Н. Крадина, А. В. Коротаева. – Волгоград: Учитель. 2006. С. 85–163. 5

Для исследования процесса формирования государства анализ его верховной (центральной) власти представляется исключительно важным. На единый центр как на важнейший признак государства указывают и различные исследователи (Claessen 1978a: 586–588; Claessen, Oosten 1996: 2; Claessen, van de Velde 1987a: 16; Ember C. R., Ember M. 1999: 158, 380; Fortes, Evans-Pritchard 1987/1940; Haas 2001: 235; Spencer 2000: 157 etc.; см. также: Гринин 2000а; 2001–2005; 2006а; Grinin 2002a; 2003; 2004a; 2004b; 2004c). Но понятно, что «центром» централизованного общества «не всегда будет определенная персона – лидер или правитель, обладающий высшей властью» (Haas 2001: 235). Иными словами, верховную власть можно трактовать более или менее широко. В узком плане – это монарх, президент, народное собрание и т. п. В широком – это совокупность органов и людей, осуществляющих высшую власть из постоянного или временного центра. Ведь ни монарх, ни народное собрание без определенного числа помощников и исполнителей, естественно, управлять не в состоянии. В настоящей работе я буду употреблять этот термин в широком смысле.

Разумеется, раннее государство нельзя редуцировать только к его центру и верховной власти. Но невозможно и отрицать, что именно в результате взаимодействия центра и периферии в одних случаях или в результате борьбы конкурирующих между собой центров за верховенство в других и создается новая структура общества, постепенно ведущая к тому, чтобы оно стало государственным. Отношения внутри верховной власти часто становятся важнейшими в политической системе государства, даже судьбоносными для него.

Далее раскрываются несколько важных характеристик верховной власти в раннем государстве.

 Достаточная сила верховной власти

В раннем государстве верховная власть приобретает некоторые черты, не свойственные не только догосударственным, но и негосударственным образованиям, даже тем, где реальная власть вождя и его окружения весьма велика.

В раннем государстве верховная власть чаще более сильная и более централизованная, чем в аналогах³⁰. «Главная характеристика, которая отличает государство от других форм социальной организации, – это политическое господство, легитимная сила навязывать решения» (Claessen, Skalník 1981a: 487; см. также: Service 1975: 154).

Достаточная сила верховной власти отличает ранние государства от тех аналогов, в которых она формальна, слаба или отсутствует. А также от тех, где главная задача верховной власти – сохранить единство и консенсус, типа конфедераций³¹ и более сложных обществ, например, галльских вождеств и городов (cм.: Леру 2000: 123–127), а также гетерархий (Crumley 2001).

От аналогов с более сильной верховной властью раннее государство отличается, прежде всего, большей систематичностью и активностью центра в отношении подвластной ему территории. Разумеется, многие области жизни почти не затрагиваются ранним государством. Но в отличие от многих аналогов его влияние на подвластные ему территорию и население, хотя бы в отдельных важных направлениях, становится систематическим, а не эпизодическим.

Достаточная сила верховной власти, в принципе, должна обеспечивать территориальную целостность государства. Способность противостоять распадным процессам и тенденциям Р. Коэн особо подчеркивал как критерий государства (Cohen 1981: 87–88; Gledhill 1994: 41). Однако распад весьма часто случался и в ранних государствах, но эту проблему мы затронем несколько дальше.

 Способность к переменам

Еще один показатель силы верховной власти заключается в том, что она должна быть способна производить существенные изменения в данном обществе и расширять сферу властного регулирования. Конечно, была масса сдерживающих факторов для перемен, но тем не менее способность к ним по сравнению с аналогами увеличилась.

Такая способность объясняется уже тем, что раннее государство как бы генетически носит на себе отпечаток крупных (иногда и крутых) перемен. Ведь государства, как уже сказано выше, чаще всего создаются в особых условиях, в том числе каких-то кризисов, решительного несоответствия старых способов управления важным задачам, которые нельзя игнорировать; гражданского противостояния; искусственной концентрации населения или его резкого роста; ослаб-ления или дискредитации власти в условиях сложных задач; завоевания или военного объединения и т. п. (см. подробнее: Гринин 2001–2005; 2006а; Grinin 2003; 2004с; см. также: Классен 2006). Сервис даже считает, что, когда теократическое вождество становится государством, это обычно происходит в состоянии потрясений в обществе (Service 1975: 157–158). При этом иногда открывается большой простор для изменений. Например, правители ранних тираний в Греции порой довольно круто ограничивали не только влияние, но и частную жизнь знати и проводили важные реформы. И поэтому некоторые из них, «несмотря на весь свой тиранический эгоизм, а в некотором смысле и благодаря ему, заложили основы будущего полиса» (Берве 1997: 37). Можно вспомнить и реформы Монтесумы II в начале XVI в. в империи ацтеков, который сократил численность знати, запретил многим из них под предлогом сомнительного происхождения доступ к государственной службе и отменил их привилегии (Kurtz 1978: 176).

Когда государство образуется на базе сложных вождеств с сильной властью вождя, власть нового «короля» может стать еще более сильной и непререкаемой. Так, в частности, было на Гавайском архипелаге, где объединивший в начале XIX в. все острова Камехамеха I истребил часть местной знати, передал власть от местных династий на островах своим родственникам и приближенным, провел перераспределение земель на покоренных территориях (Тумаркин 1964: 88–90; 1971: 21) и, используя европейскую помощь, создал постоянную в несколько тысяч человек армию с огнестрельным оружием и пушками, а также военный флот из 60 палубных ботов, нескольких бригов и шхун, построил форты (Тумаркин 1964: 102–103; 1971: 20). Его сын, принявший тронное имя Камехамеха II, вместе с приближенными отверг ряд наиболее уважаемых табу, поскольку, имея армию с огнестрельным оружием, он, вероятно, полагал, что уже меньше нуждается в сакральной поддержке небес (см.: Service 1975: 155–157). С другой стороны, такие нарушения могли внушать еще большее почтение к могуществу короля. Таким образом, в первые десятилетия XIX в. политическое и социальное устройство гавайского общества быстро менялось (Ёрл 2002: 79).

В молодых монархических государствах нередко правители, почувствовавшие себя всевластными, переставали считаться с различными советами, собраниями и традициями и за десяток-другой лет проводили больше реформ, чем их делалось за предыдущие 100–200 лет.
А ликвидация власти вождя или царя, а затем и ограничение влияния аристократии в демократических полисах давало почти неограниченную власть демократическим органам, которые могли иногда при-
нимать исключительно интересные решения.

 Полнота функций верховной власти

Чем больше функций выполняет государство, тем больше это,
в принципе, говорит о росте государственности³². Но поскольку
объем функций в каждом государстве во многом зависит от конкретных условий (в частности от того, организует ли государство производство или нет), то нужно установить хотя бы факт достаточной полноты функций верховной власти. При этом государство должно выполнять как функции внутреннего регулирования (объединительную и карательную, высшего арбитра, судебную и посредническую, фискальную, организационную, контрольную, сакральную), так и внешние (обороны или военного грабежа, поддержания суверенитета и удержания в орбите своего влияния союзников, внешней торговли и внешних сношений). Это отличает ранние государства от тех аналогов, где внутреннее управление слабо (держится на традициях), а внешнеполитическая функция довольно развита, вроде конфедераций племен и городских общин, а также крупных политических объединений кочевников (например хунну) и т. п., в которых верховная власть, не вмешиваясь во внутреннее управление, могла контролировать внешнюю торговлю и военные акции (Крадин 1992; 2001а; 2002; Гумилев 1993б). Ибо если внутри общества можно пытаться решать проблемы старыми методами, то вне его очень часто это невозможно.

4. Новые принципы управления

С усложнением общества и наращиванием в нем новых этажей власти неизбежно возникает какое-то движение в сторону разделения труда в управлении. Однако в аналогах раннего государства такое разделение базируется на старых (родовых, сакральных, самоуправления и других) принципах, отчего не превращается в саморазвивающуюся систему, ведущую к постоянной дифференциации функций.

В числе новых принципов управления обществом, конечно, надо отметить и бюрократизацию управления. Но, несмотря на его большую эволюционную будущность, очень важно обратить внимание, что в ранних государствах бюрократизация получила заметное развитие не везде (и в этом смысле она не была универсальным новым принципом управления для ранних государств). В некоторых случаях мы видим процесс бюрократизации в ярком, классическом виде, как, например, в Египте или в Нижнем Междуречье эпохи III династии Ура. В других случаях бюрократизация была относительно слабой, особенно на завоеванной территории, например, в таких государствах, как ацтекское (Johnson, Earle 2000: 306; Баглай 1995) или Римская республика (Штаерман 1989). Иные государства, как Древняя Русь или Норвегия, были «дружинные», и весь аппарат управления сводился к его военной подсистеме (Гуревич 1980: 131; см. также 1970: 173; Шмурло 2000, 1: 107). Не относить такие политии к ранним государствам я не считаю правильным³³. Поэтому я стремился описать новые принципы управления возможно более универсально, чтобы они в полной мере относились как к бюрократическим, так и небюрократическим государствам. Впрочем, даже в бюрократических государствах управленцы вовсе не походили на тот тип чиновников, о котором писал Вебер (Weber 1947: 333–334; см. также: Бондаренко 2001: 244–250; Гринин 2001–2005; 2006а).

Делегирование власти означает возможность передать кому-либо власть в определенном объеме и на определенных условиях (обычно с ограниченным сроком) для выполнения каких-то задач и функций. Такая практика зародилась вместе с появлением сколько-нибудь институционализированной власти. Однако догосударственные и негосударственные общества в большинстве случаев отличались слабой способностью к делегированию власти. Исследователи отмечают, что вождь часто не мог передать на сколько-нибудь длительное время

Однако потребность в делегировании власти вытекала из важных практических нужд и необходимости решать одновременно много вопросов. По мере роста объемов и сложности задач такая потребность все усиливалась. Поэтому в конце концов трудности делегирования власти начинают постепенно преодолеваться, поскольку в раннем государстве удается, наконец, найти способы наделять кого-либо нужной долей власти на нужное время без боязни лишиться ее (о важности в раннем государстве делегирования власти см.: Claessen 1978а: 576; Spencer 2000; Wright 1977).

Таким образом, возможность делегирования власти становилась важным новым принципом управления. Но и этот, и другие принципы управления базировались на появлении нового свойства власти, о котором стоит сказать особо. Я назвал это свойство делимостью власти (Гринин 2001–2005; 2006а; Grinin 2003, 2004c). Оно заключается в возможности для обладателя власти делить ее в нужной пропорции между нужным количеством людей и на определенное время без утраты обладания властью и контроля над ней. Соответственно делимость власти предполагает реальное право отобрать данную власть или пере-распределить ее. Делимость власти обычно означает также ту или иную степень согласия подчиненных и подвластных с правом обладателя власти делить ее и передавать другим, причем далеко не любому, а обладающему в глазах подчиненных нужным объемом полномочий, легитимности, авторитета. Иначе получивший полномочия не сможет ими воспользоваться.

Неделимая же власть – это власть, которую нельзя на время передать, делегировать, распределить и разделить между различными людьми и органами, не рискуя ее полностью или частично потерять либо встретить отказ в признании правомерности такого деления или нежелание подчиняться «заместителю» обладателя власти. И такой она обычно была в догосударственных обществах и в большинстве аналогов. Стоит заметить, что неделимость власти означает и неделимость ответственности правителя за всякого рода неудачи и бедствия. В то время как в государстве правитель очень часто мог переложить ответственность на исполнителя.

Для любого политического организма применимо, используя терминологию социологов, правило «нулевой суммы», то есть насколько у одного власти прибавилось, настолько у другого она убавилась. «Власть можно сравнить с ограниченным количеством товара – если ее больше у одной партии, то у другой должно быть меньше. Более того, если власть перераспределяется, это всегда влечет за собой потерю для одной или другой группы» (Смелзер 1994: 545). Однако некоторые теоретики, включая Парсонса, утверждают, что «увеличение власти не всегда связано с чьим-то поражением» и что общественные условия могут уменьшить ограничительный характер объема власти. Парсонс приводит аналогию с деньгами. Кредит может способствовать увеличению денежных ресурсов, но богатство одного человека не всегда приводит к бедности других людей (Смелзер 1994: 545).

Мне думается, что в догосударственных и негосударственных обществах это правило «нулевой суммы» действует более жестко, чем

И хотя в раннем государстве эти процессы только-только начинаются, важно, что на базе делимости власти и роста ее общей суммы становится возможным усложнение разделения управленческого труда, что открывает перед обществом огромные перспективы развития в политическом плане.

Общая черта ранних государств и аналогов – увеличение уровней сложности устройства и управления – ведет к тому, что центру становится труднее поддерживать достаточно эффективную связь между собой и периферией. В аналогах решение этой проблемы достигается, в первую очередь, за счет гипертрофии традиций и доведения до предела прежних тенденций развития, например, наращивания числа и титулатуры вождей (а также разрастания их линиджей); расширением того, что Э. Саутхолл называет «ритуальным сюзеренитетом» без

Подобные процессы, разумеется, идут и в раннем государстве. Однако очень важно, что помимо усиления этих старых тенденций там возникает и нечто качественно иное, а именно: отделение исполнения функций верховной власти от нее самой (как носителя функций)³⁴.

Таким образом, центр может, не теряя власти, расширять количество своих порученцев и функционеров, получая возможность сосредоточиться, прежде всего, на выработке общих решений, командовании, координации деятельности, сборе данных и контроле. Тем самым преграды для распространения его власти и расширения функций существенно уменьшаются, а возможности для экспансии увеличиваются. Проблемой становится необходимость кормить добавочных воинов и функционеров. Вот эта необходимость и является постоянным источником деятельности государства, его активности, необходимости что-то менять. Отделение исполнения функций порождает особую функцию верховной власти – контроль за исполнителями.

Все это ведет к усложнению и порой к разбуханию верховной власти, специализации ее органов, возникновению сложного баланса интересов в ней. Разумеется, такое разделение функций еще очень неполно и фрагментарно. Обычаи вроде полюдья показывают, что верховная власть еще сама стремится или вынуждена и собирать дань, и вершить суд, и производить сакральные действия (см., например: Кобищанов 1995). Но все же во многих ранних государствах описанное отделение уже вполне заметно и играет важную роль. Оно способствует и развитию властных вертикалей, то есть подчинению управленцев сверху донизу одной воле и одним правилам. Этот принцип управления долгое время, правда, не играл слишком важной роли, однако в некоторых органах, особенно в армии, такие вертикали могли иметь место.

4.3. Новые черты системы управления в раннем государстве

Наличие развитого аппарата управления, как мы видели, не является обязательным признаком раннего государства. И это вполне объяснимо. Ведь административный аппарат возникает часто именно как добавочный, неосновной способ управления, и только потом обнаруживаются его преимущества. Поэтому в раннем государстве он создавался в основном из наличного материала (а не из идеальных чиновников, которых просто не существовало) и, конечно, не был полностью профессиональным. Мало того, он лишь частично формировался из лично обязанных власти людей, а большей частью центр просто приспосабливал к своим нуждам уже сложившиеся формы самоуправления, управления и выполнения определенных функций теми или иными родами, слоями, корпорациями, выборными людьми³⁶. Иными словами, аппарат управления в раннем государстве обычно не системный. Он заново формируется только в каких-то важных местах или направлениях. На привычный нам аппарат управления он похож только в отдельных фрагментах и моментах, а в целом представляет собой пеструю смесь старого и нового, поставленного на службу верховной власти. Эта система, однако, часто дает сбои то в одном, то в другом месте. Отсюда и постоянные поиски лучших административных решений, иногда наивных и близоруких, иногда просто вредных, но путем проб и ошибок все же открывающих простор для эволюционного развития.

Объем, степень сложности и разветвленности аппарата очень сильно зависят от объема самого государства. И тут никак нельзя сравнивать небольшие и огромные державы. Кроме того, разветвленность аппарата зависит от функций государства, поскольку там, где оно выполняет производственные задачи, соответственно и управленцев больше. Наконец, наличие достаточно развитого рынка делает ненужным часть управленцев, появляющихся в ряде государств в отсутствии рынка.

Таким образом, в раннем государстве начинается формирование особой системы управления, которая причудливым образом соединяет в себе старые и новые черты, а также и чисто переходные (впоследствии исчезающие) явления. Причем новые признаки могут и не играть еще определяющей роли. Поэтому сравнение управления в раннем государстве и аналогах должно идти, прежде всего, по пути выявления в первых новых моментов, особенно таких, которые оказались способными в дальнейшем перестроить общество. Здесь следует обратить внимание на следующее.

Во-первых, хотя нередко верховная власть вынуждена терпеть различные иные силы и формы управления, все же в ранних государствах по сравнению с аналогами чаще проглядывается более сложная и разветвленная система управления, пусть состоящая еще в основном из управленцев старой формации (в том числе родовых начальников), но уже замкнутая на верховную власть. Сам род правителя начинает теперь играть в чем-то новую роль высшего эшелона власти, члены которого нередко раскиданы по всем уголкам страны. И даже в борьбе членов этого рода между собой за власть также можно увидеть, говоря словами русских историков XIX века, борьбу государственного и родового начал.

Во-вторых, если не во всех, то хотя бы в некоторых из ключевых органов и институтов (армии, суде, системе наместников, фискальных органах) верховная власть способна реально влиять как на назначения на важнейшие посты, так и на среднее звено руководителей.

В-третьих, для государства характерна бóльшая социальная мобильность людей, выполняющих госфункции, чем для многих аналогов, выше степень легкости включения в указанный аппарат людей не из определенной элиты (рода, клана, сословия, касты). Чем строже ограничения, вплоть до полной невозможности вхождения в него людей со стороны, тем больше в политии старых способов организации, не позволяющих перейти к собственно политико-административным методам управления.

В-четвертых, по сравнению с аналогами ранние государства име-ли гораздо больше возможностей для замены (снятия с должности) членов аппарата в связи с плохим выполнением обязанностей или в связи с необходимостью, хотя порой слишком большого простора для выбора кандидатов и не было.

В-пятых, в ранних государствах по сравнению с аналогами происходят большие изменения в составе управленцев, поскольку появляются новые типы управленцев. Об этом скажем несколько подробнее.

4.4. Изменения в составе управленцев

Виттфогель говорил, что государство – это управление при помощи профессионалов (Wittfogel 1957: 239; см. также: Weber 1947: 333–334). Но профессионал – это достаточно широкое понятие. Оно включает в себя и наследственных профессионалов, то есть тех, кто от рождения предназначен для отправления тех или иных обязанностей. Именно такими являлись вожди разных рангов в вождествах, а также наследственные главы, старосты общин или их частей. Поэтому можно сказать, что во многих аналогах и догосударственных образованиях также управляли профессионалы.

В ранних государствах наследственных и клановых³⁷ профессионалов, занимающих свой пост или должность независимо от центра, также было немало. Но постепенно все более заметную роль начинают играть нового рода управленцы (а также прежде маловажные типы управленцев).

Во-первых, существенно растет число и роль управленцев-функ-ционеров (их классификацию см.: Claessen 1978a: 576). А разница между функционером и, скажем, вождем существенна, поскольку первый выполнял ограниченные и специальные функции, а второй – общие (см. об этом, например: Diamond 1999: 274). Ибо вождь сосредоточивал на своем уровне всю полноту власти, а люди, поставленные (утвержденные) центром, часто имели только определенные полномочия.

Во-вторых, слой управленцев становится довольно пестрым, поскольку их права на должность были различны. Среди наследственных управленцев растет число утвержденцев. Они наследовали должности по родственной линии или получали ее из рук клана, но вступление на должность должно было утверждаться центром.

Среди новых типов управленцев особо стоило бы выделить назначенцев, тех, кто назначается (нанимается) на какие-то должности или места и зависит от правителя и власти. Разумеется, и эта группа была пестрой. Она включала в себя и тех, кто материально мог вполне обойтись без службы или даже вовсе тяготился своим положением. Но была и подгруппа тех, для кого служба была главным делом и кто очень сильно зависел от вышестоящей власти. Следует учитывать, что и в аппарат, и в дружины людей стремились подбирать по принципу преданности. Особенно удобны в этом плане для власти были люди без роду и племени, рабы и слуги, иноплеменники. Поэтому их и привлекали для управления, военной службы, надзора за хозяйством³⁸. Такая практика была широко распространена не только в государстве, но и у частных лиц. В некоторых государствах от управленцев требовали и специальных знаний, тем самым создавалась эволюционно перспективная группа управленцев-специалистов (в том числе писцов). В управлении государством могли играть важную роль иностранные советники, как это было на Гавайях после смерти первого короля Камехамехи I при его преемниках. И даже при самом Камехамехе I некоторые иностранцы получали в пользование целые поместья с даровой рабочей силой (см.: Тумаркин 1964: 94; 1971).

Таким образом, в политике и управлении появлялось все больше людей, которые жили за счет выполнения своих функций и прямо зависели от правительства. Разумеется, они могли еще не составлять полную систему, но чем дальше развивалось государство, тем заметнее был конфликт между профессионалами по праву и профессионалами-назначен-цами, тем сильнее верховная власть стремилась или заменить первых на вторых, или превратить первых во вторых. История многих государств изобилует такими примерами. Чем более способна была верховная власть выполнить это, тем заметнее было развитие государства.

В демократиях и аристократических республиках, помимо функционеров, сформировался и тип профессиональных политиков. В этих обществах прийти к власти очень часто мог только подготовленный

Возможность служить или не служить, заниматься политикой или нет характерна для аристократических или сословных государств, где высшие слои (сословия) имеют независимые источники дохода. Но это могло быть только в том случае, когда государство обеспечивало и охраняло собственность этих людей. Иными словами, государство здесь выступало как исполнительный комитет (или как проводник) воли граждан, точнее, той части граждан, которой удалось навязать свою волю остальным. Таким образом, свободные профессионалы были частью политической системы и фактически частью госаппарата (как сегодня в развитых демократиях партийные функционеры, по сути, являются частью государственной машины). Какие-то из них прямо находились у власти, другие оставались «оппозицией его величества», но в целом это была неразрывная система.

Общие черты профессионалов-функционеров и профессионалов свободных заключались в том, что для занятия должности или занятия политикой ни безоговорочного права, ни строгой обязанности у них чаще всего не было. Имелась и определенная свобода в выборе занятий, и определенная неуверенность в прочности своего положения. Следует также отметить и необходимость в специальных знаниях.