Но сначала мне хочется сказать

* * *

— Кажется, можно приступать, —сказал гросс-адмирал. — Еще раз запросите Нарвик — все ли готово у Шнивинда?..

Шнивинд был обязан заблаговременно перебазировать линкоры и крейсера на Альтен-фьорд — как можно ближе к коммуникациям. Отсюда линкоры и крейсера в кратчайшие сроки могли выйти на театр войны; отсюда же, из Альтен-фьорда, Гитлеру было уже труднее вытащить корабли обратно на базы. Тогда фюрер должен считаться с тем, что линейные силы флота уже приведены в действие. Сейчас в океане перемещался обратный конвой QP-13, идущий из СССР в Англию, но Редер велел своему штабу закрыть на него глаза — пусть тащится куда хочет; все силы флота устремлены только против PQ-17...

Самолет германской разведки непрерывно завывал возле кораблей конвоя, вне досягаемости зенитной артиллерии, и радисты каравана часто прослушивали его сигналы, выбрасываемые в эфир по адресу Нарвика. Радиолокаторы конвойных тральщиков мычали в тумане надрывно и безнадежно; на их экранах фиксировались пока только айсберги.

В это время немецкие корабли, покинув Тронхейм и Нарвик, уже двигались по фарватерам точно, как трамваи по рельсам.

"Тирпиц" и "Адмирал Шеер", "Хиппер"и "Адмирал Лютцов", а с ними и эсминцы сопровождения начали маневрирование в узостях фиордов, чтобы удобнее сосредоточиться для выхода в океан. Операция продумана с немецкой пунктуальностью — нельзя предупредить только случайности. Первым напоролся форштевнем на скалистую банку "Лютцов". Вслед за крейсером полезли килями на "сахарные головы" три миноносца сразу ("Ганс Лоди", "Карл Галстер" и "Редер"). Это никак не входило в немецкую программу. Казалось, что, перекрывая сцену, вдруг рухнул тяжелый занавес.

— Но игра продолжается, — почти не огорчился Шнивинд. — Информация об авариях достигнет англичан лишь дней через пять, никак не раньше, а за это время мы успеем все обтяпать...

Теперь уже пять подлодок тянулись в нефтяном шлейфе PQ-17, но атаковать караван было немыслимо: идеально гладкое море сразу же выдавало белую косынку буруна, возникавшего от движения поднятого перископа. Конвойные суда пресекали любую попытку гитлеровских субмарин сблизиться для атаки. Англичане методично проводили, контрольное бомбометание, и взрывы глубинных бомб отпугивали немцев, заодно вселяя бодрость в сердца союзных матросов. Так что, читатель, пока все хорошо. Они идут, и, каталось, ничто не сможет задержать их движение по курсу.

Они идут и пусть идут! Мы их ждем.

Вскоре немцы — по словам англичан — нанесли каравану первый "визит вежливости". Когда из розовой дымки вырвался самолет, неся под пузом торпеду, обхваченную когтями кугелей, американцы не сразу поняли, что это противник, — настолько они его не ждали! Сверхсрочнослужащий старшина-артиллерист со знанием дела поучал лопоухих резервистов:

— Вот появился и первый русский самолет. Нас встречают.

Когти самолета разжались, выпуская в море торпеду.

— Вот он посылает нам подарок от "дядюшки Джо" ...

На британских кораблях в исступлении уже трещали "эрликоны", изрыгая массу огня в небо, но в это не смутило опытного сверхсрочнослужащего:

— Все ясно: мы приветствуем русских салютом...

Увидев, что под водой уже рыскает узкое хищное тело торпеды, резервисты разбежались, как зайцы, оставив своего наставника в полном обалдении. Осознав, что надо делать, он кинулся к своей пушке, срывая с нее чехлы... "Визит вежливости" был краток" Караван остался цел, а немцы потеряли один самолет. Но разведчик, словно подвешенный к небу, все еще гудел за облаками. Хамильтон, державший свой флаг на крейсере "Лондон", передал на эсминцы сопровождения Брума:

— Судя по всему, нас навестил дилетант-любитель. Вслед за ним следует ожидать опытных профессионалов.

Крейсера прикрытия ходили в отдалении острыми галсами, иногда спускались по меридиану к юту, срезая курс каравана, потом снова отбегали назад — в затишье черных полярных вод, где липкий туман окутывал их борта.

Ближе к ночи немцы засекли с воздуха присутствие крейсеров Хамильтона, и в Берлине, обдумывая возникшую ситуацию, временно задержали выход "Тирпица" на океанские коммуникации...

Караван PQ-17 вступал в новые сутки — 4 июля, когда США празднуют День независимости. На американских кораблях в эту ночь опять подпольно слушали берлинское радиовещание. Лорд Хау-Хау, вроде бы сочувствуя американским матросам, говорил даже мягко, с душевной тоской в голосе:

— Я ведь предупреждал вас, ребята, чтобы вы не совалось не в свои дела. Германия воюет с большевиками — и вы нам просто мешаете! Однако вы меня не послушались, теперь можете пенять на себя. Завтра по случаю праздника Независимости мы устроим для вас веселые танцы с бесплатной музыкой!

...Ну, ладно. Посмотрим.

Где-то слева остался Шпицберген, пробитый метелями и стрельбой диверсантов, справа — незримо проплыл Медвежий, о котором даже лоция ничего доброго не скажет.

Крейсера Хамильтона, уже рассекреченные противником, теперь следовали в 10 милях впереди по курсу конвоя. На флагманском "Лондоне" была укреплена фальшивая труба, делавшая его похожим издали на линкор "Дюк-оф-Иорк", но даже эта заманчивая цель не соблазнила сегодня немецких мародеров — им было важно уничтожить груз... Потому что потеря груза отражалась на делах Восточного фронта, на делах армии Паулюса, вступающей в битву за Сталинград.

* * *

Выключив моторы, торпедоносец бесшумно спланировал на караван, и только у самой воды взревевшие моторы резко дернули его вперед. Торпеда проскочила несколько. рядов кораблей, не найдя себе цели, пока не врезалась в американский "либерти" по имени "Кр. Ньюпорт". Удар! Упругий толчок вязкого воздуха. Из пробоины выбило купол пламени — так, словно раскрылся красный парашют. И повалил дым...

— Что у вас за шум? — спрашивал Хамильтонс крейсеров.

— Одному янки не повезло, — отвечал Брум с эсминцев сопровождения. — Но он, кажется, заколдован и не тонет.

— Добейте его, — велели с крейсеров...

Англичане быстро сняли "веселых пострадавших. На некоторых были отличные выходные костюмы и чистые белые сорочки с аккуратно завязанными галстуками". Со спасательного судна англичане кричали американцам, державшим тяжелые чемоданы:

— Чемоданы — за борт! Еще чего не хватало...

Когда "Кр. Ньюпорт" получил от союзников торпеду, он только вздрогнул, будто не понимая, за что его бьют свои же, но тонуть не пожелал. Тогда англичане оставили его на волю божию и кинулись нагонять караван. Когда они ушли, из глубин выскочила немецкая подводная лодка "U-255", не так давно потопившая крейсер "Эдинбург" с русским золотом. Приглушенно мурлыкая дизелями, словно сытая кошка возле миски со сметаной, субмарина обошла покинутый корабль по кругу. Немцы записали название судна, его тоннаж, прикинули на глаз, сколько груза на его палубе, потом аккуратно всадили в него третью торпеду. После чего "U-255" дала радиограмму о своей "геройской" победе, — гитлеровские подводники всегда славились фальсификацией фактов (недаром же папа Дениц проверял их работу по сводкам Би-Би-Си).

Свергая за борт контейнеры, "Кр. Ньюпор" нехотя расставался с жизнью. Ну как, читатель? Страшно ли? По-моему, пока еще не страшно, хотя караван PQ-17 уже осиротел. Один офицер и три матроса тонули сейчас вместе с кораблем. Мы не станем задерживаться. Тронемся дальше.

День независимости будет насыщен событиями. Самыми скверными. Самыми гибельными. Самыми непостижимыми!

До этого караван шел строго на восток, но в 16.45 он развернулся на норд-ост (45 ш по компасу) — ближе к паковым льдам. Радисты с PQ-17 постоянно ощущали присутствие противника, не вылезавшего из-под облаков. Там, в поднебесье, сейчас творились какие-то загадочные дела. Над мачтами кораблей ветер трепал флаги сигнала: "Воздушная атака неминуема". Аэростаты поднимались все выше. Боевая тревога, объявленная еще с полуночи, держала прислугу на ногах. Измотанные до предела, с глазами красными, словно в лицо им плеснули кислотой, англичане из-под плоских блинчатых касок вглядывались в небо.

— Кажется, нас уже сажают на сундук мертвеца, — говорили они. — Этот чертов туман! Из-за него нам будет не упредить противника заранее...

Вдруг словно лопнула потаенная пружина. Все закружилось в вихре беспорядочного огня. Динамики корабельных трансляций колотило под мостиками, и они извергали над морем все то, что люди видели или чувствовали.

— Четкий пеленг на кормовых углах... Внимание!

— Насчитал одиннадцать... Летят над "Карлтоном".

— О, господь бог! Их уже двадцать... прямо сюда...

— Ребята, не пора ни просить прибавки к жалованью?

— К черту! Посмотрите, что творится по носу...

— Хэлло, на "Уэйнрайте"! Вы довольны праздником?

Американский эсминец "Уэйнрайт", открыв огонь, пошел навстречу торпедоносцам. Самолеты прорвали полосу тумана и дыма — в лицо германским пилотам брызнули яркое солнце и смерч огня. Не выдержав резких контрастов боя, летчики еще издали положили торпеды на воду. Доблестный "Уэйярайт", выскочивший далеко вперед, оказался в центре хоровода множества торпед, шнырявших вокруг него, словно акулы возле кашалота. Над американцами со звоном лопнул фюзеляж одного торпедоносца, и это отрезвило пилотов — они отвернули назад. Но своей атакой с носа каравана они отвлекли внимание людей от обстановки на кормовых углах, а там...

Сразу 24 торпедоносца прорвались к каравану. Это были новейшие "ХЕ-177", из-под фюзеляжей которых неслись на корабли торпеды. С бреющего полета, в плюмажах рассыпчатой пены, срезаемой ветром, стервятники точной фалангой врезались в караван с кормы.

Когда на тебя, прямо в твою грудь, летит вражеский самолет с торпедой, а в раскаленном клюве его клокочет яркая точка огня и когда кажется, что все пули устремлены только в тебя, — вот тогда наводчику, которому осталось жить мгновенье, надо собрать свою волю в комок, привести врага в скрещение нитей прицела, и тогда... Допустим, ты не успел! Тогда над тобой (уже мертвым) с воем, истребляя на корабле все живое, несется черная тень смерти, и ты, наводчик, будешь отвечать за все — даже за то, что ты погиб раньше, нежели твой автомат успел заговорить: пом-пом-пом... пом-пом-пом!

Навстречу плотному огню кораблей самолеты выстреливали острые пучки трасс, убивая и калеча людей на палубах зажигательными пулями, горевшими еще в полете. Всюду разлетались стекла рубок, жестоко раня лица, выкалывая осколками глаза. Торпедоносцы мчались над самой водой — прямо между бортов кораблей, будто их несло вдоль нескончаемых коридоров...

Грохот. Треск. Звон, Крики. Вой моторов. С площадок стрельбы, будто с заводского конвейера, так и сметало в море сверкающую лавину отстрелянных гильз. Из растворенных ворот контейнеров гулко ухали танки. Это был парадокс войны — танки, плывущие в океане, били (и куда?) по самолетам! Торпедоносцы летели почти вровень с мостиками, и но ним стреляли сейчас из всего, что приспособлено для стрельбы, — даже фальшфейерами, которые красочно, но бессильно разбивались о кабины пилотов.

А над водой, отблескивая медью, неслись торпеды, и теперь множество пушек и автоматов уставились за борт, силясь поразить уже не самолеты, сбросившие смерть, а сами капсулы смерти, в которых заключено полтонны тротила. Трассы перепутались в воздухе, будто разноцветная пряжа. Наводчики уже плохо ориентировались в этом безумном пекле. Часто переводя огонь слева направо (или сверху вниз), они стали задевать свои же корабли, переранив немало моряков на палубах...

Раздался взрыв. Это американский "Хупер" получил в борт сразу две штуки, и машина корабля, разнесенная в куски, с облаком пара, вырвала кверху всю палубу... Нет, этих немцев не остановишь так просто — они воевать умеют.

Еще удар! На этот раз но английскому транспорту...

Где-то полетели за борт плоты и чемоданы. Казалось, прошло немного времени, а между колоннами кораблей уже плавали люди. Их было много, но спасать их было некогда. Англичане остались верны себе, и один из них, уже тонущий, все же успел пошутить:

— Эй, штурман! — крикнул он на проходящее судно. — Брось сюда карту, Я хочу посмотреть, долго ли мне плыть до Москвы...

Советский теплоход "Донбасс" замыкал третью колонну ордера. Он попал в самую гущу боя. Кажется, нашим морякам удалось свалить один самолет, второй полоснули из пулеметов так, что вряд ли он дотянул до берега. Но торпеда уже шла на них, серебря воду газом, — "Донбасс" умудрился отвернуть. Только отвернули — пошла на них вторая (на циркуляции). Она, кажется, даже задела корму, но ее тут же отбросило к черту работой винтов, а там — в кипении — она кувырнулась, быстро затонув.

"Пронесло!" — раздался вздох облегчения на "Донбассе"...

"Донбасс", сам уйдя от смерти, тут же стал подхватывать из воды тонущих моряков-американцев.

Очутившись на палубе советского корабля, спасенные сразу же включились в общую работу.

В этот момент раздался еще один взрыв...

— "Азербайджан"! — закричали на палубах "Донбасса". — Братцы, нашего долбанули... Никак, хана им всем?

(Капитаном "Донбасса" был М. И. Павлов (умер в 1958 г.). У его вдовы О. Т. Павловой в Ленинграде хранятся рейсовые отчеты мужа об участии в караванах PQ и выдержки из вахтенных журналов. За мужество М. И. Павлов был награжден советскими и английскими орденами.)

Да, это случилось, и было очевидно — этого не избежать.

Торпеда поразила советский корабль "Азербайджан".

Командир американского эсминца "Уэйнрайт" сообщал своему командованию: "Сначала русский танкер был охвачен пламенем высотой около 60 метров, потом пламя быстро погасло и над танкером взвились клубы дыма и пара". Английский историк дописывает эту сцену: "Тяжелое орудие в носовой части танкера, укомплектованное исключительно женщинами, продолжало вести огонь в направлении немецких самолетов".

Мощный заряд вырвал кусок борта, изнутри пораженного танкера началось бурное извержение чегото тягучего и маслянистого. "Азербайджан" по инерции еще двигался вперед, медленно вылезая из облака дыма, пара и копоти, сверху на него падали обломки... Потом машина отказала и он замер, окруженный каким-то подозрительным веществом, вытекающим из его пробоины. Союзный тральщик подходил к нему с опаской — каждую минуту море вокруг корабля могло вспыхнуть. Орудия англичан были уже наготове, чтобы разом покончить с танкером, который теперь будет только задерживать остальных на курсе.

Но "Азербайджан" не стал снимать с борта команду.

Но "Азербайджаи", не дал эсминцу расстрелять себя.

"Опасения англичан были напрасны — "Азербайджан" имел в своих "танках" льняное масло, в те времена стратегическое сырье для производства красителей.

С мостика "Азербайджана", усиленный мегафоном, послышался не очень-то дипломатичный окрик:

— Пошли к чертовой матери! В помощи не нуждаемся...

Наведенные прямо на тебя орудия — это, конечно, не "помощь", но сейчас было некогда выбирать слова. На PQ-17 повторилось почти то же, что случилось и на PQ-16 со "Старым большевиком": "Азербайджан", залатав пробоину пластырем, укрепил изнутри борта подпорами, привел в действие помпы, контуженные взрывом торпеды, откачал из отсеков грязную воду и... продолжил свой путь! Флагман конвоя скоро принял с него сигнал:

"№ 52. Занимаю свое место в ордере"...

Немцы отвязались от каравана около 20.30, и понемногу все стихло. Был резкий перепад, словно быстрая смена атмосферных давлений, — от гвалта и стрельбы к удивительной тишине. Англичане, не покидая боевых постов, уже стали пить чай. Корабли PQ-17 поравнялись с немецким "хейнкелем", который, лежа на воде, корчился в едком бензиновом пламени. На его крыле спасался знаменитый ас Ганнеман, возглавлявший нападение торпедоносцев. Он имел на своем личном счету 50000 тонн потопленного тоннажа противника, и смерти ему, как и всем людям, не хотелось". Но ни один из кораблей не задержался, чтобы подобрать его: Даже спасательные суда, замыкавшие строй, прошли мимо, осыпая любимца Геринга свистом, проклятьями и плевками...

Жалеть ли нам этого фашиста?

Нет, не надо жалеть!

Пусть он тонет вместе с пылающим самолетом.

Испытав страшное потрясение, потеряв корабли и команды, караван PQ-17 снова ложился на генеральный курс.

Сталинград! — вот та конечная пристань, на которую должны быть свалены важные стратегические грузы.

Издалека еще слышалась частая стрельба; это англичане добивали раненые транспорта, которые держались на волне, не желая умирать во мраке бездны.... Если бы корабли умели плакать, они бы, кажется, сейчас рыдали!