Николе М., Шварц Р. Н 63 Семейная терапия. Концепции и методы/Пер, с англ. О. Очкур, А. Шишко



бет11/23
Дата22.07.2016
өлшемі1.22 Mb.
#215598
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   23

Хотя концептуализация и работа со случаями осуществля­лась прежде всего с поведенческой точки зрения, стратегический терапевт в технике «рефрейминг» вводил и когнитивное измере­ние. Как сказано у Шекспира, «нет ничто ни хорошего, ни пло­хого. Это размышления делают все таковым». Рефрейминг пред­полагает переопределение того, как семья описывает проблему, чтобы сделать ее более доступной для решения. Например, про­ще иметь дело с ребенком, который «отказывается идти в шко­лу», чем с тем, у которого «школофобия».

Миланская группа выросла на пионерских идеях ИПИ, осо­бенно на идее терапевтического использования двойной связи, или того, что они назвали «контрпарадоксом». Возьмем пример из «Парадокса и контрпарадокса» (Selvini Palazzoli, Boscolo, Cec-chin & Prata, 1978). Авторы описывают использование контрпа­радоксального подхода к шестилетнему мальчику и его семье. В конце сессии семье было зачитано письмо от команды наблю­дения. Маленького Бруно хвалили за потрясающее поведение в защиту отца. Благодаря тому, что мальчик отнимал у матери все ее время своими спорами и вспышками раздражения, он велико-

110


Состояние семейной терапии

душно предоставлял отцу больше времени для работы и расслаб­ления. Бруно рекомендовалось продолжать вести себя и дальше точно так же, чтобы, не дай бог, не разрушить этого удобного со­глашения.

Стратегический подход апеллировал к прагматизму. Жало­бы, которые приводили людей к терапии, рассматривались как известная проблема, а не как симптоматика некоего подразуме­ваемого расстройства. Используя кибернетическую метафору, стратегические терапевты брали за исходную точку то, как се­мейные системы регулируются негативной обратной связью. Они добивались заметных результатов, просто разрушая интер­акции, которые окружали и поддерживали симптомы. То, из-за чего терапевты в конечном счете потеряли интерес к этому под­ходу, было их искусство игры. Рефрейминг зачастую был оче­видно манипулятивным. Результат был иногда подобен наблю­дению за неуклюжим фокусником — вы могли заметить, как он подтасовывает карты. «Позитивная связь» (за счет положитель­ной мотивации) была зачастую столь же искренней, как улыбка продавца автомобилей, а используемый способ «парадоксальных вмешательств» обычно был не более чем механическим приме­нением обратной психологии.

Тем временем, пока популярность структурного и стратеги­ческого подходов поднялась и упала, четыре другие модели се­мейной терапии спокойно процветали. Никогда в действитель­ности не занимая центрального положения, эмпирическая, пси­хоаналитическая, поведенческая и боуэновская модели росли и преуспевали. Хотя эти школы так и не достигли в семейной тера­пии модного статуса, каждая из них произвела влиятельные кли­нические усовершенствования, которые будут подробно рас­смотрены в последующих главах.

Оборачиваясь назад, трудно передать то волнение и опти­мизм, которые питали семейную терапию в золотой век. По всей стране открывались учебные центры, на рабочих семинарах яб­локу негде было упасть, а лидерам движения рукоплескали не хуже, чем рок-звездам. Активные и убедительные интервенты, они заражали своей самоуверенностью. Минухин, Витакер, Хей-ли, Маданес, Сельвини Палаццоли — все они, казалось, выходи­ли за рамки привычных форм разговорной терапии. Молодым терапевтам необходимо вдохновение, и они находили его. Они учились у мастеров, и мастера становились легендой.

Где-то в середине 1980-х гг. наступила реакция. Несмотря на оптимистические прогнозы, эти активизирующие подходы не

111

Майкл Николе, Ричард Шварц



всегда срабатывали. И тогда поле отомстило тем, кого идеализи­ровало, поставив их на место. Возможно, всем наскучила мани-пулятивность Хейли или то, что Минухин иногда казался боль­ше начальником, чем гением. Семейные терапевты восхищались их креативностью и пытались ее копировать, но творчество не поддается копированию.

К концу десятилетия лидеры главных школ устарели, их вли­яние ослабло. Что когда-то казалось героическим, теперь пред­ставлялось агрессивным и подавляющим. Ряд проблем — феми­нистская и постмодернистская критика, возрождение аналити­ческих и биологических моделей, волшебное средство «прозак»1, успех программ восстановления, подобных Анонимным Алкого­ликам, безобразные факты избиения жен и жестокого обраще­ния с детьми, которые поставили под вопрос мнение, что семей­ные проблемы — всегда продукты взаимоотношений, — все это поколебало наше доверие к моделям, которые мы считали ис­тинными и принимали за рабочие. Мы подробнее рассмотрим эти проблемы в последующих главах.

Резюме

Как мы видели, семейная терапия имеет короткую историю, но длинное прошлое. Много лет терапевты сопротивлялись идее о наблюдении членов семьи пациента, оберегая тайну пациен­та — терапевтические отношения. (То, что это соглашение утаи­вало также стыд, связанный с психологическими проблемами, как и миф об индивиде как герое, не замечалось или по крайней мере не упоминалось.) Фрейдисты исключали реальную семью, чтобы раскрывать бессознательное, интроецированное семьей; роджериане держали семью на расстоянии, чтобы обеспечить безусловное позитивное внимание, а госпитальные психиатры препятствовали визитам семей, потому что те могли бы нару­шить благодушную обстановку больницы.



Несколько направленных к одной точке эволюционных ли­ний в 1950-х гг. привели к новому взгляду на семью как на жи­вую систему, органическое целое. Госпитальные психиатры за­метили, что нередко, когда у пациента наступало улучшение, кому-то другому в семье становилось хуже. Более того, несмотря

1 Фармакологический препарат антидепрессивного действия. — Прим. ред.

112

Состояние семейной терапии



на веские основания, чтобы не допускать членов семьи до тера­пии индивида, это было все же невыгодно. Индивидуальная те­рапия делала ставку на относительную стабильность в окружаю­щей среде пациента: иначе попытка изменения индивида с пос­ледующим его возвратом в деструктивную среду не имела смысла. Когда семьи проходят через кризис и конфликт, улучшение со­стояния пациента фактически может навредить семье. Таким об­разом, стало ясно, что изменения в любом человеке изменяют всю систему, что, в свою очередь, сделало очевидным: измене­ние семьи, вероятно, более эффективный способ изменения ин­дивида.

Хотя практикующие клиницисты в больницах и детских вос­питательных клиниках и подготовили путь для семейной тера­пии, наиболее важные крупные достижения были сделаны в 1950-х гг. творцами, которые в первую очередь были учеными и во вторую — целителями. Грегори Бейтсон, Джей Хейли, Дон Джексон и Джон Уикленд, изучающие в Пало-Альто коммуни­кации, открыли, что шизофрения имеет смысл в контексте пато­логических семейных коммуникаций. Безумие шизофреников не было бессмысленным; их на первый взгяд лишенное смысла поведение становилось понятным в контексте их семей. Теодор Лидз из Йеля обнаружил поразительный паттерн нестабильности и конфликта в семьях шизофреников. Супружеский раскол (откры­тый конфликт) и супружеская асимметрия (патологическое рав­новесие) оказывают глубокое воздействие на детское развитие. Наблюдение Мюррея Боуэна о том, как матери и их дети-шизо­френики проходят через циклы сближения и отдаления, стало предшественником динамики преследования-дистанцирования. За этими циклами, полагал Боуэн, стоят циклы страха разлучения и страха объединения. Госпитализируя целые семейства для на­блюдения и лечения, Боуэн имплицитно определил источник проблемы шизофрении в недифференцированной семейной эго-массе и даже расширил ее границы от нуклеарной семьи до трех поко­лений. Лайман Уинн связал шизофрению с семьей, показав, как коммуникативные девиации способствуют расстройству мышле­ния. Псевдовзаимность представляла доводящую до безумия ото­рванность от реальности некоторых семей, а резиновая ограда — психологическую мембрану, которая окружала их, подобно тол­стой коже, покрывающей живой организм.

Эти наблюдения запустили движение семейной терапии, но возбуждение, которое они генерировали, стерло различие между тем, что наблюдали исследовательские группы, и тем, к чему они

113


Майкл Николе, Ричард Шварц

приходили в своих заключениях. Они наблюдали, что поведение шизофреников соответствует семейной обстановке, но заключе­ния, к которым они пришли, оказались гораздо важнее. Сперва подразумевалось, что раз шизофрения соответствует (имеет смысл) контексту семьи, то семья и является причиной шизофрении. Второй вывод оказался даже более влиятельным. Семейные ди­намики — двойная связь, псевдовзаимность, недифференциро­ванная семейная эго-масса — рассматривались как продукты «системы», а не свойства людей, которые обладают некоторыми общими чертами, потому что живут вместе. Таким образом, ро­дилось новое существо, «семейная система».

Как только семья стала пациентом, появилась потребность в новых способах осмыслять и решать человеческие проблемы. Метафора системы была центральной концепцией этого усилия. И хотя нельзя сказать, кто конкретно является основателем се­мейной терапии, никто не оказал большего влияния на то, как мы мыслим о семье, чем Грегори Бейтсон и Милтон Эриксон — антрополог и психиатр.

Наследством Эриксона стал прагматический подход к реше­нию проблем. Он научил нас вычислять, что удерживает семьи в проблемном состоянии и как добиваться того, чтобы они выхо­дили из него, — используя творческие, иногда контринтуитив­ные идеи, — а затем отходить в сторону, позволяя семьям начать самим разбираться в своих делах, а не инкорпорируя терапевта в семью в качестве дорогостоящей опоры. Но гипнотизирующее мастерство Эриксона также поддержало традицию быстрой иг­ры, делания для, а не совместно с семьями.

Вдохновляясь научным пристрастием Бейтсона к наблюде­нию и изучению, первые семейные терапевты провели много времени, наблюдая и слушая. Они желали смотреть и узнавать, потому что были на территории «терра инкогнита». К сожалению, многие семейные терапевты отошли от этой внимательной откры­тости. Так много написано о динамиках семьи и техниках, что терапевты слишком часто подходят к семьям с набором заранее подготовленных техник и общих предубеждений.

Бейтсон был святым интеллектуального крыла семейной те­рапии. Его идеи настолько глубоки, что до сих пор будоражат умы наиболее искушенных мыслителей поля. К сожалению, Бейтсон также подавал пример чрезмерного абстрактного теоретизирова­ния и импортирования идей из других — «более научных» — дис­циплин. В первые дни семейной терапии мы, возможно, нужда­лись в моделях из сфер, подобных кибернетике, чтобы нам было

114

Состояние семейной терапии



от чего оттолкнуться для старта. Но когда так много семейных терапевтов продолжают с таким трудом изучать интеллектуаль­ные основы физики и биологии, возникает вопрос, откуда эта зависть к физике? Может быть, по истечении всего времени нас до сих пор тревожит легитимность психологии-и наши способ­ности наблюдать за человеческим поведением в человеческих ус­ловиях без утраты объективности?

Другая причина того, почему семейные терапевты тяготеют к абстрактным теориям из механики и естественных наук, за­ключается в том, что они полностью отвергли основу основ ли­тературы о человеческой психологии — психоанализ. Психоана­литический истеблишмент не испытывал особого энтузиазма от­носительно вызова, вновь брошенного их способу мышления, и во многих кругах семейным терапевтам приходилось бороться, чтобы отвоевать место под солнцем для своих убеждений. Воз­можно, именно это сопротивление и толкнуло семейных тера­певтов в реактивную позицию. Враждебность между семейными и психодинамическими терапевтами утихла в 1970-х гг., после того как семейная терапия отвоевала для себя место во влиятель­ных психологических кругах. Единственная причина, по кото­рой семейная терапия добилась принятия, заключалась в том, что она достигла успехов в областях, традиционно пренебрегае-мых психиатрическим истеблишментом: услуги для детей и мало­обеспеченных слоев населения. Однако неудачным наследством этого раннего антагонизма был длительный период игнорирова­ния и пренебрежения. В 1990-х гг. маятник качнулся в другую сторону. Семейные терапевты стали обнаруживать, что при по­пытке понять скрытые силы в семье полезно также обращать внимание и на скрытые силы в личностях, составляющих семью. Вероятно, наиболее полная оценка человеческого характера за­ключается в наиболее полном понимании личности и системы.

Очевидные параллели между малыми группами и семьями привели некоторых терапевтов к тому, чтобы работать с семьями так, словно это лишь другая форма группы. Этому благоприятст­вовала многочисленная литература по динамике группы и груп­повой терапии. Некоторые даже рассматривали терапевтические группы как модели функционирования семейства, где терапевт выступал в качестве отца, члены группы — в качестве сиблингов и коллектив группы — в качестве матери (Schindler, 1951). В то время как группа терапевтов экспериментировала с супружески­ми парами в группах, некоторые семейные терапевты начали проводить групповую терапию с отдельными семьями. Особенно

115


Майкл Николе, Ричард Шварц

заметной фигурой в этом направлении был Джон Белл; его груп­повая семейная терапия была одной из наиболее широко подра-жаемой из ранних моделей (см. главу 3).

Накопив опыт работы с семьями, терапевты обнаружили, что модель групповой терапии не совсем то, что им нужно. Тера­певтические группы составляются из не связанных между собой личностей, незнакомцев без прошлого или будущего вне группы. Семьи, напротив, состоят из тех, кто разделяют общие мифы, за­щиты и взгляды. Кроме того, члены семьи не равноправны в де­мократическом смысле; разница поколений создает иерархичес­кие структуры, которые нельзя игнорировать. По этим причи­нам семейные терапевты в конце концов отказались от модели групповой терапии, заменив ее на различные системные модели.

Движение по работе с детьми сделало вклад в семейную тера­пию в виде командного подхода. Сначала члены междисципли­нарных команд назначались к различным членам семьи, но по­степенно, по мере понимания факта взаимосвязанных паттернов поведения отдельных клиентов, они стали интегрировать, а поз­же и объединять свои усилия. Движение по работе с детьми на­чалось в США в 1909 г. в качестве инструмента судов для несо­вершеннолетних для работы с делинквентными детьми, которым приписывали нарушения развития. Вскоре эти клиники расши­рили сферу своей деятельности, включив широкий диапазон расстройств, а также единицу лечения — ребенка, — доведя ее до всей семьи. Сначала семейная терапия рассматривалась как луч­шее средство помощи пациенту; позже она воспринималась как способ обслуживания потребностей всей семьи.

Кто первый стал практиковать семейную терапию? Слож­ный вопрос. Как и в каждом поле, здесь были свои пророки, предугадавшие официальное развитие семейной терапии. Фрейд, например, иногда работал с «Маленьким Гансом» вместе с его отцом уже в 1909 г. Однако подобных экспериментов было недо­статочно, чтобы оспорить гегемонию индивидуальной терапии до тех пор, пока умонастроение века не стало более восприимчи­вым. В начале 1950-х гг. семейная терапия появилась независи­мо в четырех различных местах: благодаря Джону Беллу в Кларк-ском университете (глава 3), Мюррею Боуэну в Меннингерской клинике и позже в ИИПЗ (глава 5), в Нью-Йорке благодаря На­тану Аккерману (глава 7) и в Пало-Альто благодаря Дону Джек­сону и Джею Хейли (главы 3 и 11).

Эти первооткрыватели имели несомненно разное происхож­дение и клинические ориентации. Неудивительно, что подходы,

116

Состояние семейной терапии



которые они разработали, тоже оказались совершенно разными. Это многообразие отличает поле и сегодня. Маловероятно, что­бы семейная терапия стартовала силами одного человека, как то было в психоанализе, ибо с самого начала в этом поле было слиш­ком много творческой конкуренции.

Кроме только что упомянутых лиц, были и другие, оказав­шие весомый вклад в основание семейной терапии, включая Лай-мана Уинна, Теодора Лидза, Вирджинию Сатир, Карла Витаке-ра, Айвена Божормений-Неги, Кристиана Мидлфорта, Роберта Мак-Грегора и Сальвадора Минухина. И даже этот список непо­лон, он не включает ряд ключевых фигур времени быстрого взросления и распространения семейной терапии после длитель­ного инкубационного периода. В 1960-е гг. появились буквально сотни семейных терапевтов. Сегодня поле настолько велико и сложно по структуре, что потребуется целая глава (см. главу 10 и приложение С) только для того, чтобы сделать краткий обзор.

То, что мы назвали золотым веком семейной терапии, рас­цвет школ в 1970—1980-х гг., вероятно, не было выражением всего нашего потенциала, но то был пик нашей самоувереннос­ти. Вооружившись последним текстом от Хейли или Минухи­на, терапевты приносили клятву верности той или иной школе и отправлялись в путь, чувствуя себя миссионерами. В активизи­рующем подходе их привлекали уверенность и харизма. А раз­дражало высокомерие. Для некоторых структурная семейная те­рапия — по крайней мере, так они воспринимали то, что им по­казывали на семинарах, — казалась самой лучшей. Другие считали искусность стратегического подхода вычисленной, сухой, мани-пулятивной. Тактика была умна, но холодна. Семьи описывались не как больные, а как испытывающие затруднения, но упорные и не поддающиеся убеждению. Вы же не сообщаете кибернетичес­кой машине, во что вы действительно верите! Вскоре терапевты устали от подобного способа мышления.

Семейные терапевты первых лет вдохновлялись огромным энтузиазмом и чувством убежденности. Сегодня, вслед за пост­модернистской критикой, властью управляемой медицины и воскрешением биологической психиатрии, мы меньше уверены в себе. Но, поняв, что основатели, с которыми мы росли, не всё, на что мы надеялись и в чем нуждались, семейная терапия 1990-х гг. реагирует подобно ребенку, который, обнаружив, что его ро­дители несовершенны, отвергает все, что они собой представля­ют. В последующих главах мы увидим, как сегодняшние семей­ные терапевты сумели синтезировать новые творческие идеи с

117

Майкл Николе, Ричард Шварц



некоторыми самыми лучшими из более ранних моделей. Но по­скольку мы будем рассматривать каждую известную модель по­дробнее, нам также станет видно, как неблагоразумно мы прене­брегли некоторыми хорошими идеями.

Однако вся сложность сферы семьи не должна затенять ба­зисную предпосылку о том, что семья — контекст человеческих проблем. Подобно всем человеческим группам, семья имеет воз­никающие откуда-то свойства: целое больше, чем сумма частей. Более того, неважно, какое количество и сколь разных объясне­ний можно дать этим возникающим свойствам, — все они под­падают под две категории: структура и процесс. Структура семей включает треугольники, подсистемы и границы. Среди процес­сов, описывающих семейные интеракции — эмоциональную ре­активность, дисфункциональную коммуникацию и т. д., цент­ральным понятием является циркулярность. Вместо того чтобы терзаться вопросом, кто что начал, семейные терапевты понима­ют и обращаются с человеческими проблемами как с серией по­ступательных и возвратных шагов в повторяющихся циклах.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Ackerman N. W. 1958. The psychodynamics offamily life. New York: Basic Books.

Bowen M. 1960. A family concept of schizophrenia. In The etiology of schizophrenia. D. D. Jackson, ed. New York: Basic Books.

Greenberg G. S. 1977. The family interactional perspective: A study and examination of the work of Don D. J а с k s о n. Family Proc­ess. /6:385-412.

H a 1 e у J. and H о f f m a n L., eds. 1968. Techniques of family therapy. New York: Basic Books.

Jackson D. D. 1957. The question of family homeostasis. The Psy­chiatric Quarterly Supplement. 31:79—90.

Jackson D. D. 1965. Family rules; Marital quid pro quo. Archives of General Psychiatry. 72:589—594.

LidzT., Cornelison A., Fleck S. and Terry D. 1957. Intrafa-milial environment of schizophrenic patients. II: Marital schism and mari­tal skew. American Journal of Psychiatry. 774:241—248.

Vogel E. F. and Bell N. W. 1960. The emotionally disturbed child as the family scapegoat. In The family. N. W. Bell and E. F. Vogel, eds. Glencoe. IL: Free Press.

Weakland J. H. 1960. The «double-bind» hypothesis of schizophre-

118

Состояние семейной терапии



nia and three-party interaction. In The etiology of schizophrenia, D. D. J а с к s о n, ed. New York: Basic Books.

Wynne L. C, Ryckoff I., Day J. and HirschS. I. 1958. Pseudo-mutuality in the family relationships of schizophrenics. Psychiatry. 21:205—

220.

ССЫЛКИ


Ackerman N. W. 1938. The unity of the family. Archives of Pediat­rics. 55:51-62.

Ackerman N. W. 1954. Interpersonal disturbances in the family: Some unsolved problems in psychotherapy. Psychiatry. /7:359—368.

Ackerman N. W. 1961. A dynamic frame for the clinical approach to family conflict. In Exploring the base for family therapy. N. W. Acker­man, F. L. Beatman and S. N. Sherman, eds. New York: Family Services Association of America.

Ackerman N. W. 1966a. Treating the troubled family. New York: Basic Books.

Ackerman N. W. 1966b. Family psychotherapy — theory and prac­tice. American journal of Psychotherapy. 20:405—414.

Ackerman N. W., Beatman F. and Sherman S. N., eds. 1961. Exploring the base for family therapy. New York: Family Service Assn. of America.

Ackerman N. W. and Sobel R. 1950. Family diagnosis: An ap­proach to the preschool child. American Journal of Orthopsychiatry. 20:744-753.

A m s t e r F. 1944. Collective psychotherapy of mothers of emotionally disturbed children. American Journal of Orthopsychiatry 14:44—52.

Anderson C. M., Reiss D. J. and Hogarty G. E. 1986. Schizo­phrenia and the family. New York: Guilford Press.

Anonymous. 1972. Differentiation of self in one's family. In Family interaction, J. L. Framo, ed. New York: Springer.

Bardhill D. R. and Saunders В. Е. 1988. In Handbook of family therapy training and supervision, H. A. Liddle D. С Breunlin and R. С Schwartz, eds. New York: Guilford Press.

BatesonG. 1951. Information and codification: A philosophical ap­proach. In Communication: The social matrix of psychiatry, J. Ruesch and G.Bateson, eds. New York: Norton.

BatesonG. 1978. The birth of a matrix or doublebind and episte-mology. In Beyond the double-bind, M. M. Berger, ed. New York: Brun-ner/Mazel.

BatesonG., Jackson D.D., Haley J. and WeaklandJ. 1956. Toward a theory of schizophrenia. Behavioral Sciences. 7:251—264.

119

Майкл Николе, Ричард Шварц



BeatmanF. L. 1956. In Neurotic interaction in marriage, V. W. Eis-enstein, ed. New York: Basic Books.

Bell J. E. 1961. Family group therapy. Public Health Monograph No. 64. Washington, DC: U.S. Government Printing Office.

В e 11 J. E. 1962. Recent advances in family group therapy. Journal of Child Psychology and Psychiatry. 5:1—15.

Bennis W. G. 1964. Patterns and vicissitudes in T-group develop­ment. In T-group theory and laboratory method, L P. Bradford, J. R. G i b b and K. D. В е n n e, eds. New York: Wiley.

В ion W. R. 1948. Experience in groups. Human Rcfntions. 7:314— 329.

Boszormenyi-Nagy I. 1962. The concept of schizophrenia from the point of view of family treatment. Family Process. 7:103—113.

Boszormenyi-Nagy I. 1966. From family therapy to a psychol­ogy of relationships: fictions of the individual and fictions of the family. Comprehensive Psychiatry. 7:408—423.

Boszormenyi-Nagy I. 1972.-Loyalty implications of the trans­ference model in psychotherapy. Archives of General Psychiatry. 27:31'4— 380.

Boszormenyi-Nagyl. and S p a r k G. L. 1973. Invisible loyalties: Reciprocity in intergenerational family therapy. New York: Harper & Row.

Bowen M. 1961. Family psychotherapy. American Journal of Orthop­sychiatry. 31:40—60.

Bowen M. 1976. Principles and techniques of multiple family ther­apy. In Family therapy: Theory and practice, P. J. G u e r i n, ed. New York: Gardner Press.

Bowlby I. P. 1949. The study and reduction of group tensions in the family. Human Relations. 2123—138.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   23




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет