Ориентированные на группу терапевты стимулировали коммуникацию, концентрируясь на процессе, а не на содержании (Bion, 1961; Yalom, 1985; Bell, 1975). Это важный момент. В то мгновение, когда терапевт вовлекается в детали семейных проблем или обдумывает, как их разрешить, он теряет возможность отслеживать процесс того, что такого делает семья, что не дает им выработать собственный вариант решения проблем.
141
Майкл Николе, Ричард Шварц
Если поведение — это коммуникация, то способ изменить поведение заключается в изменении коммуникации. Согласно коммуникативным теоретикам, все события и действия имеют коммуникативные свойства: симптомы можно рассматривать как скрытые сообщения, комментирующие отношения (Jackson, 1961). Даже головная боль, которая возникает из продолжительного напряжения в затылочных мышцах, есть сообщение, ведь это заключение о том, как себя чувствует человек, а также команда отреагировать на это. Если симптом считается скрытым сообщением, то благодаря смыслу, разоблачающему сообщение, необходимость в симптоме пропадает. Таким образом, один из ведущих способов изменить поведение — это вывести скрытое сообщение наружу.
Как мы отмечали, важнейшая составляющая двойной связи заключается в том, что невозможно избежать связующую ситуацию или посмотреть на нее отстранение Но изнутри вызвать изменение нельзя, оно может прийти только из внешнего паттерна. Поэтому, согласно коммуникативным теоретикам (Watzlawick, Beavin & Jackson, 1967), парадигмой для психотерапии является вмешательство извне, чтобы разрешить отношенческую дилемму. Терапевт — лицо извне, которое снабжает взаимоотношения тем, чего в них нет: изменяет правила.
Со своей отстраненной позиции терапевт может либо указывать на проблематичные последовательности, либо манипулировать ими, чтобы вызвать терапевтические изменения. Первая из стратегий полагается на силу понимания, или инсайта, и на готовность к изменениям, вторая — нет. Это попытка обыграть семью в их же собственной игре — и неважно, будут они сотрудничать или нет. Вторая стратегия включает множество умных и занимательных тактик коммуникативной терапии, и о ней написано гораздо больше, чем о простой интерпретации. Тем не менее первые терапевты по большей части прибегали к указанию проблем, нежели к любым другим техникам.
Первая стратегия — простое указание на коммуникативные проблемы — представлена работой Вирджинии Сатир и широко практиковалась ее современниками в семейной терапии. Второй, менее прямой подход, олицетворяемый Хейли и Джексоном, в конце концов стал преобладающей стратегией.
Поначалу работа Хейли и Джексона с семьями испытывала влияние гипнотерапии, которой они обучались у Милтона Эрик-сона. Гипнотерапевт в своей работе дает точные указания, кото-
142
Состояние семейной терапии
рые часто имеют размытые цели. Однако, прежде чем пациент последует директивам, терапевт должен добиться контроля над отношениями. Джексон иногда начинал с консультации по симптомам. Он проделывал это, чтобы выделить проблемную область, — совсем как при интерпретации. Но в то же время его комментарии заставляли пациента сосредоточиваться на отношениях с терапевтом, независимо от того, принимал пациент совет или отвергал. Хейли (Haley, 1961) рекомендовал просить некоторых пациентов сделать что-то с тем, чтобы спровоцировать их на реакцию неподчинения. Это использовалось с целью заставить их признать, что они зависят от терапевта. Он приводил в пример предписание шизофренику слушать голоса. Если пациент слышит голоса, то он подчиняется требованию терапевта, если нет, то его больше нельзя считать сумасшедшим.
Директива Хейли (1961) слушать голоса иллюстрирует технику предписания симптомов. Давая пациенту указание разыгрывать симптоматийное поведение, терапевт предлагает, чтобы нечто «невольное» выполнялось преднамеренно. Это парадоксальное предписание, которое вызывает одно из двух изменений. Либо пациент выполняет симптом и тем самым признает, что он не случаен, либо пациент отказывается от симптома. Предписание симптома — это форма того, что коммуникативные терапевты называют терапевтической двойной связью (Jackson, 1961). Тот способ, который лишает людей рассудка, используется для того, чтобы восстановить их психическое здоровье.
Вообще-то «терапевтическая двойная связь» — это нечто вроде свободного пользования, поскольку необязательно подключать два уровня сообщения, одно из которых исключает другое. Чтобы проиллюстрировать, что такое терапевтическая двойная связь, Джексон (1961) цитирует следующий случай.
Пациентка, молодая женщина с комплексом мученицы, считала, что, несмотря на все ее невероятные усилия угодить мужу, у нее ничего не получается. Джексону показалось, что она просто «разыгрывает из себя милашку», чтобы скрыть свое сильное, но неприемлемое для себя раздражение мужем. Но пациентка возмутилась даже на его предположение, что она «недовольна». Столкнувшись с этим сопротивлением, Джексон предложил, что, раз брак столь важен для нее и раз настроение мужа производит на нее столь глубокое впечатление, она должна научиться быть на самом деле услужливой.
143
Майкл Николе, Ричард Шварц
Приняв предложение терапевта, пациентка признала, что она не услужлива на самом деле. Более того, ей пришлось измениться.
В этом примере пациентка была подведена к изменению без обращения к каким-то иным действиям. Суть была в том, чтобы заставить пациентку выйти за рамки, установленные ее дилеммой, — неважно, осознавала она это или нет. Чтобы быть успешной, терапевтическая двойная связь или парадоксальное предписание должны быть настолько умно задуманы, чтобы не осталось никаких лазеек для бегства пациентов.
Техники
Техники семейной терапии были похожи на техники аналитической или поддерживающей, групповой терапии. Роль терапевта заключалась в лидировании над процессом. Моделью семьи становилась демократическая группа, и терапевт устанавливал с членами семьи демократические отношения, ожидая, что и они будут действовать между собой точно так же. Терапевт воспринимал их как людей, у которых есть что сказать, и часто как тех, кому нужно помочь высказать это. При этом на структуру или на подкрепление иерархического положения родителей почти не обращали внимания. Даже наоборот, существовала тенденция оказывать усиленную поддержку детям и поощрять их на то, чтобы они брали на себя более равноправную роль в семейных интеракциях.
Авторский подход Джона Белла (Bell, 1961) является многоступенчатым. Первая ступень — центрированная на ребенке фаза, когда детям помогают выражать желания и интересы. Белл был настолько озабочен тем, чтобы поддержать участие детей, что в качестве способа добиться их сотрудничества устраивал предварительные встречи с родителями, чтобы настроить их не только на слушание, но и на то, чтобы они соглашались с требованиями кого-то из детей.
После того как дети высказывались и получали некоторые дополнительные привилегии, наступала очередь родителей. Обычно в центрированной на родителях фазе родители начинали жаловаться на поведение детей. В этой фазе Белл заботился о том, чтобы смягчать резкую критику родителей, и фокусировался на
144
Состояние семейной терапии
разрешении проблем. В финале, или в центрирированной на семье фазе, терапевт уравнивал поддержку для всей семьи, пока они продолжали совершенствовать коммуникацию и вырабатывать решения для своих проблем. Следующая выдержка иллюстрирует директивный стиль вмешательства Белла (Bell, 1975):
«Один отец, на протяжении нескольких последних сессий сохранявший молчание, выступил наконец с длинной тирадой, направленной против сына, дочери и жены. Я отметил, как за несколько минут каждый названный на свой манер отказался от участия в обмене мнениями. Тогда я сказал: «Теперь, как мне кажется, мы должны услышать, что хочет сказать на этот счет Джим, и Ненси должна высказать свое мнение, и, возможно, мы также услышим, что думает об этом ваша жена». Это восстановило участие семьи, не исключая отца» (с. 136).
Существуют три специально адаптированные к работе с семьями формы групповой терапии — составная семейная групповая терапия, терапия множественного воздействия и сетевая терапия.
Питер Лакур начал практиковать составную семейную групповую терапию в 1950 г. в Кридморском государственном госпитале в Нью-Йорке и усовершенствовал этот подход в Вермонтском государственном госпитале (Laqueur, 1966, 1972а, 1972b, 1976). Составная семейная групповая терапия заключалась в работе одновременно с четырьмя-шестью семьями на полуторачасовых еженедельных сессиях. Лакур со своими котерапевтами собирал составные семейные группы, так же как и традиционные терапевтические группы, дополняя их техниками групп встреч и психодрамы. Применялись структурированные упражнения, чтобы поднять уровень интеракций и интенсивность чувств; семьи использовались в качестве «котерапевтов», которые сталкивали между собой членов других семей, находясь на более персональной позиции, чем терапевт.
Хотя составная семейная терапия утратила свою наиболее творческую силу с безвременной кончиной Питера Лакура, к ней по-прежнему время от времени обращаются, особенно в госпитальных условиях, как при работе со стационарными больными (McFarlane, 1982), так и с амбулаторными (Grizer & Okum, 1983).
Роберт Мак-Грегор и его коллеги в филиале Техасского медицинского университета в Галвестоне разработали терапию
145
Майкл Николе, Ричард Шварц
множественного воздействия как способ оказать максимальное влияние на семьи, которые съезжались со всего Техаса, чтобы посвятить несколько дней интенсивной терапии с большой командой специалистов (MacGregor, Richie Serrano, Schuster, McDonald & Goolishian, 1967, 1972). Члены команды в различных сочетаниях встречались с членами семьи, а затем собирались в большую группу, чтобы сделать обзор находок и выдать рекомендации. Хотя терапия множественного воздействия больше не практикуется, эти интенсивные, но нечастые встречи были сильным стимулом к изменению и стали прототипом последующих разработок в эмпирической терапии (см. главу 6) и миланской модели (см. главу 11).
Сетевая терапия — это подход, созданный Россом Спеком и Кэролайн Аттнив для содействия семьям во время кризиса, при помощи созыва всей их социальной сети — родственников, друзей, соседей — на собрания, численностью в среднем по пятьдесят человек. Использовались команды специалистов, которые делали упор на разрушении деструктивных паттернов отношений и мобилизации поддержки для новых возможностей (Speck & Attneave, 1973; Ruevini, 1975).
Встречи терапевтических команд с сетевыми группами длились по два-четыре часа, и, как правило, это случалось три-шесть раз. Использовались техники групп встреч, чтобы снять защиты и создать атмосферу теплого участия. После 5—10 минут, когда члены группы пожимали друг другу руки, прыгали, кричали, обнимались и раскачивались вперед-назад, группа освобождалась от напряжения и приходила к ощущению сплоченности.
Когда лидер представлялся и активизировал конфликтные точки зрения в сети, начиналась фаза поляризации. Ее могли драматизировать путем распределения людей в концентрические круги и провокации их столкновения из-за отличий. Под руководством лидеров столкновение переводилось к компромиссу и синтезу. В процессе мобилизационной фазы выдвигались задачи и просьбы к субгруппам из вовлеченных и активных членов разработать планы для разрешения конкретных проблем. Если идентифицированному пациенту была нужна работа, формировался комитет содействия, если молодые родители спорили из-за того, кому присматривать за ребенком, группу просили найти нянь, чтобы разрешать паре проводить вдвоем свободное время.
Когда первоначальный энтузиазм стихал, сетевые группы часто истощались и впадали в отчаяние, поскольку их члены по-
146
Состояние семейной терапии
нимали, насколько укоренившимися являются некоторые проблемы и как тяжело их разрешать. Юрий Рювини (Ruevini, 1975) описал случай, когда группа переживала период депрессии и проблемная семья почувствовала себя изолированной и покинутой. Рювини вывел ее из этого тупика, предложив катарсическое упражнение, позаимствованное из групп встреч, под названием «похоронная церемония». Членов семьи просили закрыть глаза и представить себя умершими. Остальной группе предлагали поделиться своими чувствами об «усопших»: об их сильных и слабых сторонах и о том, что каждый из них значил для близких. Этот драматический прием вызывал излияние чувств в сетевой группе, что вывело ее из депрессии.
Спек и Аттнив (1973) описали, как делить сетевую группу на субгруппы по разрешению проблем, используя действия, а не чувства, чтобы уйти от отчаяния. В одном случае они попросили группу друзей подростка с наркотической зависимостью присматривать за ним, а другую группу — принять меры, чтобы он смог уехать из родительского дома. Произошел прорыв, когда высвобожденная энергия сетевой группы была направлена на активное разрешение проблем. Сетевые сессии часто производят то, что Спек и Аттнив назвали «сетевым эффектом», — чувство эйфорической связанности и громадное удовлетворение от разрешенных проблем. Однажды приведенная в действие сетевая группа всегда приходит на помощь, когда возникает такая необходимость.
Большинство актуальных техник коммуникативной семейной терапии заключается в обучении правилам ясных коммуникаций, анализе и интерпретации коммуникативных паттернов и манипулировании интеракциями при помощи различных стратегических приемов. Прогрессия этих трех стратегий от более прямых к более изобретательным отражает растущее понимание того, как семьи сопротивляются изменениям.
Раньше, начиная свою работу, коммуникативные терапевты (Jackson & Weakland, 1961) давали понять о своих убеждениях, что семья в целом вовлечена в существующую проблему. Затем они объясняли, что все семьи вырабатывают привычные паттерны коммуникации, включая некоторые проблематичные. Эта попытка перевести семьи от восприятия идентифицированного пациента как проблему к признанию общей ответственности недооценивала сопротивление семей к изменениям. Впоследствии
147
Майкл Николе, Ричард Шварц
эти терапевты скорее всего начинали с признания того определения проблемы, которое предлагали семьи (Haley, 1976).
Сделав свои вступительные заявления, терапевты просили членов семьи, обычно по одному, рассказать о проблемах. Терапевт слушал, но сосредоточивал свое внимание на процессе, а не на содержании. Когда кто-то из семьи говорил в спутанной или путающей манере, терапевт обычно указывал на это и устанавливал определенные правила ясного коммуницирова-ния. Сатир (Satir, 1974) была наиболее прямым и открытым учителем. Когда кто-то говорил что-то неясное, она уточняла и проясняла сообщение, предлагая принципы для ясного выражения мыслей.
Одно правило заключалось в том, что люди должны были говорить от единственного числа, выражая свои мысли или чувства. Например:
Муж: Мы все любим парней Донны.
Терапевт: Мне бы хотелось, чтобы вы говорили за себя, ваша жена сможет высказать, что она думает, позже.
Муж: Да, но мы всегда сходимся во мнениях относительно этих вещей.
Терапевт". Возможно, но вы разбираетесь в своих мыслях или чувствах. Говорите за себя и дайте ей сказать за себя.
Сходное правило, когда от людей требуют формулировать утверждения от первого лица («я-утверждения») на личные темы. Мнения и ценностные суждения должны признаваться как таковые и не выдаваться за факты и общие принципы. Признание мнений как таковых — обязательный шаг к их обсуждению в манере, допускающей легитимные расхождения во мнениях и предоставляющей гораздо меньше возможностей, чтобы менять мнения.
Жена: Люди не должны искать развлечений без своих детей.
Терапевт: Значит, вам нравится брать детей с собой, когда вы с мужем отправляетесь развлекаться?
Жена: Ну да, а разве не все этого хотят?
Муж: Я — нет. Мне нравится проводить время только вдвоем с женой, хотя бы иногда.
148
Состояние семейной терапии
Еще одно правило — это когда люди должны обращаться прямо друг к другу, вместо того чтобы говорить друг о друге. Этим избегается игнорирование или дисквалификация членов семьи и предотвращается образование деструктивных коалиций. Например:
Подросток (к терапевту): Моя мама всегда должна быть права. Правда же, пап?
Терапевт: Ты не мог бы сказать это ей?
Подросток: Могу, но она не слушает.
Терапевт: Попробуй еще раз.
Подросток (терапевту): О, ну ладно. (Матери): Иногда мне кажется... (Повернувшись к терапевту): О, какой смысл?
Терапевт: Я вижу, как это тяжело сделать, и догадываюсь, что ты подумал, нет смысла пытаться сказать это матери, если она не собирается слушать. Но здесь, я надеюсь, мы можем все научиться разговаривать друг с другом более прямо, так что никто не откажется от чьих-либо слов.
Как показывает этот диалог, трудно научить людей комму-ницировать открыто, только рассказывая им, как это делается. Наверное, это удачная идея, но она не совсем хорошо работает. Причина, по которой директивный подход к семейной терапии сохраняется вообще, заключается в том, что, если требовать достаточно настойчиво, большинство людей следуют терапевтическим директивам, по крайней мере в присутствии требовательного терапевта.
В первые годы коммуникативной семейной терапии Вирджиния Сатир была, вероятно, наиболее прозрачным и директивным терапевтом, Джей Хейли — наименее, а Дон Джексон находился где-то между ними.
Начав работать с семьями шизофреников, Джексон полагал, что должен защищать пациентов от их семей (Jackson & Weak-lend, 1961), но пришел к пониманию, что родители и дети связаны друг с другом во взаимно деструктивной манере. Даже сегодня новички в семейной терапии, особенно если они еще сами не являются родителями, склонны идентифицироваться с детьми и считать родителей «плохими парнями». Это не только ошибочно, как позже признал Джексон, но и отчуждает родителей и выбивает их из лечения. Молодые терапевты часто «знают», что в большинстве проблем детей следует винить их родителей. Толь-
149
Майкл Николе, Ричард Шварц
ко впоследствии, сами став родителями, они достигают более уравновешенной позиции, а именно что во всех проблемах семьи виноваты дети.
Джексон уделял особое внимание необходимости в структурировании и контроле семейных встреч. Он начинал первую сессию со слов: «Мы здесь, чтобы поработать сообща над лучшим пониманием друг друга, так что вы все можете отвлечься от своей семейной жизни» (Jackson & Weaklend, 1961, с. 37). Эта ремарка не только структурировала встречу, но и выражала идею, что все члены семьи должны сосредоточиться на обсуждении. Кроме того, она открывала намерения терапевта и могла тем самым быстрее спровоцировать противоборство родителей, которые пришли только для того, чтобы помочь пациенту, и их обижало предположение, что они сами являются частью проблемы. Таким образом, мы видим, что Джексон был активным терапевтом, который прямо устанавливал правила с самого начала и открыто объяснял, что он делает, чтобы предупредить и обезоружить сопротивление. Сегодня большинство семейных терапевтов считают, что эффективнее большая хитрость; отвечать на сопротивление семей нужно не психологическим карате, а джиу-джитсу — использовать их инерцию для выигрыша в силе, вместо того чтобы противодействовать им лобовой атакой.
Возможно, Джексон считал, что слишком тяжело работать с семьями шизофреников, и поэтому был активным и настойчивым, чтобы не попасться в ловушку их безумия. В любом случае в его работе имелся оттенок воинственности — будто он считал, что воюет с семьями и нужно выиграть у них в их же играх (Jackson & Weaklend, 1961), используя двойные или составные сообщения, провоцируя их сделать что-нибудь вопреки терапевтическим директивам, реальные цели которых могли быть скрытыми (терапевтические двойные связи).
Если Джексон был скрытно воинственным с семьями, то Хейли не действовал в этом отношении исподтишка. Он был ясен и недвусмыслен, определяя терапию как битву за контроль1. Хейли полагал, что терапевт должен лавировать в позиции власти над своими пациентами, чтобы манипуляциями добиваться их изменений. Хотя понятие монипуляции может иметь неприглядный подтекст, моральную критику можно направить против тех, кто использует пациентов в собственных скрытых
1 Хейли продолжал развивать и совершенствовать эту мысль, и сегодня он далек от этой простоты и провокативности. См. главу 11 по стратеги -ческой семейной терапии, описывающей современную работу Хейли
150
Состояние семейной терапии
целях, а не тех, кто ищет наиболее эффективные способы содействия пациентам в достижении их целей.
В «Стратегиях психотерапии» Хейли (1963) описал супружеские отношения с позиции конфликтующих уровней коммуникации. Конфликт возникает не только из-за того, какие правила должны выполнять супруги, но и из-за того, кто устанавливает эти правила. В одних сферах супруги могут быть комплементарными, а в других симметричными. Но осложнения все равно остаются: хотя может казаться, что жена доминирует над зависимым мужем, на деле муж может провоцировать жену на доминирование; таким образом, он сам поддерживает тот тип отношений, который у них имеется. Время от времени он прикидывается трусом, чтобы похулиганить.
Хотя анализ человеческих отношений Хейли был очень рациональным, он полагал, что члены семьи не могут быть рациональными со своими проблемами. Возможно, он преувеличивал неспособность человека понять свое поведение. Поэтому его терапии была характерна тенденция работать для пациентов, а не с ними. Насмешливо критикуя идею, что инсайт целителен, Хейли возлагал большую надежду на простые, открытые коммуникации как на способ борьбы с семейными проблемами.
Согласно Хейли, простое присутствие третьего лица — терапевта — помогает супругам решать проблемы. Будучи честным с каждым партнером и не принимая ничью сторону, терапевт обезоруживает типичные приемы обвинения. Другими словами, терапевт действует как рефери. В дополнение к этой функции коммуникативный терапевт переименовывает то, как члены семьи ведут себя друг с другом. Согласно одной стратегии, то, что говорят члены семьи, переопределяется так, что акцент ставится на позитивный аспект их отношений. «Например, — говорит Хейли, — если муж утверждает, что жена постоянно ворчит на него, то терапевт может сказать, что жена, по-видимому, пытается пронять мужа и достигает с ним большей близости. Если жена утверждает, что муж все время чурается ее, о нем можно сказать, что он стремится избежать разногласий и ищет благожелательных отношений» (1963, с. 139). Эта техника позже была названа рефреймингом и стала центральной для стратегической терапии.
Одна из стратегий Хейли заключалась в том, чтобы разоблачить подразумеваемые правила, которые управляют семейными отношениями. Трудно следовать дисфункциональным правилам, если они определены. Например, некоторые жены ругают
151
Майкл Николе, Ричард Шварц
своих мужей за то, что те не выражают себя, но стоит у них появиться такому шансу, они тут как тут — многословны и громогласны. Если терапевт указывает на это, становится трудно следовать подразумеваемому правилу, что муж не должен разговаривать. Хейли полагал, что расхождения в том, каким правилам следовать, относительно легко разрешимы через обсуждение и компромисс. Конфликты в связи с тем, кто устанавливает правила, сложнее и требуют того, чтобы терапевт был менее открытым. Поскольку тема контроля является слишком опасной, чтобы работать над ней открыто, Хейли рекомендовал скрытые директивы.
Хейли давал директивы двух типов: предлагал другое поведение и рекомендовал продолжать вести себя по-прежнему. Прямой совет, говорил он, редко срабатывает. Когда он все же срабатывает, это означает, что конфликт, видимо, был незначительным или что супруги уже сами двигались в этом направлении. Некоторые директивы Хейли были направлены на изменения, которые казались такими небольшими, что окончательные результаты наступали не так скоро. Например, в супружеской паре, где жена обычно всегда добивается своего, муж раз в неделю должен отказывать ей в чем-то совсем несущественном. Это выглядит банально, но преследует две цели: заставить мужа выражать свое мнение, а жену — осознать, что она доминирует. (К несчастью, это выглядит еще и так, будто в отношенческих проблемах обвиняется одна жена.) Это маленькое начинание давало обоим партнерам шанс поработать над изменением своего вклада в интеракции. Факт, что они делают это по терапевтическому указанию, часто, хотя и не всегда заставлял их с большей охотой следовать совету.
Достарыңызбен бөлісу: |