РАЗДЕЛ 5 ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ, ЖУРНАЛИСТИКА

УДК 821.11

Омская гуманитарная академия

Визитной карточкой великого английского драматурга Б. Шоу по праву считается пьеса «Пигмалион». Ее главный герой, Генри Хиггинс (Henry Higgins), причисляется к числу самых ярких характеров, созданных Шоу, и довольно часто выступает объектом критики в отечественном литературоведении.

Любопытной составляющей литературного портрета является в первую очередь имя персонажа, относящееся к разряду мощных средств художественной выразительности, концентрирующих в себе огромный пласт культурной информации, отражающих сюжетные линии.

Канон образных коннотаций этого имени задают определенные исторические личности и литературные герои.

В истории имя Henry считается королевским. Его носили королевские особы: восемь королей Англии, четыре короля Франции и семь королей Германии.

Особой известностью пользовался английский языковед, преподаватель фонетики и основоположник английской фонетической школы Генри Суит (Henry Sweet (1845–1912)). Заслуживает внимания еще одна личность, имеющая непосредственное отношения к языкам, – Генрих Шлиман (Heinrich Schliemann (1822–1890)), немецкий археолог, открывший Трою, один из пионеров современной науки о древности. Шлиман увлекался изучением иностранных языков, заучивая при этом тексты наизусть. В течение своей жизни он выучил четырнадцать языков: русский, английский, французский, голландский, испанский, португальский, итальянский, польский, шведский, норвежский, новогреческий, арабский, латынь и даже древнегреческий, для того чтобы можно было прочесть «Илиаду» в оригинале.

В мировой литературе известны герои В. Шекспира (короли Генрих V, IV и XII), а также Генри Фауст, персонаж пьесы И. В. Гете, запомнившийся как многоопытный ученый с неистощимой жаждой к творчеству и созиданию.

Итак, в мировом контексте имя Генри ассоциируется с величием,; красотой и чистотой языка; стремлением к власти, творчеству и созиданию. Этот код, заложенный в имени, полностью отражен в сюжете произведения.

Генри – великий ученый, профессор фонетики, создатель «Универсального алфавита Хиггинса», тонкий знаток диалектов английского языка, способный по произношению определить место рождения любого англичанина «с точностью до шести миль», человек, творчески подходящий к своей профессии, выступающий за красоту и чистоту родного языка. Поведение Генри отличается величественностью, герой постоянно пытается подчинить окружающих людей своей воли и иметь над ними власть.

В русской переводческой литературе под влиянием мирового канона, самого произведения и мнения отечественных критиков – исследователей творчества Б. Шоу создавался собирательный портрет героя пьесы, отражающий его рецепцию в русском сознании.

Профессор М. Морозов обращает внимание на одно любопытное совпадение: «не знаю, – пишет он, – отмечен ли исследователями творчества Шоу тот факт, что Суит умер в 1912 г., в год создания «Пигмалиона»: по-видимому, смерть фанатика этой сложной отрасли лингвистики навела Шоу на сюжет его комедии» [6, с. 22]. В предисловии к пьесе Шоу вспоминает о своих встречах с Генри Суитом и признается, что он действительно списал некоторые черты великого фонетиста для создания характера героя. В третьем акте драматург намекает на оригинальную стенографическую систему, которой ученый пользовался при написании открыток. По мнению А. А. Аниксита, в лице Генри Хиггинса драматург показал пародию на модные увлечения того времени прикладной филологией и фонетикой [1, с. 29].

З. Т. Гражданская в своей монографии «Бернард Шоу: Очерк жизни и творчества» подчеркивает внутреннюю свободу Генри Хиггинса, полное отсутствие в нем сервильности. Генри со знатными леди держит себя надменно и грубо. Его мать все время говорит о его неумении вести себя в обществе. Он оскорбляет и задевает людей непреднамеренно, просто потому, что они ему не интересны. У Хиггинса интерес только к науке. В отношениях Хиггинса с людьми Гражданская замечает эгоизм и видит конфликт гения и обывателя [3, с. 103].

В статье «К вопросу о поэтике пьесы Д. Б. Шоу «Пигмалион» [5] В. И. Кравченко говорит, что Генри Хиггинс – характер, построенный на парадоксе. С одной стороны, «он крепкий, здоровый мужчина, лет сорока», но с другой – он очень похож на неугомонного ребенка, шумно и стремительно реагирующего на все, что привлекает его внимание, и, как ребенок, нуждается в постоянном присмотре, чтобы нечаянно не натворить беды. Хиггинс пытается научить Элизу манере говорить, как светская дама, но сам бесцеремонен, несдержан и настолько далек от светских манер поведения, что даже мать Хиггинса запрещает ему навещать ее в приемные дни, чтобы сын не отпугивал всех ее знакомых [5, с. 131].

А. И. Дейч в статье «О «Пигмалионе» Бернарда Шоу» [4] находит, что миссис Хиггинс – полная противоположность сыну, постоянно упрекает его за дурные манеры, за грубость, за черствое отношение к людям. Она говорит, что Генри плохо воспитан. Таким образом подчеркивается мысль драматурга о частом несовпадении внешнего лоска человека с его внутренним содержанием. На опыте с Элизой Дулиттл Хиггинс понимает, что правильная английская речь и изящество манер могут придать мнимую аристократичность. Сам он в душе презирает этот лоск и позволяет себе «роскошь» держаться так, как ему заблагорассудится [4, с. 99]. Дейч также обнаруживает в портрете Хиггинса несдержанность, склонность к грубым выражениям и бранным словечкам [4, с. 98].

С. С. Беркер в своей статье «Стилистическое использование разговорной речи в пьесе Б. Шоу «Пигмалион» пишет, что Генри относится с пренебрежением к тому, что выходит за пределы его научно-профессиональных интересов. Он самоуверен, несколько эксцентричен, совершенно не считается со светскими условностями. Хиггинс обладает ироническим складом ума, переосмысливает слова собеседника, прибегает к парадоксам и каламбурам. Яркие особенности речи Хиггинса – ироничность, эмоциональность, импульсивность, несдержанность [3, с. 3–8].

В галерее литературных портретов, созданных Б. Шоу, портрет Генри Хиггинса считается самым эксцентричным и выразительным, в его образе заложена довольно внушительная эстетическая нагруженность.

1. 
   Аникст, А. А. Бернард Шоу / А. А. Аникст. – М. : Знание, 1956. – 32 с.
   
2. 
   Беркер, С. С. Стилистическое использование разговорной речи в пьесе Б. Шоу «Пигмалион» / С. С. Беркер // Известия Воронежск. гос. пед. ин-та. Вопр. филологии и методики преподавания иностр. яз. – Воронеж, 1971. – Т. 3. – С. 3–17.
   
3. 
   Гражданская, З. Т. Бернард Шоу : очерк жизни и творчества / З. Т. Гражданская. – М. : Просвещение, 1965. – 212 с.
   
4. 
   Дейч, А. И. О «Пигмалионе» Бернарда Шоу / А. И. Дейч // Шоу Б. Пигмалион. – М. : Искусство, 1966. – С. 93–106.
   
5. 
   Кравченко, В. И. К вопросу о поэтике пьесы Б. Шоу «Пигмалион» / В. И. Кравченко // Проблемы изучения русской и зарубежной литературы : сб. науч. ст. преподавателей Таганрогск. гос. пед. ин-та. – Таганрог, 1999. – Вып. 1. – С. 125–134.
   
6. 
   Морозов, М. Драматургия Бернарда Шоу / М. Морозов // Пигмалион : сб. / Гос. ордена Ленина акад. Малый театр. – М., 1946. – С. 5–29.
   
7. 
   Суперанская, А. В. Имя через века и страны / А. В. Суперанская. – М. : Наука, 1990. – 192 с.
   
8. 
   Суперанская, А. В. Словарь русских личных имен / А. В. Суперанская. – М. : АСТ, 1998. – 528 с.
   
9. 
   Суперанская, А. В. Современный словарь личных имен: сравнение, происхождение, написание / А. В. Суперанская. – М. : Айрис-пресс, 2005. – 384 с.
   
10. 
    Суперанская, А. В. Что такое топонимика? / А. В. Суперанская. – М. : Наука, 1985. – 176 с.
    

© Васенева Н. В., 2010

УДК 070

Омская гуманитарная академия

Информационно-коммуникативные процессы, в которых активно участвуют масс-медиа, оказывают влияние на многих получателей сообщений, их установки, т. е. относительно устойчивые представления, стереотипы и т. д. Оно может быть слабым или сильным, утвердить людей в их взглядах либо, напротив, побудить их к корректировке позиции. При обмене информацией аудитория может исполнять роль объекта или субъекта. При каких обстоятельствах это происходит?

На основе количественных показателей и характера объединения людей исследователи выделяют массовую и специализированную аудиторию [1]. Под «аудиторией» автором понимается организованно не оформленная социальная общность людей, являющихся получателями информации от общего для них средства массовой коммуникации. Количественные характеристики дают представление о том или ином множестве индивидов (возраст, образование, профессия, интересы и т. д.), но этого недостаточно, чтобы осмыслить многие процессы, которые происходят в сознании граждан, воспринимающих материалы масс-медиа.

В качестве массовой аудитории в коммуникативистике чаще всего рассматриваются все получатели информации, распространяемой прессой, или же случайные объединения людей, не связанных общими возрастными, профессиональными, культурными и иными признаками и интересами. Амбивалентной является и интерпретация массовой аудитории. Она понимается или как инертное, неорганизованное, изменяющееся в зависимости от обстоятельств множество граждан, пассивно воспринимающее адресованные ему сообщения, или, напротив, как социальная сила, обладающая возможностями активно воздействовать на медиа с целью удовлетворения насущных потребностей и интересов [2].

Теоретической основой подхода, согласно которому выбор, сделанный людьми в ходе электоральных кампаний, определяется не их сознательными политическими предпочтениями, а устойчивой социальной принадлежностью, является концепция двухступенчатой коммуникации, разработанная П. Лазарсфельдом и другими исследователями (медиа – лидеры мнений – получатели информации). Их позиция зиждется на изучении массовой аудитории как системы, которая состоит из групп (молекул), имеющих «лидеров мнений» и способных при помощи межличностных (межатомных) связей корректировать структуру социальной общности людей и формировать представления о журналистике, а также о содержании, форме и назначении разнообразных сообщений. Если на первом этапе передается информация, то на втором – влияние [3].

Иначе характеризуется специализированная аудитория. Она как устойчивое целое, которое состоит из множества индивидов, объединенных общими интересами, целями, ценностями, а также социальными, профессиональными, культурными и другими признаками, основательнее, глубже, чем массовая, осмысливает процессы, происходящие в обществе. Представители этой неоднородной социальной общности людей могут выражать мнения стереотипные (устойчивые, традиционные в конкретной социальной, профессиональной, культурной среде), экспертные (исходящие от наиболее уважаемых, авторитетных людей, которые выдвигают новые идеи и разрабатывают концепции, ценные в определенной профессиональной, социальной, культурной среде), эталонные (выражаемые гражданами, влияние которых на формирование общественного сознания признано не только специализированной, но и массовой аудиторией). От способности коммуникаторов и коммуникантов определить особенности той или иной социальной общности людей, выявить ее составляющие, формы информирования и диалога в значительной степени зависит успех обмена сообщениями, например, в электоральном процессе. Чем основательнее адресанты шлифуют стратегии политических кампаний и чем строже представленная ими аргументация, тем значительнее может быть их воздействие на специализированную аудиторию. Например, интересы и потребности профессионально ориентированной группы – политологов, политических технологов, экспертов из партийных структур, журналистов, анализирующих взаимодействие субъектов в сфере властных отношений, – таковы, что она чаще всего оказывается невосприимчивой к пропагандистским уловкам, приемам манипулирования, которые содержатся в предвыборных материалах и, как правило, не отвергаются массовой аудиторией.

Интересы и потребности людей в информационном пространстве, их связь с производством сообщений привлекают особое внимание исследователей. Своеобразие интересов и запросов, которые объединяют представителей множества аудиторий, раскрывается теорией иерархии потребностей, разработанной А. Маслоу. Согласно ей возникновению одной потребности предшествует удовлетворение другой. Как правило, те, кто вынуждены заботиться о хлебе насущном, не интересуются возможностями самореализации, творческого самовыражения, интеллектуального развития [4]. Если та или иная социальная общность людей не осмыслила глубоко свое место в обществе, не оценила собственные интересы и возможности, не определила мотивы своего поведения, то, какому бы интенсивному информационному воздействию она ни подвергалась, далеко не всегда можно побудить ее к совершению действий, выгодных субъектам политического процесса.

Связь производства информации с интересами потребителей отражена в модели коммуникативного акта, предложенной Г. Лассуэллом. Хотя массовые аудитории представляют собой разнородные, организационно не оформленные множества людей, они, как и специализированные, имеют устойчивые предпочтения. Особенности восприятия сообщений зависят от социальных характеристик общности граждан (материальное и семейное положение, уровень образования, профессиональная принадлежность и т. д.). На ее реакции на ту или иную информацию отражаются и такие факторы, как внешняя обстановка, специфика обстоятельств и т. д. Г. Лассуэлл выделил следующие типы реакций аудитории на массовую информацию. Во-первых, реакции, сопряженные со спецификой деятельности людей в социальных общностях: когнитивные, ценностные, организационные, тонизирующие, коммуникативные. Во-вторых, явные и скрытые. В-третьих, желательные и нежелательные, основные и побочные, предусмотренные и неожиданные. Исследователем выявлены также реакции, характеризующие изменения, происшедшие в сознании и деятельности индивидов, и реакции, связанные с временными параметрами изменений, происходящих в поведении и сознании людей: ближние и дальние, временные, несрочные и продолжительные [5].

Среди реакций аудитории на массовую информацию, связанных с особенностями деятельности индивидов в социальных общностях, можно выделить также целевые. Отношение людей к разнообразным сообщениям выражается не только в разработке новых идей и установок, но и в формулировании целей деятельности. Аудитория как субъект коммуникации способна дать публичные оценки тем журналистским материалам, которые не устраивают ее (обращения к властным структурам, пикетирование редакций масс-медиа), а в случае отсутствия отклика на ее предложения – игнорировать эту продукцию.

Дополняя классификацию, разработанную Г. Лассуэллом, можно также выявить с точки зрения отражения в масс-медиа объективные и искаженные реакции, выражаемые аудиторией. Дело в том, что в средствах массовой информации размещаются материалы, в которых представлены точные, полные или неточные, неполные данные об отношении населения к каким-либо актуальным событиям и явлениям политической жизни, содержатся их оценки. Так, в России в 2004 г. накануне принятия закона о замене натуральных льгот денежными компенсациями журналистика следующим образом освещала процесс формирования позиции граждан. На первых порах государственные и официозные телеканалы и печатные издания оглашали мнения «за» и «против» обсуждаемого правового акта. Их позиция изменилась за несколько недель до его рассмотрения Государственной думой РФ: в эфире и на страницах газет отражались суждения тех граждан, которые безоговорочно поддерживали данный законопроект. Массовая аудитория прислушивается к голосу медиа, как источника социальной информации, и рассчитывает, что они точно отражают тенденции, превалирующие в обществе.

При оценке возможностей социальных общностей людей воспринимать сведения, распространяемые журналистикой, учитываются не только их интересы и реакции на разнообразные сообщения, но и доступность источников информации. В связи с этим возможно деление аудиторий на регулярные и нерегулярные, условные и нецелевые, реальные и потенциальные [6]. Однако знания этих особенностей социальных общностей людей недостаточно, чтобы осмыслить их интересы и потребности. Формально доступные всем гражданам, материалы масс-медиа используются ими по-разному. Французский исследователь А. Турен выявил следующие культурно-информационные страты в современном обществе. На низшем уровне – иммигранты из развивающихся стран, безработные, пожилые люди, имеющие ограниченные возможности в потреблении информации. Следующую страту составляют рабочие, имеющие низкую квалификацию и предпочитающие главным образом развлекательную продукцию. В третью группу входят активно пользующиеся продукцией масс-медиа служащие, которые подчиняются вышестоящим начальникам (специалисты по связям с общественностью, журналисты). На самом высоком уровне находятся технократы – управленцы, творцы новых знаний и ценностей, сочетающие профессиональные интересы и аристократическое искусство [7]. Естественно, этим социальным слоям не обеспечен равный доступ к разнообразным сообщениям, продукции журналистики, они в разной степени подготовлены и к восприятию информации. Их возможности оцениваются с точки зрения владения словарем языка масс-медиа и понимания конкретного текста, способности адекватно интерпретировать и воспроизвести его смысл в речи.

Благодаря доступности сообщений прессы создаются благоприятные условия для обеспечения информированности аудитории, полюсами которой являются полная осведомленность и полная неинформированность. В связи с тем, что повышается уровень образования и профессионализма граждан, а также значительное влияние на них оказывают достижения научно-технического прогресса, многие активно участвуют в общественно-политической жизни, повышается и степень информированности аудитории. Но специфика потребительской деятельности такова, что люди по-разному оценивают и запоминают разнообразные сведения.

Обеспечение аудитории доступа к разнообразным сообщениям и ее информированность не гарантируют того, что они будут обязательно осмыслены. Усвоение новых сведений бывает полным или частичным. Человек, как отмечено выше, может и отказаться от приема сообщений, если его не устраивает их качество.

Цель распространения информации не будет достигнута, если она непонятна аудитории. Причина этого может быть субъективной, когда социальная общность людей не желает анализировать проблемы, усваивать отдельные термины, или объективной, когда над ней довлеют привычные стереотипы или она не осведомлена о значении новых слов. Возможно также искажение сообщений, распространяемых масс-медиа. Например, вследствие экспрессивности речи (сокращение до минимума высказываний и текстов на синтаксическом и семантическом уровнях) они воспринимаются аудиторией неадекватно.

Чтобы избежать непонимания, медиа и их учредители в той или иной мере совершенствуют процесс информирования аудитории. С этой целью проводятся интерактивные опросы по телефонной или компьютерной сети, анкетирование, читательские конференции, социологические исследования, связанные с определением круга потребителей сообщений печатных изданий, теле- и радиопрограмм. И сама аудитория участвует в подготовке и распространении социальной информации, отправляя письма в редакции масс-медиа или органы власти, а также в рамках межличностной коммуникации.

Однако эффективность исследовательской работы масс-медиа неочевидна. Они по-разному используют данные изучения мнений аудитории. Во-первых, эти данные могут игнорироваться, если коммуникаторы (партийные газеты или печатные издания, созданные на период избирательной кампании) во всем ориентируются на точку зрения учредителей. Во-вторых, исходя из конъюнктурных политических соображений, отправители сообщений частично учитывают суждения людей, а именно только те, которые укладываются в привычные модели информирования (обоснованность этого подхода часто пытаются доказать службы, которые по заказу средств массовой информации изучают их аудиторию). Парадокс заключается в том, что масс-медиа сначала формируют вкусы людей, а затем, сделав попытку изучать их интересы и потребности, определяют эти предпочтения в качестве ориентиров в собственной деятельности и тем самым подтверждают правильность информационной политики. Неготовность субъектов журналистики в полной мере учитывать интересы и запросы представителей различных сегментов аудитории приводит к тому, что все более ослабляется интерес к программам российских общенациональных телекомпаний (в первую очередь официальным и многократно повторяющимся политическим новостям, сериалам и эстрадным концертам с узким набором певцов и юмористов) интеллектуально развитой части общества и молодежи, которая тяготеет к поиску новостей в интернет-источниках [8]. В-третьих, аудитория может оказать значительное влияние на позицию конкретного средства массовой информации в демократически развитом обществе, в котором журналисты имеют возможности вести открытый диалог с людьми, наладить действенную обратную связь, вносить коррективы в свою работу ради повышения ее эффективности.

Многие медиа по традиции воспринимают социальные общности людей, получающие информацию, как объект. Действительно, описывая коммуникацию как линейный и однонаправленный процесс, Г. Лассуэлл рассматривал аудиторию именно в таком качестве. Однако если субъект политики или средство массовой информации, как коммуникаторы, относятся к ней исключительно как к объекту и не склонны менять собственную стратегию в соответствии с ее интересами, то в информировании ее могут возникнуть помехи и социальная общность людей получит избыток сообщений, в результате этого сокращаются возможности воздействия на нее. Так происходит, когда по региональным телеканалам регулярно демонстрируются сюжеты, главными героями которых являются главы крупных структур управления, а данные социологических опросов показывают, что недоверие людей этим лидерам растет.

Вероятен и иной подход. Результатом развития новых медиатехнологий стало появление новых теоретических моделей аудитории, отличных от традиционной пассивно-активной дихотомии. Дж. Уэбстер разработал концепцию аудитории в мире интерактивных масс-медиа и коммуникаций. Он описывает аудиторию средств массовой информации с помощью трех моделей: аудитория как масса, как объект и как агент. Аудитория как масса поддается влиянию журналистики. Изучение аудитории как объекта связано в основном с анализом изменений отношения потребителей к медиаэффектам, изучением феноменов пропаганды, насилия в средствах информации.

Возможности, открываемые перед людьми новыми технологиями, интересуют исследователей, изучающих аудиторию как агента. Ее составляют активные личности, имеющие свободу выбора материалов масс-медиа и вовлеченные в коммуникационные процессы в большей степени, чем кто-либо другой [9, p. 190–207].

В качестве субъекта коммуникации может выступить специализированная аудитория, сформированная по политическим, экономическим, культурным или иным признакам (принадлежность к политической партии, профессиональной группе, этнической общности, проживание на территории одного государства). Такая социальная общность людей информирована в высокой степени, имеет доступ к разнообразным сведениям. Ее представители обладают способностью к организации совместных действий, высоким уровнем образования и аналитическим способностями, что позволяет им понимать тексты разной степени сложности, отличать объективные материалы от текстов, принадлежащих связям с общественностью и политической рекламе.

Субъектом коммуникации может оказаться и массовая аудитория. Это происходит в тех случаях, когда создателями программ масс-медиа предпринимаются попытки опошлить общепринятые общественные ценности, культурные традиции (например, телепрограмма «Дом-2» на протяжении ряда лет вызывает отрицательную реакцию значительной части зрителей) и социальная общность людей вынуждена выразить свое отношение к этим действиям.

Одна и та же аудитория в разных обстоятельствах проявляет себя по-разному, может быть и ригидной, и гибкой. Индифферентная в одних условиях, она становится активной, энергичной в других, когда затрагиваются коренные интересы, ущемляются права составляющих ее граждан. Так, обнародованные масс-медиа намерения федеральной власти ограничить ввоз подержанных автомобилей в Россию вызвали ряд акций протеста на Дальнем Востоке во втором пятилетии ХХI в.

Подводя итог, следует отметить, что аудитории масс-медиа имеют различные интересы и потребности, воспринимают, усваивают информацию и реагируют на нее в зависимости от социального статуса их представителей. Масса граждан может быть и инертной, пассивной, и активно влияющей на журналистику, если та пытается дискредитировать общественные ценности, культурные традиции. Чем выше уровень образования, профессионализма, самосознания людей, богаче их жизненный опыт и целостнее мировоззрение, тем больше возможностей у составляемой ими социальной общности проявить себя в качестве субъекта коммуникации. Чаще всего роль такового исполняет специализированная аудитория, представителям которой, объединенным общими интересами, целями, ценностями, а также социальными, профессиональными, культурными признаками, свойственны высокая степень информированности, подготовленности, способность адекватно интерпретировать и воспроизводить смысл текстов в речи, готовность к организации совместных акций и обеспечен доступ к разнообразным источникам сообщений. Если интересы и потребности представителей различных сегментов аудитории не учитываются в полной мере, социальная общность людей как субъект может игнорировать продукцию конкретных средств массовой информации.
Библиографический список
1. Lasswell, H. The Structure and Function of Communication in Society / H. Lasswell // In L. Bryson (ed.) The communication of ideas. – N. Y. : Harper, 1948. − P. 37–51.

2. Hovland, K. Reconciling conflicting results derived from experimental and survey studies of attitude change / K. Hovland // American Psychologist. − 1959. − № 14. − P. 8–17 ; Klapper, J. T. The effects of mass media : A report to the director of the public library inquiry / J. T. Klapper. − N. Y. : Free Press, 1960 ; McQuail, D. The television audience : A revised perspective // In D. McQuail (ed.). Sociology of mass communications / D. McQuail, J. G. Blumler, J. R. Brown. − Middlesex, England : Penguin, 1972. − P. 65–135 ; Rubin, A. M. The uses and dependency model of mass communication / A. M. Rubin, S. Windahl // Critical Studies in Mass Communication. − № 3. − P. 184-199.

3. Lazarsfeld, P. F. The people’s choice: How the voter makes up his mind in presidential election (3th ed.) / P. F. Lazarsfeld, B. Berelson & H. Gauder. − N. Y. : Columbia Univ. Press, 1968 ; Rogers, E. M. A history of communication study. A biographical approach / E. M. Rogers. − N. Y. : Free Press, 1994. − 519 p.

4. Маслоу, А. Мотивация и личность / A. Маслоу. − СПб. : Евразия, 2001. − 479 с.

5. Lasswell, H. The Structure and Function of Communication in Society / H. Lasswell // In L. Bryson (ed.) The communication of ideas. − N. Y. : Harper, 1948. − P. 37–51 ; Lasswell, H. The Uses of Content Analysis Data in Studying Social Change / H. Lasswell // Science and Culture. − 1967. − Vol. 33. − № 4.

6. Энциклопедический социологический словарь / под общ. ред. Г. В. Осипова; ред.-сост. А. В. Кабыща. − М. : ИСПИ РАН, 1995. − 939 с.

7. Турен, А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии / А. Турен. − М. : Научный мир, 1998. − 204 с.

8. Бородина, А. «Люди ждут новых слов» / А. Бородина // Коммерсант. − 2008. − № 112 ; Бородина, А. «Как привлечь к телеэкранам молодую, активную и думающую аудиторию, которая все чаще заявляет: «Я не смотрю телевизор» / А. Бородина // Коммерсант. − 2010. − № 114 ; Дубин, Б. Медиа: телевидение для пожилых / Б. Дубин // Ведомости. − 2009. − № 168.

9. Webster, J. G. The mass audience: Rediscovering the dominant model / J. G. Webster & P. F. Phalen. − Mahwah, NJ : Lawrence Erlbaum Associates, 1997 ; Webster, J. G. The audience // Journal of Broadcasting & Electronic Media. − 1998. − № 42. − P. 190-207.
© Евдокимов В. А., 2010
Автор статьи – Владимир Анатольевич Евдокимов, доктор политических наук, профессор, НОУ ВПО «ОмГА».

Рецензент – Г. В. Косяков, доктор филологических наук, доцент, профессор, Омский государственный педагогический университет.

УДК 821.161.1

Омская гуманитарная академия

Интерес западноевропейской и русской культур к Востоку был всегда достаточно высок. Аллегорический ориентализм был характерен для западноевропейской и русской просветительской литературы XVIII в. Актуальность ориентальных мотивов и образов в европейском искусстве начала XIX в. была во многом определена стремлением европейской культуры, пережившей период революционных потрясений и войн, обратиться к патриархальным и незыблемым ценностям Востока, тоской по целостной природе человека. Романтиков в восточной поэзии привлекала не только поэтизация чувственной любви и пиров, но и мудрое принятие земной жизни. Ориентальная поэзия чрезвычайно богата, многообразна, значимое место в ней занимают описательная лирика, дидактическая, сатирическая поэзия. Законодателями ориентального направления в западноевропейской литературе начала XIX в. были И.-В. Гете, создавший поэтическую книгу «Западно-восточный диван» (1819), и Д.-Г. Байрон, автор «восточных поэм» («повестей») «Корсар», «Гяур» и др. А. А. Аникст указывает на то, что одним из источников «Западно-восточного дивана» Гете послужили переводы на немецкий язык стихотворений персидского поэта Гафиза, сделанные австрийским ориенталистом И. Гаммлером [1, с. 433–434]. Гете призывает современника обратиться к восточной культуре, к мудрому принятию земной жизни, чувственных радостей, чтобы преодолеть власть рационалистического скепсиса и рефлексии: «К новой жизни там воскресни…». В «Западно-восточном диване» ориентальный стиль и восточный образный колорит стали художественной формой, в которой поэт воплотил собственный духовный опыт, чувство любви, размышления о современности и вечных общечеловеческих проблемах.

В «восточных поэмах» Байрона отражены впечатления романтика от посещения стран Балканского полуострова, которые в начале XIX в. воспринимались Западной Европой в качестве Востока. Ориентальный колорит произведений Байрона создается за счет экзотических деталей быта, южных пейзажей, колоритных, страстных натур.

Россия в силу евразийского географического положения на протяжении своей истории постоянно вступала в межкультурный диалог с различными азиатскими этносами. Утверждая себя в качестве наследницы Византийской империи, Российская империя стремилась стать политическим и культурным центром православного Востока. Многонациональный характер Российской империи, войны с Османской империей, Ираном, расширение границ в Средней Азии – все это придавало ориентальной традиции в русской литературе особый исторический смысл. Сохранявшаяся на протяжении тысячелетий бинарность Запада и Востока в русском национальном сознании трансформировалась, так как Восток воспринимался органичной частью богатой сокровищницы русской культуры.

Для русской культуры эпохи романтизма был характерен пристальный интерес к изучению восточных языков, коллекционированию предметов декоративно-прикладного искусства. Духовные искания русских поэтов-романтиков сопровождались глубоким интересом к Корану, к восточной культуре. Например, в цикле К. Н. Батюшкова «Подражания древним» античная традиция в восприятии человеческой жизни, искусства и любви соединяется с ориентальной. Русский романтик обращается к мифопоэтической традиции, которая развивалась как на Востоке, так и на Западе: «Ты видишь – розы покраснели…» («Скалы чувствительны к свирели»). Батюшков добивается афористичности и пластичности в данном лирическом произведении за счет использования аллегорических образов скалы, верблюда, которые чувствительнее к красоте, нежели гордая и самовлюбленная красавица.

Образная система южной поэмы А. С. Пушкина «Бахчисарайский фонтан» построена на контрасте христианской и мусульманской культур, которая воплощается в антитезе главных героинь Марии и Заремы. С. М. Шварцбанд указывает на то, что «знакомство Пушкина с Кораном состоялось не позднее 1821–1822 гг.» [3, с. 90]. Б. Н. Тарасов подчеркивает значимость обращения Пушкина к Корану в его духовной эволюции: «Недостаточность «горизонтальной» картины мира, ущербность самодостаточного антропоцентризма, не учитывавшего изначальные слабости и неискоренимые пороки человеческой натуры, заставляли поэта обращаться к теоцентрическому мировоззрению, восточному онтологизму…» [4, с. 14]. Цикл Пушкина «Подражания Корану» (1824) являет собой яркий пример межкультурного диалога. С одной стороны, русский поэт отражает ключевые черты Корана, его афористичность, притчевость, непосредственность обращений Аллаха к человеку, с другой стороны, поэтика цикла созвучна многовековой церковнославянской традиции. В цикле Пушкина отражены ключевые для исламской культуры явления:
Клянусь мечом и правой битвой,

Клянуся утренней звездой,

Клянусь вечернею молитвой [5, т. 2, кн. 1, с. 314].
В процитированных стихотворных строках проявлены значимые для мусульманина ратный подвиг, утренний и вечерний намазы. В поэтике цикла значимую роль играют метафоры, соотнесенные с восточной культурой: «небесная книга», «в лампадном светит хрустале» и др.

Д. П. Ознобишин, как и А. С. Грибоедов, систематически изучал восточные языки, прежде всего санскрит, персидский, арабский. Русский романтик создает ряд вольных переводов восточных поэтов, образность которых созвучна его антологической лирике и творчеству Батюшкова. Ознобишин подписывал свои вольные переводы в литературных альманахах псевдонимом «Делибюрадер», который восходит к персидскому «сердце брата». Ознобишин переводил произведения различных восточных авторов разных эпох. Так, он перевел с санскрита эпизод поэмы Виазы «Брама-пурана», лирические тексты Гафиза, Низами, Саади и др. Ознобишин составил первый персидско-русский словарь [6, ст. 405].

«Ода Гафица» из книги «Даль» его дивана (1826) органична для западноевропейской и русской ориентальной поэзии. Ознобишин атрибутирует текст, указывая на источник – творчество персидского поэта Гафиза, вводя название арабской буквы, которая служила не только заглавием одной из «книг» дивана, но и задавала ведущий звукообраз. Книги в диване располагались при этом в алфавитном порядке. Динамику поэтической мысли придает система контрастов. Все произведение строится на основе постоянного соотнесения образов лирического субъекта и его возлюбленной, в тексте исповедальная тональность перекликается с диалоговой. Каждая строфа завершается рефреном: «Не отрадны для души!». Уже в первой строфе оды возникают ключевые для ориентальной традиции образы «красавицы младой», «кипящего стакана», «розы огневой», «сребристого фонтана», из которых слагается образный ряд земного рая. Лирический сюжет оды представляет собой возвращение к образам, введенным в первой строфе. Авторская позиция поэтизирует чувственные радости. Особую пластичность произведению придают пейзажные детали, благодаря которым во второй строфе вводятся мотивные комплексы искусства и любви:
Без напева соловья

Скучны роз душистых ветки,

Шепот сладостный ручья

И ясминные беседки… [7, с. 71].

В купах роз и лилей,

И крылами и устами

Тихоструйнее вей! [7, с. 19].

расцветшего тюльпана [8, с. 276].

Ознобишин обращается к архаическому мифопоэтическому сближению человеческих переживаний и огня, света: «Где играет огнь желанья…». Благодаря метафорам и сравнениям создается яркий образ восточной красавицы: «Чьи уста как сон златой…». Любовная тема в данном произведении освобождается от элегической монотонности, которая доминировала в русской поэзии 1820-х гг. Несмотря на разлуку, лирический субъект опьянен любовным чувством, ставя его и образ возлюбленной выше других ценностных для него смыслов.

В произведении Ознобишина возникает образный ряд искусства («поэт ни создал нам», «кисть ни начертала»), средства которого не могут отразить всей красоты и обаяния жизни, индивидуальной женской красоты. В данный образный ряд включено философское понятие «идеал» как абсолютный образец, которое пришло в русскую философию и литературу из немецкой эстетики, из лирики Ф. Шиллера. В произведении Ознобишина «идеал» указывает на образное представление о прекрасном, создаваемом в искусстве. Ориентальный стиль в шестой строфе уступает место традиционной для романтической поэзии образности.

В финальной строфе автор вновь возвращается в образный мир ориентальной поэзии. Строфа начинается с обращения, что характерно для финалов многих произведений Гафиза:

Как на шумный праздник света

Пред веселою толпой

Вверх бросается монета –

Не отрадна для души! [7, с. 72].
Произведение завершается акцентированием мотива одиночества лирического субъекта на празднике жизни. В своем любовном чувстве герой отстраняется от окружающих людей, мира и судьбы.

Подражанием ориентальной традиции является и арабский мауль «Упрек» (1828) Ознобишина. Мауль в переводе с арабского языка обозначает «свободная песня». В жанровом отношении данное стихотворение русского романтика является мадригалом. Сюжетно данное произведение созвучно как ориентальной, так и западноевропейской традиции, где в равной степени представлена оппозиция поэта и гордой, непреклонной красавицы. Мадригалы и эпиграммы с таким лирическим сюжетом широко представлены в лирике Батюшкова и Пушкина. Мадригал Ознобишина включает две части: комплиментарную и полемическую. Комплиментарная часть созвучна насибу – любовному зачину в арабской поэзии [10, с. 23]. В первой части поэт активно использует образность ориентальной поэзии, подчеркивая чувственную красоту женщины. Ряд взаимосвязанных метафор оформляет афористичный поэтический стиль. Метафоры и сравнения создаются за счет уподобления женской красоты огню («свеж огонь твоих ланит»), чаше («в прозрачной чаше»), вину («вино душистое), драгоценностям («агат в очах твоих»). Ведущей стилистической фигурой текста служит инверсия, замедляющая ритм и акцентирующая изобразительные поэтические детали.

Как и в рассмотренной выше «Оде Гафица» Ознобишина, в анализируемом произведении возникает поэтическая мысль о невозможности в слове отобразить красоту земной жизни: «Ничтожен перлов блеск живой». Данный стих является кульминацией текста и завершением первой его части. Вторая часть произведения построена на контрасте красоты и рассудка:
Но с этой красотой чудесной

Тебе рассудок дан в удел, –

Ужель столь строгой, друг прелестный,

Ко мне он быть тебе велел? [7, с. 74].

Вольные переводы и переложения текстов восточных авторов Ознобишина послужили творческой лабораторией для создания им ряда оригинальных литературных произведений о Востоке, например: «Селам, или Язык цветов» (1830), «Продавец невольниц» (1830). Ориентальные произведения Ознобишина поэтически близки его антологическим стихотворениям.

2. Кожинов, В. В. Книга о русской лирической поэзии XIX века : Развитие стиля и жанра / В. В. Кожинов. – М. : Современник, 1978. – 303 с.

3. Шварцбанд, С. М. История текстов «Гавриилиада», «Подражания Корану», «Евгений Онегин» (гл. I–IV) / С. М. Шварцбанд. – М. : Росс. гос. гуманит. ун-т, 2004. – 237 с.

4. Тарасов, Б. Н. «Всемирная отзывчивость» Пушкина и место «Подражаний Корану» в его творческой эволюции / Б. Н. Тарасов // Литература в школе. – 2006. – № 1. – С. 13–15.

5. Пушкин, А. С. Полн. собр. соч. : В 17 т. / А. С. Пушкин. – М. : Воскресение, 1994–1998.

6. Чертков, Л. Н. Ознобишин / Л. Н. Чертков // Краткая литературная энциклопедия. – М. : Советская энциклопедия, 1968. – Т. 5. – Ст. 404–405.

7. Поэты 1820–1830-х годов : В 2 т. – Л. : Советский писатель, 1972. – Т. 2. – 768 с.

8. Лирики Востока : переводы / сост. и вступ. ст. М. А. Курганцева. – М. : Правда, 1986. – 480 с.

9. Топоров, В. Н. Растения / В. Н. Топоров // Мифы народов мира : энциклопедия : В 2 т. – М. : Советская энциклопедия, 1992. – Т. 2. – С. 368–371.

10. Гибб, Х. А. Арабская литература: Классический период / Х. А. Гибб. – М. : Изд-во восточной литературы, 1960. – 187 с.