Николе М., Шварц Р. Н 63 Семейная терапия. Концепции и методы/Пер, с англ. О. Очкур, А. Шишко

Структурализм как движение внутри антропологии и других социальных наук был тесно связан с функционализмом и оказал по крайней мере такое же сильное влияние на семейную тера­пию. Многие видные антропологи и социологи (Малиновски, Рэдклифф-Браун, Леви-Стросс, Парсонс) считались структур­ными функционалистами и писали о семьях. В их понимании семья рассматривалась как организм, состоящий из подсистем, каждая из которых окружена полупроницаемыми границами, ко­торые в действительности являются набором правил, устанавли­вающих, кто включается в эту подсистему и как они взаимодей­ствуют с теми, кого не включают.

Чтобы вы могли оценить структурно-функционалистское наследие семейной терапии, предлагаем вашему вниманию сле­дующую цитату Талкотта Парсонса (Parsons & Bales, 1955):

«То, что [нуклеарная семья] сама является подсистемой еще большей системы, — конечно, социологическая баналь­ность. Но если разбить семью, в свою очередь, на подсисте­мы, то это рождает новый способ ее видения. И все же мы работаем с семьей именно таким образом и можем сказать, что в некоторых важных ключевых отношениях самый млад­ший ребенок, будучи не совсем «членом», не участвует в це­лой семье, а только в ее подсистеме — материнско-детской подсистеме. Супружеская пара составляет другую подсисте­му, так же как, вероятно, с какими-то своими целями все дети, все мужчины или все женщины в семье и т. д. Факти­чески любая комбинация двух или более членов семьи, диф-

207

ференцирующихся от одного или большего количества дру­гих ее членов, может восприниматься как социальная систе­ма, которая является подсистемой семьи в целом (с. 37)».

Согласно структурной теории, здоровая структура требует от семейной системы чистых границ, особенно между поколения­ми. Слишком слабые или слишком сильные границы создают дисфункциональную семейную структуру, одно из проявлений которой — симптоматийный член семьи. Если структурный де­фект исправляется, семья возвращается к здоровому состоянию.

Таким образом, если кибернетики считали, что проблемы поддерживаются за счет круговых интеракций, то структурные терапевты полагали, что эти интеракции встроены в организа­цию, которая формирует и сдерживает их. Вместо того чтобы концентрироваться на последовательностях поведения, как это делали кибернетики, структурные терапевты сосредоточивались на близости, или проксимальное™, членов семьи, выдающих то или иное поведение. Кибернетический терапевт может, напри­мер, попытаться запретить контролирующему родителю ворчать на протестующего подростка, в то время как структурный тера­певт скорее всего рассмотрит сеть отношений, в которые встроены эти па-де-де. Не потому ли контролирующий родитель столь оза­бочен своим сыном-подростком, что тот еще так мало знает о жиз­ни? Не потому ли протестующий подросток так часто воюет с от­цом, что слишком мало проводит времени со своими друзьями?

Возможно, лучше всего характеризует структурный взгляд следующая посылка: ключ к изменению личности заключается в изменении ее структурного контекста — сети отношений, в ко­торую она включена. С этим связано другое положение: незави­симо от того, насколько дисфункционален член семьи, улучшение семейной структуры обязательно выявляет наиболее компетент­ного человека, который, в свою очередь, закрепляет семейное изменение. Таким образом, структурный взгляд на людей явля­ется активно оптимистичным.

Сальвадор Минухин в своем стремлении найти модель, эф­фективную для людей в затруднительном положении, позаимст­вовал структурные концепции Парсонса и сосредоточился на границах между поколениями — концепции, которые большин­ством ориентированных на психоанализ семейных теоретиков, как то Теодор Лидз и Натан Аккерман, воспринимались по-дру­гому. Однако Минухин отбросил психоаналитические аспекты их теорий и методов и в процессе экспериментирования с ориен-

208

Состояние семейной терапии

Сделав это, Минухин предоставил всеобщему вниманию первую ясную схему понимания и реорганизации семей — схе­му, воспринятую как благодать легионами изумленных терапев­тов, затерявшихся в лабиринтах спутанных семейных отноше­ний. В качестве терапевта и оратора Минухин был одновременно и харизматичным и авторитетным в то время, когда поле жаждало лидера. Он был уличным авторитетом, который противостоял психическому истеблишменту и в конечном счете вооружился окончательными фактами, которые нельзя было опровергнуть. По всем этим причинам структурная семейная терапия стала наиболее влиятельным брэндом семейной терапии 1970-х.

Наследие кибернетики и структурного функционализма

Кибернетика и структурный функционализм оказали доми­нирующее влияние на развитие семейной терапии. Полный ответ, который давали эти философии на вопрос, как лучше по­нимать семьи, заключался в том, что нужно наблюдать за их ин­теракциями, направив внимание на паттерны, свидетельствую­щие о дисфункциональных петлях обратной связи или границах. Этот фокус обеспечивал терапевтов схемой проведения вмеша­тельств. Однако у этой схемы в начале 1980-х гг. появились не­которые проблемы в виде критики феминисток и конструкти­вистских терапевтов, и этот процесс достиг своей кульминации, когда в 1990-х гг. нарративные терапевты стали в массовом по­рядке отвергать системное мышление. Следует обсудить пробле­мы с воплощением кибернетики и структурного функционализ­ма в семейной терапии, чтобы определить, характерны ли они для системного мышления или только его механической версии, которая доминировала над ранней семейной терапией.

В первую очередь кибернетика наделила терапевтов механи­ческой установкой. Терапевты оценивали семьи с позиции на­блюдателей-экспертов, отыскивающих дефекты в семье и вме­шивающихся в процесс исправления этих дефектов. В качестве механиков терапевты не принимали во внимание некоторые фак­торы:

209

1. Воздействие исходящей от них самих стимуляции на образ действий семьи, очевидное для последних;

2. Собственные идеи семьи, воздействующие на терапевта;

3. Человеческая сторона членов семьи по отдельности, с ко­торыми зачастую обращались как с объектами;

4. Воздействие истории семьи на существующее функциони­рование;

5. Тендерные отличия с точки зрения власти и влияния;

6. Более широкий исторический и культурный контекст, в котором существует семья.

Функционализм был полезен для того, чтобы понять адап­тивные усилия семьи, но, подобно дарвинистам, функционалис­ты воспринимали среду как данность, к которой организм обя­зан приспособиться. Поэтому они отводили внимание поля от выяснения того, является ли среда здоровой для семьи. Таким образом, функционализм мог использоваться для поддержания консервативной политической программы. К тому же функцио-налистские предположения могли довести семейных терапевтов до роли «патологических детективов», допрашивающих членов семьи с целью выследить таинственную функцию симптомов. Допущение, что родители могли бы извлечь что-то из плохого поведения или депрессии собственного ребенка, и допущение, что они отягощены этим, отличаются друг от друга тем же, чем отличается отношение к ним как к заговорщикам, хоть и не­преднамеренным, или как к союзникам. Исследование того, что симптомы могут иметь некое функциональное значение, иногда позволяет раскрывать скрытый конфликт. В предположении, что семьи извлекают выгоду из собственных проблем, кроется даже большая опасность, чем в неуклюжем сочувствии; оно фор­мирует менталитет «мы против них».

Теперь перейдем к исследованию версии системного мыш­ления, которая могла помочь семейной терапии избежать меха­нической установки ранних лет. Как вы помните, сфера эколо­гии произошла из биологии и, в отличие от кибернетики, каса­лась отношений организма со средой и воздействия среды на организм. Гений одного ученого позволил ему применить то, что он отметил у биологических систем, ко всем уровням человечес­ких явлений. Эта поразительная широта видения принадлежала Людвигу фон Берталанфи, который разработал всестороннюю модель системного мышления, повлиявшего на все социальные науки.

210

Общая теория систем

Людвиг фон Берталанфи был видным биологом, который за­дался вопросом, применимы ли законы, касающиеся биологи­ческих организмов, к другим областям — от человеческого разу­ма до глобальной экосферы. Начав с исследования взаимосвязей органов эндокринной системы, он постепенно применил свои наблюдения в этой сфере к более сложным социальным систе­мам. Он разработал модель, которую неточно переводят с немец­кого как «общая теория систем» (ОТС), тогда как он подразумевал «общее учение о системах», потому что это означает подход — нечто большее, нежели теория: способ осмысления или набор положений, которые могут применяться ко всем видам систем.

Берталанфи много публиковался и оказал влияние в той или иной степени на все социальные науки, но в отличие от Бейтсо-на не дошел до прямого контакта с зачинателями семейной тера­пии. Кроме того, Берталанфи всегда презирал механистический подход и весьма критично относился к кибернетике. Таким об­разом, в то время как многие из идей ОТС просочились в лите­ратуру по семейной терапии, на деятельность самого Берталанфи ссылаются редко, а если она и отмечается, то зачастую представ­ляется как по существу нечто близкое кибернетике (Bateson, 1971; Becvar & Becvar, 1996).

В необыкновенно содержательной биографии, составленной Марком Дэвидсоном (Davidson, Uncommon Sense, 1983), оконча­тельное определение системы по Берталанфи звучит следующим образом:

Это «любой объект, поддерживаемый взаимными интер­акциями элементов — от атома до космоса, включая такие земные примеры, как телефон, почтовые и скоростные сис­темы сообщения. Берталанфианская система может быть физически похожей на телевизор, биологически — на кокер-спаниеля, психологически — на личность, социологичес­ки — на профсоюз или символически — на набор законов... Система может быть составлена из меньших систем, а может быть частью большей системы, точно так же, как штат или область состоят из меньших подведомств и в то же время яв­ляются частью государства. Следовательно, тот же самый ор­ганизованный объект можно расценивать или как систему, или как подсистему, в зависимости от фокуса интереса на­блюдателя» (с. 26).

211

Майкл Николе, Ричард Шварц

Берталанфи первым пришел к идее, что система есть боль­шее, чем сумма частей, в том же самом смысле, что часы — это больше, чем совокупность шестеренок и пружин. Когда предме­ты организованы в систему, появляется что-то другое, способом, каким возникает вода из .взаимодействия водорода с кислоро­дом. Таким образом, Берталанфи выразил важность сосредото­чения на паттерне отношений внутри системы, а не на составе ее частей.

Берталанфи полагал, что наука стала редукционистской в своей склонности анализировать явления путем расчленения це­лостных систем и изучения их частей по отдельности. Хотя в нау­ке и присутствовал восстановительный анализ, на его взгляд, изучением целостных систем чрезвычайно пренебрегали, и он убеждал ученых научиться «думать интеракционно». В приложе­нии к семейной терапии эти идеи — что семейную систему сле­дует рассматривать как нечто большее, чем только совокупность людей, и что терапевтам нужно сосредоточиваться на интерак­циях между членами семьи, а не на отдельных личностях, — стали центральными принципами поля.

Подобно функционалистам, Берталанфи применял метафо­ру организма к социальным группам, но организма, являющегося открытой системой, непрерывно взаимодействующей со средой. Открытые системы, в противоположность закрытым (неживым), поддерживают сами себя, непрерывно меняясь материалом со своей средой, например, потребляя кислород и выделяя углекис­лый газ.

Взгляд Берталанфи на организмы отличался от функциона-листского в следующем: он подчеркивал важность отношений между организмом и средой, которая, безусловно, включает в себя и другие организмы. Механицисты упускали из внимания, что организмы не только реагируют на стимулы, но и активно предпринимают усилия для дальнейшего развития.

Берталанфи всю жизнь вел крестовый поход против меха­нистичного видения живых систем, особенно тех из них, кото­рые носят название «человек». Он полагал, что в отличие от ме­ханизмов живые организмы обнаруживают эквифинальность —

212

Состояние семейной терапии

Таким образом, деятельность живых организмов креативна и спонтанна, и они используют многочисленные методы для под­держания своей организации, будучи мотивированы отнюдь не только на сохранение статус-кво. Семейная терапия ухватилась за концепцию гомеостаза — склонности систем саморегулиро­ваться, чтобы сохранить единство в ответ на изменения в среде. Но Берталанфи полагал, что чрезмерный акцент на этом консер­вативном аспекте организма сводит его до уровня машины. Вот что он писал об этом: «Если [этот] принцип гомеостатического сохранения воспринимается как правило поведения, то так на­зываемого хорошо приспособленного индивида можно [охарак­теризовать как] хорошо смазанного робота...» (цит. по Davidson, с. 104). «С позиции гомеостаза Микеланджело должен был пос­ледовать совету своего отца и стать камнетесом. Его жизнь была бы гораздо более счастливой, нежели в те времена, когда он рас­писывал стены Сикстинской капеллы, находясь в весьма неудоб­ной позе» (цит. по Davidson, с. 127).

Хотя гомеостаз остается центральным понятием семейной терапии, его ограниченная способность объяснять многообразие человеческого поведения неоднократно подтверждалась семей­ными терапевтами, перенявшими интересы Берталанфи (Hoff­man, 1981; Speer, 1970; Dell, 1982). Кибернетикам пришлось пред­ложить новые идеи, как, например, концепцию «морфогенеза» (Speer, 1970), чтобы объяснить то, что, по мнению Берталанфи, является просто врожденным качеством организма — стремить­ся, так же как и сопротивляться, к изменениям. Именно Берта­ланфи оказал наибольшее влияние на семейную терапию, его видение в людях креативности и находчивости и убежденность в способности семей к самоисцелению (эквифинальность) приве­ли к тому, что самые разные виды терапии, акцентирующиеся на сотрудничестве и внимании, сегодня более гармоничны.

Одно из главных расхождений Берталанфи с механистическим подходом к людям заключалось в том, что последний позволял недооценивать их — момент, предвосхитивший феминистскую критику семейной терапии. Если семьи подобны механизмам, то

213

Майкл Николе, Ричард Шварц

Если механик семьи (терапевт) сталкивается с непокорной дочерью-подростком в американской семье с типичными разно­гласиями, в которой отца всегда нет дома, а мать изводит девочку из-за ее друзей и внешнего вида, то механист может попытаться разбить тайную коалицию между отцом и дочерью и содейство­вать тому, чтобы отец поддержал дисциплинарные усилия мате­ри в отношении дочери. Этот структурный ремонт мог бы успо­коить ситуацию и уменьшить непослушание девочки, так что се­мья могла бы стать более «функциональной». Но терапевт не помог бы семье задуматься о том, как сказывается вечное отсут­ствие отца на здоровье членов семьи. Берталанфианский тера­певт поработал бы над тем, чтобы семья взвесила экономические выгоды длинного рабочего дня отца в сравнении с последствия­ми его неучастия в семье и сильного стресса.

Если вы мыслите экологически, то не можете избежать эти­ческих моментов, поскольку очевидно, что некоторые ценнос­ти — независимо от того, поддерживаются ли они индивидом, семьей, сообществом или государством, — являются экологи­ческими, в то время как другие — нет. Между частями системы должно сохраняться равновесие; всякий раз, когда одна часть стремится к несдержанному росту или влиянию, эта система и другие — выше и ниже ее — утрачивают это здоровое равнове­сие. До 1990-х гг. большинство семейных терапевтов старались сохранять свою позицию ценностно свободных механистов. Ес­ли влияние Берталанфи на семейных терапевтов и возросло, то только после появления нарративного движения в 1990-х гг. (см. главу 12), когда они стали обсуждать с семьями воздействие ра­сизма, сексизма, гомофобии и бедности на их развитие или ра­ботать так, чтобы противостоять этим социальным проклятиям.

Берталанфи (1968) также оспаривал убеждение, что люди могут быть объективными наблюдателями. Он использовал тер­мин Ницше «перспективизм», чтобы охарактеризовать свою убеж­денность в том, что, хотя реальность и существует, мы никогда не сможем полностью стать объективными по отношению к ней, потому что наши взгляды фильтруются через особую, имеющую­ся у нас, перспективу. Как говорится, человеку с молотком все

214

Состояние семейной терапии

Берталанфианский перспективизм подобен философии со­циального конструктивизма, оказавшего основное влияние на се­мейную терапию в 1990-х гг. Терапевты стали понимать, что то, как люди интерпретируют события, определяет то, как они взаи­модействуют друг с другом, и это предположение мы принимаем на веру касательно нас самих или того, что мир — это социаль­ные конструкции, а не объективные истины. Терапия стала уп­ражнением в перепроверке этих культурных данностей. Следую­щая цитата из Берталанфи вполне могла бы принадлежать перу любого автора-конструкциониста, повлиявшего, в частности, на нарративную школу.

«Факты не парят, подобно бабочкам, в воздухе, и вы не собираете их в хорошо структурированную коллекцию. Наше познание — не зеркальное отражение конечной реальности, а довольно активный процесс, в котором мы создаем модели мира. Эти модели управляют тем, что мы в действительности видим, что мы принимаем за факт» (Цит. по Davidson, с. 214).

Берталанфи также распознал, что акт наблюдения воздейст­вует на наблюдаемые явления. Это понимание укрепило его пер-спективистскую убежденность в том, что мы должны быть скром­ными в своих наблюдениях и теориях. Вместо того чтобы искать абсолютную истину, нам следует держать свой разум открытым для новых идей.

Берталанфианский семейный терапевт бывает осторожен, чтобы не навязать клиентам собственную перспективу, и стара­ется понять их варианты перспектив на проблемы. В отличие от некоторых конструктивистов, принявших релятивистскую пози­цию, согласно которой раз мы не можем познать абсолютной ре­альности, то не можем иметь и определенных ценностей, по­скольку ничто не лучше чего-то другого, Берталанфи полагал, что нас должны больше, а не меньше заботить наши базисные ценности и предположения, потому что некоторые перспективы экологически разрушительны. Вот почему терапевтам следует

215

тщательно исследовать собственные ценности и то, что подразу­мевается в их теориях в смысле экологического воздействия, ко­торое они оказывают. Помимо этого, если терапевты сконструи­руют с клиентами новые перспективы, а не раскрывают им исти­ны, им нужно больше, а не меньше, беспокоиться о воздействии этих перспектив. Понимая это, Берталанфи писал, обращаясь к теоретикам и философам мира: «Мы — те, кто производят очки, как последнее средство, через которые люди смотрят на мир и на самих себя — экая малость, как им может думаться... Я же смею утверждать, что мы великие творцы зрелища в истории» (цит. по Davidson, с. 69).

Итак, семейной терапии потребовалось несколько десятиле­тий на эволюцию до того, чтобы переключить внимание с кибер­нетической и структурно-функциональной версии системного мышления на берталанфианскую. Но это не так уж и поздно; Берталанфи умер в 1972 г., оставив после себя ощутимый объем трудов, которые мы предлагаем читателям изучить.

Из этого вовсе не следует, что годы эволюции семейной те­рапии прошли впустую. Многие из живых и поныне концепций и методов, представленных в последнем разделе этой главы, про­изошли из кибернетической и функционалистской эпохи. Что семейная терапия потеряла — так это сопроводительное отноше­ние к людям, которое иногда не позволяло нам слушать клиен­тов с сочувствием и вниманием.

Гуманизирующее влияние Сатир

Вот человек, который первым не удовлетворился профилем механистического семейного терапевта. Вирджиния Сатир опе­редила свое время благодаря интересу к эмоциональной жизни семей и своей легендарной способности производить на людей впечатление, что ее искренне волнуют их проблемы и жизнь. Вряд ли это было совпадением, что она оказалась самой гума­нистичной и единственной женщиной среди первых новаторов.

Как член Института психических исследований (ИПИ) Са­тир испытала на себе то же функционалистское и кибернетичес­кое влияние, из которого вышли Вацлавик и Уикленд и родилась версия стратегической терапии Хейли. Таким образом, ее теоре­тические взгляды включали идею, что детские симптомы могут

216

выполнять отвлекающую функцию в несчастливом браке и такие отношения — ключ к семейному процессу. Однако философия терапии Сатир была совсем другой. Она добавила «инь» (феми­нинную перспективу) к тому, что становилось слишком «янь» (маскулинным) полем, примкнув к движению за человеческий потенциал, зачинателями которого были Абрахам Маслоу и Карл Роджерс.

В отличие от существующей в ИПИ кибернетической моде­ли восприятия человека как черного ящика Сатир видела в лю­дях жажду самоуважения — хорошего самочувствия и близости с другими. «Ключевым фактором происходящего как внутри чело­века, так и между людьми является картина личной ценности, которую каждый человек все время держит у себя в голове» (Sa-tir, 1972, с. 21). То, что она заботилась о поддержании самоува­жения в человеке, позволяло ей сохранять свое внимание сфоку­сированным на человеческой сущности индивидов, тогда как ее современники активно игнорировали их чувства, гонясь за по­ниманием семей в целом.

Гуманистическая ориентация вызвала у Сатир стремление превращать семьи в инкубаторы позитивных, любящих качеств, которые, как она полагала, заложены в ядро человеческой при­роды. Коммуникации ее интересовали только потому, что она помогала членам семьи снимать с себя защитные маски и выра­жать реальные чувства, а не ломала их дисфункциональные ин­теракции.

В качестве иллюстрации отличия модели Сатир от других предположим, что некий отец сердито говорит своей дочери под­росткового возраста: «Сегодня вечером ты никуда не пойдешь!» Кибернетики из ИПИ восприняли бы это как начальную стадию раскручивающейся петли позитивной обратной связи; Хейли мог бы расслышать в этой фразе сообщение «Я держу тебя под контролем»; Минухин воспринял бы гнев отца как реакцию на коалицию между матерью и дочерью, которая исключает его. Са­тир же обнаружила бы здесь желание отца (и боязнь этого) ска­зать следующее: «Я хочу, чтобы сегодня вечером ты оставалась дома, потому что мне тебя недостает и я чувствую, что ты отда­ляешься от меня».