Нэлла Лобанова Ставропольские дворянки и ставропольчанки
жүктеу/скачать 1.07 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Державина-Дьякова Дарья Алексеевна
- Дьякова-Львова
Глебова Дарья Михайловна В мае 1897 г. А.П. Чехов в своем дневнике писал: «Приходили в гости монахи из монастыря. Приезжала Даша Мусина-Пушкина, вдова инженера Глебова, убитого на охоте, она же Цикада. Много пела». Антон Павлович, чувствительный к красотам итальянского языка, к музыке, воспринимал само ее имя как музыку. Оно преследовало его. Она была для него больше чем певица. Она стала доказательством красоты и мировой гармонии, противостоящей суровым реальностям бытия, с которыми писателю приходилось иметь дело. Актриса Александринского театра, Дарья Михайловна Глебова, в девичестве Мусина-Пушкина, а по сцене Мусина, происходила из древнего графского рода, имевшего поместья в селах Заборовка и Жемковка Ставропольского уезда, принадлежавших ставропольскому помещику Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину, участнику Отечественной войны 1812 года. Он был сыном Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, видного государственного деятеля и первооткрывателя известного произведения «Слово о полку Игореве». Ивану Алексеевичу, принадлежало село Верхне-Никульское под Мологой. Его сосед Николай Николаевич Глебов происходил из старинного боярского рода, его имение было в нескольких верстах от села Верхне-Никульского. 18 августа 1818 года он скончался. Его сын Андрей Николаевич Глебов, подполковник, участник Отечественной войны 1812 года службу проходил в армии Барклая-де-Толли. Отцу Дарьи Михайловны Михаилу Илларионовичу Мусину-Пушкину принадлежало имение в селе Никольском под Мологой. Глебовы и Мусины-Пушкины приобрели землю в Ставропольском и Симбирском уездах. И семьи вновь стали соседями по поместьям. В детстве Даша Мусина-Пушкина играла на маленькой скрипочке в дуэте с отцом перед гостями в их усадьбе. В ней он поселился с женой, вернувшись из Парижа, где окончил Национальную консерваторию по классу скрипки. Кроме Дарьи Михайловны в семье было еще две девочки. Всех сестер природа щедро наградила музыкальными и артистическими способностями. Ольга Михайловна впоследствии стала известной скрипачкой. Артистическая карьера была уготована и Дарье Михайловне, обладавшей великолепным голосом. В 1890 году Дарья Михайловна поступила в Петербургскую консерваторию по классу вокала, но через год покинула ее, выйдя замуж за соседа по имению Андрей Николаевича Глебова. В 1895 году, после гибели мужа во время императорской охоты, она возвратилась в консерваторию, окончила ее и поступила на сцену Императорского Александрийского театра. Она выступала на сцене более 20 лет. Это была красивая, умная и образованная женщина. Ее многочисленные достоинства дополнял великолепный голос оперной певицы. Его тембр определяли как необыкновенно женственный, теплый, красивый, заключающий в себе чарующую выразительность. При абсолютной ровности звучания всех регистров ее голос обладает богатейшей гаммой тембральных оттенков. Дарья Михайловна была певицей редкой музыкальной одаренности, с безошибочным чувством музыкальной правды. Ее исполнение дышало сердечным теплом и непосредственностью выражения. Она исполняла в опере «Федра и Ипполит» по трагедии Эврипида партию Артемиды. Суть трагедии такова. Ипполит, сын Тезея и амазонки, страстный охотник и почитатель девственной богини Артемиды, избегающий женщин и любви; безуспешно преследующая его любовью мачеха, Федра, возводит на Ипполита поклеп, обвинив его перед отцом в попытке обесчестить ее. Тезей проклинает сына, и бог Посейдон посылает морское чудовище, которое приводит в ужас коней Ипполита; обезумевшие, они опрокидывают колесницу Ипполита, и он гибнет, разбившись о скалы. Артемида, прощаясь с Ипполитом, обещает: «И в вечность. Сам в пении девичьих чистых уст Ты перейдёшь. И как тебя любила, Не позабудут, Федра». В трилогии торжествовала любовь одной супружеской пары, которую благословляла сама Афродита. Образно-эмоциональная сущность музыкальной интонации раскрывались в пении Дарьи Михайловны с предельной выразительностью и яркостью. Вокал певицы не имел «пустых нот». Каждый звук, каждый изгиб мелодии становился откровением, исполненным глубоких искренних эмоций и художественного смысла. Природа наградила Дарью Михайловну помимо необыкновенного голоса и тонкой музыкальности еще и самобытным, сильным актерским талантом, соединив, таким образом, в ее личности те три главных качества, единство которых и создает настоящего оперного артиста. Ее артистическое мастерство питала музыка и исключительная музыкальность певицы. Музыкальная интонация, фраза диктовали ей все элементы сценического поведения, определяли темп, ритм, пластику и мимику. Поэтому ее персонажи были живыми. В них не было никакой «игры», условности, все органично и естественно. Разгадка художественной убедительности и достоверности искусства Мусиной-Пушкиной крылись в тесном духовном родстве ее героинь с нею самой, с ее эмоциональным складом и мироощущением. В 1901 Дарья Михайловна вышла замуж за режиссера Юрия (Георгия) Эрастовича Озаровского (1869-1924). В доме Мусиной-Пушкиной и Озаровского собирались известные люди, такие как Мария Гавриловна Савина, более 40 лет прослужившая на сцене петербургского Александринского театра,Ф. И. Шаляпин, Вера Федоровна Комиссаржевская, которая играла в спектаклях, поставленных Озаровским, а в 1896 К. была приглашена в Александрийский театр, где приобрела известность искренностью, эмоциональностью, глубиной чувств; Айседора Дункан, юрист Анатолий Федорович Кони. В молодости Озаровский окончил 3-х годичные драматические курсы при Императорском театральном училище. Актер и режиссер Александринского театра (1892-1915), педагог и театровед, коллекционер, руководитель драматической школы Поллак в Петербурге. Воспоминания Озаровского были опубликованы в журнале «Столица и усадьба» в 1914 г. Дарья Михайловна принимала деятельное участие в работе мужа. Ею были изданы несколько теоретических книг Озаровского, в частности, в цикле «Пьесы художественного репертуара и постановка их на сцене» - «Горе от ума»; «Музыка живого слова: Основы русского художественного чтения: Пособие для чтецов, певцов, ораторов, педагогов». 23 апреля 1915 г. в Александринском театре состоялся бенефис Озаровского, который сыграл роль Таруданта в драме Кальдерона «Стойкий принц» в постановке В. Мейерхольда. Главное управление военно-учебных заведений направило Озаровского в Одессу для проведения первоначальных, установочных занятий, а потом их продолжил один из офицеров-воспитателей. Занимаясь с кадетами, Озаровский обучал их приемам выразительного чтения, умению держаться на сцене, прослушивал каждого ученика, давал советы. В 1912 году Мусина-Пушкина и Озаровский развелись. Третьим мужем Мусиной-Пушкиной стал писатель В. А. Апушкин. Дарья Михайловна покинула сцену и занялась преподавательской работой в Петроградской консерватории. Драматическая актриса, режиссер с разнообразным театральным опытом, Дарья Михайловна училась в Греции и во Франции, работала режиссером в оперной студии консерватории - поставила там оперу Глюка «Орфей». Ее муж Владимир Александрович Апушкин – автор книг «Русско-японская война 1904-905», «Порт-Артурская эскадра накануне гибели», «Оборона крепости Ивангорода в 1914-1915». Владимир Александрович родился в 1868 в Солигаличе Костромской губернии. Журналист, генерал-лейтенант. В марте 1917 был назначен начальником Главного военно-судного управления по избранию военной комиссии комитета Государственной думы. В декабре 1917 состоялся один из первых вечеров, проводившихся после свержения самодержавия, который носил символичное название - вечер свободной поэзии, в котором Дарья Михайловна приняла участие с декламацией стихов. В1931 году Владимир Александрович был арестован и выслан в Вологду и исчез бесследно. Дарья Михайловна поехала на поиски мужа, которые оказались тщетными. В Вологде она преподавала музыку в музыкальном училище, стойко перенося все невзгоды. Как профессор Ленинградской консерватории, Дарья Михайловна ставила оперные спектакли с коллективом музыкального училища. Она и ее сестра - скрипачка, выпускница Петербургской консерватории Ольга Михайловна Блатова - с большими лишениями провели в Вологде четыре военных года и лишь после окончания войны вернулись в Ленинград. По приезде в Вологду Дарья Михайловна вошла в число преподавателей музыкального техникума, вела сценическую подготовку и уроки вокала. Она сразу же заметила ряд талантливых студентов, способных участвовать в оперных спектаклях, и начала подготовку к постановкам опер. Ее энтузиазм, живость характера, личное обаяние, разносторонние знания привлекали к ней людей и способствовали успеху дела. За короткий срок были подготовлены и поставлены сцены из опер «Кармен», «Евгений Онегин», «Паяцы». В 1934-м уже состоялась премьера оперы Д. Перголези «Служанка-госпожа», в 1935-м исполнялась «Царская невеста», в 1936-м - «Русалка»! Во всех оперных спектаклях участвовали студенты музыкального техникума: Н. Бахтенко, М. Голубева, А. Муромцева, Ф. Бараев, М. Васильев, слушатели вечерних курсов для взрослых и просто горожане - любители пения: братья Казенновы, Л. Алашеева, В. Добрякова, М. Воскресенская. Все постановки опер шли с участием хора и оркестра. Вологодские зрители проявляли необычайно высокий интерес к этой работе. Так, «Русалка» исполнялась при переполненном зале пять раз подряд, а потом была показана в Архангельске. Заинтересованно отмечала все премьеры и областная газета. В рецензии на премьеру оперы Н. Римского-Корсакова «Царская невеста», в частности, отмечалось: «В опере занято шестьдесят человек. Дирижер И. Гинецинский добился того, что оркестр, немногочисленный по составу, дал не только отличное звучание, но великолепное понимание исполнения оперы. Особенно следовало отметить большую работу преподавателя оперного класса техникума профессора Ленинградской консерватории Д.М. Мусиной. Она своей постановкой показала, что студенты техникума, рабочие, колхозники, впервые выступающие на оперной сцене в большой вещи, могут дать образцы работы высокого качества. В рецензии на «Русалку» говорилось, что «оперные спектакли музыкального техникума являются крупным событием художественной жизни Вологды». В 1941 Дарья Михайловна продолжала свою работу по развитию теории Дельсарта, которая возникла в середине XIX в. Это было увлечение выразительностью и ритмом движений. Родоначальником этого направления был Ф. Дельсарт. Система Дельсарта охватывала, наряду с умением выразительно петь, владение жестом, мимикой, движениями и позами, поэтому она получила название выразительной гимнастики. Критерий выразительности Дельсарт видел в соответствии силы и скорости движений их эмоциональному содержанию. Свой метод овладения контролем над двигательным аппаратом он применял для обучения людей разных профессий - скульпторов, художников, врачей, священников, музыкантов, артистов. Дарья Михайловна продолжила идеи Ф. Дельсарта в своем искусстве. Она не отрицала классическую школу, но особое значение придавала идее всеобщего художественного воспитания через общедоступные занятия музыкой и вокалом. Она писала: «До смерти я должна сделать важные вещи, которые могу сделать только в Москве или Ленинграде. Я должна закончить и записать мои исследовательские работы по единству искусства на основе развитой мной теории выразительности Дельсарта». Она хотела переехать в Ленинград. За нее хлопотали многие известные артисты тех лет: А.В. Нежданова и Н.А. Обухова, О. Книнпер-Чехова и В. Качалов. Но вернуться в Ленинград ей удалось лишь в 1946 году. В 1947 Дарья Михайловна скончалась. Державина-Дьякова Дарья Алексеевна Гаврила Романович Державин родился в уездном Ставрополе (тогда Казанской губернии) в 1743 г. в семье мелкопоместного дворянина. Провел детство в ставропольском имении своего отца в с. Никольское (Державино), армейского офицера Романа Державина. В 1750 г. вместе с братом Андреем был представлен на смотр-конкурс для дворянских детей в Ставрополе. После окончания Казанской гимназии 12 лет провел на военной службе, участвовал в следственной комиссии при подавлении пугачевского восстания, Гаврила Романович проверял благонадежность команды Петра Гринева, освобождавшей Ставрополь от повстанцев. Его вторая жена Дарья Алексеевна Дьякова родилась в 1767 г. Воспитание Даша получила домашнее и сравнительно неплохое, особенно любила она музыку и сама прекрасно играла на арфе. С Державиным Дарья Алексеевна (1767 – 1842) познакомилась давно и была очень дружна с его первой женой, еще молодой, с которой он состоял в браке 15 лет. Он избрал ее... не по богатству и не по каким-либо светским расчетам, но по уважению ее разума и добродетелей, которые узнал гораздо прежде, чем на ней женился». Не забыл он и незначительный, казалось бы, случай, бывший несколько лет тому назад. Как-то Катерина Яковлевна разговорилась с Дашей о своем счастливом замужестве и предложила ей сосватать ее за поэта И. И. Дмитриева, с которым Державины были коротко знакомы. Нет, - отвечала Даша, - найдите мне такого жениха, каков ваш Гаврила Романович, то я пойду за него, и надеюсь, что буду с ним счастлива. Посмеялись и начали другой разговор. Но Державин, - ходя близ их, слышал отзыв о нем девицы, который так в уме его напечатлелся, что, когда он овдовел и примыслил искать себе другую супругу, она всегда воображению его встречалась». Первая жена Державина, которую очень любили и ценили в кружке Львова, которую сам Державин воспевал в трогательных стихах под именем Плениры, умерла в июле. Этому горестному событию он посвятил стихотворение «На смерть Катерины Яковлевны, 1794 году июля 15 дня приключившую». Сбивчивый, неклассический и нетрадиционный ритм этих прощальных стихов, навеянных непосредственным переживанием утраты, передает выстраданную смятенность его чувства. И в дальнейшем поэт не забывал свою угасшую супругу и по-прежнему именовал ее Пленирой. Всего лишь полгода пробыл Державин на положении вдовца: явились потребности... проблемы, связанные с крепостью телесного состава... дух немощен, плоть бодра... «Что ж, вы хотите, чтобы я снова начал жить?!» Тонкого Львова все это коробит. Торопится ли он заключить второй брак, опасаясь во вдовом состоянии впасть в разврат, отказывается ли править «средственны стишки», хладнокровно полагая, что и такие стишки на что-нибудь сгодятся, кушает ли с удовольствием тюрю -- во всех этих случаях он никакого греха не совершает. Даже и тени греха здесь нет. Даша подолгу живала в Ревеле у одной из своих замужних сестер - Катерины Алексеевны Стейнбок. Вместе они как-то приехали в Петербург, и Державин по старому знакомству нанес им визит. Был он принят весьма ласково и на следующий день «послал записочку, в которой, - по его собственным словам,- просил их к себе откушать и дать приказание повару, какие блюда они прикажут для себя изготовить. Сим он думал дать разуметь, что делает хозяйкою одну из званых им прекрасных гостий, разумеется, девицу, к которой записка была надписана. Она с улыбкою ответствовала, что обедать они с сестрою будут, а какое кушанье приказать приготовить, в его состоит воле. Итак, у него обедали; но о любви или, проще сказать, о сватовстве, никакой речи не было. На другой или на третий день поутру, зайдя посетить их и нашел случай с одной невестой говорить, открылся ей в своем намерении, и как не было между ими никакой пылкой страсти. Соединение их долженствовало основываться более на дружестве и благопристойной жизни, нежели на нежном страстном сопряжении. Вследствие чего отвечала она, что принимает за честь себе его намерение, но подумает, можно ли решиться в рассуждении прожитка; а он объявил ей свое состояние, обещав прислать приходные и расходные свои книги, из коих бы усмотрела, может ли она содержать дом сообразно с чином и летами. Книги у ней пробыли недели две, и она ничего не говорила. Наконец сказала, что она согласна вступить с ним в супружество. Спустя полгода, по ее смерти Державин сделал ей предложение в конце 1794 г. Новая избранница получила условно-поэтическое имя Милена - от слова «милая». В одном из писем к Капнисту Львов сообщает последние новости о «нашем искреннем приятеле», то есть о Державине, который написал замечательно дурные стихи и, как ни советовал ему Николай Александрович «многое выкинуть, кое-что поправить», оставил все как было. Дальше следует экспромт Львова: Но можно ль удержать советом бурю Такого автора, который за столом В беседе и с пером Все любит тюрю... а потом окончание письма: «Ты утешаешь его стихами о потере Катерины Яковлевны, несравненной сея жены; потому что он говорит - я не хочу учиться. и для того Дарья Алексеевна хочет итить за него замуж. Ну-ка, скажи, что действительнее?» И вот какие прелюбопытнейшие были времена и нравы. Уже сделав Дьяковой предложение руки и сердца, но еще не получив ответа, Гаврила Романович отослал ей свои приходные и расходные книги, дабы смогла нареченная составить полное представление о состоянии имения жениха, его возможностях содержать дом и семью. Недели с две продержала у себя эту финансовую документацию невеста, а потом объявила о своем согласии венчаться. Вместе жили потом долго и счастливо. 31 января 1795 г. состоялась их свадьба; жениху было в это время 52 года, невесте 28 л.; естественно поэтому, что в их отношениях было более дружбы, чем любви, хотя, несомненно, поэт был член привязан к своей Милен. Брак был заключен «по рассудку. На девушек же он заглядывался и в старости. О жизнелюбии и женолюбии позднего Державина полезно помнить. Ей посвящены, между прочим, стихотворения: «Мечта», «Стихи к музе», «К портрету». После своей оренбургской поездки, в 1834 г. А.С. Пушкин обращался к ней за материалами о Пугачеве, которые принадлежали ее мужу. Судя по всему, о них он узнал во время путешествия. Дарья Алексеевна с 1812 года была членом Женского Патриотического Общества в Петербурге, впоследствии она прославилась своей благотворительной деятельностью и открывшая в имении Званка школу для бедных девочек. Войдя в дом на Фонтанке в качестве хозяйки, Дарья Алексеевна прекрасно стала справляться со своими нелегкими обязанностями. К тому времени в связи со строительством дома у Державина завелись долги, часть деревень была заложена, а гости у Державина не переводились. Даша все взяла в свои руки, везде завела образцовый порядок. Высокая, статная, с правильными чертами лица, которое почти никогда не оживляла улыбка, она была добра и расчетлива одновременно; суховатая и сдержанная в чувствах, она порой становилась сентиментальна и восторженна. Характер имела властный. Державин ценил ее добродетели и даже в «Записках» отметил, что она «поправила расстроенное состояние, присовокупила в течение семнадцати лет недвижимого имения, считая с великолепными пристройками домов, едва ли не половину, так что в 1812 году было за ними вообще в разных губерниях уже около 2000 душ и два в Петербурге каменные знатные дома». При всей своей сдержанности и некоторой сухости, Дарья Алексеевна была очень привязана к своим родственникам, а поскольку многие из них были давними и дорогими друзьями Державина, то их дом вскоре наполнился большим числом молодежи. Это были дети сестер и братьев Дарьи Алексеевны, и Гаврила Романович стал для них любимым дядюшкой. Молодые люди подолгу гостили, а потом и попросту жили у них. После смерти Плениры, когда самому Державину, казалось бы, пора и о душе подумать, за ним утвердилась репутация страшного волокиты. И это не смотря на молодость и красоту второй жены. В слегка игривых, чуть восторженных стихах он воспел юных племянниц Дарьи Алексеевны: трех сестер Бакуниных - Парашу, Варю и Палашу (последняя пре красно играла на арфе); трех дочерей Н. А. Львова - Лизу, Веру и Пашу, которых назвал своими грациями. Среди адресатов его стихов - воспитанница Е. А. Стейнбок - хорошо танцевавшая Люси, проказливая графиня Соллогуб, семнадцатилетняя Дуня Жегулина, славившаяся прекрасной игрой на гитаре, и другие. Она весьма ценила служебное положение, вероятно, выше, чем поэтический дар мужа, а потому, когда у Державина вышел конфликт с императором, недолго размышляя, собрала семейный совет, чтобы урезонить разбушевавшиеся страсти Гаврилы Романовича. Жена и родственники осыпали - «его со всех сторон журьбою, что он бранится с царями и не может ни с кем ужиться». Все же Дарье Алексеевне хотелось, чтобы ее муж продвигался вперед по службе, и она побуждала его «искать средств преклонить на милость монарха». Против ее ропота и настояний Гаврила Романович оказался бессильным и решил вернуть -»высочайшее благоволением при помощи своего таланта. Он написал оду «На Новый 1797 год» -, которая была милостиво принята при дворе. От издания произведений мужа Дарья Алексеевна получала регулярные суммы на благоустройство дома и сада на Фонтанке. Для Г.Р. Державина местом уединения, отдыха от столичной жизни стало имение Званка, расположенное в Чудовском районе Новгородской области вдоль левого берега р. Волхов. Чтоб потешить племянниц жены - дочек покойного друга Николая Александровича, живших летом в имении Державиных Званка, Гаврила Романович написал в 1806 году – детскую комедию «Кутерьма от Кондратиев». После перечисления действующих лиц Державин приписал: действие в сельце Званке». Роли исполняли девочки Львовы и другие родственники, приехавшие погостить по случаю. Имение приобрела в 1797г. Дарья Алексеевна у своей матери после замужества. По отзывам современников, характер Дарьи Алексеевны был сдержан и несколько суховат; к друзьям мужа, она относилась холодно и нередко даже враждебно, особенно когда, ей казалось, что присутствие их может вредно отозваться на здоровье престарелого поэта, за которым она заботливо ухаживала. Будучи очень расчетливой и деятельной хозяйкой, Дарья Алексеевна значительно увеличила состояние Державина. Гавриил Романович не слишком интересовался домашним хозяйством, – все дела вела за него Дарья Алексеевна. Рачительная хозяйка, она сумела поднять хозяйство Званки на такой высокий уровень, что усадьба могла бы претендовать на звание маленького чуда света. Усадьба обстраивалась на широкую ногу, в саду появились беседки, чуть в стороне - баня, конюшни, каретный и лодочный сараи, людские, кухня, а несколько, позднее- ткацкая и суконная мастерские, которые громко именовали фабриками. Дарья Алексеевна даже выписала из Англии машину, - «на которой один человек более нежели на ста веретенах может прясть». Постепенно хозяйка покупала прилегающие земли, и ее владения протянулись по Волхову верст на девять, перекинулись на другой берег; там державинские угодья соприкасались с главным имением графа А. А. Аракчеева Грузино. Между соседями возникла тяжба из-за ничтожного клочка земли. Всесильный временщик шел на уступки, но Гаврила Романович вдруг заупрямился и мировую отклонил, как будто ему нравилось «тягаться»с вельможей, олицетворявшим для поэта все темные стороны царствования. Дарья Алексеевна прикупала не только земельные участки, но и крестьян, так что через десять лет с начала ее хозяйничанья в Званке насчитывалось около четырехсот душ. За барской усадьбой раскинулись огороды, пасеки, скотные дворы, поля, леса, крестьянские избы. Появилась водяная лесопилка и невиданная в здешних местах паровая машина, поднимавшая воду из Волхова для нужд усадьбы. Хозяйственных забот было полно, и все их взяла на себя Дарья Алексеевна, которая после утреннего чаепития обсуждала неотложные дела с толстым управляющим Иваном Архиповичем Обалихиным. Гаврила Романович иногда присутствовал при этих совещаниях, но в дела не вмешивался. Ему жена выдавала определенную сумму на личные расходы и мелкие карточные проигрыши. Она знала, что муж будет тратить эти деньги на нужды мужиков: «недостаточными он покупал коров, лошадей, ставил избы. Он завел больницу для крестьян, и врач ежедневно являлся к нему с отчетом. А еще Гаврила Романович любил ребятишек, каждое утро собирал их вокруг себя, учил азбуке и молитвам, потом раздавал по будням крендели, а по воскресеньям пряники. Дети отвечали ему доверием, и бывший министр юстиции разбирал их споры, мирил их. Вести хозяйство по дому Дарье Алексеевне помогала расторопная семидесятилетняя Анисья Сидоровна, полученная в составе приданого и ставшая чем-то вроде ключницы. Барыня доверяла ей полностью, но обращалась бесцеремонно. Анисья любила удить рыбу с плота, однако стоило Дарье Алексеевне сверху позвать: «Девчонка! Девчонка», как старуха откликалась: «Сейчас, сударыня! - и, покинув свои удочки, спешила к дому. Любовная лирика никогда не была сильной стороной «творчества Державина; это подтверждают и стихи, вызванные его последним увлечением. Легче писалось, когда прошла острота чувств, прелестница уехала; он постепенно успокоился и с нежностью вспоминал блаженные места, где Воздух свежестью своею Ей спешил благоухать; Травки, смятые под нею, Не хотели восставать; Где я очи голубые Небесам подобны зрел, С коих стрелы огневые В грудь бросал мне злобный Лель,
Ей нравились законы; Но в дружестве с одной Цитерой не жила, Хоть недурна была. Тут уж ничего поделать было невозможно: рассудительность и бесстрастность Даши оставались неколебимыми. Она заботилась о Гавриле Романовиче - не только о соблюдении его материальных интересов и здоровье, но чтобы ему было уютно, чтобы его окружали приятные люди; - словом, она была образцовой хозяйкой дома. Он с женой охотно посещал приятелей среди окрестных помещиков. Порой для этого запрягали лошадей, но предпочитали добираться водой. У берега постоянно стоял просторный бот «с домиком», названный «Гавриил», и маленькая всегда его сопровождавшая шлюпка -»Тайка»- по имени любимой собачки хозяина. Державин часто смотрел на Волхов, по которому двигались суда- чаще всего торговые, - то под парусом, то на веслах, то бечевой. Ему нравился скромный, непритязательный русский пейзаж: Прекрасно, тихие, отлогие брега И редки холмики, селений мелких полны, Как полосаты их клоня поля, луга, Стоят над током струй безмолвны А под вечер поэт любуется своим домом: Стекл заревом горит мой храмовидный дом, На гору желтый восход меж роз осиявая, Где встречу водомет шумит лучей дождем, Звучит музыка духовая. С Державиными постоянно жила младшая из сестер Львовых - Прасковья, или, как ее звали дома, Паша. Средняя сестра Вера недавно вышла замуж за участника Отечественной войны генерала А. В. Воейкова. Пата с детства была приучена француженкой-гувернанткой вести дневник; благодаря этой ее привычке мы узнаем подробности о последних годах жизни Гаврилы Романовича. В июне 1814 года Паша записала, что дядя просил ее считать ему вслух похвальные слова разным великим людям, говоря, что он намерен написать такое слово императору Александру по поводу целого ряда одержанных им блистательных побед и что, будучи вовсе незнаком с этим родом сочинений, он желает узнать, что написано подобного другими. Всего более ему понравилась похвала Марку Аврелию. Вот как описывается в письмах племянника смерть Державина. «После сего часу в десятом вечера я почувствовал настоящую лихорадку, а в постелю ложившись напьюсь бузины; завтра же тетенька думает, коль скоро лучше того не будет, то ехать в Петербург». В самом деле, напился он бузины и перешел из кабинета в спальню. Там вскоре страдания возобновились, и «В постели после бузины сделался жар и бред. Наконец, Дарья Алексеевна приказала вам написать, что они решились завтрашний день ехать в Петербург; если же Бог даст дяденьке облегчение и они во вторник в Петербург не будут, то тетенька вас просит прислать нарочного сюда на Званку с подробным наставлением Романа Ивановича Симпсона. Ваш покорнейший слуга Евстафий Аврамов». Но странному письму и на этом не суждено было кончиться. Державин лежал без памяти, Дарья Алексеевна велела сделать еще приписку: «Тетенька еще приказала вам написать, что дяденьке нет лучше, и просит вас, чтобы вы или кто-нибудь из братцев ваших, по получении сего письма, поспешили приехать на Званку, как можно скорее». В исходе второго часа, когда Дарья Алексеевна удалилась на время и в спальне остались только Параша с доктором (который совсем растерялся и не знал, что делать), Державин вдруг захрипел, перестал стонать, и все смолкло. Параша долго прислушивалась, не издаст ли он еще вздоха. Действительно, вскоре он приподнялся и глубоко протяжно вздохнул. Опять наступила тишина, и Параша спросила: - Дышит ли он еще? - Посмотрите сами, - ответил Максим Фомич и протянул ей руку Державина. Пульса не было. Параша приблизила губы к губам его и уже не почувствовала дыхания». Самообладание настолько покинуло обычно стойкую в твердую Дарью Алексеевну, что она не только не вышла проводить гроб, но взяла с Паши обещание не оставлять ее одну. Наконец удалось уложить ее в постель. После полуночи молоденькие кузины, приехавшие по случаю кончины дяди, собрались в угловой комнате. Тяжкое молчание вдруг было нарушено тихим погребальным пением, походившим на протяжные стоны. Сквозь окно при свете фонарей была видна направляющаяся вниз к реке процессия: на головах несли обитый малиновым бархатом гроб с серебряным позументом. Его установили на специально устроенный в лодке катафалк с аналоем и четырьмя массивными свечами в церковных подсвечниках. Июльская ночь была так тиха, что свечи горели во все время плавания. Лодку тянули бечевою, за нею следовала другая, с провожавшими родственниками. Кто-то из родных или близких знакомых зарисовал пером эту процессию. В Хутынском монастыре лодки были встречены офицерами квартировавшего поблизости Конно-егерского полка, которые пожелали нести гроб поэта к месту последнего упокоения. П. А. Вяземский написал подробный некролог, а юный А. А. Дельвиг - двустишие: Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин! О Пушкин, нет уж великого. Музы над прахом рыдают. После смерти Г.Р. Державина в 1816 году унаследовавшая дом Дарья Алексеевна, вплоть до своей кончины в 1842 году, никаких строительных работ или переделок здесь не вела. В 1839 году ею было составлено завещание в пользу своих племянников, сыновей Н.А. Львова Леонида и Александра Николаевичей Львовых, при этом душеприказчиком был назначен женатый на дочери того же Н.А. Львова Прасковье Николаевне Константин Матвеевич Бороздин - тайный советник, сенатор, археолог, историк. Именно при его деятельном участии державинский дом был продан 4 июня 1846 года высшему органу католическом церкви в России - Римско-католической духовной коллегии (РКДК). По смерти его (1816 года) она продолжала вести прежнюю скромную жизнь в своей Званке, подружившись со своими соседями по имению графом Аракчеевым и архиепископом Фотием. В 1839г. Дарья Алексеевна Державина написала завещание, по которому после ее смерти усадьба должна была стать женским монастырем. Званско-Знаменский монастырь был открыт в 1869 г. К тому времени, по свидетельству академика Я.К. Грота, господский дом был уже разобран, так как пришел в крайне ветхое состояние. Умерла Дарья Алексеевна 6 июня 1842 г. на 76 году своей жизни и погребена в Хутынском монастыре рядом с мужем. Через двадцать шесть лет, в июне 1842 года, тем же путем из Званки в Хутынский монастырь отвезли тело Дарьи Алексеевны. Только на этот раз лодка шла не бечевой, а ее буксировал небольшой пароходик, на котором находились родственники покойной. Дарью Алексеевну похоронили в одном склепе с Гаврилой Романовичем, и там их останки покоились более ста лет. Большую часть имения она разделила между своими родственниками и слугами; пожертвовала в Казанский университет на стипендии 30000 р. ассигнациями и столько же на приют для освобожденных из-под стражи. Но главное пожертвование Дарьи Державиной было обращено на устройство в Званке в память мужа женского монастыря, Дьякова-Львова На одной из линий Васильевского острова проживал сенатский обер-прокурор Алексей Афанасьевич Дьяков, и никто бы о нем в истории не вспомнил, если бы не имел он пятерых дочерей-красавиц. Так уж случилось, что девиц Дьяковых облюбовали поэты. Стихотворец Василий Капнист женился на Сашеньке Дьяковой, а Хемницер и Львов влюбились в Марьюшку (1755-1807); она из двух поэтов сердцем избрала Львова, после чего Хемницер уехал консулом в Смирну, где вскоре и сгинул в нищете и одиночестве. Державин, когда скончалась его волшебная «Пленира», тоже явился в дом Дьяковых, где избрал подругу для старости - Дашеньку, но это случилось гораздо позже Машенька получила прекрасное домашнее образование, хорошо говорила по-французски, но по-русски писала неправильно; отличаясь красотой, она обращала на себя внимание многих. К осени 1777 г. Н.А. Львов вернулся в Петербург, поселился в доме П.В. Бакунина и продолжил службу в Коллегии иностранных дел под начальством П.В. Бакунина В доме П.В. Бакунина Н.А. Львов поставил по его желанию домашний спектакль, так было положено начало любительскому театру, где он снова встретился с сестрами Дьяковыми, задававшими тон в их театральных забавах. Первый любительский спектакль состоялся в конце 1777 г., затем были и другие постановки, причем часто это были веселые короткие комические оперы («опера-комик»). В доме своего покровителя, дипломата Бакунина на домашних спектаклях ставропольский помещик, архитектор, писатель и поэт Николай Александрович Львов знакомится с одной из дочерей обер-прокурора Сената, бригадира Алексея Афанасьевича Дьякова, блистательной красавицей, обращавшей на себя внимание всего петербургского света, и Павла I, Марией Алексеевной Дьяковой. В этих домашних спектаклях у П.В. Бакунина особенно выделялась дочь А.Ф. Дьякова - Мария. Она была самой красивой из сестер Дьяковых, но не была блистательной красавицей, однако, она несомненно была хорошенькой, очаровывала прелестью и свежестью молодости, непосредственностью. Кроме того она обладала сценическим темпераментом, красивым от природы, хорошо поставленным голосом. Она была в центре внимания на этих спектаклях. Обращала она на себя внимание всего петербургского света, в том числе и на наследника престола цесаревича Павла. Вероятно, участие в этих спектаклях оказало большое влияние на М.А. Дьякову. Особенно она запомнила спектакль «Дидона», где исполняла роль самой Дидоны, отвергшей ради любимого союз с нелюбимым человеком, который давал ей престол и свободу. В своей жизни М.А. Дьякова поступила также. Львов к этому времени был влюблен в нее без памяти, несколько раз просит ее руки, но отвергнут отцом Маши, потому что не имеет состояния. В 1778 году Левицкий пишет портрет Машеньки Дьяковой. На первый взгляд Машенька производит впечатление грациозной, кокетливой девицы. Но если вглядеться внимательнее, то нежный овал лица, пухленький подбородок, пышные волосы - все дышит юностью. А глаза, какие глаза: лучистые, глубокие, ласковые, мечтательные, добрые.. Грациозная, с пышной копной темных волос.. Чудо! Влюблен в нее был добродушный поэт Иван Иванович Хемницер, друг Львова. Он посвятил ей первое издание своих басен. И Львов давно уж попал в сети амура и вздыхал по Машеньке тайно. А рассеянный Хемницер ничего не замечал. А что ж Машенька? Все чаще ловит Львов на себе ее ласковый и мечтательный взгляд, замечает румянец на ее щеках. Львов хорош собой: большие глаза, высокий лоб, густые брови. Остроумный, пленительный «в час веселости». Наконец, между ними все ясно – любят друг друга, жаждут быть вместе и навсегда. Несколько раз ещё Львов делал официальные предложения. Но вновь и вновь - отказ. Чем же неугоден Львов семейству обер-прокурора сената? Да просто беден. Всего-то маленькое именьице возле Торжка оставил в наследство сыну покойный отставной прапорщик Александр Львов. Не о таком женихе для дочери мечтали Дьяковы . Вот, к примеру, друг Львова, Василий Васильевич Капнист, жених по всем понятиям достойный – владеет крупными поместьями на Украине и домом на Аглицкой набережной. На обручение с ним сразу благословили Дьяковы свою дочь Александру. И у старшей, Екатерины, муж с положением – граф Стенбок. Чем же Маша-то хуже сестер? Львов страдал, изливая свои чувства в наивных и грустных стихах: Мне и воздух грудь стесняет. Вид утех стесняет дух. И приятных песен слух Тяготит, не утешает. Мне несносен целый свет – Машеньки со мною нет… Родители были не рады выбору дочери - Львов, не имевший громких чинов, владеющий лишь небольшим имением под Торжком, в женихи явно не годился. Прокурор Дьяков мешал браку Маши со Львовым, который положения в свете еще не обрел, а богатства не нажил. - Что у него и есть-то? Одно убогое сельцо Никольское под Торжком, а там, сказывают, болото киснет по берегам Овсуги, коровы осокой кормятся... Да и чин у него велик ли? - Николенька, - отвечала Маша, - уже причислен к посольству нашему в Испании, а в Мадриде чай чины выслужит. Вот и пущай в Мадрид убирается, - рассудил непокорный прокурор. - С глаз долой - из сердца вон... Не так думали влюбленные, и Львов предложил Маше бежать в Испанию, где и венчаться; но все случилось иначе. Была зима - хорошая и ядреная, солнце светило ярчайше, сизые дымы лениво уплывали в небо над крышами российской столицы. Сунув руки в муфту. Маша Дьякова уселась в санки. - Вези к сестрице, - велела кучеру. Но едва тронулись, как в сани заскочил друг жениха Васенька Капнист, гвардейский повеса и гуляка лихой, любитель трепетных сердечных приключений. Кучеру он сказал: - Езжай в Галерную гавань, прямо к церкви. Там уже все готово и нас ждут. Будешь молчать - детишкам на пряники дам... В 1780 в тихой церквушке Галерной гавани Львов тайно обручился с Машей. Венчание состоялось вечером, при участии старых друзей - поэта В. В. Капниста, баснописца И. И. Хемницера, литератора и художника-любителя П. Л. Вельяминова. И у Машеньки сердце вот-вот выпрыгнет, и Александрин едва жива. В церкви полумрак, и в звенящей тишине эхом отдается: «Венчается раб Божий Николай рабе Божьей Марии». Перед алтарем поклялись они друг другу в любви и верности, пообещали быть вместе и в горе и в радости, скрепили союз свой поцелуем. И распрощались. Покинув церковь, Машенька в сопровождении Капниста и своей сестры, а его невесты, отправились на бал, а Львов - восвояси. Вот с чего все началось, и теперь становится понятным появление «Идиллии», написанной после и по случаю тайного венчания. Спустя семь лет Львов отметил памятный и дорогой ему день премьерой оперы «Ямщики на подставе». Молодые люди дали клятву скрывать свой брак от людей и несколько лет прожили в разлуке, храня верность друг другу. Три года муж и жена прожили врозь, в разных домах, скрывая от всех свою любовь, и даже близкие друзья не знали о их браке. Ах, что это была за мука! Свято хранили тайну их брака и свидетели венчания. А ничего не подозревавший и по-прежнему влюбленный в Машеньку Хемницер вдруг сделал ей предложение… Получил отказ, как, впрочем, и другие искатели ее руки. А родители, не зная, что их дочь замужем, все еще подыскивали для нее богатых женихов; в доме Дьяковых гремели балы, ревели трубы крепостного оркестра, блестящие уланы и гусары крутили усы. - Неужто, - спрашивали отец с матерью, - золотко наше, ни один из них не люб твоему сердцу? - Дорогие папенька и маменька, видеть их не могу! Да ведь годы-то идут... Гляди, так и засохнешь. Время шло, имя Львова становилось известным, но Дьяковы будто этого не замечали. Вот уже и сама императрица пожаловала ему бриллиантовый перстень за архитектурные работы в Павловске; император Священной Римской империи Иосиф II за проект храма в Могилеве подарил золотую, усыпанную алмазами табакерку. А положение зодчего в доме обер-прокурора все еще незавидное – не признают в нем достойного жениха для дочери, и все тут. В 1783 году открылась Российская академия. Ее членами были избраны Фонвизин, Херасков, Державин, Львов - всего 36 человек. В 1781 году Львов отправляется в путешествие по Италии. Неугасимое пламя любознательности и любопытства ко всем проявлениям духовной жизни, жажда знаний и образных впечатлений сказываются в каждой строке его дневника. А последняя запись в дневнике - стихи Марии Алексеевне, остававшейся для окружающих пока еще Дьяковой. ...Красотою привлекают Ветреность одну цветы: Но иных изображают Страшной связи красоты. Их любовь живет весною, С ветром улетит она. А для нас, мой друг, с тобою, Будет целый век весна! Летом 1782 года Иван Иванович Хемницер с помощью Львова получил должность генерального консула в Смирне и должен был покинуть Петербург. И тогда Львов открыл, наконец, тайну своей женитьбы Хемницеру. Это известие наверняка больно ударило все еще влюбленного в Машеньку Хемницера, но их крепкая дружба даже трещинки не дала. Незлобивый, умеющий быстро отходить душой, Иван Иванович, продолжая любить Машеньку, посылал ей из Турции скромные подарки. И в каждом письме с искренним беспокойством спрашивал Львова: таит ли он до сих пор свой брак, скоро ли развяжется «комедия»? Увы, до развязки было далеко. «Четвертый год как я женат, – признался Львов в одном дружеском письме 1783 года, – легко вообразить изволите, сколько положение сие, соединенное с цыганской почти жизнью, влекло мне заботы, сколько труда. Не достало бы, конечно, ни средств, ни терпения моего, если бы не был я подкрепляем такою женщиной «. Львов вновь делает предложение Марии Дьяковой. На этот раз согласие было получено. Как-никак служебное положение жениха упрочилось: ценные подарки от государыни, дружба с влиятельными сановниками (имеется в виду А.А. Безбородко - в будущем флигель-адъютант императрицы), успехи на архитектурном поприще. Лишь после избрания его членом Российской Академии, после путешествия с государыней и явного её расположения, успехов на архитектурном поприще и получения чина коллежского советника (да и Машенька в свои 28 лет отказывает всем женихам) отец даёт согласие на брак. Прошло три года, и суровый отец уступил дочери: - Ладно, ты победила: ступай за Николку своего, - сказал отец Дьяков дочери. Свадьбу играли в Ревеле у родственника, графа Стенбока, мужа Катеньки Дьяковой. «Жених» и «невеста» скрывали свой тайный брак до последней минуты, то есть до обряда венчания. За минуту до торжественной церемонии молодые признались родным, что вот уж три с половиной года как обвенчаны. Дьякова чуть удар не хватил. Но нельзя же венчаться вторично! Львов заранее нашел жениха и невесту из молодых крепостных. Их обвенчали, а после поздравления и пир горой устроили для двух молодых семей.... Благородный Львов вывел перед гостями за руки лакея Ивашку и горничную Аксинью: - Чтобы свадьба не порушилась, вот вам жених с невестой. Сколь любят они друг друга и страдают, Алексей Афанасьевич, оттого, что вы согласья на брак своим людям не даете. Сделаем же их сегодня счастливыми, а я с Марьюшкой и без того счастлив. После чего Львов привез Машу в свое Никольское под Торжком, а там было все так, как говорил дочери отец: кисло древнее болото, тощие коровенки глодали жалкую осоку. - Вот из сего скудного места я сделаю рай! Мечтать о красоте еще мало, красоту надобно создать, и только сделанное имеет ценность. Львов «рай» создал - и парк в селе Никольском сохранился до наших дней, как сказочный оазис. А в музеях висят портреты кисти Левицкого и Боровиковского, на которых изображены молодые супруги Львовы. Так как муж ее всегда вращался в кругу писателей, поэтов и художников, то в доме их преимущественно собиралось общество, интересовавшееся искусством и литературой; красавицу-хозяйку, отличавшуюся к тому же добрым и веселым характером, окружало здесь всеобщее поклонение: Хемницер посвятил ей свои басни, лучшие художники того времени. Мария Алексеевна была удивительно талантливой женщиной. В доме Державина сохранилось соломенные панно, которое с помощью крепостных девушек, вышивала Мария Алексеевна Львова, близкая подруга Катерины Яковлевны. Неизменное восхищение посетителей дома вызывала также овальная, или, как ее называли, «соломенная», гостиная в нижнем этаже. Своеобразие этой комнаты заключалось в том, что стены были затянуты, как обоями, соломенными вышитыми панно. Подобранные по цвету и длине соломинки незаметно крепились на какую-нибудь прочную основу, а потом по золотистому мерцающему фону мастерицы вышивали разноцветными нитками или стеклярусом орнаментальную кайму или целые картины. Об этом упоминает Гаврила Романович в стихотворном послании «К Н. А. Львову» 1792 года: «...по соломе разной шерстью Луга, цветы, пруды и рощи Градской своей подруге шьет». Вышивала она по рисункам своего мужа. Соломенные обои, создавались долго, работа была кропотливая, и в сентябре 1794 года в письме к Львову Державин обращается с просьбой и напоминанием, что «нужно окончить и бордюры к соломенным обоям, которые шьются у Марии Алексеевны, и за ними дело стало». Н.А. Львов стал одним из самых крупных отечественных зодчих. При всех, данных Н.А. Львову Богом, Природой, Судьбой талантах ярко выделяется именно его архитектурное творчество. Он выполнил более 90 архитектурных проектов и 87 из них были реализованы на практике во многих частях Петербурга, Москвы Главным кредо своей деятельности, творчества, да и всей жизни, Львов считал следующие строчки, написанные им в 1791 году: «Счастья тот лишь цену знает, кто трудом его купил». Н.А. Львов в период своей службы у своего главного мецената А.А. Безбородко (государственный канцлер, глава почтового ведомства) не мог одобрять разгульную жизнь и коллекцию его пассий. Но для удовольствия его покровителя он мирился с неприятными лично для него контактами, а порой был просто вынужден угождать вкусам этих женщин. При этом ему даже временами удавалось создавать чудные художественные произведения. Только так можно оценить созданный им (1782 г.), по желанию графа, портрет одной из его многочисленных фавориток, актрисы итальянской оперы - буфф Анны Давиа Бернуцци - в новой для того времени технике гравюры лависом. Пришлось заботиться Н.А. Львову и о выполнении Д.Г. Левицким для графа портрета этой же его пассии, которой он ежемесячно платил «пенсию» за известные услуги. Но нужно отметить и то, что эта женщина была красива, талантлива, имела огромный успех у публики, в составе императорской труппы сопровождала Екатерину II на встречу с Иосифом II в Могилеве. Так что какие-то добрые чувства у Н.А. Львова к этой актрисе, вероятно, все-таки были. Жене Н.А. Львова намекали, что он не уделяет семье, в первую очередь, ей должного внимания, оставляет надолго их одних, предпочитает высокое общество влиятельных особ и их фавориток. М.А. Львова была умной женщиной и не верила этому, тем не менее полусерьезно - полушутя в письме к Державиным она написала так: «Знаете ли вы, что… Николай Александрович совсем нынче заспесивел, и уж со мною жить не хочет, - я живу на даче, а он все по графам и по князьям и по их прислужницам разъезжает…» (1786 г., Н.А. Львову 33 года). М.А. Львова знала о дурных привычках А.А. Безбородко - начальника, покровителя, друга ее мужа, а также многих других вельможей, с которыми он общался. Дату рождения тогда строго не хранили в памяти. Так вышло, что и жена Н.А. Львова не знала точной даты его рождения. Впервые Н.А. Львов серьезно заболел в 1786 в 33 г. после успешной борьбы за начало поисков русского угля на Валдае. После серьезной размолвки в 1794 г. с влиятельным чиновником Коллегии иностранных дел А.И. Морковым - ставленником фаворита императрицы П.А. Зубова и успешной защиты своей чести и достоинства у П.А. Зубова, Н.А. Львов пережил очередное нервное потрясение. В том году, скорее всего совсем не случайно, он сломал руку и очень долго не мог писать и профессионально рисовать и чертить, кроме того, 6 месяцев длилось болезнь его глаз (и тогда же болела горячкой, страдала от послеродового нервно-психического расстройства его жена); за один тот год он состарился на 10 лет и в свои 41 год выглядел человеком на шестом десятке лет. В 1798 г. снова вернулась серьезная болезнь глаз. В 1800 г. он болел 9 месяцев, едва не умер, а потом еще совсем слабым. В нем беспрестанно и мучительно боролись два человека: примерный семьянин и жертвенный в своих творческих исканиях одинокий одержимый исследователь-новатор, который отдавал творчеству всего себя, не оставляя сил ни для чего другого. Вероятно, творчество и было для него превыше всего, вот почему он и шел на компромиссы с судьбой. Но свое творческое призвание он оценивал как Божий дар, как призвание к достойному служению на благо Отечества, как долг и священную обязанность перед Родиной - Россией. Но за творческие победы он заплатил краткостью своей земной жизни: всего 50 лет, - сказались постоянное нервное напряжение, обиды от клеветников, депрессии, обострившиеся с годами болезни, поиск доходов для содержания семьи из 7 человек. «Десять месяцев он был мертвый, - пишет Державину Мария Алексеевна Львова, - и теперь говорит, что он совершенно забыл всю прошедшую жизнь свою и что истинно для него теперь новый век'. В конце 1800 года в дневнике сызнова научившегося писать Львова находим: '1-ый день второй моей Жизни Москва 1800». Его перевезли из Тюфелей в Воробино, 'где дом светлейшего затмился». 4 марта 1801 года он диктует графу Воронцову: «Все мне представлялось, пришел я с того света, и в тот вечер я плакал, как ребенок. Я должен буду вести кости мои в Петербург, как скоро в состояние приду недвижим лечь в возок». Львов словно видит извне свою прикованную и изъеденную плоть. Скончался он в 1803, оставив двух сыновей и трех дочерей. Мария Алексеевна скончалась 14 июня 1807 г. н по случаю ее смерти Державин написал небольшое стихотворение «Поминки». Старшая дочь ее Елизавета впоследствии была писательницей. Внучка ее Наталья Николаевна была детской писательницей и талантливой художницей, вышла замуж за Дмитрия Михайловича Граббе. жүктеу/скачать 1.07 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|