Николе М., Шварц Р. Н 63 Семейная терапия. Концепции и методы/Пер, с англ. О. Очкур, А. Шишко

Предложение Хейли, чтобы члены, семьи продолжали вести себя по-прежнему, фактически представляет собой терапевти­ческий парадокс. Когда протестующего подростка просят «про­должать протестовать», он попадает в парадоксальное положе­ние. Продолжать протестовать означает следовать указанию власт­ной фигуры (и признать, что твои поступки — протест). Только отказ от этого поведения может позволить подростку сохранить иллюзию свободы. Между тем проблематичное поведение пре­кращается. Иногда эффективно, если один партнер предлагает другому продолжать вести себя симптоматийно. Это вызывает существенный сдвиг, поскольку заменяет того, кто определяет характер отношений.

152

Уроки ранних моделей

Самым важным вкладом групповых исследований в семей­ную терапию стала идея, что у всех групп, включая семьи, появ­ляются свои характеристики. Когда люди объединяются в группу, отношенческие процессы протекают так, что отражают вовлече­ние индивидов и коллективные паттерны интеракций, извест­ные как групповые динамики. Семейные терапевты используют системную теорию, чтобы уточнить природу этих интерперсо­нальных сил. Им приходится иметь дело с такими групповыми динамиками, как триангуляция, поиск «козла отпущения», груп­пирование, создание коалиций и расколы.

Групповые теоретики также научили нас важности ролей — официальных и неофициальных — и тому, как роли организуют поведение в группах. Семейные терапевты обращаются к роле­вой теории, когда поддерживают и повышают ценность родите­лей в их роли лидеров или указывают, как скрытые роли могут отвлекать от группового функционирования, например когда отец, который все время играет роль балагура, подначивает свою жену и уводит семью от обсуждения и разрешения проблем. Се­мейные терапевты также помогают членам семьи понимать, как некоторые ригидные роли заставляют их вести себя ограниченно и негибко, например если подросток сильно озабочен тем, чтобы не быть похожим на родителей, он не понимает, что такое быть самим собой.

Разграничение процесс — содержание тоже имеет глубокое значение для семейных терапевтов. Когда семьи ищут помощи, они рассчитывают на экспертную информацию и помощь, раз­решающую их проблемы. Они хотят узнать, как помочь застен­чивому мальчику заводить друзей или как заставить дерзкого подростка выказывать больше уважения. Но семейные терапев­ты пытаются постичь вот что: почему семья не способна разре­шить собственные проблемы? Почему меры, которые они пред­принимают, не срабатывают? Поэтому, когда семья обсуждает свои проблемы, терапевт больше следит за процессом обсужде­ния — кто с кем разговаривает и каким образом, — чем за содер­жанием того, что они говорят.

Смещение внимания от того, что говорят люди, к тому, как они это говорят — открыто или защищаясь, с позиции сотрудни­чества или конкуренции, — одна из ключевых стратегий всех форм терапии. Выражаясь иначе, большинство семейных тера­певтов сосредоточиваются на опыте «здесь — и — сейчас», обра-

153

Майкл Николе, Ричард Шварц

Семейные терапевты прибегают к основной технике группо­вой терапии — содействию свободного и открытого обсужде­ния, — чтобы поощрять в семьях диалог и взаимопонимание. Но хотя помощь семьям в обсуждении их проблем и позволяет им разрешать умеренные кризисы, простой разговор редко достато­чен для выхода из более сложных проблем. Более того, модель демократической группы, на которую опирается эта техника, не­дооценивает уникальные структуральные свойства семей. В от­личие от терапевтических групп семьи не состоят из равноправ­ных людей. Каждый член семьи имеет равные права на свои чув­ства, но кто-то стоит во главе. Терапевт, который призывает всех в семье высказываться на равных, не считается с потребностью семьи в лидерстве и иерархии.

Другая важная техника, используемая групповыми терапев­тами, — это интерпретация процесса, которая у Белла (Bell, 1961) представлена в четырех вариантах. Рефлексивные интерпре­тации описывают, что происходит в данный момент: «Я заме­тил, что, когда ваша жена говорит что-то критичное, вы беретесь за голову, как будто говорите: «Бедный я». Коннективные интер­претации указывают на неосознаваемые связи между различны­ми действиями среди членов семьи: «Вы не замечали, что Джен­ни начинает дурно себя вести в тот момент, когда вы оба начи­наете спорить?» Реконструктивные интерпретации объясняют, как события в семейной истории задают контекст для нынешних переживаний. Нормативные интерпретации высказываются с целью поддержать члена семьи или бросить ему вызов путем сравнения этого человека с тем, что делают большинство людей: «Большинство подростков дерзки со своими родителями. Это часть взросления».

Наиболее очевидные комментарии, которые мы можем сде­лать в связи с процессуальными интерпретациями, — это просто указание на то, что делают члены семьи, и это не помогает им увидеть, что их поведение непродуктивно, или изменить его. Те­рапевты интерпретируют, чтобы принести пользу, но людям, для которых предназначены эти интерпретации, последние нередко кажутся вредными, как если бы терапевт говорил: «Посмотрите, что вы делаете: это ошибочно — вы ошибаетесь».

Реальная причина, по которой люди обычно не меняются, когда им на что-то указывают, не в том, что они являются мари­онетками семейной системы, а в том, что даже критика с благи-

154

ми намерениями часто воспринимается в большей мере как уг­роза, нежели как конструктивное предложение. Семейные тера­певты, уже враждебно настроенные к аналитическому подходу, стали сомневаться в пользе интерпретаций и даже высмеивать инсайт, предпочитая действие. Поступая так, они считали, что индивиды, как правило, бессильны перед системными силами своих семей. Задним числом представляется, что, хотя измене­ние индивида часто и осложняется действиями других, неспра­ведливо считать, что члены семьи не способны отдавать себе от­чет о последовательностях своего поведения, — все зависит от того, как им на это указывают. Вероятно, это самое уважение к способности людей понимать и изменять свое поведение и при­вело к тому, что терапевты стали переформулировать интерпре-тативные комментарии, так чтобы их слова больше напоминали разрешение быть честным, нежели нападки. Возможно, люди могут усвоить безжалостную правду, если им говорят об этом с уважением.

Групповые семейные терапевты были директивными на­столько, что подталкивали людей высказываться, когда было по­нятно, что им есть что сказать; в других случаях они были отно­сительно пассивными и ограничивали себя описанием семейных интеракциональных мотивов, которые увидели. В терапевтичес­ких группах из незнакомых прежде людей с контрастными защи­тами и личностными стилями терапевты могли действовать как катализаторы, чтобы спровоцировать в группе конфронтацию и спор. Но семьи нередко разделяли общие защиты и непродук­тивные установки, и терапевты не могли рассчитывать на то, что кто-то из членов группы бросит вызов семейным правилам. Вот почему современные семейные терапевты, работающие с семья­ми более активно, борются с семейными паттернами интерак­ции (а не с молчанием отдельных участников) и ищут способы обойти защиты, которые в семьях сильнее, чем в группах незна­комцев.

В этой главе рассматривались три варианта адаптации груп­повых методов (составная семейная терапия, терапия множествен­ного воздействия и сетевая терапия), с которыми эксперименти­ровали в 1960-х. Работа с более чем одной семьей одновременно позволяла членам одной семьи увидеть, как другие справляются со сходными проблемами. Однако, если участие других семей использовалось с целью внесения раздора, становилось невоз­можным сосредоточиться на укоренившихся или вызывающих

155

Майкл Николе, Ричард Шварц

Как терапия множественного воздействия, так и сетевая те­рапия привлекали громадные ресурсы для выведения семьи из кризиса. Хотя семейные терапевты в клиниках часто работают в командах, сегодня мы обычно полагаемся на одного терапевта, ведущего семью. Возможно, бывают случаи, когда имеет смысл приложить те изнурительные усилия, которые предлагает тера­пия множественного воздействия. Дополнительное преимущест­во сетевой терапии заключается в том, что она мобилизует есте­ственные ресурсы семейного сообщества. Возможно, эта модель все еще в ходу, потому что она использует ресурсы сообщества, которые остаются доступными и по окончании лечения, и это полезное средство от изолированности некоторых семей.

Коммуникативная терапия была одной из первых и наиболее влиятельных форм лечения семей. Ее теоретическое развитие тесно связано с общей теорией систем, и возникшая терапия стала преимущественно системным подходом. Коммуникации являют собой входящий и исходящий стимулы, доступные для об­наружения, которые терапевты использовали для анализа «чер­ного ящика» интерперсональных систем. Коммуникация стала описываться как обратная связь, как тактика в борьбе за интер­персональное влияние и как симптоматика. Фактически всякое поведение рассматривалось как коммуникация. Проблема в том, что, если со всеми поступками обращаться как с коммуникация­ми, можно подумать: коммуникативный анализ объясняет все, а значит, ничего. Человеческие отношения — не только проблема коммуникаций; последние, вероятно, матрица, в которую встро­ены интеракции, но у человеческих взаимодействий имеются и другие атрибуты — любовь, ненависть, страх, конфликт.

Бейтсоновская группа лучше всего запомнилась концепцией двойной связи, но обессмертившая их заслуга заключается в при­менении коммуникативного анализа к широкому спектру пове­дения, включая семейные динамики. Фактически идея о мета-коммуникации гораздо полезнее, чем понятие двойной связи, и она была усвоена не только семейными терапевтами, но и обще­ственностью вообще. Независимо от того, известен ли большин­ству людей термин «метакоммуникация», они понимают, что все сообщения имеют и передающую и командную функции.

Другая из наиболее значимых идей коммуникативной тера-

156

пии заключается в том, что семьи являются системами, руковод­ствующимися правилами, которые поддерживаются механизмами гомеостаза и негативной обратной связи. Негативная обратная связь отвечает за стабильность нормальных семей и негибкость дисфункциональных. Поскольку последние не имеют адекват­ных механизмов позитивной обратной связи, они не способны адаптироваться к изменяющимся обстоятельствам.

Коммуникативные терапевты позаимствовали модель от­крытой системы у общей теории систем, но их клинические вме­шательства базировались на кибернетической парадигме закры­тых систем. Отношения изображались как борьба за власть и контроль. Хейли уделял особое внимание борьбе за власть между супругами; Вацлавик считал, что основная проблема контроля в семьях является когнитивной. Терапия понималась как силовая борьба, в которой терапевт берет на себя контроль, чтобы пере­хитрить силу того, что поддерживает симптоматику.

Если коммуникации имеют место в закрытых системах — в фантазиях индивида или в частных разговорах семьи, — это сла­бая возможность для приспособления системы. Только тогда, когда некто со стороны, вне системы, обеспечивает входящую сти­муляцию, исправление осуществимо. Это посылка, на которую опирается коммуникативная семейная терапия. Поскольку пра­вила семейного функционирования почти не известны семье, лучший способ исследовать и исправить их — консультация спе­циалиста.

Несмотря на разницу в терапевтических стратегиях Хейли, Джексона, Сатир и Вацлавика, все они считали своим долгом из­менять ущербные паттерны коммуникации. Они добивались этой цели прямыми и непрямыми средствами. Прямой подход, который предпочитала Сатир, добивался изменений при помо­щи того, что семейные правила прояснялись и семьи обучались ясным и недвусмысленным коммуникациям. Можно считать, что этот подход устанавливал базовые правила, или метакомму-никативные принципы, и состоял из таких тактик, как просьба к людям высказываться за себя и указание невербальных и много­уровневых каналов коммуникации.

Но, как отмечал Хейли, «одна из трудностей, заключенных в просьбе к пациентам сделать что-то, связана с фактом, что пси­хические пациенты известны своими колебаниями в выполне­нии того, о чем их просят». По этой причине коммуникативные терапевты стали прибегать к более обходным стратегиям, пред­назначенным для провокации изменений, а не для развития осо-

157

Майкл Николе, Ричард Шварц

С сопротивлением и симптомами справлялись при помощи различных парадоксальных директив, получивших вследствие вольного толкования название «терапевтическая двойная связь». Техника Милтона Эриксона, предписывающая сопротивление, использовалась как средство достижения контроля, как, напри­мер, когда терапевт велит членам семьи не раскрываться на пер­вой сессии. К той же уловке прибегали, чтобы предписывать симптомы, и действия, которые делали неосознаваемые правила очевидными, подразумевали, что это поведение преднамеренно, а терапевт властен над ситуацией.

В конце концов коммуникативная терапия стала фокусиро­ванной на симптоме краткосрочной и директивной. Фокусиро­вание на симптоме согласуется с известной системной концеп­цией эквифинальности, которая означает, что неважно, откуда начинаются системные изменения, — конечный результат все равно одинаков. Кроме того, даже собирая всю семью, коммуни­кативные терапевты сосредоточиваются на супружеской паре — они всегда были более искусными в диадическом, нежели в три-адическом мышлении.

Сегодня теории коммуникативной терапии признаны мейн-стримом семейной терапии, и фокусированные на симптоме вмешательства стали базисом стратегической и фокусированной на решении моделей. К несчастью, когда закоснелая негибкость семей поставила групповых и коммуникативных терапевтов в тупик, они могли преувеличить иррациональную силу семейных систем.

Критический взгляд на систему1

Поначалу терапевты встречали семьи как сильного против­ника. Открытия Фрейда обвиняли семьи как совратителей не­винных детей, а позже — как агентов культурального давле­ния — источника любого типа вины и тревоги. Госпитальные психиатры также считали пациентов жертвами их семей и не

1 Идеи этого раздела адаптированы из книги «Я» в системе» («The Self in the System», Nichols, 1987).

158

подпускали семьи на пушечный выстрел — разве что только для оплаты расходов. Детские работники относились к домашней жизни своих подопечных со свойственным им предубеждением. Они полагали, что испорченные отношения в семье, ответствен­ные за психопатологию, сглаживаются благодаря их собственной лояльности к маленьким пациентам, с которыми они идентифи­цировали себя. Всегда готовые спасать ребенка, они восприни­мали матерей как врагов, которых нужно побороть, а отцов — как второстепенные фигуры, которых можно не замечать.

Коммуникативные семейные терапевты спасали шизофре­ников от психиатрического вердикта о неполноценности, дока­зывая, что их безумная речь имеет смысл как отчаянная попытка разрешения семейных ситуаций. Ненормален не пациент, а се­мейная система. Семейная терапия нацелилась на гуманизацию психических болезней, но, чтобы добиться этого, она создала нечеловеческий, механический объект — систему.

Стремясь заставить отдельных членов семьи перестать быть проводниками культуральных ограничений, практикующие те­рапевты сразу же натолкнулись на сильную семейную неприязнь к независимости личности. Человек, может, и желал бы попра­виться, но семье нужен кто-то в роли больного. Некоторые се­мьи, чтобы сохранить свое равновесие, просто не могут обойтись без «козла отпущения»; болезнь пациента становится необходи­мой для сомнительного здоровья семьи. Все это позволило Дону Джексону охарактеризовать семьи как «руководствующиеся пра­вилами гомеостатические системы». Тогда совсем не замечали, что это описание, изображающее пациентов беспомощными, смещало внимание (равно как и вину) на семью.

Предполагалось, что наблюдения бейтсоновской группы яв­ляются научными, однако их язык для описания семейных сис­тем был воинствующим и агрессивным, часто подразумевающим не просто сопротивление, а сознательное противостояние изме­нениям. Идея об оппозиционности семей привела семейных те­рапевтов к соперничающей позиции. Поскольку семьи воспри­нимались как неразумные системы — одновременно ригидные (цепляющиеся за прежний образ жизни) и ненадежные (не вы­полняющие требований), — их интервьюирование превращалось в борьбу за стратегическое преимущество.

Даже после того, как семейные терапевты переросли наив­ную идею о том, что пациенты — невинные жертвы недоброже­лательных родственников, семьи, упрямо сопротивляющиеся

159

Майкл Николе, Ричард Шварц

Кибернетическая и общая теории систем обеспечили клини­цистов пригодными метафорами для систематизации паттерни-рованных интеракций семейной жизни. Описание семей как систем позволило им увидеть, что группы взаимодействующих личностей могут функционировать подобно составному орга­низму, единому целому. Считалось, что семьи подобны систе­мам, в которых поведение каждого члена связано и зависит от поведения всех остальных.

Большое преимущество системного мышления было в при­знании, что жизни людей связаны воедино, так что поведение семей — это продукт взаимного влияния. Но если забыть, что системные метафоры — лишь метафоры, то можно переоценить их влияние и обесчеловечить членов семьи по отдельности. Один из мифов системы заключается в том, что она обуславливает, а не влияет. Так, например, чрезмерно вовлеченная мать, став бо­лее пассивной, освобождает место для своего мужа, чтобы тот стал более активным; но этот сдвиг в системе не заставляет его вовле­каться. К тому же хоть выпутанному родителю, может, и трудно посвящать детям больше времени, поскольку те спутаны с дру­гим родителем, но это вполне возможно1.

Признано, что системная метафора имеет преимущество в том, что она смещает вину с индивидов, которые считаются за­ложниками своих семейных структур. Если избегаются обвине­ния и не ищутся недостатки — это прекрасно, но отрицание воз­можности самоопределения уже не так хорошо. Здесь таится опасность механизации.

Системное мышление имеет дело с действиями — реальным поведением, но зачастую не особенно отличает человеческие по­ступки от физических движений. Действие считается каузаль­ным результатом механического взаимодействия примитивных «системных сил». Следовательно, терапия может и должна быть арациональной. Правда в том, что действие еще и рационально,

Напомним, что, согласно терминологии Сальвадора Минухина «спуты -ваться» — значит выстраивать хаотичные и прочные взаимосвязи, а «выпутываться» — обособляться и разобщаться. — Прим. ред.

160

Состояние семейной терапии

Семейные терапевты учат нас, что наше поведение неким невидимым, но властным образом, контролируется окружающи­ми нас людьми. Семейные правила и роли действуют подобно невидимым ограничениям, влияющим на все, что мы делаем. Идея, что люди ведут себя именно так, а не иначе, поскольку вы­нуждены проживать определенные роли, может привести к осво­бождению, ведь если кто-то играет роль, то он может обратиться и к новой роли. Например, изменив роли мужественности и жен­ственности, которые строились на половых стереотипах, можно достичь более расширенного и аутентичного самоопределения. Однако если переусердствовать в такой логике рассуждений, то можно прийти к признанию, что роль — это все.

Системное мышление отбрасывает индивидуальность как иллюзию. Проблема возникает, когда роли овеществляются и за­крепляются как предписанные детерминанты поведения и как независимые от фактора личности. Системные мыслители, к не­счастью, подразумевают роли, которые играет человек, а не на­оборот. Но ведь чтобы вызвать в конце концов изменение, при­ходится действовать именно личностям в системе — и неважно, сообща или по отдельности.

Первые семейные терапевты обращались с семьей как с ки­бернетической системой, которая управляет собой посредством обратной связи. Наверное, они уделяли чрезмерное внимание негативной обратной связи, которая заставляет семьи сопротив­ляться изменениям и сохранять гомеостаз, — отчасти потому, что они изучали шизофренические семьи, которым свойственна колоссальная ригидность, а отчасти реагируя на превалирующий тогда психодинамический взгляд на психическую жизнь челове­ка. Тем не менее, как мы теперь понимаем, хоть системное мыш­ление и подготовило наш симбиотический взгляд, метафора о

161

Майкл Николе, Ричард Шварц

Этапы семейной терапии1

ПЕРВЫЙ ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК

Цель первого контакта — получить некую минимальную ин­формацию и договориться со всей семьей о встрече с консуль­тантом. Коротко выслушайте описание существующей пробле­мы, после чего идентифицируйте всех домочадцев и других воз­можных участников (включая источник, откуда было получено направление, и других посредников). Затем договоритесь о пер­вом интервью, конкретизировав, кто будет присутствовать (обыч­но все домочадцы), о его дате, времени и месте.

Причина, по которой со звонящим следует говорить корот­ко, заключается в том, чтобы не дать себе увлечься взглядом на проблему (который обычно бывает линейным и обвиняющим) одного человека. Только в простых телефонных разговорах мож­но открыто предложить семейную терапию, например когда муж или жена просят о супружеской терапии или обеспокоенные ро­дители хотят поучаствовать в лечении своих детей. Однако в большинстве случаев люди звонят, чтобы получить подтвержде­ние своего мнения о некоем человеке как о «проблемном», и с ожиданием, что лечение будет сосредоточено на этом человеке.

Хотя вещи, которые вам нужно усвоить, касаются требова­ний для индивидуальной терапии в случаях с семьями, но наибо­лее важные соображения являются установочными. Во-первых, понимайте и уважайте то, что родитель, ожидающий от вас ин­дивидуальной терапии с его ребенком, или несчастливый супруг, желающий поговорить с вами наедине, имеют совершенно за­конную точку зрения, даже если ваши мнения не совпадают. Во-вторых, если вы ожидаете встречи со всей семьей, ваше наме­рение к этому и спокойное, но настойчивое утверждение в его

1 Следующая попытка описания того, как обычно проводят лечение се -мейные терапевты, временами отражает базовое образование автора в структурной семейной терапии.

162

необходимости, по крайней мере на первой сессии, заставляет большинство семей согласиться на консультацию. При этом не так страшно не знать, что сказать, как испытывать тревогу и не­уверенность относительно необходимости встречи со всей груп­пой, что ставит начинающего терапевта в затруднительное поло­жение, когда приходится уговаривать семьи прийти всем вместе. (Один из способов снизить у новичка-терапевта процент неяв­ки — помочь ему избежать чувства облегчения, когда не прихо­дит семья.)