Н. У. Шаяхметов, тарих ғылымдарының докторы

1. 
   Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. Москва: Изд-во АСТ, 2000.
   
2. 
   Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка (в 4-х томах) С.-Петербург-Москва: Издание книгопродавца типографа М. О.Вольфа, 1882.
   
3. 
   Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. М.: Русский язык, 2000.
   
4. 
   Казахско-русский словарь: ок. 50000 слов/ Под ред. Р.Г. Сыздыковой, К.Ш. Хусайына, Алматы: Дайк-Пресс, 2008.
   
5. 
   Ожегов С. И. Словарь русского языка: ок. 57000 слов/ Под ред. чл.-корр. АН СССР Н.Ю.Шведовой.-20-е изд., стереотип. М.: Рус. яз., 1989.
   
6. 
   Сулейменов О.О. Тюрки в доистории. О происхождениии древнетюркских языков и письменностей. Алматы: Изд-во «Атамұра», 2002.
   
7. 
   Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. Д. Н. Ушакова. М.: Сов. энцикл.: ОГИЗ, 1935—1940.
   
8. 
   Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. http://www.classes.ru/all-russian/russian-dictionary
   

Заимствованная хозяйственно-бытовая лексика сибирских татар разделяется на две группы. I. Домашний двор:

а) для сидения, лежания: керәслә́ / крисло / крә́слә  кресло: Керәсләтә утырганлай йоклап калыпты; к/ы/рават  кровать: Өй эцләртә краватлар пулмагъан – В домах кроватей не было; кунапил [Тумашева 1992: 105] (литер. терәкле агач скамья) < конопе; набулат («еләй такта» [Тумашева 1992: 157], литер. ләүкә) < на + полати ‘полок’: Эссе набулатта осак утырма – На банной полке не сиди долго; палатпаш [Тумашева 1992: 167] (литер. сәндерә) < полати; түб^вәрәт (йелткәсес урынтык, литер. урындык, утыргыч, артсыз урындык) < табурет: Түб^вәрәткә утырып торцы – Садись на табурет;

б) для хранения вещей: камут  комод: Исге камутны апцыгъып ташлатыкъ – Старый комод выбросили; картируп  гардероб: Картируп мутатан цыкъты – Гардероб вышел из моды. В заболотном говоре картирух; шкап < шкаф;

в) для еды (или работы): өстәл («сүфра» [Гиганов 1801: 9])  стол. Уже у В.В. Радлова «Баi ÿстӓl тартты, аш тартты, ашатты» [Радлов 1872: 256]. В вагайском говоре лексема өстәл употребляется в двух значения: стол и стул: Өстәлне тә өстәл тиб^вес, урынтыкъны та өстәл тиб^вес (Вагайский район, Баишево);

Таким образом, основной причиной заимствования слова является вхождение в культуру народа нового предмета. Как правило, в тоболо-иртышском диалекте семантика заимствованных лексем группы «Хозяйственно-бытовая лексика» соответствует прямому значению слов языка-источника (русского).

Гиганов И. Слова коренные, нужнейшие к сведению для обучения татарскому языку, собранные в Тобольской главной школе/ И. Гиганов. СПб, 1801.

Гиганов И. Словарь российско-татарский, собранный в Тобольском главном народном училище/ И. Гиганов. СПб: Императорская Академия Наук, 1804.

Даль В.И. Толковый словарь русского языка: Современное написание. М.: «Астрель», 2003. 983 с.

Диалектологический словарь/ Под ред. Л.З. Заляя. Казань: Таткнигоиздат, 1948. 263 с.

Радлов В.В. Образцы народной литературы тюркских племен, живущих в Южной Сибири и Дзунгарской степи. Часть IV. Наречия барабинцев, тарских, тобольских и тюменских татар/ В.В. Радлов. – СПб.: Типография Императорской АН, 1872. 411 с.

Тумашева Д.Г. Словарь диалектов сибирских татар/ Д.Г. Тумашева. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1992. 255 с.
А.Н. Догалов

г. Астана, Казахстан
ВОПРОСЫ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО ОБУСТРОЙСТВА ОГУЗСКИХ ПЛЕМЕН (IX-XIII вв.) В ДРЕВНИХ РАССКАЗАХ

«КНИГИ МОЕГО ДЕДА КОРКЫТА»
«Книга моего деда Коркыта»^ (Китаби дэ-дэм Коркут), сборник устных сказаний, написан на древнетюркском языке племен "огузов" и представляет единственннй письменный памятник культуры ранее средневекового эпоса тюркоязычных народов – прародительниц казахов. Длительное время данный памятник культуры был известен только в рукописи Дрезденской библиотеки (1585 г.). Позже, в 1950 году в Ватиканской библиотеке была найдена другая рукопись замечательного исторического эпоса (1549-1550 гг.), притом более исправная и снабженная огласовками, которая позволила исследователям детально уточнить ряд мест, вызывающих разночтимые сомнения в предшествующих исследованиях историков, филологов, лингвистов.

В Европе «Книга моего деда Коркыта» сперва появилась переведенная на русский и итальянский языки, и только в 1958 году был закончен полный немецкий перевод. В том же году турецкий исследователь Мухаррем Эргина издал свой замечательный научный труд, где воспроизведены оба списка: Дрезденской и Ватиканской библиотек, в которых дается транскрипция всего текста с вариантами турецкого латинизованного алфавита и вопроизводятся ранее собранные материалы.

На основе анализа почти полутора вековых проведенных научных исследований, учеными различных стран, наук, школ и направлений, можно вкратце сделать следующие общие выводы о «Книге моего деда Коркыта».

Во-первых, данное эпическое произведение охватывает значительно продолжительный период времени и обширные территории обитания древнетюркских племен. Предположительно по их общему мнению и приводимыми в Книге конкретными историческими фактами и событиями, названиями стран, территории с природно-климатическими условиями, гор и населенных пунктов оно составляло приблизительно V-VI веков.

Во-вторых, письменный эпос древних огузов, как произведение устного народного творчества, за продолжительный период прошла очень сложный и длительный процесс неоднократной творческой переработки в течение ряда веков в устно-поэтической передаче, пока они не были записаны в той форме, в которой они дошли до нас.

В-третьих, цикл рассказов деда Коркыта, по мнению исследователей, начал складываться у огузских племен на их более древней исторической родине – в Великой степи – то есть, на территории современной Республики Казахстан. Так, например, об этом упоминается в рассказе III-ем «Песнь о Бамси-Бейреке, сыне Кан-Буры» – «… детеныш птицы Тулу, столп Туркестана…» (c. 383) и в рассказе VII-ом – «... надежда для нас бедных столп Туркестана, детеныш птицы Гулу, лев племени и рода, тигр черной толпы, счастливый хан» (c. 404). К тому же, другие многочисленные исторические факты (например, всеобщее признание того, что место захоронения тела автора Книги – дедушки Коркыта находится на территории Кзыл-Ординской области Республики Казахстан) и современные фольклорные записи казахов, узбеков, туркмен, киргизов и др. о Коркыт-Ата прямо или косвенно подтверждают это.

Поэтому, проводимые научные изыскания в цикле рассказов Коркыта тех или иных положений, которые так или иначе позволяют осветить определенные стороны и моменты социально-экономического быта одного из самых могущественных древнетюркских племен – огузов, обитавших на значительной территории современного Казахстана в различных ее частях на протяжении более V веков имеют, на наш взгляд, важное научное и познавательное значение. Исследования в этой области дадут нам возможность восполнить и более полно раскрыть имевщиеся место, в силу сложившихся негативных и трагических обстоятельств, в историческом развитии казахского народа, значительные научно-исследовательские «белые пятна» в экономической истории развития нашей страны – Республики Казахстан и истории казахской экономической мысли.

Книга Коркыт Ата, как средневековое эпическое произведение, состоит из вступления и двенадцати рассказов (песень). Хотя каждый из данных рассказов имеет свой отдельный самобытный законченный сюжет, их действующие лица-герои предстают боевыми соплеменниками, представителями одного и могущественного крыла тюрков - огузского боевого содружества.

Герои рассказов рассматриваемого произведения объединены под единой властью хана ханов всех огузских племен Баюндура (c. 360), эпического руководителя централизованного огузского государства, с определенной социальной иерархией, соответствующей феодальному обществу и сложной системой экономических отношений, включающую систему налогообложения с получаемых доходов и военных трофеев. Так, в трех рассказах (III, VII, IX) встречаются упоминания о том, что пятая часть всей военной добычи в ходе уничтожения противников доставалось главному хану ханов Баюндуру – правителю огузского государства (c. 385, 406, 416). Основная же ее часть добытого богатства в военных операциях распределялась между беками – «Беки огузов разделили добычу …» (рассказ IV с. 393).

В следствие этого, анализ текста вступления и рассказов Книги позволяет сделать определенный политический и социально-экономический вывод о том, что в целом государственная власть у кочевников огузов не была столь монолитной и прочной. Такое состояние центральной власти в огузском феодальном государстве объясняется сложившимися объективными причинами, определившимися в обществе под воздействием ряда факторов, связанных с особенностями их политической системы и хозяйственного обустройства.

Одной из объективных причин не столь прочного состояния центральной власти являлось то, что многочисленные племена в огузском государстве делились на 2 крупные, относительно самостоятельные этнические группы: внутренних огузов и внешних огузов (Уч-Ок и Боз-Ок). Между этими этническими группами возникали глубокие межэтнические противоречия, порою приводившие к междусобным вооруженным столкновениям. Об этом свидетельствует сведения содержащиеся в «Песнь о том, как внешние огузы восстали против внутренних огузов и как умер Бейрек» (рассказ XII c. 425-428).

Слабость центральной власти в огузском государстве обуславливалась также отсутствием постоянных централизованных вооруженных формирований у хана ханов Баюндура. Постоянно сформированные вооруженные дружины джигитов находились непосредственно под властью предводителей отдельных племен и родов, и этим объяснялось то обстоятельство, что основную часть военных трофеев распределяли между собой удельные ханы и беки. Военные трофей огузских племен являлись важной статьей доходов в их экономике.

Далее следует отметить также то, что каждый из удельных правителей (ханы, беки) имел во владении собственную племенную резиденциию, расположенную в укрепленном городе, поселке или большом селении с оседлым населением и был наделен определенными политико-экономическими привилегиями. Так, в рассказе IV описывается как Казан-бек, вернувшись в Акча-Кала и Сюрмель, семь дней и семь ночей с другими удельными правителями пировал свою победу (c. 393). Они имели при себе военные формирования и именовались подчастую ханами (Богач-хан, Дерсе-хан) (рассказ I, c. 360-361).

Они также имели собственную финансовую опору – денежную казну, основу которого составляли накопленное золото, серебро. Об этом неоднократно упоминается во II-ом рассказе «Песнь о том, как был разграблен дом Салор-Казана»: «Его златоверхие жилища гяуры разграбили, его невесту, подобную гусю, заставили кричать, на табуны его быстрых коней вскочили, ряды его красных верблюдов угнали, его богатую казну, его обильные деньги разграбили» (c. 366); «На табуны твоих быстрых коней вскочили гяуры, ряды твоих красных верблюдов угнали гяуры, твое золото и серебро, твою обильную казну захватили гяуры» (c. 369); «Ты унес мою богатую казну, мои большие деньги; …» (с. 371). Аналогичная информация имеется в других источниках: в І-ом рассказе (c. 363), в III-ем рассказе (c. 374), в IV-ом рассказе (c. 390), в V-ом рассказе (с. 395), в VI-ом рассказе (с. 397).

Таким образом, значительная территориальная обширность огузских племен, отсутствие прочных и постоянных взаимозависимых политических и экономических связей между ними, и соответственно, относительно высокая военно-экономическая самостоятельность и самообеспеченность удельных правителей, объективно ослабляли политическую, военную, экономическую власть огузского государства и были объективными причинами того, что ее часто раздирали вооруженные междусобицы: борьба за центральную власть, за пастбищные угодья, за собственность на скот, имущество и т.д.

В рассказах “Книги” часто упоминаются сведения о постоянно функционирующих вооруженных дружинах ханов и беков, почти всегда в составе 40 нукеров (в рассказах: I c. 360, 362, 365, III c. 374, 380, 381, 385, 386, IV c. 387, 388, 390, V c. 398, 399, 401, V c. 426). Эти нукеры удельных правителей, занимали особое привилегированное положение в социальной иерархии огузского государства и племенных образованиях, так как они постоянно находились возле своего сюзерена (в военных походах, на охоте, пиршествах и т.д.) и надлежащим образом обеспечивали ему безопасность. Удельные правители в ходе часто проводимых опустошительных военных нашествий на врагов, свою долю трофеев получали в зависимости от численности и боеспособности принадлежавших им вооруженных отрядов. Поэтому личное и семейное материальное состояние нукеров обеспечивалось различными материальными вознаграждениями за несение службы из казны и многочисленных табунов скота удельных правителей.

Особо следует отметить те моменты в рассказах, в которых указывались на то, что какое в огузском кочевом обществе положение занимали женщины. В “Книге Коркыт-Ата” в введении (c. 359, 360) и во многих рассказах: I c. 361- 364, II c. 370, III c. 383, IV c. 389, 390, 392, 393, V c. 396, IX c. 412-413 - даются описания о том, что женщины, наряду с мужчинами, являлись полноправными членами своего племени и государства. Они занимали соответственно этому подабающее им место в социальной иерархии кочевого общества. В период военных походов, основная тяжесть ведения кочевого скотоводческого хозяйства ложилась на хрупкие плечи огузских женщин. Поэтому, являясь хранительницами кочевого домашнего очага и хозяйства, они имели свой голос в принятии всех важных решении на уровне племени или семьи, а также при необходимости, наравне с мужчинами, активно участвовали в военных сражениях с врагами 9 (рассказ IV с. 390). О них, как прекрасных продолжательницах огузского племени, Коркыт Ата во вступлении восторженно отмечал: «Досыта дающей сосать (ребенку) свое белое молоко матери слава!» (c. 359).

Мудрый певец в начале своей “Книги”, выделяя особую роль женщин в кочевом обществе, делит жен кочевников-огузов на четыре рода (категории). По его мудрому мнению, наиболее трудолюбивые, гостеприимные и коммуникабельные домохозяйки в огузском обществе – это представительницы 1-го рода – они считались главной опорой их огузского гостеприимного кочевого дома. «Опора своего дома, это та, которая, когда из степи в дом приходит гость, когда муж ее на охоте, она того гостя накормит, напоит, уважит и отпустит. Эта порода Айши и Фатимы. Хан мой!, – восклицает Коркыт Ата, - таких пусть тысячи вырастут, такая женщина пусть придет к твоему очагу» (вступление, с. 359).

Домохозяйки последующих: 2-го, 3-го и 4-го родов, охарактеризованы мудрецом следующим образом: «Таких, хан мой, пусть тысячи не вырастут, такая женщина к твоему очагу пусть не приходит» (c. 360).

Все вышесказанное наглядно свидетельствует о той высокой роли женщины в огузской семье, кочевом обшестве и государстве.

Следует, также отметить, то особое почтение и уважение которое оказывалось в древнетюркском обществе матерям, вплоть до обожествления. Так, например, во-втором рассказе приводится следующая аналогия «Право матери — право бога; …» (2 с. 370).

Влиятельной прослойкой в социально-экономической иерархии в огузском обществе являлись представители купечества, которые вели свои активные торгово-денежные операции на огромной территории Евразийского континента, которые, по имеющимися сведениями из Книги, простирались от Китая на востоке до Греции на западе (рассказ III, c. 374, 379, 380).

Основную массу трудового населения в огузском государстве составляли простые скотоводы, основные производители благ, среди которых также существовала своя специфическая профессиональная специализация, как следствие развитого общественного разделения труда. В рассказах упоминается о таких рабочих специальностях в сфере скотоводства: главный конюший, табунщик, погонщик, пастух, черный пастух, коровий пастух.

В свою очередь, среди работников сферы производства существовала своя служебно-профессиональная иерархия, дающая определенные права в материальном обеспечении. Так, должности главного конюшного (коневодство была основной отраслью хозяйства), наиболее высокого по рангу, удостаивался тот скотник, который проявлял себя умением добросовестно трудиться или отвагой и преданностью к хозяйну. В II-ом рассказе Казан-бек своему рядовому пастуху, за проявленную отвагу в бою и преданность к своему правителю, обещает ему должность главного конюшего (с. 369) и после возвращения из боевого похода в родные края его назначает главным конюшным (c. 373).

Самую низшую ступень в социальной структуре рассматриваемого общества занимала так называемая челядь, наиболее обездоленная часть огузского общества, которые занимались обслуживанием наиболее влиятельных и богатых соплеменников и этим добывали себе средства на существование (рассказ 3, с. 384).

Следует отметить также то, что в огузском государстве было широко распространено рабовладение. Сведения, об имеющихся в собственности огузских аристократов подневольных рабах и рабынях изложены в трех рассказах (II c. 373, III c. 383, 384, IV c. 393). Уместно отметить также то, что в огузском обществе, в рассматриваемый период, не получило распространения – работорговля. По сведениям из Книги в тюркском феодальном обществе раннего средневековья происходит процесс постепенного изживания сохранившихся архаичных элементов системы рабовладения. Так, подтверждением тому являются имеющиеся упоминания в III-ем и IV-ом рассказах о случаях дарения ханами и беками полной свободы сорока рабам и сорока рабыням по случаям одержанных побед или проводимых торжеств (с. 373, 393).

В огузской племенной общине преобладала система дуализма, когда общественное производство с одной стороны характеризовалось общинным владением пастбищной территорией (основным условием для ведения всех трех форм скотоводства), с другой – наличием частной собственностью отдельной семьи на скот и другое имущество. Однако, удельные правители подчастую присваивали себе право распоряжаться пастбищными угодьями, отведенными отдельным племенам и родам, по своему усмотрению. В рассказе V-ом приводится факт единоличного решения удельного правителя, без согласования с другими представителями племени, о передаче права пользования летовкой и водными источниками другому лицу: «Если нужна лежащая против (нас) моя черная гора, скажи: бери ее, пусть она … летовкой; если нужны мои холодные колодцы, пусть они будут ему питьем …» (с. 395). Такое решение принимает и бек Бекиль в рассказе IX-ом. когда отдает своему сыну летовку (с. 415).

Основной формой хозяйствования у огузских племен, как известно, было скотоводство и в преобладающей части – кочевое и полукочевое скотоводство. В рассказах Книги часто дается характеристика условий тех или иных территорий для ведения кочевого и полукочевого скотоводства – природно-ландшафтные возможности (рассказ I, c. 362, 363, рассказ IV, с. 391-392, рассказ V, с. 396, рассказ VIII, с. 407). Огузы, особо ценили и бережно относились к окружающим их природным ресурсам. Даже в самые трагические моменты их жизни они к ним проявляли свою благосклонность и уважение к к окружающей их флоре и фауне. Например, в I-ом рассказе тяжело раненный сын Дерсе-хана Богач-Джан, услышав горькие изречения убитой горем матери при виде его в таком состоянии: «0 гора Кавказ! пусть твои текущие воды вдруг перестанут течь; пусть твои растущие травы, гора Кавказ, вдруг перестанут расти; пусть твои бегущие лани, гора Кавказ, вдруг перестанут бежать, пусть окаменеют! Как мне узнать, убит ли сын львом, убит ли тигром?» отвечает ей такими словами: «Не проклинай текущих (вод); в водах горы Кавказ нет греха! Не проклинай растущих трав; за горой Кавказ нет вины! Не проклинай бегущих ланей; на горе Кавказ нет греха!» (c. 364).

Огузские скотоводы, наряду с горизантальными и меридиальными перемещениями в поисках пастбищ для скота, осуществляли также вертикальную перекочевку в горных местностях с такой же целью. Об этом свидетельстуют приводимые сведения о высокогорных летовках (жайлау) в рассказе V: « … Пусть мои высокие горы будут тебе летовкой …» (c. 396).

Если судить по количеству упоминаний в “Книге” наиболее распостраненными и многочисленными видами скота в огузских племенах были: лошади, овцы, верблюды и козы. Они были наиболее адаптированными к кочевой и полукочевой форме хозяйствования на проживаемых ими территориях с нелегкими природно-климатическими условиями.

В количественном отношении стада вышеперечисленных видов домашних животных у наиболее богатых огузов-феодалов достигли значительных объемов – десятки тысяч. Это можно судить по величине требуемого выкупа за одну невесту – по тысяче голов верблюдов, по тысяче голов лошадей, по тысяче голов баранов и т.д., у сына огузского феодала (рассказ III, c. 377).

Основным видом домашнего скота у древних тюрков-кочевников были лошади. Благодаря стремительно быстро перемещаемой коннице тюрки-огузы одерживали верх в военных столкновениях со своими противниками, то есть лошади являлись одним из основных факторов побед в завоевательных походах. Конина была одним из излюбленных продуктов питания. Резали лошадей в честь важных событий.Так, в I-ом рассказе упоминается о том, что «Хан ханов, хан Баюндур, раз в год устраивал пир и угощал беков огузов. Вот он снова устроил пир, велел зарезать лучших коней – жеребцов … .» (с. 360). Аналогичные сведения приведены в данном и в других рассказах (c. 363).

Огузы занимались доением кобылиц. Их молоком кормили грудных детей, если у их матерей исчезало молоко. Конское молоко и целебный напиток изготавливемый из нее (кумыс) широко использовались в лечебных целях и как продукт питания, способствующая перевариванию употребленных мясных продуктов, прекрасно утоляющая жажду и хорошо сохраняемая в жаркую погоду. Так, в I-ом рассказе о кумысе, основном напитке огузов, упоминается следующими текстами распоряжения жены Дерсе-хана: «… вели надоить кумысу, как озеро;…» (c. 361); «… велела надоить кумысу, как озеро; …» (c. 363). Кожы выделанные из шкур лошадей использовались для шитья верхней одежды, обуви и изготовления различных изделии домашего обустройства. Конская грива широко использовалась в строительстве жилищ и мазаров.

Огузы особое внимание уделяли размножению породистых лошадей, особенно, скаковых. В I-ом и других рассказах приводятся сведения о том, что огузские беки использовали скаковых коней бедуинских, арабских и черногривых кавказских пород вместо местных низкорослых пород лошадей (с. 360, 363, 364,365, 366, 370, 387, 389, 390). Это свидетельствует о том, какое значение придавали огузские аристократы породистым скаковым лошадям.

В целом сведения о лошадях имеются во всех рассказах Книги деда Коркыта и во вступлении. Другой основной отраслью скотоводческого хозяйства древнетюркского государства огузов было овцеводство. Мясо баранины было основным и повседневным продуктом питания основной массы населения, так как лошадей и верблюдов обычно резали по особым событиям.

Специфической особенностью скотоводства у огузских племен было –незначительное количество крупного рогатого скота в их хозяйствах. Поэтому, только во вступлении, в I-ом и VI-ом рассказах (c. 359, 361, 399) упоминается о наличии в скотоводческих хозяйствах огузов крупного рогатого скота. Это объясняется тем, что природно-климатические и пастбищные условия на территориях современного Казахстана, где проживали в тот период огузские племена, не были благоприятными для экстенсивного разведения этого вида животных. Сведения во вступлении свидетельствуют о том, что коровы загонялись в специально построенные хлева. Такие постройки имелись, как известно, только в постоянно проживаемых населенных пунктах, т.е. у оседлого и полукочевого населения, и является подтверждением того, что крупный рогатый скот в огузских хозяйствах не был повсеместно распространен и играл незначительную роль в скотоводческих хозяйствах, и особенно, в кочевых и полукочевых.

Важное значение для кочевых огузских племен имели водные источники, так как наземные водные ресурсы, где обитали огузы, былы ограничены и распределены неравномерно. Сведения об открытых наземных водных источниках очень часто встречаются в Книге. Имеется также упоминание о колодце в V-ом рассказе, на которое бек имел право владения и распоряжения (с. 395).

Пищевой рацион, особенно оседлых, огузов, наряду с продукцией домашних животных, дополнялся диетической продукцией домашнего птицеводства (мясо, яйца). Так, во вступлении и в рассказе Х-ом мы находим сведения о разведении куриц и гусей и наличии специально сооруженных помещений для их содержания (курятников) (c. 359, 416).

Земледелием, преимущественно орошаемым, занимались только в полукочевых и оседлых скотоводческих хозяйствах, которые располагались в резиденциях ханов и беков – городах и сельских поселках. Косвенным подтвержением этому является сведение о действующей мельнице во вступлении Книги (c. 360) и потреблении хлебных изделий изготовленных из зерновых в рассказах III, IV (соответственно с. 381,391). Выращивали огузы просо, пшеницу и ячмень. Можно предположить также и то, что в прибрежьях Сырдарьи оседлые огузы занимались хлопководством, так как во вступлении есть упоминание о хлопке (c. 358) и многочисленные упоминания об изделиях из нее.

Наряду с выращиванием зерновых и технических культур, анализ содержания Книги свидетельствует также о развитии в оседлых огузских населенных пунктах овощеводства, садоводства и виноградарства: бахчеводства (дыни), садоводства (яблоки) и виноградарства (виноград, виноделие) (рассказ I, c. 361, рассказ XI, c. 395).

Источники из Книги подтверждают об определенном уровне развития переработки произведенного сельскохозяйственного сырья и использования для этого более производительных орудий труда – мельница (вступление, с. 360), маслобойка (вступление, с. 359) и т.д.

С особым увлечением огузы занимались охотой (как мужчины так и женщины), о чем часто упоминается (введение, рассказы I, II, III, IV, V, VI, IX, XI), что способствовало постоянному поддержанию физического тонуса и соответствующего уровня военной подготовки. Вместе с тем, следует отметить также то, что охота являлась важным источником добычи пищи (мясо птиц, ланей, сайгаков, диких коз, диких кабанов, архаров и т.д.), ценные меха и шкуры зверей (тигров, медведей, волков, лис, ондатр и т.д.) используемых для изготовления одежды и других бытовых нужд, и т.д. (c. 359, 362-363, 366, 375, 399, 403, 413, 420). Результативность и зрелищность охоты повышала умелое использование охотниками прирученных соколов (рассказ V, c. 394, рассказ XI, с. 420).

Постоянные перемещения огузских кочевых племен в поисках благоприятных пастбищных угодий на длительные расстояния с домашним имуществом и скотом требовали соответствующего развития и наличия транспортных средств для передвижения в пространстве вообще, и гужевых перевозок в частности. Лошади были основным транспортом передвижения людей в огузских племенах. Для перемещения же домашней утвари и домочадцев кочевники использовали арбу (повозку) (рассказ XI, c. 421) и конечно же широкие вьючные возможности корабля пустынь и степей – верблюдов, о чем неоднократно повествуется во многих рассказах (c. 360, 362, 365, 381, 395-396, 423). Наряду с верблюдами, в качестве вьючных животных древние тюрки- огузы, как указывается во вступлении, также использовали мул (с. 359).

В Книге имеются многочисленные сведения о достаточно высоком уровне развития ремесленной отрасли в древнетюркском государстве. Огузские ремесленники, как указывалось выше, наряду с производством изделии мирного предназначения: юрты, одежда, обувь, ювелирные украшения, домашняя бытовая утварь, многочисленные орудия труда, транспортные средства, занимались также производством военного оружия и приспособлений для ведения боевых действий – копья, стрелы, палицы, булатные мечи и сабли, свинцовые пули, стенобитные орудия и т.д. (рассказ VI, с. 401, рассказ XII, с. 427 и т.д.).

Углубление общественного разделения труда и благоприятное транзитное расположение территории (Великий Щелковый путь), на которых обитали огузские племена, способствовали развитию товарно-денежных отношений и финансовой системы в их государствах. По всей вероятности право сбора налога с населения имели представители местной феодальной верхушки и основная часть фискальных поборов оставалось у них – у руководителей племен. Поэтому беки и ханы огузских племен располагали собственной казной, об этом упоминаются в рассказах II (с. 366, 371) и III (с. 385).

В качестве всеобщего товара-эквивалента использовались – золото и серебро. Наряду с количеством имеющегося скота, наличие золота и серебра в казне правителей определяла уровень их богатства[рассказы II (с. 366-367, 371), III (с. 383, 385), V (с. 395), VI (с. 397), VIII (с. 410), XI (с. 422)]. Непосредственно в процессах купли-продажи и оплате оказываемых услуг использовались монеты, отлитые из этих драгоценных металлов [рассказы V и VII (с. 393 и 405 соответсвенно)].

Проведенный социально-экономический анализ Книги Коркыт Ата свидетельствует о сложившихся феодальных отношениях в огузском обществе, достаточном уровне разделения труда в племенах и относительно развитых товарно-денежных отношений с другими государствами Евразии.

Социально-экономические аспекты жизнедеятельности огузских племен, безусловно, нуждаются в дальнейших серьезных историко-экономических исследованиях. Это, на наш взгляд, существенно обогатило бы научную базу по истории экономической мысли и экономической истории и соответственно, послужили бы хорошим учебным материалом в деле подготовки национальных экономических кадров в тюркоязычных странах мира.