Николе М., Шварц Р. Н 63 Семейная терапия. Концепции и методы/Пер, с англ. О. Очкур, А. Шишко



бет8/23
Дата22.07.2016
өлшемі1.22 Mb.
#215598
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   23

Но нам следует признать, что эти взгляды есть продукт кон­текста, в котором они возникли. Семьи с серьезными наруше­ниями, наподобие шизофренических семей, которые изучал Джек­сон и его коллеги, по понятным причинам чувствуют на себе большую угрозу и поэтому больше защищаются, чем остальные.

Среди наиболее язвительных и влиятельных работ Джексо­на — «Семейные правила: брачный контракт «услуга за услугу» (Jackson, 1965). Ролевые деления в супружестве, по Джексону, не просто вопрос половых различий, а результат серий компенса­ций, которые вырабатываются в любых долгосрочных взаимоот­ношениях. Традиционный взгляд, что супружеские роли проис­ходят из полоролевых различий, относит поведение на счет инди­видуальных черт характера, вместо того чтобы понимать степень, в которой эти взаимоотношения зависят от интеракций и правил для интеракций, выработанных между людьми. Джексон не счи­тает, что половых различий не существует, а полагает, что их значение относительно. Основные различия в браке, как и в дру-

79

Майкл Николе, Ричард Шварц



гих отношениях, вырабатываются, а не перенимаются1. Факт, что многие супружеские компенсации не осознаются или не яв­ляются очевидными, означает, что семейные терапевты могут выполнять полезную роль в выявлении тех договоренностей, ко­торые не работают или не замечены.

Другой конструкт, важный для концепции Джексона, — ди­хотомия между комплементарными и симметричными отношения­ми. (Как и множество плодотворных идей семейной терапии, эта была впервые сформулирована Бейтсоном.) При комплементар­ных отношениях люди различаются по способам приспособле­ния друг к другу: если один рациональный, то другой — эмоцио­нальный, если один слабый, другой — сильный. Симметричные отношения основываются на равенстве и сходстве. Брак между людьми, которые одновременно занимаются и карьерой и до­машними делами, симметричен.

Когда-то комплементарный брак, подобный тому, какой был между Оззи и Харриет2, был нормой для США — страны, дающей семьям стабильность, если не равноправие. Наиболее глубокие изменения в семейной жизни во второй половине XX века за­ключались в приходе симметричной семьи, где оба супруга зара­батывают. К несчастью, процесс перехода от комплементарного к симметричному равенству перестроил американскую семью, подобно тому как торнадо приводит в порядок обстановку на стоянке для трейлеров.

Большинство концепций Джексона (комплементарность/ симметричность, компенсация, двойная связь) описывало отно­шения между двоими людьми. Хотя в его намерение входило со­здать описательный язык интеракций целой семьи, главного ус­пеха он добился при описании взаимоотношений между женами и мужьями. Этот узкий взгляд на супружескую диаду всегда пред­ставлял собой одно из ограничений группы Пало-Альто. Необы­чайный интерес к коммуникации привел их к пристрастному от­ношению в пользу взрослых, и они были склонны пренебрегать

1 В своем энтузиазме относительно вновь открытых интеракциональных сил первые семейные терапевты могли недооценить важность пола и воздействия тендерных предубеждений на семьи.

2 Чета Нельсонов, популярных в США в 1930— 1960-х гг. эстрадных ар -тистов, представляла собой успешный и гармоничный творческий и супружеский тандем, они имели собственную радиопрограмму, а с по -явлением телевидения — и регулярное телешоу, которое в те годы было сродни современным сериалам и снискало большое признание у пуб -лики. — Прим. ред.

80

Состояние семейной терапии



детьми, так же как и различными триадами, создаваемыми се­мьями. Как следствие, многие из их последователей сводили се­мейные проблемы к супружеским, даже если или особенно тог­да, когда в роли пациентов выступали маленькие дети.

Самое большое открытие группы Бейтсона заключалось в том, что нет такой вещи, как простая коммуникация; каждое со­общение квалифицируется другим сообщением на более высо­ком уровне. В «Стратегиях психотерапии» Джей Хейли (Haley, 1963) показал, как скрытые сообщения используются в борьбе за контроль, что свойственно всем взаимоотношениям. Симптомы, как он доказывает, отображают неконгруэнтность между уров­нями коммуникации. Человек с симптоматикой, делая что-ни­будь, например дотрагиваясь до дверной ручки шесть раз, преж­де чем открыть дверь, в то же самое время дает понять, что делает это не по-настоящему — просто он ничего с этим не может поде­лать. Между тем симптомы человека — над которыми он не влас­тен — результативны для него самого и для других: разве можно всерьез ожидать от человека, «имеющего компульсию» такой си­лы, что он утром вытащит себя из дома?

Психоаналитики характеризуют то, что пациент получает от общения с людьми благодаря своей симптоматике, как «вторич­ную выгоду». По Хейли, «вторичная выгода» — первична. Вот что он пишет: «С предложенной здесь точки зрения ключевой ас­пект симптома — польза, которую он приносит пациенту в при­обретении контроля над тем, что должно случиться во взаимоот­ношениях с кем-нибудь» (Haley, 1961). Симптоматийное поведе­ние — это искусный путь осуществления контроля над людьми с одновременным отрицанием этого.

За этим анализом стоит кибернетическая метафора, которая заключается в том, что невротические симптомы работают по­добно регулятору, контролирующему скорость машины, — оба не позволяют выйти за пределы ограничений и оба охраняют су­ществующее положение. Поскольку симптоматийное поведение «неразумно», Хейли, чтобы помочь пациентам, не прибегает к убеждениям. Вместо этого терапия превращается в стратегичес­кую игру в кошки-мышки, в которой терапевт устраивает заго­вор, чтобы перехитрить пациента ради его же блага.

Хейли (1963) определял терапию как направляющую форму лечения и признавал, что обязан Милтону Эриксону, у которого обучался гипнозу с 1954-го по 1960 г. В действительности в ран-

81

Майкл Николе, Ричард Шварц



них работах Хейли трудно понять, где кончается Эриксон и на­чинается он. В том, что он назвал «краткосрочная терапия», Хей­ли берет под прицел контекст и возможную функцию симптомов пациента. Его первые шаги часто задумывались с тем, чтобы до­биться контроля над терапевтическими отношениями. Хейли цитирует эриксоновский прием, когда пациента уведомляют, что на первом интервью всплывет то, о чем он захочет сказать, и другое, о чем он захочет умолчать, и об этом, безусловно, гово­рить не следует. Здесь терапевт, конечно же, учит пациента тому, что он и так бы сделал, но таким образом терапевт ненавязчиво берет ситуацию под свой контроль.

Даже при сборе первичной информации краткосрочный те­рапевт скрытно добивается выигрыша в силе. Соответственно, история пациента рассматривается таким образом, чтобы пред­положить, что прогрессивные улучшения происходят и будут происходить и дальше. И наоборот, с пессимистичными пациен­тами терапевт принимает пессимизм, но говорит, что, раз дела настолько плохи, настало время для изменений.

Все окончательные техники краткосрочной терапии стро­ились на использовании директив. Как писал Хейли, недоста­точно объяснить проблему пациентам, самое главное — заста­вить их сделать что-то с ними. Однако он также отмечал, что психиатрические пациенты известны тем, что никогда в точнос­ти не выполняют того, о чем вы их просите (Haley, 1963, с. 45). Эту проблему Хейли разрешил следующим образом: он исполь­зовал директивы так умело, что пациенты, сами не ведая об этом, выполняли то, что от них требовалось. Обычно при этой технике рекомендуют вести себя симптоматийно, но незаметно что-ни­будь вставляют в инструкцию, так чтобы симптомы ослабели под терапевтическим контролем.

Один из пациентов Хейли был внештатным фотографом, ко­торый вечно допускал глупые ошибки, так что губил все свои фотографии. В конце концов он так озаботился тем, чтобы не допускать ошибок, что стал слишком нервным, чтобы фотогра­фировать. Хейли попросил мужчину сделать три любых снимка, допустив при этом по одной умышленной ошибке в каждом. Па­радокс здесь в том, что вы не можете допустить случайной ошиб­ки, если делаете ее нарочно.

В другом знаменитом случае Хейли попросил страдающего бессонницей, когда тот проснется посреди ночи, подняться с по­стели и натереть до блеска полы на кухне. Немедленно помогло.

82

Состояние семейной терапии



Здесь проиллюстрирован кибернетический принцип: большин­ство людей сделают что угодно, лишь бы избежать работы по дому.

Хейли полагал, что, если психиатрические симптомы возни­кают из-за попыток избежать ясности отношений с другими людьми, терапевт может добиться успеха, заставляя пациентов принимать проясненные терапевтом отношения. Более того, раз патологические семьи загоняют своих членов в пагубные пара­доксы, терапевту следует освобождать их тоже при помощи пара­доксов, но доброкачественных. Хейли приводит в пример Джона Розена как мастера авторитарных парадоксов и Фриду Фромм-Райхманн как специалиста по железному парадоксу в бархатном футляре. В одном известном случае Розен работал с молодым шизофреником, который утверждал, что он бог. Розен попросил дежурных по отделению ставить пациента перед ним на колени, таким образом демонстрируя, что именно он, Розен, здесь глав­ный. Пациент столкнулся с парадоксальной дилеммой. Он боль­ше не мог отрицать, что подчиняется терапевту, но раз он на ко­ленях, то становится понятным, что либо бог подчиняется тера­певту, либо он вовсе не бог.

Мягкий подход Фриды Фромм-Райхманн описан в «Прин­ципах интенсивной психотерапии» (Fromm-Reichmann, 1950). Однажды у нее была пациентка, которая говорила, что все, что она делает, происходит между ней и ее личным, всемогущим бо­гом, а с людьми у нее нет никаких отношений. Несомненно, эта позиция обеспечивала ее удобным оправданием для отказа вхо­дить в контакт с доктором. И вот что сказала пациентке Фромм-Райхманн: «Скажи ему (богу), что я — доктор, а ты жила с ним в его царстве с семи до шестнадцати лет — это девять лет жизни — и он ни разу тебе не помог. Поэтому теперь он должен разрешить попытаться мне и посмотреть, не сможем ли сделать эту работу мы с тобой». Эта пациентка тоже была поймана в ловушку: что бы она ни сделала, ей пришлось бы ответить терапевту. Она мог­ла либо отправиться к своему богу и повторить все, что ей было сказано, тем самым признав, что главный здесь доктор, либо воспротивиться доктору, что означает, что она попала под влия­ние терапевта, и это тоже подвергает существование ее бога со­мнению.

То, что приветствовал Хейли в этих примерах, и есть тера­певтический парадокс — подведение пациента при помощи хит­рости к тому, чтобы он признал собственные действия и вошел в

83

Майкл Николе, Ричард Шварц



контакт с терапевтом, вместо того чтобы напускать туману на свои поступки в психотическом отвержении.

Большинство идей, которые пришли из группы Пало-Альто (двойная связь, комплементарность, компенсация), принимали во внимание диады, но Хейли начал интересоваться и триадами, или, как он их называл, «коалициями». Коалиции отличаются от альянсов — кооперативных соглашений между двумя сторонами, которые формируются не за счет третьей. Как обнаружил Хейли, в симптоматийных семьях коалиции образуются между поколе­ниями — один родитель сговаривается с ребенком против друго­го родителя. Например, мать может говорить за ребенка так, что дискредитирует отца. В другом случае ребенок может вклини­ваться между ссорящимися родителями, становясь «услужли­вым» или «больным».

В работе «К теории патологических систем» Хейли описыва­ет то, что называет «неправильным треугольником», который нередко приводит к насилию, психопатологии или разрушению системы. Неправильный треугольник — это тайная коалиция, которая подрывает иерархию поколений. Например, ребенок бежит за поддержкой к бабушке каждый раз, когда мать пытается наказать его или один родитель жалуется на другого при ребенке. Неправильный треугольник также случается и в организациях, когда, например, супервизор объединяется с одним из подчи­ненных против другого или когда профессор жалуется своим сту­дентам на руководителя кафедры. Выйдя за рамки рассмотрения кибернетики и диад и обратившись к триадам и иерархиям, Хейли стал важной связующей фигурой между стратегическим и струк­турным подходами к семейной терапии.

Другим членом группы Пало-Альто, который сыграл лиди­рующую роль в первом десятилетии семейной терапии, была Вирджиния Сатир — один из необыкновенно харизматичных персонажей. Сатир более известна мастерством клинициста, чем теоретическим вкладом, и поэтому ее влияние было наиболее ясным для тех, кому посчастливилось увидеть ее в действии. Са­тир, как и ее коллег, интересовала коммуникация, но к этому она добавила и такую переменную, как чувства, что позволило урав­новесить другой, несколько интеллектуализированный подход.

Сатир воспринимала членов проблемной семьи как попав­ших в ловушку ограниченных ролей: жертва, миротворец, непо­корный или спаситель, которые ограничивают отношения и под-

84

Состояние семейной терапии



рывают самоуважение. Ее забота о выявлении таких ограничива­ющих жизнь ролей и освобождении членов семьи от их власти согласовывалась с тем, на чем она сосредоточивала все свое вни­мание, — на индивидуальности. Таким образом, Сатир стала гу­манизирующей силой на заре семейной терапии, когда боль­шинство было так увлечено системными метафорами, что упу­скало из внимания эмоциональную жизнь семьи.

В своей работе с семьями Сатир сосредоточивалась на про­яснении коммуникаций, выраженных чувствах и воспитании климата взаимного принятия и дружелюбия. Ее сила заключа­лась в том, что при установления связи с семьями она исходила не из недовольства и злобы, а из надежды и веры, побуждений и фрустрированности. Если терапевт способен выявить одиноче­ство и сильное желание за вспышками раздражения, то он — тот человек, который сможет соединить людей.

Сатир заслуженно известна за свою способность обращать негативное в позитивное. Этот навык чрезвычайно важен для се­мейного терапевта, ибо большинство семей имеет по крайней мере одного из своих членов, чьи недостатки или ошибки повер­гают его в роль аутсайдера. Пока этот наименее одобряемый пер­сонаж не будет допущен в круг семьи, ни исцеление, ни объеди­нение ни в коей мере не возможны.

В одном случае, приведенном Линн Хоффман (Hoffman, 1981), Сатир интервьюировала семью местного священника — отца подростка, от которого забеременели две его одноклассни­цы. Родители и братья расположились в одной стороне комнаты, а подросток, опустив голову, сидел в противоположном углу. Сатир представилась и сказала мальчику: «Итак, твой отец рас­сказал мне по телефону кое-что о ситуации, и, прежде чем мы начнем, я хотела бы сказать, что все мы точно знаем об одной вещи: нам известно, что у тебя хорошее семя». Мальчик поднял на нее изумленный взгляд, и тогда Сатир обратилась к матери и дружелюбно спросила ее: «Не могли бы вы начать со своих чувств?»

Изданная в 1964 г. книга Сатир «Объединенная семейная те­рапия» сделала многое для популяризации движения семейной терапии. Эта книга вместе с «Прагматикой человеческих комму­никаций» (Waltzlawich, Beavin & Jackson, 1967) способствовала распространению качества системного мышления группы Пало-Альто. Сатир стала лидером движения гуманистического потен­циала. Мы ближе познакомимся с ее работой в главе 6.

85

Майкл Николе, Ричард Шварц



МЮРРЕЙ БОУЭН

Как и многие основатели семейной терапии, Мюррей Боуэн был психиатром, специализирующимся на шизофрении. Но в отличие от других он придавал особое значение теории в своей работе, и теория Боуэна и поныне является самой тщательно продуманной и основательной системой идей, какие выработала семейная терапия.

Боуэн начал свою клиническую работу в клинике Меннин-гера, где с 1946-го по 1954 г. изучал матерей с детьми-шизофре­никами, совместно проживающих в небольших коттеджах. Его главным интересом в то время был симбиоз мать — ребенок, который привел его к формированию концепции о самодиффе­ренциации (независимость от других и отделение мышления от чувств). От Меннингера Боуэн переходит в НИПЗ, где работает над проектом госпитализации всей семьи с шизофреником в ее составе. Этот проект расширил концепцию о материнско-детском симбиозе, включив участие отцов, и привел к понятию триангу­ляции (направление конфликта между двоими людьми в другое русло путем подключения третьего). В 1959 г. Боуэн оставляет НИПЗ, чтобы перейти в Джорджтаунскую медицинскую школу, где становится профессором психиатрии и руководителем собст­венной учебной программы, оставаясь на этом посту вплоть до самой кончины в 1990 г.

В первые годы проекта НИПЗ (1954) Боуэн обеспечивал от­дельных терапевтов для каждого члена семьи. Однако он открыл, что это приводит к фракционированию семей. Вместо того что­бы пытаться проработать семейные проблемы сообща, члены семьи склонялись к такой линии рассуждений: «Я обсужу эти пробле­мы с моим терапевтом* (Bowen, 1976). (Конечно же, такого ни­когда не случается, если порядочные люди, наподобие нас с ва­ми, отправляются к собственным индивидуальным терапевтам.) Через год придя к заключению, что семья — это единица рас­стройства, Боуэн начинает работать с целыми семьями одновре­менно. Так, в 1955 г. Боуэн стал одним из первых, кто изобрел семейную терапию.

Начиная с 1955 г. он устраивал большие групповые терапев­тические сессии для всех сотрудников проекта и всех семей. Об­ратившись к этой ранней форме сетевой терапии, Боуэн предпо­лагал, что близость и открытые коммуникации должны быть те-рапевтичными — в отношении проблем внутри семьи и между семьями и сотрудниками.

86

Состояние семейной терапии



Сперва он принял на службу четырех терапевтов для управ­ления этими мультисемейными встречами, но остался недово­лен, когда заметил, что терапевты склонны уводить обсуждение каждый в собственном направлении. Тогда Боуэн поставил од­ного за руководителя, а остальным отвел роль поддержки. Одна­ко, как мультитерапевты предпочитали задавать каждый свое на­правление, так же поступали и семьи, работающие параллельно. Как только какая-нибудь семья приступала к обсуждению горя­чей темы, кто-то из членов другой семьи начинал беспокоиться и менял предмет разговора. В конце концов Боуэн решил, что семьи нужно чередовать — на каждой сессии рассматривать только одну семью, а другие будут выполнять роль безмолвной аудито­рии.

Сначала на больших встречах применялся тот же самый под­ход, который Боуэн использовал и для работы с отдельными се­мьями. Он делал то же, что и большинство первых терапевтов: собирал всех членов семьи вместе и пытался заставить их гово­рить. Он рассуждал, что дела семьи пойдут на лад только благо­даря тому, что они соберутся вместе и обсудят общие интересы. Вскоре он отбросил эту идею. Неструктурированная семейная беседа была примерно так же продуктивна для терапии, как бок­серский поединок между несколькими противниками различных весовых категорий в отсутствие судейства. Боуэн быстро понял это и разработал тщательно организованный подход, который соответствовал эволюции его теории.

Когда Боуэн собирал всех членов семьи, чтобы обсудить их проблемы, он сталкивался с их сильной эмоциональной реактив­ностью. Чувства заглушали мысль и топили индивидуальность в хаосе группы. Боуэн чувствовал склонность семьи втягивать его в центр недифференцированной семейной эго-массы, и ему прихо­дилось прилагать неимоверные усилия, чтобы сохранять ней­тральность и объективность (Bowen, 1961). Способность сохра­нять нейтральность и внимательность к процессу, а не к содер­жанию семейных дискуссий — вот что отличало терапевта от участников семейной драмы.

Боуэн полагал, что, если побуждать семьи к решению их про­блем, они будут вынуждены взять на себя большую ответствен­ность и компетентность. Поэтому, находясь с семьей, он сохра­нял нейтралитет и недирективность, пока семьи бились над сво­ими трудностями. Его основным активным усилием в течение сессии было при помощи указаний помешать семье сделать из пациента «козла отпущения», когда она использовала его как оп-

87

Майкл Николе, Ричард Шварц



равдание, чтобы обойти другие проблемы. В конце каждой сес­сии Боуэн суммировал свои наблюдения, уделяя особое внима­ние процессу, когда семья пыталась решить свои проблемы.

Он заметил, что наблюдение целых семей бесценно как ис­точник информации, но разочаровался в результатах терапии. С 1960 г. Боуэн начинает встречаться только с родителями симп-томатийных детей. Его целью было помешать игре в козла отпу­щения и помочь родителям сосредоточиться на собственных проблемах без привлечения детей.

Чтобы контролировать уровень эмоций, Боуэн заставлял супругов разговаривать с ним, а не друг с другом. Он обнаружил, что людям легче слушать, сдерживая реактивность, если их парт­неры говорят с терапевтом, а не с ними напрямую.

Боуэн открыл, что терапевты и сами не защищены от вероят­ности быть втянутыми в семейные конфликты. Это понимание привело его к величайшему озарению. Всякий раз, когда люди бо­рются с конфликтом, который не в силах разрешить, автомати­чески появляется потребность в привлечении третьей стороны. Фактически, как стал понимать Боуэн, треугольник — это на­именьшая стабильная единица взаимоотношений.

Всякие двухперсональные эмоциональные системы под воз­действием стресса стремятся сформировать трехперсональные системы. Муж, которого раздражают привычные опоздания его жены и который при этом не решается сказать ей об этом, может начать жаловаться на нее кому-то из своих детей. Эти жалобы могут ослабить некоторые его напряжения, но сам процесс жа­лобы третьей стороне вряд ли побудит его адресовать исходную проблему к ее источнику. Мы все иногда жалуемся на других людей, но Боуэн показал, что этот «триангулирующий» процесс деструктивен, когда становится нормативным свойством системы.

Другое его открытие относительно треугольников заключа­ется в том, что они размножаются: если напряжение в отноше­ниях не сохраняет локализацию в исходной паре, оно скорее всего активирует все больше и больше треугольников. В нижеследую­щем примере, взятом у Майкла Николса, семья позволила втя­нуть себя в целый лабиринт треугольников.

Одним воскресным утром «миссисс Мак-Нейл», озабочен­ная тем, чтобы вовремя привести семью в церковь, криком стала поднимать своего девятилетнего сына с постели. Когда он сказал ей: «Заткнись, дура», она ударила его. Четырнадцатилетняя се­стра мальчика, Мэгги, увидев это, схватила мать, и они начали бороться. Затем Меган убежала к соседям, где жила ее подружка.

88

Состояние семейной терапии



Родители подруги заметили, что у девочки разбита губа, и, когда она им все рассказала, они вызвали полицию. К тому времени, когда семья пришла ко мне на встречу, образовались следующие треугольники: миссисс Мак-Нейл, которую после судебного раз­бирательства принудили покинуть семью, объединилась со сво­им адвокатом против судьи; кроме этого, у нее был индивидуаль­ный терапевт, который поддерживал ее в мысли, что она неспра­ведливо преследуется социальными работниками. Девятилетний сын все еще злился на мать, и отец был союзником мальчика в порицании жены за рукоприкладство. Мистер Мак-Нейл, про­шедший курс реабилитации от алкоголизма, образовал альянс со своим поручителем, который полагал, что тот стоял на пути к распаду, пока жена не стала его больше поддерживать. Тем вре­менем Меган образовала треугольник с соседями, которые счи­тали, что ее родители ужасны и им следовало бы запретить иметь детей. Короче говоря, у каждого по отдельности, но не у семей­ного союза в целом было по защитнику.

Боуэн, обнаружив, что от пары к паре поднимаются одни и те же темы, решил, что может сэкономить время, если будет ра­ботать сразу с несколькими парами одновременно. Это пред­ставлялось уместным, потому что его терапия была довольно ди­дактичной. Итак, начиная с 1965 г. Боуэн стал работать с парами в группах. Парадоксально, но, прибегая к терапии нескольких семей одновременно, Боуэн упирал на отказе от слияния, прису­щем социальному и эмоциональному единению. Минимизируя эмоциональные интеракции между семьями и запрещая контак­ты вне группы, Боуэн мог преподать им урок того, как функцио­нирует эмоциональная система. Пары в этих группах делали стре­мительный прогресс. Семьи, несомненно, усваивали процессы эмоциональных систем с меньшей тревогой, слушая обсуждения проблем других людей.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   23




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет