Стоит начать с того поразительного факта, что более половины (сорок девять) из девяносто двух лауреатов, проделавших свою работу, принесшую им премию, в США к 1972 году, работали либо как студенты, либо как постдокторанты8, либо как младшие сотрудники под руководством более старших нобелевских лауреатов9. Детали этой генеалогии10 представлены на рисунках 4.1 и 4.2, которые мы упорядочили по декадам, где каждая пара ученых отмечена в декаде, когда они работали вместе, т.е. в декаде ученичества.
Более того, эти сорок девять будущих лауреатов работали под руководством семидесяти одного мастера - лауреата, если их посчитать вместе. Как можно увидеть при объединенном рассмотрении рисунков 4.1 и 4.2., восемь из конечных лауреатов – Альварез, Бете, Бардин, Дельбрюк, Чемберлен, Раби, Корана и Уотсон – имели по два мастера-лауреата на каждого, шесть других – Сегре, Дэвиссон, Гассер, Корнберг, Полинг, Уолд – имели по три мастера-лауреата на каждого и Феликс Блох в общем целых четырех. Таким образом, пятнадцать будущих лауреатов имели преимущество в виде возможности работать с не менее чем тридцатью девятью мастерами лауреатами.
Увидев, как много американских лауреатов работало в качестве подмастерий с одним или более лауреатами, мы теперь должны задаться вопросом о том, как много лауреатов помогло создать более одного американского нобелиста. Кто из них был наиболее плодовитый, воспроизводя свой собственный тип в процессе социального отбора и обучения? Валовой показатель может быть определен с помощью рисунков 4.1 и 4.2: десять лауреатов мастеров помогли создать целых тридцать американских лауреатов. Результат Энрико Ферми, отца искусственной радиоактивности, выделяется среди остальных: он имеет на своем счету шесть американских лауреатов. Эрнест Лоуренс и Нейлс Бор каждый произвели по четыре; Нернст и Мейергоф – по три; и пять других старших лауреатов –Раби, Шредингер, Дебай, Дейл и Эндерс – каждый поучаствовали в обучении двух лауреатов. Но их продуктивность меркнет в сравнении с общим коллективным рекордом двух профессоров из Кавендиша11, Дж.Дж.Томсона и Эрнеста Разерфорда, которые вместе обучили семнадцать будущих лауреатов всех национальностей. Как показывает рисунок 4.3, их подмастерья тоже не были лишены некой продуктивности, производя еще больше лауреатов.
Модель, в которой лауреаты создают своих продолжателей, тоже получающих премии, станет еще более четкой, если мы включим в наше рассмотрение европейских лауреатов, которые тоже обучались под началом нобелистов, упомянутых с генеалогии американских лауреатов. Например, Отто Варбург, упомянутый на рисунке 4.2., являясь наставником Джорджа Вальда, также обучал троих других нобелистов, европейцев Сент-Дьёрди, Кребса и Теорелль.
Социобиологическое скрещивание научной элиты еще более бросается в глаза когда мы начинаем рассматривать обладателей 41 кресла. Не удивительно, что тогда мы обнаруживаем, что американские лауреаты, прошедшие подготовку под началом таких членов ультра-элиты не имеющих Нобелевских премий как Арнольд Зоммерфельд и Джон Уилер в физике, Майкл Полани, Роджер Адамс и Г.Н Льюис в химии, и С. Хект и Л.Дж.Хендерсон в науках о жизни12*.
Рисунок 4.3. Лауреаты мастера и подмастерья, связанные с Дж.Дж.Томсоном и Э.Резерфордом (1901-72)
|
Пауэлл (1950Ф)
Хевеши (1943Х)
Содди (1921Х)
Чедвик (1935Ф)
Бор (1922Ф)*
|
Эплтон (1947Ф)
Кокрофт (1951Ф)
Уолтон (1951Ф)
Влэкетт (1948Ф)
Бете (1967Ф)
Ган (1944Х)
|
|
ПРИМЕЧАНИЕ: числа и буквы в скобках обозначают год и область в которой лауреату была присуждена нобелевская премия, Ф = физика, Х = химия
*Бор также был плодовитым мастером, создававшим будущих лауреатов. Семь человек работали с ним в Копенгагене в начале своих карьер: Феликс Блох, Макс Дельбрюк, Вернер Гейзенберг, Лев Ландау, Вольфганг Паули, Лайнус Полинг и Гарольд Юри.
**Паули и Гейзенберг, оба студенты Бора, также учились и с Максом Борном. Борн был наставником еще двух лауреатов – Марии Гёпперт-Майер и Отто Штерна.
***Ферми работая в Риме был наставником Феликса Блоха, Ганса Бете и Эмилио Сегре, и работая в Чикаго бал наставником Оуэна Чемберлена, Т.Д.Ли и С.Н.Янга.
|
Вильсон (1927Ф)
Дж.П.Томсон (1937Ф)
Астон (1922Х)
Резерфорд (1908Х)
|
Борн (1954Ф)**
Варкла (1917Ф)
Дэвиссон (1937Ф)
Франк (1925Ф)
|
Ферми (1938Ф)***
|
|
Дж.Дж.Томсон (1906Ф)
|
О.В.Ричардсон (1928Ф)
|
|
Рэлей (1904Ф)
|
|
Комплиментарная модель также работает: многие обитатели 41 кресла были студентами младших сотрудников лауреатов. Например, Т.У.Ричардс, гарвардский лауреат по химии (и между прочим тесть химика и будущего президента Гарварда Джеймса Б.Конанта (Conant)), обучал «целое новое поколение физиков химиков» включая Л.Дж.Хендерсона, Г.Н.Льюиса и Роджера Адамса (все они номинировались на Нобелевскую премию более одного раза) (Ihde, 1969, p.649). В свою очередь, как мы и могли ожидать, эти ученые подхватили эстафету и занялись обучением новых поколений научной элиты, и у каждого из этих ученых среди их студентов есть хотя бы один лауреат. В этом плане, как и в других, обладатели 41-го кресла очень сильно напоминают своих коллег-лауреатов, за исключением того, что сами они премию не получали.
Эти модели свидетельствуют о фундаментальном различии между биологическим и социальным наследованием. До сих пор биологические родители не могут выбирать своих детей, по крайней мере могут не более, чем дети могут выбирать своих биологических родителей. Но в социальной области в целом, и особенно в области науки и обучения, появляется альтернатива и выбор. В определенной степени, многообещающие студенты могут выбирать учителей, с которыми они хотят работать и сами мастера могут выбирать среди групп студентов, которые хотят у них учиться. Этот процесс двухсторонней ассортативной селекции13 особенно проявляется в работе ультра-элиты науки. Реальные и перспективные члены этой элиты выбирают своих научных родителей, а через это и своих научных предков, также как позже они выбирают своих научных последователей, а значит своих научных потомков.
В этом ассортативном процессе, с участием американских лауреатов на любой стадии, наиболее длинная последовательность нобелевских наставников и студентов простирается на пять «поколений» ученых. Как можно увидеть на рисунке 4.1, она начинается с Вильгельма Оствальда, германского лауреата по химии (1909), обучившего германского физика-химика Вальтера Нернста (1920), который, в свою очередь, помог в обучении американского физика Роберта Милликена (1923). Когда Милликен переехал в Калифорнийский Технологический Институт14, Карл Андерсон (1936) стал его студентом. Андерсен затем продолжил эстафету, помогая обучать Дональда Глазера, получившего премию в 1960 году за изобретение пузырьковой камеры для изучения заряженных частиц. Эта последовательность награждений из пяти шагов растянулась на пол века.
Эта родословная и клановость пронизывающая научную ультра-элиту может быть с легкостью еще больше расширена, если мы не станем произвольно ограничивать свой поиск только нобелевскими лауреатами. Тогда линии между элитными подмастерьями и элитными мастерами которые сами когда-то были подмастерьями, и так далее до бесконечности, часто начнут уходить вглубь истории науки, за пределы 1900 года, когда не было Нобелевской премии, но были награды от Международной Академии Наук. В качестве примера очень длинных исторических цепочек элитных мастеров и подмастерий, давайте рассмотрим английского лауреата, урожденного немца, Ханса Кребса (1953), который прослеживает свою научную родословную (Krebs, 1967, p.1295) через своего учителя, лауреата 1931 года, Отто Варбурга. Варбург учился вместе с Эмилем Фишером, получившем премию в 50 лет в 1902 году, за три года до того, как она была присуждена его учителю, Адольфу фон Байеру, в возрасте 70 лет. Эта родословная из 4-х нобелевских мастеров и подмастерий имеет своих собственных пре-нобелевских предшественников. Фон Байер был учеником Ф.А. Кекуле (фон Страдониц), чьи идеи о строении органических молекул совершили революцию в органической химии и который возможно лучше известен из-за часто пересказываемой истории о том, как воображение помогло ему в озарении относительно кольцевой структуры бензола15 (1865). Кекуле сам обучался у великого химика органика Юстуса фон Либиха (1803-73), который учился в Сорбонне под руководством Ж.Л. Гей-Люссака (1778-1850), который сам в свою очередь был когда-то учеником Клода Луи Бертолле (1748-1822). Среди множества своих институциональных и когнитивных достижений, Бертолле помог основать Ecole polytechnique16, работал в качестве научного советника Наполеона в Египте и, что наиболее важно для наших целей здесь, работал с Лавуазье над пересмотром стандартной системы химической номенклатуры.
Из этого резюме становится видно, что лауреаты просто продолжают существующую издавна модель пополнения научной элиты. Американские лауреаты очень редко обучались, по крайней мере в ВУЗе и в период поствузовского образования, у ученых, которые были относительно непродуктивны в своих исследованиях. Вместо этого, как мы уже видели, общий коллективный список учителей лауреатов выглядит как перекличка, или поименное называние членов мировой научной элиты. Будущие члены ультра-элиты известны не только благодаря работам, которые они сделали, но и из-за своих учителей. Как лауреат в экономике Поль Самуэльсон легко, но не фривольно, сымпровизировал в своей речи на получении премии в Стокгольме: « «Я могу сказать вам как получить Нобелевскую премию. Одно условие – имейте великих учителей». И я назвал много великих экономистов, с которыми я имел возможность обучаться и в Гарварде и в Чикаго» (1972а, p.155).
Пре-нобелевские доказательства само-увековечивания научной элиты могут служить полезной поправкой для непроверенного допущения, что вероятно тут должно быть что-то скрыто в самом процессе отбора Нобелевских лауреатов, что в результате возникает ситуация, когда многие из них являются учениками лауреатов. На первый взгляд, такое допущение вполне возможно. Ведь, согласно правилам, лауреаты имеют неотъемлемое право называть номинантов на премию. Поэтому кажется вполне очевидным, что они имеют возможность оказывать значимое влияние на то, чтобы их собственные выдающиеся ученики участвовали в конкурсе. Также известно, что время от времени, лауреаты организовывают кампании и участвуют во взаимном расхвалении, чтобы способствовать продвижению ученых, чью работу они считают особенно достойной поощрения – как, например, в случае Разерфорда, который продавливал номинирование своего ученика Джеймса Чедвика в качестве лауреата по физике за его открытие нейтрона. Эпизоды такого рода в очередной раз подчеркивают необходимость признания того, что очень часто не существует коренного различия в значительности научных достижений лауреатов и тех, кто участвовал в конкурсе, был номинирован, но не получил премию. Обе группы являются членами научной элиты.
Допущение, что политическая активность мастеров-лауреатов может вызывать наследование статуса лауреата, возможно допускает слишком много. Лауреаты составляют небольшое меньшинство среди тех, кто был номинирован. Приглашения на номинирование на премию распространяются на ученых всего мира, в основном на тех, кто работает в главных университетах и исследовательских институтах, но можно номинировать и работников неосновных институтов. В последние года, число номинантов, обсуждаемых в качестве кандидатов на премию в каждой из трех областей премирования, приблизилось к тысяче, хотя до этого, их было только около ста. Тем не менее, процедура номинирования и выборов, характерная для нобелевских премий, может в некотором ограниченном смысле, благоволить научному потомству нобелистов в том, что во-первых, лауреаты скорее всего являются умелыми защитниками своих кандидатов и потом, имея постоянное право выдвигать номинантов, они приобретают опыт и проницательность относительно того, какого типа документы необходимо предоставить, чтобы получить премию. Но этого вероятно недостаточно, чтобы создать наблюдаемую нами модель, в которой более половины американских лауреатов были учениками других лауреатов, ведь история научной элиты, прослеженная сквозь века, демонстрирует тот же тип генеалогии элитных мастеров и учеников (среди других работ смотрите Pledge, 1939).
Достарыңызбен бөлісу: |