Хотя концептуализация и работа со случаями осуществлялась прежде всего с поведенческой точки зрения, стратегический терапевт в технике «рефрейминг» вводил и когнитивное измерение. Как сказано у Шекспира, «нет ничто ни хорошего, ни плохого. Это размышления делают все таковым». Рефрейминг предполагает переопределение того, как семья описывает проблему, чтобы сделать ее более доступной для решения. Например, проще иметь дело с ребенком, который «отказывается идти в школу», чем с тем, у которого «школофобия».
Миланская группа выросла на пионерских идеях ИПИ, особенно на идее терапевтического использования двойной связи, или того, что они назвали «контрпарадоксом». Возьмем пример из «Парадокса и контрпарадокса» (Selvini Palazzoli, Boscolo, Cec-chin & Prata, 1978). Авторы описывают использование контрпарадоксального подхода к шестилетнему мальчику и его семье. В конце сессии семье было зачитано письмо от команды наблюдения. Маленького Бруно хвалили за потрясающее поведение в защиту отца. Благодаря тому, что мальчик отнимал у матери все ее время своими спорами и вспышками раздражения, он велико-
110
Состояние семейной терапии
душно предоставлял отцу больше времени для работы и расслабления. Бруно рекомендовалось продолжать вести себя и дальше точно так же, чтобы, не дай бог, не разрушить этого удобного соглашения.
Стратегический подход апеллировал к прагматизму. Жалобы, которые приводили людей к терапии, рассматривались как известная проблема, а не как симптоматика некоего подразумеваемого расстройства. Используя кибернетическую метафору, стратегические терапевты брали за исходную точку то, как семейные системы регулируются негативной обратной связью. Они добивались заметных результатов, просто разрушая интеракции, которые окружали и поддерживали симптомы. То, из-за чего терапевты в конечном счете потеряли интерес к этому подходу, было их искусство игры. Рефрейминг зачастую был очевидно манипулятивным. Результат был иногда подобен наблюдению за неуклюжим фокусником — вы могли заметить, как он подтасовывает карты. «Позитивная связь» (за счет положительной мотивации) была зачастую столь же искренней, как улыбка продавца автомобилей, а используемый способ «парадоксальных вмешательств» обычно был не более чем механическим применением обратной психологии.
Тем временем, пока популярность структурного и стратегического подходов поднялась и упала, четыре другие модели семейной терапии спокойно процветали. Никогда в действительности не занимая центрального положения, эмпирическая, психоаналитическая, поведенческая и боуэновская модели росли и преуспевали. Хотя эти школы так и не достигли в семейной терапии модного статуса, каждая из них произвела влиятельные клинические усовершенствования, которые будут подробно рассмотрены в последующих главах.
Оборачиваясь назад, трудно передать то волнение и оптимизм, которые питали семейную терапию в золотой век. По всей стране открывались учебные центры, на рабочих семинарах яблоку негде было упасть, а лидерам движения рукоплескали не хуже, чем рок-звездам. Активные и убедительные интервенты, они заражали своей самоуверенностью. Минухин, Витакер, Хей-ли, Маданес, Сельвини Палаццоли — все они, казалось, выходили за рамки привычных форм разговорной терапии. Молодым терапевтам необходимо вдохновение, и они находили его. Они учились у мастеров, и мастера становились легендой.
Где-то в середине 1980-х гг. наступила реакция. Несмотря на оптимистические прогнозы, эти активизирующие подходы не
111
Майкл Николе, Ричард Шварц
всегда срабатывали. И тогда поле отомстило тем, кого идеализировало, поставив их на место. Возможно, всем наскучила мани-пулятивность Хейли или то, что Минухин иногда казался больше начальником, чем гением. Семейные терапевты восхищались их креативностью и пытались ее копировать, но творчество не поддается копированию.
К концу десятилетия лидеры главных школ устарели, их влияние ослабло. Что когда-то казалось героическим, теперь представлялось агрессивным и подавляющим. Ряд проблем — феминистская и постмодернистская критика, возрождение аналитических и биологических моделей, волшебное средство «прозак»1, успех программ восстановления, подобных Анонимным Алкоголикам, безобразные факты избиения жен и жестокого обращения с детьми, которые поставили под вопрос мнение, что семейные проблемы — всегда продукты взаимоотношений, — все это поколебало наше доверие к моделям, которые мы считали истинными и принимали за рабочие. Мы подробнее рассмотрим эти проблемы в последующих главах.
Резюме
Как мы видели, семейная терапия имеет короткую историю, но длинное прошлое. Много лет терапевты сопротивлялись идее о наблюдении членов семьи пациента, оберегая тайну пациента — терапевтические отношения. (То, что это соглашение утаивало также стыд, связанный с психологическими проблемами, как и миф об индивиде как герое, не замечалось или по крайней мере не упоминалось.) Фрейдисты исключали реальную семью, чтобы раскрывать бессознательное, интроецированное семьей; роджериане держали семью на расстоянии, чтобы обеспечить безусловное позитивное внимание, а госпитальные психиатры препятствовали визитам семей, потому что те могли бы нарушить благодушную обстановку больницы.
Несколько направленных к одной точке эволюционных линий в 1950-х гг. привели к новому взгляду на семью как на живую систему, органическое целое. Госпитальные психиатры заметили, что нередко, когда у пациента наступало улучшение, кому-то другому в семье становилось хуже. Более того, несмотря
1 Фармакологический препарат антидепрессивного действия. — Прим. ред.
112
Состояние семейной терапии
на веские основания, чтобы не допускать членов семьи до терапии индивида, это было все же невыгодно. Индивидуальная терапия делала ставку на относительную стабильность в окружающей среде пациента: иначе попытка изменения индивида с последующим его возвратом в деструктивную среду не имела смысла. Когда семьи проходят через кризис и конфликт, улучшение состояния пациента фактически может навредить семье. Таким образом, стало ясно, что изменения в любом человеке изменяют всю систему, что, в свою очередь, сделало очевидным: изменение семьи, вероятно, более эффективный способ изменения индивида.
Хотя практикующие клиницисты в больницах и детских воспитательных клиниках и подготовили путь для семейной терапии, наиболее важные крупные достижения были сделаны в 1950-х гг. творцами, которые в первую очередь были учеными и во вторую — целителями. Грегори Бейтсон, Джей Хейли, Дон Джексон и Джон Уикленд, изучающие в Пало-Альто коммуникации, открыли, что шизофрения имеет смысл в контексте патологических семейных коммуникаций. Безумие шизофреников не было бессмысленным; их на первый взгяд лишенное смысла поведение становилось понятным в контексте их семей. Теодор Лидз из Йеля обнаружил поразительный паттерн нестабильности и конфликта в семьях шизофреников. Супружеский раскол (открытый конфликт) и супружеская асимметрия (патологическое равновесие) оказывают глубокое воздействие на детское развитие. Наблюдение Мюррея Боуэна о том, как матери и их дети-шизофреники проходят через циклы сближения и отдаления, стало предшественником динамики преследования-дистанцирования. За этими циклами, полагал Боуэн, стоят циклы страха разлучения и страха объединения. Госпитализируя целые семейства для наблюдения и лечения, Боуэн имплицитно определил источник проблемы шизофрении в недифференцированной семейной эго-массе и даже расширил ее границы от нуклеарной семьи до трех поколений. Лайман Уинн связал шизофрению с семьей, показав, как коммуникативные девиации способствуют расстройству мышления. Псевдовзаимность представляла доводящую до безумия оторванность от реальности некоторых семей, а резиновая ограда — психологическую мембрану, которая окружала их, подобно толстой коже, покрывающей живой организм.
Эти наблюдения запустили движение семейной терапии, но возбуждение, которое они генерировали, стерло различие между тем, что наблюдали исследовательские группы, и тем, к чему они
113
Майкл Николе, Ричард Шварц
приходили в своих заключениях. Они наблюдали, что поведение шизофреников соответствует семейной обстановке, но заключения, к которым они пришли, оказались гораздо важнее. Сперва подразумевалось, что раз шизофрения соответствует (имеет смысл) контексту семьи, то семья и является причиной шизофрении. Второй вывод оказался даже более влиятельным. Семейные динамики — двойная связь, псевдовзаимность, недифференцированная семейная эго-масса — рассматривались как продукты «системы», а не свойства людей, которые обладают некоторыми общими чертами, потому что живут вместе. Таким образом, родилось новое существо, «семейная система».
Как только семья стала пациентом, появилась потребность в новых способах осмыслять и решать человеческие проблемы. Метафора системы была центральной концепцией этого усилия. И хотя нельзя сказать, кто конкретно является основателем семейной терапии, никто не оказал большего влияния на то, как мы мыслим о семье, чем Грегори Бейтсон и Милтон Эриксон — антрополог и психиатр.
Наследством Эриксона стал прагматический подход к решению проблем. Он научил нас вычислять, что удерживает семьи в проблемном состоянии и как добиваться того, чтобы они выходили из него, — используя творческие, иногда контринтуитивные идеи, — а затем отходить в сторону, позволяя семьям начать самим разбираться в своих делах, а не инкорпорируя терапевта в семью в качестве дорогостоящей опоры. Но гипнотизирующее мастерство Эриксона также поддержало традицию быстрой игры, делания для, а не совместно с семьями.
Вдохновляясь научным пристрастием Бейтсона к наблюдению и изучению, первые семейные терапевты провели много времени, наблюдая и слушая. Они желали смотреть и узнавать, потому что были на территории «терра инкогнита». К сожалению, многие семейные терапевты отошли от этой внимательной открытости. Так много написано о динамиках семьи и техниках, что терапевты слишком часто подходят к семьям с набором заранее подготовленных техник и общих предубеждений.
Бейтсон был святым интеллектуального крыла семейной терапии. Его идеи настолько глубоки, что до сих пор будоражат умы наиболее искушенных мыслителей поля. К сожалению, Бейтсон также подавал пример чрезмерного абстрактного теоретизирования и импортирования идей из других — «более научных» — дисциплин. В первые дни семейной терапии мы, возможно, нуждались в моделях из сфер, подобных кибернетике, чтобы нам было
114
Состояние семейной терапии
от чего оттолкнуться для старта. Но когда так много семейных терапевтов продолжают с таким трудом изучать интеллектуальные основы физики и биологии, возникает вопрос, откуда эта зависть к физике? Может быть, по истечении всего времени нас до сих пор тревожит легитимность психологии-и наши способности наблюдать за человеческим поведением в человеческих условиях без утраты объективности?
Другая причина того, почему семейные терапевты тяготеют к абстрактным теориям из механики и естественных наук, заключается в том, что они полностью отвергли основу основ литературы о человеческой психологии — психоанализ. Психоаналитический истеблишмент не испытывал особого энтузиазма относительно вызова, вновь брошенного их способу мышления, и во многих кругах семейным терапевтам приходилось бороться, чтобы отвоевать место под солнцем для своих убеждений. Возможно, именно это сопротивление и толкнуло семейных терапевтов в реактивную позицию. Враждебность между семейными и психодинамическими терапевтами утихла в 1970-х гг., после того как семейная терапия отвоевала для себя место во влиятельных психологических кругах. Единственная причина, по которой семейная терапия добилась принятия, заключалась в том, что она достигла успехов в областях, традиционно пренебрегае-мых психиатрическим истеблишментом: услуги для детей и малообеспеченных слоев населения. Однако неудачным наследством этого раннего антагонизма был длительный период игнорирования и пренебрежения. В 1990-х гг. маятник качнулся в другую сторону. Семейные терапевты стали обнаруживать, что при попытке понять скрытые силы в семье полезно также обращать внимание и на скрытые силы в личностях, составляющих семью. Вероятно, наиболее полная оценка человеческого характера заключается в наиболее полном понимании личности и системы.
Очевидные параллели между малыми группами и семьями привели некоторых терапевтов к тому, чтобы работать с семьями так, словно это лишь другая форма группы. Этому благоприятствовала многочисленная литература по динамике группы и групповой терапии. Некоторые даже рассматривали терапевтические группы как модели функционирования семейства, где терапевт выступал в качестве отца, члены группы — в качестве сиблингов и коллектив группы — в качестве матери (Schindler, 1951). В то время как группа терапевтов экспериментировала с супружескими парами в группах, некоторые семейные терапевты начали проводить групповую терапию с отдельными семьями. Особенно
115
Майкл Николе, Ричард Шварц
заметной фигурой в этом направлении был Джон Белл; его групповая семейная терапия была одной из наиболее широко подра-жаемой из ранних моделей (см. главу 3).
Накопив опыт работы с семьями, терапевты обнаружили, что модель групповой терапии не совсем то, что им нужно. Терапевтические группы составляются из не связанных между собой личностей, незнакомцев без прошлого или будущего вне группы. Семьи, напротив, состоят из тех, кто разделяют общие мифы, защиты и взгляды. Кроме того, члены семьи не равноправны в демократическом смысле; разница поколений создает иерархические структуры, которые нельзя игнорировать. По этим причинам семейные терапевты в конце концов отказались от модели групповой терапии, заменив ее на различные системные модели.
Движение по работе с детьми сделало вклад в семейную терапию в виде командного подхода. Сначала члены междисциплинарных команд назначались к различным членам семьи, но постепенно, по мере понимания факта взаимосвязанных паттернов поведения отдельных клиентов, они стали интегрировать, а позже и объединять свои усилия. Движение по работе с детьми началось в США в 1909 г. в качестве инструмента судов для несовершеннолетних для работы с делинквентными детьми, которым приписывали нарушения развития. Вскоре эти клиники расширили сферу своей деятельности, включив широкий диапазон расстройств, а также единицу лечения — ребенка, — доведя ее до всей семьи. Сначала семейная терапия рассматривалась как лучшее средство помощи пациенту; позже она воспринималась как способ обслуживания потребностей всей семьи.
Кто первый стал практиковать семейную терапию? Сложный вопрос. Как и в каждом поле, здесь были свои пророки, предугадавшие официальное развитие семейной терапии. Фрейд, например, иногда работал с «Маленьким Гансом» вместе с его отцом уже в 1909 г. Однако подобных экспериментов было недостаточно, чтобы оспорить гегемонию индивидуальной терапии до тех пор, пока умонастроение века не стало более восприимчивым. В начале 1950-х гг. семейная терапия появилась независимо в четырех различных местах: благодаря Джону Беллу в Кларк-ском университете (глава 3), Мюррею Боуэну в Меннингерской клинике и позже в ИИПЗ (глава 5), в Нью-Йорке благодаря Натану Аккерману (глава 7) и в Пало-Альто благодаря Дону Джексону и Джею Хейли (главы 3 и 11).
Эти первооткрыватели имели несомненно разное происхождение и клинические ориентации. Неудивительно, что подходы,
116
Состояние семейной терапии
которые они разработали, тоже оказались совершенно разными. Это многообразие отличает поле и сегодня. Маловероятно, чтобы семейная терапия стартовала силами одного человека, как то было в психоанализе, ибо с самого начала в этом поле было слишком много творческой конкуренции.
Кроме только что упомянутых лиц, были и другие, оказавшие весомый вклад в основание семейной терапии, включая Лай-мана Уинна, Теодора Лидза, Вирджинию Сатир, Карла Витаке-ра, Айвена Божормений-Неги, Кристиана Мидлфорта, Роберта Мак-Грегора и Сальвадора Минухина. И даже этот список неполон, он не включает ряд ключевых фигур времени быстрого взросления и распространения семейной терапии после длительного инкубационного периода. В 1960-е гг. появились буквально сотни семейных терапевтов. Сегодня поле настолько велико и сложно по структуре, что потребуется целая глава (см. главу 10 и приложение С) только для того, чтобы сделать краткий обзор.
То, что мы назвали золотым веком семейной терапии, расцвет школ в 1970—1980-х гг., вероятно, не было выражением всего нашего потенциала, но то был пик нашей самоуверенности. Вооружившись последним текстом от Хейли или Минухина, терапевты приносили клятву верности той или иной школе и отправлялись в путь, чувствуя себя миссионерами. В активизирующем подходе их привлекали уверенность и харизма. А раздражало высокомерие. Для некоторых структурная семейная терапия — по крайней мере, так они воспринимали то, что им показывали на семинарах, — казалась самой лучшей. Другие считали искусность стратегического подхода вычисленной, сухой, мани-пулятивной. Тактика была умна, но холодна. Семьи описывались не как больные, а как испытывающие затруднения, но упорные и не поддающиеся убеждению. Вы же не сообщаете кибернетической машине, во что вы действительно верите! Вскоре терапевты устали от подобного способа мышления.
Семейные терапевты первых лет вдохновлялись огромным энтузиазмом и чувством убежденности. Сегодня, вслед за постмодернистской критикой, властью управляемой медицины и воскрешением биологической психиатрии, мы меньше уверены в себе. Но, поняв, что основатели, с которыми мы росли, не всё, на что мы надеялись и в чем нуждались, семейная терапия 1990-х гг. реагирует подобно ребенку, который, обнаружив, что его родители несовершенны, отвергает все, что они собой представляют. В последующих главах мы увидим, как сегодняшние семейные терапевты сумели синтезировать новые творческие идеи с
117
Майкл Николе, Ричард Шварц
некоторыми самыми лучшими из более ранних моделей. Но поскольку мы будем рассматривать каждую известную модель подробнее, нам также станет видно, как неблагоразумно мы пренебрегли некоторыми хорошими идеями.
Однако вся сложность сферы семьи не должна затенять базисную предпосылку о том, что семья — контекст человеческих проблем. Подобно всем человеческим группам, семья имеет возникающие откуда-то свойства: целое больше, чем сумма частей. Более того, неважно, какое количество и сколь разных объяснений можно дать этим возникающим свойствам, — все они подпадают под две категории: структура и процесс. Структура семей включает треугольники, подсистемы и границы. Среди процессов, описывающих семейные интеракции — эмоциональную реактивность, дисфункциональную коммуникацию и т. д., центральным понятием является циркулярность. Вместо того чтобы терзаться вопросом, кто что начал, семейные терапевты понимают и обращаются с человеческими проблемами как с серией поступательных и возвратных шагов в повторяющихся циклах.
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Ackerman N. W. 1958. The psychodynamics offamily life. New York: Basic Books.
Bowen M. 1960. A family concept of schizophrenia. In The etiology of schizophrenia. D. D. Jackson, ed. New York: Basic Books.
Greenberg G. S. 1977. The family interactional perspective: A study and examination of the work of Don D. J а с k s о n. Family Process. /6:385-412.
H a 1 e у J. and H о f f m a n L., eds. 1968. Techniques of family therapy. New York: Basic Books.
Jackson D. D. 1957. The question of family homeostasis. The Psychiatric Quarterly Supplement. 31:79—90.
Jackson D. D. 1965. Family rules; Marital quid pro quo. Archives of General Psychiatry. 72:589—594.
LidzT., Cornelison A., Fleck S. and Terry D. 1957. Intrafa-milial environment of schizophrenic patients. II: Marital schism and marital skew. American Journal of Psychiatry. 774:241—248.
Vogel E. F. and Bell N. W. 1960. The emotionally disturbed child as the family scapegoat. In The family. N. W. Bell and E. F. Vogel, eds. Glencoe. IL: Free Press.
Weakland J. H. 1960. The «double-bind» hypothesis of schizophre-
118
Состояние семейной терапии
nia and three-party interaction. In The etiology of schizophrenia, D. D. J а с к s о n, ed. New York: Basic Books.
Wynne L. C, Ryckoff I., Day J. and HirschS. I. 1958. Pseudo-mutuality in the family relationships of schizophrenics. Psychiatry. 21:205—
220.
ССЫЛКИ
Ackerman N. W. 1938. The unity of the family. Archives of Pediatrics. 55:51-62.
Ackerman N. W. 1954. Interpersonal disturbances in the family: Some unsolved problems in psychotherapy. Psychiatry. /7:359—368.
Ackerman N. W. 1961. A dynamic frame for the clinical approach to family conflict. In Exploring the base for family therapy. N. W. Ackerman, F. L. Beatman and S. N. Sherman, eds. New York: Family Services Association of America.
Ackerman N. W. 1966a. Treating the troubled family. New York: Basic Books.
Ackerman N. W. 1966b. Family psychotherapy — theory and practice. American journal of Psychotherapy. 20:405—414.
Ackerman N. W., Beatman F. and Sherman S. N., eds. 1961. Exploring the base for family therapy. New York: Family Service Assn. of America.
Ackerman N. W. and Sobel R. 1950. Family diagnosis: An approach to the preschool child. American Journal of Orthopsychiatry. 20:744-753.
A m s t e r F. 1944. Collective psychotherapy of mothers of emotionally disturbed children. American Journal of Orthopsychiatry 14:44—52.
Anderson C. M., Reiss D. J. and Hogarty G. E. 1986. Schizophrenia and the family. New York: Guilford Press.
Anonymous. 1972. Differentiation of self in one's family. In Family interaction, J. L. Framo, ed. New York: Springer.
Bardhill D. R. and Saunders В. Е. 1988. In Handbook of family therapy training and supervision, H. A. Liddle D. С Breunlin and R. С Schwartz, eds. New York: Guilford Press.
BatesonG. 1951. Information and codification: A philosophical approach. In Communication: The social matrix of psychiatry, J. Ruesch and G.Bateson, eds. New York: Norton.
BatesonG. 1978. The birth of a matrix or doublebind and episte-mology. In Beyond the double-bind, M. M. Berger, ed. New York: Brun-ner/Mazel.
BatesonG., Jackson D.D., Haley J. and WeaklandJ. 1956. Toward a theory of schizophrenia. Behavioral Sciences. 7:251—264.
119
Майкл Николе, Ричард Шварц
BeatmanF. L. 1956. In Neurotic interaction in marriage, V. W. Eis-enstein, ed. New York: Basic Books.
Bell J. E. 1961. Family group therapy. Public Health Monograph No. 64. Washington, DC: U.S. Government Printing Office.
В e 11 J. E. 1962. Recent advances in family group therapy. Journal of Child Psychology and Psychiatry. 5:1—15.
Bennis W. G. 1964. Patterns and vicissitudes in T-group development. In T-group theory and laboratory method, L P. Bradford, J. R. G i b b and K. D. В е n n e, eds. New York: Wiley.
В ion W. R. 1948. Experience in groups. Human Rcfntions. 7:314— 329.
Boszormenyi-Nagy I. 1962. The concept of schizophrenia from the point of view of family treatment. Family Process. 7:103—113.
Boszormenyi-Nagy I. 1966. From family therapy to a psychology of relationships: fictions of the individual and fictions of the family. Comprehensive Psychiatry. 7:408—423.
Boszormenyi-Nagy I. 1972.-Loyalty implications of the transference model in psychotherapy. Archives of General Psychiatry. 27:31'4— 380.
Boszormenyi-Nagyl. and S p a r k G. L. 1973. Invisible loyalties: Reciprocity in intergenerational family therapy. New York: Harper & Row.
Bowen M. 1961. Family psychotherapy. American Journal of Orthopsychiatry. 31:40—60.
Bowen M. 1976. Principles and techniques of multiple family therapy. In Family therapy: Theory and practice, P. J. G u e r i n, ed. New York: Gardner Press.
Bowlby I. P. 1949. The study and reduction of group tensions in the family. Human Relations. 2123—138.
Достарыңызбен бөлісу: |