Ник Торп, Питер Джеймс Тайны древних цивилизаций

Хождение по мукам

В январе следующего года Бонд получил очередной удар, когда один из его клиентов в области реставрации церковной архитектуры, преподобный Г. Дж. Уилкинс, опубликовал памфлет с нападками на метод «автоматического письма» и на его теорию относительно апсиды часовни Эдгара и истинной длины аббатства Гластонбери. Бонд вынудил Уилкинса отозвать тираж памфлета, так как в нем содержались клеветнические измышления, но в исправленном варианте содержались те же аргументы, наносившие ущерб его репутации. Бонд предложил Уилкинсу приехать на место и самому посмотреть на раскопки, но тот отказался.

По видимому, это окончательно вывело из терпения комиссию по раскопкам, члены которой возмущались, что их снова втягивают в полемику. Комиссия приняла решение о самороспуске, автоматически лишив Бонда должности директора раскопок. Работы возглавил лондонский Совет древностей, у которого не было ни малейшего желания пользоваться услугами Бонда.

В апреле 1924 года попечители аббатства сообщили Бонду, что он должен вернуть свой ключ, дававший ему право доступа на территорию аббатства, и в дальнейшем посещать Гластонбери лишь на правах обычного гражданина. На первый взгляд это может показаться мелочной местью, однако известно, что Бонд тайно готовился для новых раскопок, основанных на «автоматическом письме». Он нанял нескольких лозоходцев (см. «Вступление» к этому разделу), чтобы найти сокровища, спрятанные аббатом Уайтингом во время гонений на монастырские братства. Попечители, должно быть, боялись, что аббатство превратится в балаган для медиумов и экстрасенсов, поскольку к тому времени Бонд был назначен редактором журнала «Психическая наука».

Бонд обратился к высшей церковной власти в лице архиепископа Кентерберийского, надеясь, что тот отменит решение попечителей и позволит продолжать раскопки. По мнению Бонда, он пал жертвой заговора, устроенного с целью дискредитировать его достижения:
«Существует настоятельная потребность в полном и беспристрастном расследовании, если мы хотим спасти старинные сокровища от рук тех людей, которые готовы уничтожить все результаты моих трудов за последние годы. Многое уже утрачено, много недоступно для общественности, а небрежность и промедление могут довершить начатое».
Не удивительно, что архиепископ отказался вмешаться.

Общество психических исследований добилось не большего успеха своими запросами, направленными в Общество древностей. Положение еще усугубилось из за того, что Бонд опубликовал новые откровения, полученные от духов Гластонбери, в объемистом томе под названием «Содружество Авалона», на этот раз посвященном часовне Лоретто. Его новым корреспондентом была некая леди под псевдонимом «S», поведавшая Бонду о том, что он является новым воплощением Роберта, аббата Гластонбери в 1171 – 1178 годах.

Отвергнутый аббатством, Бонд с головой окунулся в исследование паранормальных явлений. Он отбыл в Америку в 1925 году и занял редакторский пост секретаря Американского общества психических исследований. Но в конце концов он рассорился и с тамошними светилами из за того, что предал огласке злодеяния, совершенные неким медиумом шарлатаном. Затем Бонд стал проповедником в крошечной секте, называвшей себя Старой католической церковью.

В 1936 году Бонд вернулся в Британию, полный беспочвенных надежд получить новое разрешение на раскопки в Гластонбери с финансовой поддержкой из США. Он продолжал получать сообщения о спрятанных сокровищах, о первой церкви, основанной св. Иосифом, о хижинах отшельников и местонахождении Святого Грааля. Но как только об участии Бонда стало известно, ни о каких дальнейших раскопках не могло быть и речи. Посетив аббатство, он пришел в ужас, увидев, что бетонная разметка, которую он выложил по линии спорной стены апсиды часовни Эдгара, была снята. Очередное письмо с исступленными жалобами не возымело действия. Без ответа остался и призыв к собранию Общества естественной истории и археологии Сомерсета, на заседании которого не было принято никаких конкретных решений. Горько разочарованный жизнью, Бонд удалился на покой в Северный Уэльс, где и умер в 1945 году.

В сочинениях о жизни и трудах Бонда, написанных с позиции сторонников паранормальных явлений, он предстает почти как мученик нетрадиционной археологии, живший в нищете, регулярно лишавшийся поддержки, сталкивавшийся с предрассудками и невежеством в археологии, умерший в забвении и одиночестве. Но, как ни странно, Бонд умер довольно обеспеченным человеком, имевшим собственный дом и доли в нескольких компаниях. Идея о том, будто он был так предан работе, что полностью пренебрегал собой, кажется явным преувеличением.

Трудно поверить и в то, что все его археологические разочарования и неудачи возникали от предвзятого отношения к «психическим» методам исследований. Как бы то ни было, в 1930 е годы археолог самоучка уже не мог рассчитывать, что ему позволят проводить раскопки в таком важном месте, как Гластонбери. Настоящие вопросы связаны с ранним периодом работы Бонда – особенно с тем, до какой степени потусторонние сообщения подтверждались результатами раскопок. Насколько точны были члены «Содружества Авалона» в своих предсказаниях? Относительно часовни Эдгара они оказались правы, за возможным исключением апсиды, но их предсказания относительно часовни Лоретто выглядят далеко не так впечатляюще, как отметил еще преподобный Фрай и как признал сам Бонд во втором издании своей книги «Врата воспоминаний».

Кому принадлежали эти голоса? До сих пор уделялось мало внимания самим письменным сообщениям, которые были доступны лишь частично, в результате чего возникли подозрения в избирательном подходе. Уильям Кенуэлл, биограф Бонда, симпатизирующий ему, пытается дать объяснение:

Специфические анахронизмы, на которые он указывает, принадлежат к расшифровкам сообщений грека «Фокия морехода», якобы жившего в VI веке до нашей эры, который каким то образом общался с медиумом на старомодном английском языке. Распространенное использование Y вместо ТН (например, уе вместо the) хотя и выглядит архаично для нас, на самом деле произошло лишь после изготовления книгопечатания.

Поэтому в качестве призраков «Содружество Авалона» выглядит вовсе не так убедительно, как полагал Бонд. Возможно, он был прав, подозревая за этим феноменом действие некоего группового разума. Но содержались ли в потусторонних сообщениях сведения, которые нельзя было раздобыть другим способом? И помогли ли эксперименты с «автоматическим письмом» улучшить качество археологических работ Бонда? Ранние труды Бонда восхвалялись археологами, проводившими более поздние раскопки в Гластонбери, особенно его стандартная практика составления точных планов, где отмечалось положение каждого камня в кладке. Такой интерес к технике строительства, наверное, является естественным для архитектора. Но археологи не считают Бонда надежным проводником в тех случаях, где нет достоверно сохранившихся стен для изучения, как в случае с предполагаемой апсидой часовни Эдгара. Опубликованный отчет Бонда выглядит неубедительно. Его «боковые стены» были интерпретированы другими археологами того времени как каменные стоки для слива воды (альтернативная теория, которую он так и не признал). Кроме того, он объяснял отсутствие концевой стены более ранними раскопками, хотя это не подтверждается археологическими свидетельствами. Сомнения, высказанные Кэроу, выглядят вполне оправданными.

Равным образом, прекращение поисков первой часовни Гластонбери, основанной св. Иосифом, и хижин отшельников выглядит вполне разумно с археологической точки зрения. В соответствии со своими убеждениями Бонд проводил раскопки на очень маленьких участках вместо рытья канав и тем самым получал очень ограниченное представление о том, что он ищет. К тому времени первоначальная идея психологического эксперимента была полностью заброшена, и Бонд копал там, где «знал» о предстоящих находках. В конце концов, если у Бонда были веские основания считать, что во время раскопок могут быть обнаружены остатки самых ранних христианских зданий в Англии, ничто не мешало ему проложить канавы надлежащего размера для проверки своей теории. В ходе последующих работ на том же месте удалось найти основания других пирамид, или колонн, но они не были расположены по кольцу. Никаких следов круглых хижин тоже не было обнаружено. Как и в случае с часовней Эдгара, Бонд, по видимому, убедил себя в своей правоте и в том, что никакие альтернативные интерпретации не заслуживают рассмотрения.

Хотя Бонд в отдельных случаях вел себя неразумно, он все же смог добиться впечатляющих успехов. Однако были ли эти успехи связаны с паранормальными феноменами? Археологи, рассматривавшие результаты его работ в Гластонбери, сильно сомневались в этом. Как указывает доктор Стивен Уильяме, требования, предъявляемые к подобным находкам, не выходили за рамки обычного:
«Почему поборники психической археологии утверждают, что Бонд не мог обнаружить часовню Эдгара без помощи медиума? Это действительно не поддается пониманию. Мы знаем, что Бонд был опытным архитектором, специализировавшимся на церковных структурах; все, что от него требовалось, – обратиться к любой близлежащей церкви, такой, как собор Сейлсбери, расположенный в пятидесяти милях к востоку. Осмотрев часовню Троицы за главным алтарем, он мог бы без труда догадаться, что в Гластонбери была такая или похожая часовня. Это была бы правдоподобная и поддающаяся проверке гипотеза, не требующая инструкций из потустороннего мира. Фактически, даже самые ревностные сторонники Бонда признают, что существование такой часовни предполагалось еще до начала его работ в Гластонбери. Для меня все это – много шума из ничего».
Что касается часовни Лоретто, то существующие описания и более ранние работы указывали, что она расположена на северной стороне аббатства. К тому времени, когда Бонд стал получать первые сообщения из потустороннего мира, к северу от аббатства осталось мало участков достаточно большой площади для часовни. Рисунки, опубликованные Бондом, недостаточно точны и не могли оказать реальной помощи, а письменные сообщения оказались неточными. В любом случае Бонд раскопал лишь фундамент здания – там не было следов затейливой каменной резьбы в итальянском стиле, которой славилась часовня Лоретто, поэтому мы не можем быть вполне уверены, что он на самом деле обнаружил то, что искал.

В общем и целом, в открытиях Бонда нет ничего, что подразумевало бы вмешательство сверхъестественных сил и не могло бы возникнуть из его собственного подсознания или из подсознания капитана Бартлетта. Задним числом ясно, что Бонд мог предпринять определенные меры, которые укрепили бы обоснованность его притязаний. Было бы гораздо разумнее держать Бартлетта подальше от раскопок в Гластонбери, чтобы устранить саму возможность появления сообщений в результате игры воображения. Еще более важным является вопрос о беспристрастности эксперимента и избирательном подходе к его результатам, как подчеркнул Кенуэлл:

К началу раскопок часовни Лоретто Бонд как будто научился приоткрывать свои карты, так как преподобный Фрай из Общества психических исследований знал об общем содержании расшифровок, но даже здесь не было никаких публикаций, предшествующих раскопкам. Хотя это может показаться слишком сложным, ничто не мешало Бонду сделать копии расшифровок и рисунков и передать их на хранение достойным доверия третьим лицам.

Не было проведено и независимой проверки раскопок Бонда. В перипетиях своей борьбы с начальством он не позаботился о сохранении остатков часовни Эдгара для следующих поколений. Много споров вызвала его поспешная попытка сделать постоянную бетонную разметку, фиксировавшую его интерпретацию следов каменной кладки. После этого для других исследователей было уже невозможно изучить археологию участка и составить собственное мнение. Предложение Бонда, обращенное к его критику Уилкинсу, приехать и лично посмотреть на доказательства, было бессмысленным, потому что он уже уничтожил их, закрыв слоем бетона.

Какую бы ценность ни имела информация, полученная Бартлеттом и Бондом от общения с «Содружеством Авалона», она не получила достоверного подтверждения на практике как часть парапсихологического эксперимента. Настойчивое желание Бонда заниматься одновременно автоматическим письмом и археологической проверкой своих предсказаний гарантировало недоверчивое отношение к нему, когда он преуспел в подтверждении собственных теорий. К сожалению, археологические раскопки – это эксперимент, который нельзя повторить; не исключено, что замечательная возможность была утрачена навеки.