрасов

Срч.: Современный позитивизм. М., 1961; Диалектическое противоречие и логика познания. М., 1969 (2-е изд. Варшава, 1981); Западноевропейская философия

XVIII века. М., 1973; Западноевропейская философия XVII века. М., 1974; Западноевропейская философия

XIX века. М., 1976; Отчуждение и труд. М., 1983; Категория противоречия в "Науке логики" Гегеля // Философия Гегеля: проблемы диалектики. М., 1987; Современные проблемы теории познания. М., 1989; Аналитический рассудок и диалектический разум // Теория познания Канта. М., 1991.

77. В. Алексеев

НЕКРАСОВ Павел Алексеевич (1(13).02. 1853—20.12.1924, Москва) — математик, социолог и философ. Учился сначала в Рязанской духовной семинарии, затем окончил физико-математический ф-т Московского ун-та (1878). Ученик и последователь Бугаева. В 1883 г. защитил магистерскую, в 1886 г. — докторскую диссертацию, став экстраординарным, а с 1890 г. — ординарным проф. ун-та. С 1893 г. — ректор Московского ун-та, с 1897 г. — попечитель Московского учебного округа. В 1905 г. переехал в Петербург на службу в министерство народного просвещения. Был активным членом, в 1903—1905 гг. председателем Московского математического об-ва, в недрах к-рого сформировалась Московская философско-математическая школа, представленная именами Бугаева, В. Г. Алексеева, Флоренского. Основой "философско-математическо-го синтеза", к к-рому стремились представители школы, по мнению Н., могла быть только математика. Человеческий логос, считал он, "является не диалектическим только (соответствующим лишь слову) и не диалектико-эмпирическим (соответствующим слову и делу), а математиче-ско-диалектическо-эмпирическим" (Некрасов П. А. Московская философско-математическая школа и ее основатели. М., 1904. С. 9). Только таким и может быть "истинный рационализм", отсюда "популярную (диалектическую) школу" должна сменить "школа точная" (Некрасов 77. А. К обществу, родителям и педагогам... Спб., 1906. С. 4). Будучи приверженцем аритмологии, Н. полагал, что в мировом порядке существуют две математические регулярности: фаталистическая причинно-следственная необходимость и свободная регулярность, выявляющая "влияние", фатально не ведущее к "последствию". В этом последнем случае законами теории вероятностей может быть описана свобода и получена ее смысловая мера. Н. приложил немало усилий для внедрения теории вероятностей в социологию, право, финансовую теорию и т. п. Он пытался создать "символическое исчисление", основами к-рого являются "аналогии", т. е. понятия, обозначенные буквами, к-рыми оперируют как ал-

гебраическими величинами, и условные правила сложения и умножения, к-рыми оперируют "ма-шинообразно". Термины, удобные для изучения всякой ограниченности, для применения методов теории вероятностей, дает, по мнению Н., монадология — учение о монадах как живых и одухотворенных единствах, связанных между собой отношениями любви. Исчислить всю совокупность монад ("живую пыль", по выражению Н.) призван "психо-аритмомеханик" на основе вероятностных законов "мерной свободы", а объединить все многообразие монад неживой и живой природы способен "живой этический авторитет, который и есть Истина" (Московская философско-математическая школа и ее основатели. С. 65). В плане социального устроения предстают следующие крайности: либо полная раздробленность индивидов, либо их насильственное аналитическое соединение, напр, при крепостном строе. Оптимальным является, по Н., "аристологокра-тический строй": "Слепая независимость и слепое объединение здесь заменяются мыслемерною и правомерною свободою, нужною каждому живому элементу разумно дирижируемого хора и подчиненною живой автономнейшей из автономий, могучему Государю-самодержцу" (Там же. С. 153). Самодержавие же, писал он, покоится на союзе не только с православием, но и с Академией, обладающей "целесообразной свободой". Противостоящие такому единению внутренние разлагающие силы Н. изображал "символической гидрой" на гербе Российской империи, поверженной у ног Георгия Победоносца. Подобным "мировым спрутом" он считал всемирный капитал, к-рый, руководствуясь отвлеченной космополитической идеей, пытается смешать всех людей в одно управляемое стадо. Такому космополитическому объединению Н. противопоставляет "идеал — реальное братство племен", не исключающее благотворную национальную свободу.

Соч.: Философия и логика науки о массовых проявлениях человеческой деятельности (Пересмотр оснований социальной физики Кетле). М., 1902; Московская философско-математическая школа и ее основатели (Речь, произнесенная на заседании Московского математического общества 16 марта 1904 г., в память Николая Васильевича Бугаева). М., 1904; К обществу, родителям и педагогам. Основы общественных и естественных наук в средней школе. Спб., 1906; Вера, знание, опыт. Основной метод общественных и естественных наук (Гносеологический и номографический очерк). Спб., 1912.

Ли т.: Полемика по поводу книги Некрасова "Философия и логика науки о массовых проявлениях человеческой деятельности" // Вопросы философии и психологии. 1903. № 68—70; Урицкий С. Проф. Павел Алексеевич Некрасов (Некролог) // Известия. 1924. 24 декабря.

С. М. Половинкин

НЕСМЕЛОВ Виктор Иванович (1863—1937) — религиозный мыслитель. Большая часть его жизни связана с Казанской духовной академией.

Несмелое

314

и творчество неразрывно связаны, т. к. свободная личность уже "творит все содержание жизни", и человек становится тем, чем он желает быть. При этом свобода воли предполагает ответственность людей за свои поступки, они должны "свое хотение" подчинить "нравственным правилам жизни". Индивид, реально, а не формально приобщенный к религиозным истинам, не может, по Н., удовлетвориться поисками только "счастливых условий" физического существования. Само по себе стремление к "земному благополучию" законно, но оно должно быть подчинено оправданию стремлений к "вечно пребывающей жизни, подобной жизни Бога". Н. формирует программу философских построений, высшей целью к-рых является поддержка "стремлений индивида к бо-гоподобию". Предметом философии может быть, как считает Н., только духовная сфера, а ее основой выступает "содержание религиозных верований человека". Философия является врагом лишь религиозного суеверия, а не самой религии. Враждебной христианству силой выступает не философия, а лишь ее "материалистические верования", неизбежно вырождающиеся в "суеверия". Извращенные формы религии, как и извращенные формы философии, должны быть преодолены. По Н., проблема взаимоотношения философии и православия не является чем-то второстепенным, напротив, это одна из осн. богословских тем. Им была предпринята одна из первых попыток в рамках богословия синтезировать философские и религиозные принципы. Н. стоит у истоков отечественного религиозного экзистенциализма. Бердяев подчеркивал огромное значение для него кн. Н. "Наука о человеке", т. к. в ней были мысли, соответствующие его "коренному антропоцентризму". Творчество Н. оказало влияние и на развитие церковных православных взглядов. Архиепископ (ныне митрополит) Кирилл (Гундяев), рассматривая историю рус. богословия, пришел к выводу, что в кон. XIX в. в церковной мысли "возник совершенно новый метод, отличный как от схоластики, так и от патристики". Наиболее ярко "он отразился в трудах В. И. Несмелова, который пытался развить антропологическое богословие, исходя из внутреннего опыта".

Соч.: Догматическая система св. Григория Нисского. Казань, 1887; Наука о человеке. Т. 1: Опыт психологической истории и критики основных вопросов жизни. Казань, 1898; 3-е изд. Казань, 1906. Т. 2: Метафизика жизни и христианское откровение. Казань, 1903; 2-е изд. Казань, 1907; Вера и знание с точки зрения гносеологии. Казань, 1913.

Лит.: Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937 (Вильнюс, 1991). С. 445—450; Белгородский М. М. Разгадавший тайну человека: О философском наследии В. И. Несмелова. 1863—1937 // Советская библиография. 1992. № 1. С. 113—121; Шапошников Л. Е. Русская религиозная философия XIX—XX веков. Н. Новгород, 1992.

315

НЕСТОР (сер. XI — нач. XII в.) — писа-тель-агиограф. Постриженник Киево-Лечерского монастыря, Н. являлся автором древнейших рус. житий "Чтения о житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба" и "Жития преподобного отца нашего Феодосия, игумена Пе-черского". Одним из первых он развивал в своих работах идеи христианского провиденциализма, а также принцип жесткого противопоставления духовного и материального начал, выступал идеологом монашеского аскетизма и нестяжания. Биографические сведения о нем чрезвычайно скупы. В Киево-Печерский монастырь он постригся после 1074 г. Здесь был возведен в сан дьякона. Остаток жизни, на к-рый приходилась работа над прославившими его имя житиями, он провел во Владимире Волынском, куда попал как знающий, обладающий редким литературным даром книжник. Создание "Чтения о житии Бориса и Глеба" датируется исследователями кон. XI — нач. XII в., а "Житие Феодосия" временем ок. 1108 г., когда по инициативе Святополка II осуществляется канонизация печерского подвижника. "Чтение о житии Бориса и Глеба" — первое древнерус. агиографическое соч., написанное по законам житийного жанра, хотя прямых агиографических образцов, к-рые соответствовали бы житию страстотерпцев, христианская церковь не знает. Оно должно было заменить созданное несколько ранее "Сказание о житии Бориса и Глеба", отразившее древнерус. культ князей-мучеников в близкой народному миропониманию и далеко не канонической (с элементами двоеверия) интерпретации. В "Чтении" вероломно убитые князья выступают как посредники, вымаливающие у Бога снисхождение к людям. Это во всех отношениях образцовые святые, личности абсолютно благочестивые, жизненный путь к-рых — предуготовление к мученичеству. Все повествование подчинено центральной нравственно-назидательной идее терпения, смирения и послушания. Факт гибели князей в междоусобной борьбе превращается в абстрактный, как бы вневременной нравоучительный пример, своего рода сакральное действие, сопоставимое с жертвенным подвигом Сына Божия. Их смерть, по Н., показывает не слабость, а достойную восхищения силу преодоления притяжения мира земного. Тем самым едва ли не впервые в древнерус. мысли абсолютизируется примат духовности и формулируются неизвестные доселе славяно-рус, об-ву установки духовно-практической деятельности. Н. исходит из принципиальной несовместимости идеального и материального начал бытия. Разорванность двух планов бытия преодолевается жертвенностью, к-рая рассматривается как способ освобождения от материальности жизни и прорыва в мир иной, как путь приобщения к высшему идеалу. Логика поступков князей не обыденно-земная, соответственно

и адекватная оценка возможна только с позиций монашеского отрешения от плотского и земного. Монах побеждает мир подвигом аскезы и воздержания (смерть для мира), подвиг князей — реальная смерть ради преодоления плотского, суетного, уводящего от Бога земного бытия. При этом все события в житии предопределены промыслом, пронизывающим жизненный путь героев от рождения до гибели. Отсюда проистекает вывод о богоустановленности миропорядка. В социальном плане отсюда следует вывод о незыблемости иерархии, повиновении старшим, а в личном — покорности судьбе. В литературе "Чтение о житии Бориса и Глеба" нередко расценивалось как осуждение междоусобиц. Но провиденциальное восприятие действительности глушит проявление такого протеста. Из установки на преодоление тварной бытийности следовало не осуждение, а отрицание суетной мирской жизни как таковой, со всеми ее страстями, материальными заботами и рознью. В "Житии Феодосия" создан образ идеальной земной жизни, преодолевающей несовершенство тварного мира в подвиге монашества. В отличие от "Чтения", привлекаемые агиографические сюжеты и приемы не вытеснили реальной биографической основы жития. Н. сформулировал осн. черты рус. типа аскетической святости. Эта аскеза строгая, но доступная, не требующая ничего сверхчеловеческого, ее основа — воздержание телесное, молитва и пост, главное же — это не абсолютное затворничество ради собственного спасения, а служение миру. Жертвенный подвиг аскета складывается из труда на общую пользу, в сочетании с материальной и духовной помощью тем, кто в ней нуждается, и постоянными молитвами о прощении грешников и заблудших. Здесь преодолевается намеченный "Чтением" соблазн полного отрешения от жизни, политики и культуры, хотя соответствующие нравственно-ценностные установки сохраняются. Остается незыблемым принцип онтологической вторичности материального по отношению к идеальной сфере божественного. Подвижничество Феодосия все же представляет собой пример движения от мира к Богу, но это движение многоплановое, не ограничивающееся полным отказом от мирских соблазнов и отсечением плотских страстей. В конечном счете выбор между Богом и миром, духом и страстью осуществляется в пользу первого. Последовательно проводится в "Житии" фаталистический принцип попечения Божия о мире, к-рым Н. обосновывает ненужность забот о земном (требование не обременяться материальными заботами, жить милостыней в надежде, что о всем должен позаботиться Бог). Н. провозглашает откровение, даруемое Богом своим избранникам, источником абсолютного знания. Поэтому не искушенный в премудростях Феодосии оказывается мудрее философов. Однако из

Нестяжатели

этого постулата Н. не разворачивает апологии Иррационализма и антиинтеллектуализма, свойственной христианским мистикам-аскетам. Превознося божественную мудрость, он тем не менее не отвергает необходимость учения и высоко ценит книжность. Н.-агиографа нередко смешивают с Нестором-летописцем, приписывая ему авторство "Повести временных лет" и цикла статей о Печерском монастыре, входящих в эту повесть. Текстологически доказано, что агиографические и летописные произв. принадлежат разным Несторам. Нестор-летописец был старшим современником Н.-агиографа, являлся учеником Феодосия и расходился с Н.-агиографом в трактовке истории Печерского монастыря. Кроме этих расхождений, есть различия в идейно-политических пристрастиях обоих авторов. Сводчиком всей "Повести временных лет" Нестор-летописец, видимо, считался необоснованно. Древнейший летописный свод приписывается ему ошибочно из-за заблуждения монахов, знавших о существовании печерского летописца Н. и подписавших этим именем скопированные в монастыре списки летописи.

Соч.: Житие святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1915; Житие Феодосия Печерского // Памятники литературы Древней Руси XI — нач. XII в. Л., 1978. С. 304—391.

Лит.: Еремин И. П. К характеристике Нестора как писателя // Труды Отдела древнерусской литературы (Ив-та рус. литературы АН). Л., 1961. Т. 17. С. 54—64; Богуславский С. А. К вопросу о характере и объеме литературной деятельности Нестора // Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук. 1914. Т. 19, кн. 1. С. 131-186; Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977. С. 133—183.

В. В. Мильков

НЕСТЯЖАТЕЛИ — сторонники религиозного течения, сформировавшегося во 2-й пол. XV в. и просуществовавшего до сер. XVI в. Первым крупным идеологом Н. был Нил Сорский, продолжателями его учения стали Вассиан Косой (Патрикеев), Артемий Троицкий, примыкал к Н. - И Максим Грек. Движение Н. тесно связано с деятельностью "заволжских старцев" — так называли монахов из скитов, организованных Нилом Сорским в вологодских лесах. Н. выступали против втягивания церкви в мирские дела, против ее обмирщения, ведущего, по их мнению, к забве-Юпо ее роли как духовного пастыря. Дело мона-хов не заботиться о жизни мира, а сосредоточиться на совершенствовании своей души, а для этого, полагали Н., они должны порвать с миром, жить в уединении и предаваться молитве. Уйдя из мира, монахи не вправе ничего брать из ■его, даже подаяния, целиком и полностью пола-

- „·. |ЮМ. Поэтому Н. выступали против монастырс-

кого землевладения, к-рое вовлекает монахов в мирские дела, не позволяет им целиком уйти в созерцательную ("умную") молитву. Вообще крупные монастыри, считали Н., не создают условий для преображения души, поэтому они жили в скитах по 2 — 3 человека в удалении от населенных пунктов. Н. много внимания уделяли изучению "божественного писания", не только Библии, но и соч. учителей церкви. Это были в целом образованные и углубленные в себя люди, посвятившие жизнь служению Богу. Для них характерны внутренняя свобода мысли, терпимость к чужому мнению и вообще веротерпимость, отказ от навязывания внешних форм благочестия. "Заволжцы" были противниками пышного и богатого церковного убранства, вообще всякой "внешности". Монах-инок должен довольствоваться только самым необходимым и все внимание сосредоточивать на исправлении души. "Правда умного делания" — вот суть Н. Несмотря на стремление уйти из мира, преодолеть всякое "миролюбие" и уединиться в безмолвии и тишине для "умной молитвы", Н. помимо своего желания были втянуты в мирскую жизнь и даже в политическую борьбу. Их идеология "бессеребреничества" и отрицание монастырского землевладения была использована великокняжеской властью в ее противостоянии рус. церкви. Иван III, планируя секуляризацию церковных земель (а эти земли составляли почти третью часть всей государственной земли), стал инициатором выступления на соборе 1503 г. Нила Сорского, предложившего ликвидировать право монастырей на землевладение. Это предложение нашло поддержку у большой части собора. Уже покинувший собор Иосиф Волоцкий срочно вернулся, и ему с трудом удалось отстоять монастырское землевладение. В результате борьба иосифлян и Н. сильно обострилась. После смерти Нила Сорского иосифлянам удалось привлечь на свою сторону Василия III, к-рый стремился найти в церкви союзника в борьбе против удельных князей за укрепление великокняжеского московского престола. Опираясь на великокняжескую власть, иосифлянам удалось склонить собор 1525 г. на осуждение Максима Грека, а на соборе 1531 г. был осужден ближайший еоратник Нила Сорского Вассиан Патрикеев. В 1553—1554 гг., уже при Иване IV, были осуждены "за ереси" мн. Н. и взявшие верх иосифляне практически опустошили скиты "заволжских старцев". Нестяжательство как религиозное течение на Руси фактически прекратило свое существование.

Лит.: Казакова Η. Α., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI века. М.; Л., 1955; Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI в. М.; Л., 1960; Клибанов А. И. Реформационные движения в России XIV — первой половине XVI в. М., 1960; Казакова Н. А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.; Л., 1960;

316

317

НИГИЛИЗМ (от лат. nihil — ничто) — вид негативного умонастроения (наряду с пессимизмом и скептицизмом), выражающий полное отрицание, исходящее из уверенности в абсолютной ложности отрицаемого. Статус социального отрицания (негативизма) Н. получает, когда направлен против социально значимых ценностей и общественных ин-тов. С этой т. зр. характерный элемент Н. — отрицательное отношение к культуре и ее ценностям, от неприятия элитарного статусного присвоения культуры, канонизации ее форм, до бездумного отрицания "всего и вся" и прямого вандализма. Социально-негативное поведение реализуется многообразно как критиканство или равнодушие, безучастность к официальным нормам и ценностям, как аскетизм или мода на пороки, как общественно-политическое движение или протест одного лица. Изобретателем понятия "Н." обычно называют И. С. Тургенева, выведшего в романе "Отцы и дети" (1862) хрестоматийный образ "нашего нигилиста" — Базарова. Однако исторические истоки Н. как особого умонастроения уходят в далекое прошлое. Идеи и настроения Н. обнаруживаются уже в религиозно-философских учениях средневековья и даже раньше. Так, в XI в. во времена господства августинианства еретиков называли "нигилианистами" (по названию еретического учения, преданного анафеме папой Александром III в 1179 г. за отрицание человеческой природы Христа и его исторического существования). В философском смысле термин "Н." употреблялся в Европе в XVIII—XIX вв. для обозначения крайностей идеализма (Ф. Яко-би, Жан Поль (Рихтер), В. Круг), скептицизма (В. Гюго, П. Ж. Прудон) или "аннигилирующего рационалистического доктринерства" (Ф. фон Баадер). Все это свидетельствует о том, что термин имел неопределенное толкование. Подобное наблюдалось и в России, где в 30—50-х гг. XIX в. это слово употреблялось без определенной смысловой окраски: "ничтожество", "пустота", "невежество" (Надеждин), "идеализм" (Шевырев). "материализм" (Катков), "скептицизм" (Добролюбов). При этом Катков в полемических статьях 1861 г. против журн. "Современник" употреблял термин "Н." и в том широком смысле, в каком воспользовался им Тургенев, т. е. для обозначения позиции жесткого отрицания, проповеди разрушения ради самого разрушения, высмеивания всего, что дорого всякому образованному человеку, издевательства над всякими проявлениями прогресса в рус. жизни. Такая пози-

ция усматривалась в общественном умонастроении и нек-рых сторонах идеологии и поведения значительной части молодой разночинной интеллигенции кон. 50—t)0-x гг. XIX в. (психологии шестидесятника). Их представителем и был тургеневский Базаров, утверждавший: "В теперешнее время полезнее всего отрицание — мы отрицаем". Писарев так сформулировал программу действий нигилистической молодежи: "Что можно разбить, то и нужно разбивать, что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам; во всяком случае, бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть" ("Схоластика XIX века", 1861). В устах обывателей и околоказенной печати слово "нигилист" сделалось синонимом слов "преступник", "бунтовщик", а сам "Н." ассоциировался с чем-то "ужасным". Подобное употребление стало характерным и для западноевропейской литературы, в к-рой начиная с 70-х гг. XIX в. термином "Н." характеризуется рус. радикализм вообще. Смысл и содержание Н. в России невозможно понять без выявления сущностных черт т. наз. "рус. революционного нигилизма" как интеллектуального и социального феномена, порожденного пореформенной рус. жизнью и своеобразно "вписавшегося" в историю европейского Н. Главным носителем идеологии и психологии Н. в России был интеллигент-разночинец, т. е. "человек неподатного сословия, но без личного дворянства и не приписанный ни к гильдии, ни к цеху" (В. И. Даль). Или, по определению Плеханова, человек, "деятельность которого не укладывается в сословные рамки". По своему общественному положению разночинцы находились на границе между дворянским и крестьянским социальными мирами, не принимались ни одним из них как его полноправные участники (маргинальный статус). Отсюда неуверенность, неудобства и страдания, серьезные сомнения в своей личной ценности, что создавало почву, для формирования нигилистической позиции. "Сознание своего бессилия, своей необеспеченности, чувство зависимости — всегда приводят к . чувству недовольства, к озлоблению, к протесту", — писал Ткачев, характеризуя психологию революционно настроенной разночинной интеллигенции. Специфической чертой рус. Н. является его рационалистический характер, основанный на культе "знания". "По философским своим понятиям, — отмечал Кропоткин, — нигилист был позитивист, атеист, эволюционист в духе Спенсера, или материалист..." Составляющими нигилистского "культа знания" стали отрицание всякой "метафизики", преклонение перед естественными науками и их методами, перенесение методов наук о природе на социальную и духовную сферу, вера в "имманентные законы истории". Разрушение прошлого, превращение его в "ничто" является родовым признаком Н. Культ "дела", "служения"

Никанор
— др. era Характерная черта. В основе его — нелюбовь к чиновничьему положению и богатству. В среде нового поколения стяжательство, барство, карьеризм, стремление к чинам, должностям, высоким окладам и казенным квартирам безоговорочно осуждалось. Подобную позицию такие исследователи рус. Н., как Бердяев и Франк, считали повсеместным, подчас даже нарочитым опрощением, переходящим в аскетизм. Реальное же "дело" мыслилось по-разному: как разрыв с традиционной системой ценностей образования, воспитания, их отрицание (Писарев); как борьба за индивидуальность (Михайловский), как стихия бунта, революции; разрушение всех религиозных, государственных, культурных устоев (М. Л. Бакунин) и т. д. Но все интерпретации "дела" и "служения" в рус. Н. сводились в конечном счете к обоснованию исключительной роли интеллигентского меньшинства в преобразовании страны, "вождя" и "наставника" народа. Психологически это проистекало из постоянной неудовлетворенности собой и об-вом, из стремления ускорить ход событий, перераставшего в "самоуверенность интеллигенции" (Плеханов). Не случайно Достоевский обозначил Н. как "главнейшее и болезненное явление нашего интеллигентного, исторически оторванного от почвы общества, возвысившегося над народом" (Объяснительное слово по поводу печатаемой ниже речи о Пушкине // Поли. собр. соч.: В 30 т. Л., 1984. Т. 26. С. 129). Т. обр., рус. Н. — это прежде всего осознание внешней и внутренней обособленности интеллигенции от народа. Ницшеанская традиция трактует Н. как утрату "веры в Бога и нравственный миропорядок" (Ницше Ф. Воля к власти // Поли. собр. соч. М., 1910. Т. 9. С. 38). Если первую часть формулы можно отнести к рус. Н., поскольку атеизм стал неотъемлемой чертой мировоззрения мн. его представителей, то вторую —"нельзя. С т. зр. Франка, нигилист в России занимает промежуточное положение лица, "утратившего веру, но тоскующего по святыне". Последнее привело к замене религиозной веры секуляризированной верой в рациональное устроение мира, социальную справедливость и равенство (братство и коллективизм будущего об-ва). В основе этой веры лежала идея внешней и внутренней обособленности интеллигенции, искупления "греха культуры и вины интеллигенции перед народом" (Бердяев), отдачи "долга", желания "служить" народу, и в конечном счете — стать народом. Такого рода устремления наиболее ярко высвечиваются в особом отношении Н. к власти. Если в 60-х гг. на первом этапе Н. господствовало отношение к власти как к "узурпации", "деспотизму" и "тирании", а сама власть персонифицировалась в монархе и Боге, против к-рьгх и нужно было выступать, и все это венчалось анархистским отрицанием государственности, то уже с 70-х гг.

практика противостояния полицейско-самодер-жавной государственной машине как чему-то нелегитимному, а потому — "убираемому", безболезненно привела мн. нигилистов к пониманию необходимости коллективности, организации и регламентированности своих действий. Власть стала представляться фактором исключительно организационного порядка. Именно носители революционной организации предназначались на роль субъектов властвования в случае успеха готовящегося переворота, должны были сначала "поднять" неразвитое большинство населения до понимания его собственных интересов и заставить "переустраивать свою жизнь сообразно с его истинными потребностями, сообразно ■ с идеалом наилучшего и наисправедливейшего общежития" (Ткачев П. Н. Соч. Т. 2. С. 216). Историческую роль Н. можно охарактеризовать следующим образом: "Он имеет значение протеста, не всегда справедливого, но полезного уже тем, что, с одной стороны, воздерживает от примирения со многою ложью и пошлостью, а с другой — нападками на истину вызывает ее приверженцев на более разумную, строгую, критическую ее проверку и защиту" (Страхов).

Лит.: Катков M. Я. О нашем нигилизме // Русский вестник. 1862. № 7; Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 30 т. Л., 1984. Т. 26; Страхов Я. Я. Из истории литературного нигилизма. 1861—1865. Спб., 1890; Писарев Д. И. Соч.: В 4 т. М., 1955—1956; Тургенев И. С. По поводу "Отцов и детей" // Собр. соч.: В 12 т. М., 1956. Т. 10; Ткачев П. Н. Письмо к редактору журнала "Вперед!" // Соч.: В 2 т. М., 1976. Т. 2; Франк С. Л. Этика нигилизма // Соч. М, 1990; Бердяев Н. А. Русская идея // О России и русской философской культуре. М., 1990; Казьмин Б. П. Два слова о слове "нигилизм" // Козьмин Б. П. Литература и история: Сб. статей. М, 1982; Moser СИ. Antinihilism in Russian Novel of the 1860's. The Hague, 1964; Hingley R. Nihilists. Russian Radicals and Revolutionaries in the Reign of Alexander II. N. Y., 1969.

НИКАНОР (в миру Александр Иванович Бровкович (20.11(2.12). 1826, Могилевская губ.

— 27.12.1890 (8.01.1891), Одесса) — богослов, религиозный писатель и философ. В 1851 г. окончил Санкт-Петербургскую духовную академию и был оставлен там помощником ректора академии будущего митрополита Макария (М. П. Булгакова); в дальнейшем -— ректор ряда семинарий; в 1871—1890 гг. — в сане епископа. Н.

— один из наиболее неординарных рус. церковных иерархов; в нач. 50-х гг. как преподаватель духовной академии он был заподозрен в неправославном мышлении; в кон. 50-х гг., будучи в Саратове, Н. поддерживал контакты с опальным историком Н. И. Костомаровым; в 70— 80-х гг. его философские труды и религиозные проповеди вызывали дискуссии. Предостерегая от увлечения совр. "антихристианской" философией, нападал на "зазнавшиеся умы" философов, начиная с Вольтера и энциклопедистов, Шеллин-

318

319