XVII
Мир, заключенный между Флоренцией и Луккой, и примирение между герцогом
и графом Сфорца давали надежду на то, что войска, раздиравшие Италию, в
особенности же Тоскану и Ломбардию, смогут наконец положить оружие. Ибо
военные действия в Неаполитанском королевстве между Рене Анжуйским и
Альфонсом Арагонским могли прекратиться, - это было совершенно ясно, - лишь
с гибелью одного из противников - и хотя папа был недоволен потерей многих
своих владений, а непримиримость вожделений герцога и венецианцев проявилась
вполне открыто, тем не менее все полагали, что папа по необходимости, а
другие от усталости в конце концов вынуждены будут остановиться. Однако
события
434
приняли совсем иной оборот, ибо ни герцог, ни Венеция не успокоились,
военные действия возобновились и местом их снова стали Ломбардия и Тоскана.
Гордая душа герцога не могла снести того, что венецианцы владели Бергамо и
Брешей, - тем более, что их вооруженные отряды все время проникали в его
владения и бесчинствовали там. Он считал вполне для себя возможным не только
обуздать их, но и вернуть себе свои земли, если бы ему удалось добиться,
чтобы папа, Флоренция и граф Сфорца отступились от Венеции. Тут он и задумал
отобрать у главы церкви Романью, считая, что раз он ею завладеет, папа будет
ему уже не страшен, а флорентийцы, видя, что пожар разгорелся совсем близко
от них, либо не вмешаются из страха, либо, вмешавшись, не смогут действовать
против него легко и успешно. Знал герцог и о недовольстве флорентийцев
Венецией из-за Лукки, а потому считал, что они не очень-то поторопятся
браться за оружие в ее защиту. Что касается графа Франческо, то герцог
рассчитывал, что возобновления их дружбы и надежды графа породниться с ним
будет достаточно, чтобы он не сдвинулся с места. Чтобы избежать упреков и
дать возможным противникам поменьше оснований для вмешательства, а также не
желая нарушать только что заключенные договоры своим нападением на Романью,
он велел Никколо Пиччинино начать военные действия как бы по личному своему
побуждению, ради своих личных честолюбивых замыслов.
Когда герцог пришел к соглашению со Сфорца, Никколо находился в Романье
и по сговору с герцогом сделал вид, что крайне возмущен дружбой между ним и
графом, своим извечным врагом. Со своими войсками он расположился в
Камурате, между Форли и Равенной, и закрепился там, словно намереваясь
дожидаться, пока ему не будет сделано какое-нибудь новое предложение. Когда
слух об этом его возмущении распространился по всей Италии, Никколо
постарался изобразить папе, как велики были его заслуги перед герцогом и
какой черной неблагодарностью тот отплатил ему и как похвалялся, что теперь,
когда ему служат два самых прославленных итальянских капитана, почти все
вооруженные силы Италии в его распоряжении и он сможет завладеть всей
страной. Однако, если его святейшеству угодно будет, из двух военачальников,
которых он считал своими слугами, один превратит-
435
ся во врага, а другой окажется совершенно бесполезным, ибо если папа
снабдит его, Никколо, деньгами и возьмет на содержание его войска, он
нападет на те церковные владения, которые оттягал граф Сфорца, и тот, будучи
вынужден заниматься своими личными делами, не сможет служить честолюбивым
вожделениям Филиппo. Папа, считая эти речи весьма рассудительными, поверил
им, послал Никколо пять тысяч дукатов, присовокупив к ним самые щедрые
обещания и предложив ему и его потомкам земли в полное владение. И хотя
многие предупреждали папу, что все это обман, он не верил и не желал слушать
никого, кто пытался открыть ему глаза.
Равенной управлял тогда от имени папы Остазио да Полента. Никколо счел,
что наступает самый удобный момент для проведения в жизнь его замыслов, тем
более, что сын его Франческо уже нанес папе поношение, разграбив Сполето. Он
поэтому решил напасть на Равенну, то ли полагая, что это будет нетрудным
делом, то ли втайне сговорившись с Остазио. И действительно, после
нескольких дней осады Равенна капитулировала. После этого он занял также
Болонью, Имолу и Форли. Самое же удивительное то, что из двадцати крепостей,
принадлежавших Церковному государству в этой местности, ни одна не устояла
против Никколо. Но ему уже мало было нанести главе церкви одну эту обиду: к
делам он решил добавить слова и написал папе, что по заслугам отнял у него
эти владения, ибо папа не устыдился попытки разрушить такую дружбу, какая
связывала его, Никколо, с герцогом, и распространенил по всей Италии
посланий, в которых ложно утверждалось, будто он, Пиччинино, изменил герцогу
и перешел на сторону венецианцев.
XVIII
Завладев Романьей, он поручил своему сыну Франческо удерживать ее, а
сам с большей частью своего войска перебрался в Ломбардию. Там, соединившись
с остатками герцогских войск, он совершил нападение на контадо Бреши и занял
его, после чего осадил самый город. Герцог, стремившийся к тому, чтобы
Венеция стала его добычей, всячески оправдывался перед папой, флорентийцами
и графом Сфорца, уверяя их, что все нарушение мирного договора, учиненное
Никколо в Романье, содея-
436
но им против его герцогской воли. А тайные его посланцы давали понять,
что как только наступит подходящее для того время, он уж сумеет воздать
Никколо по заслугам за его ослушание. Флоренция и граф нисколько ему,
впрочем, не верили, а считали - и это была правда, - что военные действия в
Романье велись лишь для того, чтобы они не шевелились и дали ему время
справиться с венецианцами, каковые в надменности своей полагали, что одни
могут успешно сопротивляться всем вооруженным силам герцога, и, не снисходя
до того, чтобы просить помощи у своих союзников, поручили ведение войны
состоявшему у них на службе капитану Гаттамелате.
Граф Франческо хотел бы при поддержке Флоренции оказать помощь Рене
Анжуйскому, если бы его не удерживали события в Романье и в Ломбардии.
Флорентийцы же тем охотнее поддержали бы его в этом, что республика с давних
времен была в дружбе с французским королевским домом, но в этом случае
герцог не преминул бы помочь королю Альфонсу, с которым он сдружился, когда
тот был его пленником. Однако и те, и другие, будучи заняты военными
действиями поблизости от себя, вынуждены были воздержаться от участия в
более далеких столкновениях. Флорентийцы, видя, что Романья занята
герцогскими войсками, а венецианцы терпят неудачи, и опасаясь, как бы за
поражениями венецианцев не последовали их собственные, пригласили графа
пожаловать в Тоскану, где они совместно обсудили бы, что предпринять против
вооруженных сил герцога, каковые никогда еще не были столь многочисленны.
При этом они убеждали графа, что если не обуздать каким-либо способом
наглость герцога, все владетельные князья Италии очень скоро почувствуют ее
на себе. Граф сознавал, что опасения Флоренции вполне оправданы, но, с
другой стороны, удерживало его стремление породниться с герцогом. Тот же,
хорошо зная об этом его желании, беспрестанно подавал ему все новые и новые
надежды на то, что брак этот состоится, если граф не выступит против него с
оружием. А так как девица была уже на выданьи, дело не раз доходило до того,
что делались приготовления к свадьбе, но затем опять брала верх
нерешительность, и все оставалось в прежнем положении. Однако, чтобы граф
был более уверен в своем конечном успехе, герцог перешел от слов делу и
прислал ему тридцать тысяч флоринов, которые он должен был уплатить ему по
брачному контракту.
Достарыңызбен бөлісу: |