Нэлла Лобанова Ставропольские дворянки и ставропольчанки



бет4/14
Дата12.07.2016
өлшемі1.07 Mb.
#195066
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14

Сестры Блудовы


Ставропольская помещица графиня Антонина Дмитриевна Блудова (1812, Стокгольм - 07.04.1891) родилась в семье советника посольства в Швеции. Отец ее был столбовым дворянином, племянником Г.Р. Державина. Дмитрий Николаевич долго ухаживал за своей будущей женой, пытаясь сломить сопротивление ее матери. Блудов признался Озерову, что он влюбился в молодую княжну Щербатову, мать которой считала Блудова неподходящей партией для своей дочери. Обстоятельства вроде бы складывались против Блудова, но молодая княжна Щербатова проявила завидную твердость характера и отказывала всем претендентам на ее руку. Упорное противостояние матери и дочери продолжалось около десяти лет, и, наконец, мать вынуждена была дать свое согласие на их брак. Но в конце апреля 1812 года долгожданная свадьба состоялась, а шаферами на ней были Жуковский и А. Тургенев. Вскоре Блудова назначили поверенным в делах русского посольства в Швеции, и в сентябре того же года молодые убыли в Стокгольм. Там Блудову удалось во всем блеске проявить свой дипломатический талант. Он сумел помочь наследному принцу Бернадоту одолеть профранцузскую партию, и Швеция стала участников антинаполеоновской коалиции. В Стокгольме Блудовы провели почти два года и очень сблизились там с семейством мадам де Сталь, которая после вторжения Наполеона в Россию, в страхе бежала в Швецию. Когда однажды Пушкин приехал в Москву в коляске с фельдъегерем и прямо во дворец. В этот же день на балу у маршала Мармона, герцога Рагузского, королевско-французского посла, государь подозвал к себе Дмитрий Николаевича Блудова и сказал ему: «Знаешь, что я нынче долго говорил с умнейшим человеком в России?» На вопросительное недоумение Блудова Николай Павлович назвал Пушкина Антонина Дмитриевна, как и ее сестра Лидия, получила прекрасное, разностороннее и серьезное образование и воспитание в патриотическом и религиозном духе. Дочь министра внутренних дел ставропольского помещика Дмитрия Николаевича Блудова (1785-1864). Антонина Дмитриевна - близкая знакомая многих русских и иностранных знаменитостей, имела блестящий литературный талант, была в тесных отношениях с литературным кружком своего отца, дружившего с Карамзиным и Жуковским. Выйдя из Лицея, Пушкин посещал литературное общество Д.Н. Блудова. Анна Оленина так писала о сестрах Антонине и Лидии Блудовых: «Познакомившись с Антониной и Лидией, сделались неразлучными. Мы сблизились душою. Наш мир – мир души, он – мир воображения». В своих «Записках», опубликованных в 1871г. в «Заре», Антонина Дмитриевна рассказала о дружбе с А.С. Пушкиным. Антонина Дмитриевна была дружна с Гоголем и Тютчевым. Огромное влияние оказала на девочек дружба ее отца с русскими религиозными мыслителями. Петр Чаадаев в своих «Философских письмах», об издании которых книгопродавцем Беллизаром Пушкин хлопотал через ее отца, товарища министра народного просвещения писал: «Вам известно, что у нас происходит: в Петербурге народ вообразил, что его отравляют. Газеты изощряются в увещаниях и торжественных заверениях, но, к сожалению, народ неграмотен и кровавые сцены готовы возобновиться. Мы оцеплены в Царском Селе и в Павловске и не имеем никакого сообщения с Петербургом. Вот почему я не видел ни Блудова, ни Беллизара. Ваша рукопись все еще у меня; вы хотите, чтобы я вам ее вернул? Но что будете вы с ней делать в Некрополе? (Москва

Дом Блудовых находился по Невскому проспекту 80, впоследствии – доходный дом Н.И. Дернова, ныне кинотеатр Паризиана. «Записки» Антонины Дмитриевны были напечатаны в «Заре» (1871 и 1872) и «Русском Архиве» (1872 - 1875 1889). Она постоянно публиковалась в «Страннике» и «Семейных Вечерах». Устроила в Остроге (Волынской губернии) Кирилло-Мефодиевское братство, при котором были открыты начальная школа, закрытое среднее женское учебное заведение, крестьянский пансион для мальчиков, окончивших начальное училище и желающих продолжить образование в острожской гимназии, лечебница и странноприимный дом для богомольцев, направляющихся в Почаевскую лавру. В 1863 г. Антонина Дмитриевна была назначена камер-фрейлиною императрицы Марии Александровны. В ее мемуарах упоминает о Белой Даме дома Гогенцоллернов, о которой рассказала ей мать. «Еще живы были люди, к ней приближенные, и вот опять приходится мне записывать чудесный случай (бывший с нею), который матушка слышала от ее фрейлины Бишофсвердер (или Фосс, если не ошибаюсь в имени), бывшей очевидицей (речь идет о прусской королеве Луизе Мекленбург-Стрелицкой (1776-1810), матери русской императрицы Александры Федоровны, жены Николая I). Это было в последние месяцы жизни королевы, в те тяжелые дни, когда все, казалось, рушилось и отечество погибало. Как тяжки были эти дни и как мужественно, можно сказать, с мужеством мученицы, древней христианки, она их переносила, ясно видится в ее переписке с отцом ее. Королева уже собиралась переехать на лето в Потсдам (резиденция прусских королей), и время шло как-то рассеянно-заботливо; по наружности в приготовлениях к отъезду, а по сущности в отчаянной внутренней борьбе со «злобой дневи того». По простонародному выражению, она ходила как во сне. Королева была с Бишофсвердер в большой комнате дворца, занимались обе каким-то делом, но мысль была далеко. Вдруг королева вздрогнула и сказала, показывая на противоположную сторону комнаты: «Видите ли?». Фрейлина повернула голову. Вдоль стены шла или, лучше сказать, двигалась медленно и плавно незнакомая женщина, вся в белом, с белыми волосами и бледным как смерть лицом. Дрожь пробежала по коже фрейлины. «Еще грозит беда!» - сказала королева. Обе поняли, что это привидение, именно Белая Дама (маркграфиня Бранденбургская-Берейская). (Имеется в виду появление Белой Дамы перед гибелью родственника королевы прусского принца Людвига в 1806 году в сражении с Наполеоном). Это случилось среди бела дня, без всякой игры теней и света, без обманчивых лучей лампы или свечи. Душевное состояние обеих дам было такое, что это видение только прибавило несколько более грусти к их грусти постоянной, несколько более уверенности в ожидании ежеминутно новых напастей. Через два-три дня королева собралась в Потсдам и Шарлотенбург, откуда впоследствии поехала к отцу в Мекленбург. Она сошла с лестницы и садилась в карету. Фрейлина шла за ней; уже отворены были дверцы экипажа, кое-кто из придворных чинов подал руку, чтобы посадить королеву, она уже подняла ногу, чтобы стать на подножку, и вдруг попятилась и остановилась в дверях. Фрейлина думала, что она оступилась, поспешила подойти и остолбенела. Между дверями сеней и дверцами кареты у самой подножки, медленно и плавно, глядя прямо в глаза королеве, проходила та же белая, безжизненная фигура. Фрейлина видела ее своими глазами. Через минуту королева поспешно села в карету и фрейлина с ней. «Слава Богу, - сказала Луиза, - это до меня касается: я не ворочусь живой». В самом деле, это было ее последнее путешествие. В то время, когда нам это рассказывали, в Берлине почти все верили в явление Белой Дамы, и даже литографированный посмертный портрет продавался в книжных лавках, с описанием ее явлений. Как ни отрицай связь мира видимого с невидимым, душа человеческая, воображение и сердце чуют возможность или, лучше сказать, нормальность сношений между этими двумя мирами, что принято называть чудесным. Протестанты не признают явлений Божьей Матери, а верят в явление Белой Дамы: отрицают заступление молитвы святых угодников, а признают бесцельные разговоры со стучащими духами. Много ошибочного, много произвольного в наших понятиях о загробной жизни; но это упрямое, невольное, от самих себя иногда скрываемое убеждение в чем-то после смерти, кажется, лучшее, несокрушимое доказательство бессмертия нашей души. Никакая сила на свете не может примирить человека с вечным исчезновением, с превращением в ничто. Это непобедимое, бессознательное чувство - залог вечной жизни, - само по себе оно выше и крепче всех мудрований, и церковь наша только освещает и успокаивает тревожные опасения перед безвестностью этого состояния; но вожделенное чувство бесконечности и бессмертия самим Богом вложено в нас, при рождении человека на свет. К Белой Даме я, впрочем, относилась довольно скептически, но все касающееся королевы Луизы меня пленяло до высшей степени».

Самое интересное, что прабабка Антонины Дмитриевны, фрейлина императрицы Анны Иоанновны, за 130 лет до этого в своих записках свидетельствовала о двойнике императрицы. Знакомства Антонины Дмитриевны в творческой среде дали ей все основания для и условия для написания выразительных портретов русских литераторов в известной книге «Воспоминания». Графиня Блудова так характеризует в своих записках великую княгиню Елену Павловну: “Еще 45 лет назад я в первый раз увидела ее и эту стремительность походки ее, которая поражала как особенность внешняя, привлекательная, как живое радушие. Эта стремительность была лишь верным выражением стремительности характера и ума ее, стремительности, которой она увлекала все мало-мальски живые умы, которая ее самое иногда увлекала, и приводила за собой немало разочарований, но сама по себе была очаровательна. Ни лета, ни болезнь, ни горе не изменили этой особенности”. Трагично прошла недолгая жизнь старшей внучки императрицы Екатерины II великой княгини Александры Павловны, супруги палатина венгерского Иосифа. В 1793 г. должна была состояться ее помолвка со шведским королем Густавом IV, с этой целью прибывшим в Петербург. В последний же момент, когда во дворце собрались приглашенные для празднования этого события, король решительно отверг условие императрицы о сохранении вел. княжной Православия. Брак расстроился. В 1799 г. вел. княжна, оставаясь православной, вышла замуж за эрцгерцога австрийского, палатина венгерского Иосифа. Австрийская императрица и упорные католики при дворе весьма недоброжелательно относились к юной православной эрц-герцогине. Ожидая рождение ребенка, она, в скверных условиях, совершила переезд из Вены в Будапешт Антонина Блудова так писала о ней: «За ней был такой плохой уход, что она умерла одна, без сиделки, и когда вошли в ее комнату, нашли ее мертвой, с рукой на колокольчике, которым ей не достало сил позвонить». Очень проникновенно Антонина Дмитриевна писала о последних часах жизни императора Николая I. «Царь испытывал глубочайшее благоговение перед церковными таинствами. Это проявилось и перед смертью его. В феврале 1855 г., еще не выздоровев от гриппа, император отказался следовать советам врачей, не поберегся, стал выезжать на смотры войск, сильно ухудшил свое состояние и 11-го числа слег в постель. 17 февраля врачи сочли положение безнадежным, известили наследника, а тот – императрицу. “С сердцем, растерзанным скорбью императрица имела силу вспомнить обязанность христианской супруги и с твердостью, которую дает одна только вера, пошла исполнить ее при одре умирающего. Она напомнила Николаю, что тот не смог окончить из-за болезни начатого говения (шел Великий Пост), и предложила ему причаститься. “Как! В постели? – быстро возразил государь. – Невозможно! Я рад и желаю исполнить эту обязанность, но когда я буду на ногах, когда Бог даст мне облегчение. Лежа и неодетый, могу ли я приступить к такому великому делу?” Императрица умолкла в слезах: силы души ее истощились. “Разве я в такой опасности?!” – спросил государь и мгновенно остановился, чтобы сим вопросом не устрашить супругу. Так нежно они берегли друг друга! Священный обряд причащения, совершенный, по желанию Его величества, в присутствии императрицы и цесаревича, исполнил он с полным самоосознанием, с умилительным благоговением и необыкновенным спокойствием; молитву же Верую, Господи, и исповедаю прочитал от начала до конца довольно твердым голосом”. Затем государь распорядился послать извещение – “Император умирает” – в Москву, Варшаву, Киев и стал прощаться с близкими. Испуганного великого князя Алексея Александровича (четвертый сын наследника), которому было пять лет, умирающий император “скоро успокоил своими отеческими ласками”. Сыновья Николай и Михаил находились в армии; приехал курьер с письмами от них. “Здоровы ли они? – спросил император. – Все прочее теперь не касается меня. Я весь в Боге” Последние минуты были очень тяжелыми, государь страдал. “Незадолго перед концом императору вернулась речь, которая, казалось, совершенно покинула его, и одна из его последних фраз, обращенных к наследнику, была: “Держи все – держи все”. Эти слова сопровождались энергичным жестом руки, обозначавшим, что держать нужно крепко. При последнем в жизни лобзании, он еще говорил преемнику своего престола: “Мне хотелось, приняв на себя все трудное, все тяжкое, оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое. Провидение судило иначе. Теперь иду молиться за Россию и за вас. После России я вас любил более всего на свете” В 60-е и 70-е годы в гостиной графини собирались все представители славянофильских кружков. В письме Анны Аксаковой Тютчевой от 18 августа 1876  год так говорится о Антонине Блудовой: «Ее сильно удручает и политическая обстановка: с одной стороны, она принимает близко к сердцу положение славян в Турции, а с другой -- ее пугает мысль о том, что, защищая дело славян, Россия неизбежно вступит в конфликт с Англией, чья бесчестная политика заключается в оказании вооруженной помощи Турции в тех безобразиях, которые та творит в христианских провинциях». Антонина Дмитриевна в «Записках» отмечала: «Государь не одобрял действия Карла X. Но его возмутило, что герцог Орлеанский, ближайший родственник Бурбонов, обязанный им возвращением огромного богатства и своего высокого сана, поспешил принять корону, которая передана была малолетнему герцогу Бордосскому, после отречения его деда и дяди. Герцог Орлеанский мог бы быть регентом до его совершеннолетия. Поведению Луи-Филиппа не сочувствовали жена его и дочь Мария, супруга первого бельгийского короля Леопольда I, заболевшая даже белой горячкой». Салон Антонины Дмитриевны был средоточием передовой мысли и христианских идей. Первые шаги прокурора Священного Синода Константина Петровича Победоносцева в Петербурге, и последующая его деятельность были тесно связаны с салонами высокопоставленных дам - великих княгинь Елены Павловны и Екатерины Михайловны, графини А. Д. Блудовой и баронессы Э. Ф. Раден. Твердая сторонница “русского направления” в политике, дружившая со многими славянофилами, умная и влиятельная, она стала опорой Победоносцева в последующие десятилетия, когда он жил в Петербурге. В 70-е годы он регулярно посещал ее салон в Зимнем дворце. Скончалась графиня Антонина Дмитриевна Блудова в Петербурге. Погребена в Москве, в Новодевичьем монастыре.

Буяниха: вымысел и действительность.
Год 1870. В Ставрополь приехали трое молодых художников Илья Репин, Евгений Макаров и Федор Васильев. Из нескольких постоялых дворов и гостиниц они выбрали дом Буянихи. Александра Васильевна Буянова, рожденная Марьяшова – личность примечательная. О ней наш рассказ.

В 1831 г. в Ставрополе в семье ставропольского мещанина Василия Марьяшова родилась дочь Александра (по другим документам дата рождения 1826). Братья Иван и Василий Ивановичи Марьяшовы в Ставрополе держали баржи и расшивы, занимались транспортировкой товаров и леса. Семья Василия Ивановича не была зажиточной. Александра вышла замуж в 1852 г. Молодожёнов венчал протоиерей Алексей Корнильевич Ястребов 5 ноября в Успенской церкви.

Ее муж Егор Кузьмич (1830-1907) был сыном ставропольских мещан Кузьмы Федоровича и Екатерины Алексеевны Буяновых (1796-1889).

Буяновы происходили из новокрещеной мордвы. Основатель рода купец Егор Буянов из Буянской слободы на речке Буянке (по другим документам Буяновы происходят из Новой Бинарадки) записался в купеческое сословие в крепости Ставрополь в 30-е годы 18 века. Из двух его сыновей к купеческому сословию был приписан только Федор (1764-1824), а Егор вошел в мещанское общество Ставрополя. Трое сыновей Федора Егоровича – Иван (1796-), Кузьма (1789-), Андрей (1799-) занимались мелкой торговлей, были сидельцами по контракту. Сыновья Кузьмы ФедоровичаЕгор (1825-) и Иван (1830-) состояли на службе в уездной управе и думе, Николай умер в младенчестве, были в семье еще дочери Агафья и Татьяна (замужем за купцом Степаном Александровичем Киселевым).

Лёгкой судьбу Александры Васильевны Буяновой назвать нельзя. Ее первенцы Иосиф (1854) и Варвара (1856) умерли в младенчестве. Выжило трое детей: Федор

(1862-), Александр (1863-), Семен (1854-1919). В 1860 г. Егор Кузьмич, выборный от купеческой курии депутат городской думы и член уездной управы, взял свидетельство на открытие постоялого двора в своем доме по улице Посадской, 23. Этот дом он приобрел в 1847 г. у мещанки Марии Федоровны Пискуновой. Егор Буянов был опекуном ее детей, после смерти мужа Марии Пискуновой.

В Ставрополе постоялые дворы содержали Вера Петровна Мартынова, Алексей Матвеевич Панин, Василий Иванович Прянишников, Евдокия Ефимовна Юлова. Содержание постоялых дворов было почти беспроигрышным промыслом. Приезжие нуждались в жилье, и хозяева этих заведений предоставляли им отдельные комнаты. В отношении постояльцев от содержателя требовалось немного: почтительное отношение и уважение к их отдыху.

«В Ставропольскую городскую управу ставропольского мещанина Егора Кузьмича Буянова Прошение. Представляя при сём в городской доход десять рублей, покорнейше прошу выдать мне установленное свидетельство на открытие в 1860 году постоялого двора в собственном моём доме в Ставрополе по Соборной улице дома 21-23. Декабря 29 дня 1860 года». Следующим шагом была процедура освидетельствования помещения. Этим занимался статский советник Шипов Николай Павлович, содержатель и распорядитель акцизно-откупного комиссионерства при участии уездного исправника надворного советника Николая Васильевича Инькова. Е.К. Буянов выделил в одной половине своего дома две общих комнаты. Егор Кузьмич позаботился, чтобы возле его заведения находился огороженный и двор с конюшней и каретным сараем для экипажей постояльцев. Был составлен акт, который предоставили управляющему акцизными сборами. После чего Е.К. Буянову было выдано свидетельство, и он открыл постоялый двор. Вот это свидетельство: «Выдано от Самарского губернатора ставропольскому мещанину Егору Кузьмичу Буянову в том, что ему на основании Высочайшего повеления последовавшего в 1860 г., разрешается содержать номера для приезжих в городе Ставрополе по Посадской улице в собственном доме, с тем, чтобы он в точности соблюдал все существующие и могущие быть впоследствии изданными на сей предмет правила. Настоящее свидетельство имеет силу в течение одного года. Самара 1860 г. Гербовый сбор уплачен. Губернатор».

Репин так описывал Александру Васильевну Буянову в своих воспоминаниях и в письме П. Алабину: «Квартирная хозяйка Буяниха, несмотря на свою страшную фамилию, была добрая, толстая, приземистая и хлопотливая старушка, с такими огромными грудями, что мы прозвали ее балакирь». А это портрет хозяина постоялого двора, данный И.С. Тургеневым в повести «Постоялый двор»: «Хозяин этот был мещанин. Роста он был среднего, толст, сутуловат и плечист; голову имел большую, круглую, волосы волнистые и уже седые, хотя ему на вид не было более сорока лет; лицо полное и свежее, низкий, но белый и ровный лоб и маленькие, светлые, голубые глаза. Ходил бегло и не взмахивал, а разводил на ходу сжатыми руками. Когда он улыбался, - а улыбался он часто, но без смеха, словно про себя, - его крупные губы неприятно раздвигались и выказывали ряд сплошных и блестящих зубов. Говорил он отрывисто и с каким-то угрюмым звуком в голосе. Бороду он брил, но не ходил по-немецки. Одежда его состояла из длинного, весьма поношенного кафтана, широких шаровар и башмаков на босу ногу. Он часто отлучался из дому по своим делам, а у него их было много - он барышничал лошадьми, нанимал землю, держал огороды, скупал сады и вообще занимался разными торговыми оборотами».



А вот описание дома Буяновых, данное Репиным: «Двор разгороженный, крыльцо с проломами, воротишки настежь, двери не затворяются. Комната на три окна и к ней еще другая поменьше, ни одно окно не закрывается». До нас дошел рисунок Репина «Двор Буянихи». Отметим, что Александре Васильевне Буяновой в 1870 г. было 39 лет, но молодой художник называет ее старушкой. Уместно вспомнить описание постоялого двора и его хозяйки из рассказа И. Бунина «Темные аллеи»: «В комнате было тепло, сухо и опрятно: новый золотистый образ в левом углу, под ним покрытый чистой суровой скатертью стол, за столом чисто вымытые лавки. Даже мужики с уважением отзывались о хозяйке постоялого двора: «Баба – ума палата». И. Тургенев в повести «Постоялый двор» писал: «Постоялый двор брал многим: отличной водой в двух глубоких колодцах со скрипучими колесами и железными бадьями на цепях; просторным двором со сплошными тесовыми навесами на толстых столбах; обильным запасом хорошего овса в подвале; теплой избой с огромнейшей русской печью, к которой наподобие богатырских плечей прилегали длинные борова, и, наконец, двумя довольно чистыми комнатками, с деревянным крашеным диваном, такими же стульями и двумя горшками гераниума на окнах, которые, впрочем, никогда не отпирались и тускнели многолетней пылью. Другие еще удобства представлял этот постоялый двор: кузница была от него близко, тут же почти находилась мельница; наконец, и поесть в нем можно было хорошо по милости толстой и румяной бабы стряпухи, которая кушанья варила вкусно и жирно и не скупилась на припасы; до ближайшего кабака считалось всего с полверсты». Буяниха «умела держать это гнездо в порядке; всюду поспевала, все выслушивала и прикидывала, выдавала, отпускала и рассчитывалась сама, и никому не спускала ни копейки, однако и лишнего не брала».  Егор Кузьмич Буянов был гласным ставропольской думы в 1879-1894 г., его сын Семен Егорович также служил гласным думы и членом управы в 1893-1910 г. В 1888 г. в Ставрополе случился сильный пожар. Сгорели дома Семена Кузьмича Буянова и Акилины Андреевны Буяновой, брата Александры Васильевны Буяновой – Николая Васильевича Марьяшова. Семьи были вынуждены обратиться в городскую думу за пособием строительным лесом. Помощь была получена. Муж Александры Васильевны скончался в августе 1907 г., сама она умерла 29 февраля 1916 г. от порока сердца. Оба супруга были отпеты в Успенской церкви и похоронены на городском кладбище. Их сын Семен Егорович погиб в марте 1919 г. во время подавления чапанного восстания от рук продотрядников комиссара Мельникова в Ставрополе. Старший из детей Семена Егоровича - Алексей (1882-), по образованию – техник, участвовал в революционных событиях 1905 г. в Русской Борковке, был арестован, бежал, скрывался. С мая 1917 был избран членом исполкома Ставропольского уездного Комитета Народной власти, Комиссаром Временного правительства по Ставропольскому уезду с ноября 1917, уполномоченным Комуча в Ставропольском уезде в 1918, состоял в партии эсеров. В 1937 был расстрелян в лагере. Внуки Александры Васильевны – сын Семена Егоровича - Петр Семенович Буянов (1891-), его жена Агриппина и их сын Игорь в 1925 г. еще жили в Ставрополе. Род Буяновых продолжается.

Воронцова-Дашкова Людмила Николаевна

Григорий Константинович Ушков - владелец Химических заводов в Ставропольском уезде, был одаренной натурой. Достигнув совершеннолетия, он стал владельцем огромного капитала в 200 тысяч рублей и миллиона рублей в паях и процентных бумагах, полученного им по наследству от дяди. Григорий Константинович бросил Казанский университет и женился на Маргарите Эдуардовне Петцольд, дочери владельца пивоваренного завода в Казани. Через два года Ушковы развелись, и он венчался в 1907 г. с Людмилой Николаевной Сейделер (1885-1943). Женщина редкой красоты, Людмила Николаевна родилась в семье полковника Николая Юстиславовича Сейделера, происходившего из дворян Московской губернии. У нее был брат Мстислав (1886-1939), ставший полковником конной артиллерии, и сестра Вера в замужестве за венгром Белушем. Григорий Константинович Ушков унаследовал имение Осташево Московской губернии с конным заводом орловских рысаков, которое он продал вдвое дороже Великому Князю Константину Константиновичу. Он жил в имении Форос, которое перешло ему по наследству, там Григорий Ушков совместно с банкиром Второвым образовал акционерную кампанию для создания на Форосе курорта. Брак Ушковых считался благополучным до 1913 г., когда Людмила Николаевна познакомилась с князем Илларионом Илларионовичем Воронцовым-Дашковым (1877-1932). Женатый на Ирине Васильевне Нарышкиной (1879-1917), князь прожил в счастливом браке 14 лет, в семье было пять детей. Но брак оказался недолговечным. Ирина полюбила другого. Полюбила? Похоже, что любила давно. Еще до замужества у Ирины был роман с другом молодого поколения Воронцовых – князем Сергеем Долгоруким. Видимо, юношеская любовь вспыхнула снова. В 1913 г. всю семью взбудоражили разговоры о разводе. 10 ноября этого года дочь Ирины – Сандра писала сестре Ире Шереметевой из Тифлиса: «Ирину нельзя критиковать за то, что она полюбила (любовь приходит и уходит помимо воли человека), но, по-моему, она во имя детей должна была бы заглушить в себе это чувство. Мама очень благоразумна во всем этом вопросе - говорит, что не знает, что лучше, считает, что Ларька и Ирина совсем друг к другу не подходят. Софья откровенно упрекала Сергея Долгорукого, который, воспользовавшись «прошлой влюбленностью Ирины в него - от нечего делать - от скуки, вновь начал ухаживать за Ириной. Она до последней минуты надеялась на благоразумие Ирины. Ей казалось, что после 12 лет замужества, когда брак связан пятью детьми, поддаться чувствам - поступок непозволительно эгоистичный. «Ларьку, - пишет Софья сестре Ире, - мне от души жаль. Я понимаю, что и он не без вины. Я допускаю, что для Иры он не идеал мужа, но где этот идеал мужа, укажи мне его. У всякого смертного свои не­достатки». Развод оформили. Ирина вышла замуж за Сергея Долгорукого, а Иллари­он Илларионович второй раз женился в 1915 году на красавице Людмиле Николаевне Ушковой, которая в 1915 г. в Петербурге танцевала в любительском балете. Людмила Николаевна Воронцова-Дашкова потомкам оставила удивительные воспоминания о великом князе Михаиле Александровиче, записанные Романом Борисовичем Гулем. Гуль вспоминал: «Я пришел в отель «Наполеон» (авеню Фридланд), где она жила. Она поразила меня приветливостью и своей красотой. Близкий к придворным кругам человек говорил мне, что графиня Людмила Николаевна слыла при дворе самой красивой женщиной. В таких оценках, думаю, двор был компетентен». Людмила Николаевна вспоминала о запрещении императора на брак М.А. Романова и Н.С. Вульферт: «Незадолго до объявления войны я выехала в Россию и здесь, в нашем крымском имении Форос, получила от моего мужа (тогда еще жениха) графа И.И. Воронцова-Дашкова телеграмму, вызывавшую меня в Петербург. Я быстро собралась и двинулась в путь. Мой муж граф И.И. Воронцов-Дашков был ближайшим к великому князю Михаилу Александровичу человеком. Великий князь и граф Воронцов вместе росли, их связывала дружба детских лет. И в Петербурге из разговоров с мужем я узнала, что великий князь в замке Небворт в эти дни чрезвычайно тяжело переживает свою оторванность от родины. Мой муж взялся хлопотать о разрешении великому князю вернуться на родину. Просьба к императору, а также к вдовствующей императрице была обращена от имени отца моего мужа, наместника Кавказа, генерал-адъютанта графа И.И. Воронцова-Дашкова, с чьим мнением считались государь и двор. С письмом старого графа Воронцова мой муж был принят императором и вдовствующей императрицей. И в это же время государь получил от великого князя телеграмму, в которой тот просил о разрешении вернуться на родину. Великому князю было дано разрешение вернуться. У наместника Кавказа генерал-адъютанта графа И.И. Воронцова-Дашкова возникла идея сформировать из всех кавказских народностей кавалерийскую дивизию. И теперь граф телеграфно обратился к государю с просьбой о назначении великого князя начальником этой дивизии. На такую телеграмму отказа быть не могло. И великий князь стал начальником «Дикой дивизии». В сентябре 1914 года формирование Дикой дивизии заканчивалось в маленьком городке Винница на Украине. Здесь я и познакомилась с великим князем Михаилом Александровичем. Я приехала в Винницу провожать своего мужа перед выступлением на фронт. Мне хотелось познакомиться с Михаилом Александровичем, о котором я так много слышала, но меня, очень молодую женщину, смущало одно обстоятельство. Я была еще тогда не разведена с моим первым мужем, развод бесконечно тянулся, и это положение при знакомстве с великим князем меня, естественно, смущало. Здравствуйте, Людмила Николаевна, - проговорил он, - простите, пожалуйста, что я так стремительно ворвался к вам, но я так хотел поскорее познакомиться с невестой моего лучшего друга, что, надеюсь, заслуживаю снисхождения. Мое первое знакомство с Михаилом Александровичем положило начало большой и долгой дружбе. В октябре 1914 года, повенчавшись с графом Воронцовым, я поселилась в Петербурге на Английской набережной. Но из Петербурга я часто ездила в прифронтовую полосу к мужу, командующему Кабардинским полком Дикой дивизии, и я всегда, конечно, в эти приезды встречалась с Михаилом Александровичем. От мужа, от князя Бековича-Черкасского, князя В.А. Вяземского, Н.Н. Джонсона и командира Дагестанского полка князя Амилахвари я узнала многое из жизни на фронте. Из Петербурга я посылала мужу посылки на фронт, но из-за переходов дивизии они задерживались, и однажды в местечке Копыченцы в Галиции муж получил сразу множество посылок. Над таким изобилием плодов земных смеялись окружившие мужа друзья. Муж же мой, большой шутник, тут же на воздухе, словно торговец, разложил все продукты и, стоя за импровизированным прилавком в одном бешмете, был сильно похож на духанщика. Как-то у нас обедал великий князь Дмитрий Павлович. Будучи еще под впечатлением рассказа о заговорщиках с Мытнинской и думая, что уж если многие великие князья бывали там, то Дмитрий-то Павлович там должен был быть, я шутя предложила великому князю погадать по руке. Взяв руку Дмитрия Павловича, я начала гадать, но вскоре, сделав испуганное лицо, сказала: «Ваше высочество, я вижу у вас на руке - кровь». Каково же было мое изумление, когда Дмитрий Павлович изменился в лице и отдернул руку, а вскоре, внезапно вызванный своим адъютантом Шагубатовым, извинившись, куда-то уехал. Мое гадание оказалось пророческим: в тот же вечер произошло убийство Распутина. При встрече великий князь Михаил Александрович взволнованным. Здороваясь со мной, он проговорил: Ах, графинюшка, как жаль, что я не убил эту гадину...Ваше высочество, но разве все зло в нем? - сказала я. А в ком же? - проговорил великий князь. Вы не знаете? Распутинщина слишком глубоко пустила корни.

Не будем об этом говорить, графиня, - изменившись в лице, проговорил Михаил Александрович. Через несколько недель вспыхнула революция. Мой муж был страстным охотником, за свою жизнь убившим больше пятидесяти медведей, на которых иногда ходил и с рогатиной. О революции мы узнали 27 февраля 1917 года во время охоты в нашем имении Шапки под Петербургом. По иронии судьбы, наша последняя охота в «Шапках» была на редкость удачной. К нам съехались князь Лопухин-Демидов, князь Эриванский, лейб-гусар Смицкой, граф Павел Шувалов, князь Гагарин и многие другие. Все были в самом хорошем расположении духа, в особенности муж, убивший трех рысей. Был прекрасный зимний день. По окончании охоты вдруг к моему мужу подскакал один из наших слуг и сказал, что в Петербурге стрельба, министры арестованы и солдаты переходят на сторону восставших. Несмотря на то, что все мы, близкие ко двору, весь 1916 год жили в напряженной атмосфере всевозможных слухов о заговорах и конспирации, однако никому из нас в голову не приходила мысль, что революция так близка к нам!» После отречения государя от трона в пользу Михаила Романова «Большинство говорило о том, что события зашли слишком далеко, что «великий князь не доедет до Думы», что толпа «поднимет его на штыки». Я была очень молода и, может быть несдержанна. Но по-своему чувствуя всю трагичность момента, вразрез с общим настроением, я стала умолять Михаила Александровича, говоря, что он не имеет права в такой момент отказаться от трона. - Ваше высочество, я женщина, и не мне давать вам советы в такую минуту, но если пойдете сейчас в Думу, вы спасете положение! Михаил Александрович проговорил: - Нет, я думаю, графиня, если я так поступлю, польется кровь и я ничего не удержу. Все говорят, если я не


откажусь от трона, начнется резня, и тогда все погибнет в анархии».
Брат Людмилы Николаевны М.Н. Сейделер (досточтимый мастер ложи «Юпитер») от имени офицерской организации предлагал великому князю Михаилу Александровичу (после его отречения) побег из России. План, говорят, был безошибочен. Но Михаил Александрович отклонял всякий побег, говоря: «Я не хочу бежать из своей страны». От своего брата я узнала о попытке офицерской организации вывезти великого князя из Гатчины. Мой брат, артиллерийский офицер, был командирован к нему с этой миссией. Михаил Александрович принял брата, но от побега категорически отказался, сказав, что бежать никуда не хочет, а если бы бежать все-таки пришлось, то комиссар Рошаль с глазу на глаз гарантировал в нужную минуту побег. Брак И.И. Воронцова-Дашкова и Ушковой был бездетным и распался в 1922 году. Ее первый муж Григорий Константинович Ушков в 1920 г. уехал в Константинополь, а затем в Афины, умер и похоронен в Пирее, могила его не сохранилась. Л.Н. Воронцова-Дашкова в эмиграции была помолвлена с нефтяным королем сэром Генри Вильгельмом Августом Деттердингом (1866-1939), который был без ума от нее. Предстоящий брак уже вырастал в событие большой политической важности, а посему и были пущены в ход большие интриги, дабы расстроить его.
Управляющий голландской национальной нефтяной компанией Деттердинг в 1921 году удостоился рыцарского звания, основал в Великобритании и Германии Shell-Мех & ВР, а в конце 1936 года ушел с поста директора-распорядителя Royal Dutch из-за того, что поставлял нефть в нацистскую Германию.  Интриги имели успех, и Деттердинг с решимостью отчаяния, женился на разведенной им княжне Багратуни. За первой, такой фатальной неудачей, спустя восемь лет не замедлила последовать и вторая.  Подруга Воронцовой, ставшая крупной помещицей в американской Флориде, настойчиво и упорно вызывала к себе графиню. «Приезжай! Твои портреты не дают покоя американцу - миллиардеру. Он и сам интересен, помимо своих миллионов». Людмила Николаевна как истинная аристократка не спешила во Флориду. И вновь, как и в эпоху сватовства Деттердинга, другая женщина увела у нее мультимиллионера. Эта другая, - Ольга Беляева, а мультимиллионер – доктор, лорд и директор химического общества Великобритании Мультон, поднесший своей молодой супруге «Версальский дворец и Версальские фонтаны. Жизнь Людмилы Николаевны закончилась в Лондоне в 1943 году.

Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет