Нормандская знать в англии, 1066-1100 гг.: Проблемы идентичности

Заключение

В данном исследовании мы предприняли попытку проанализировать формы саморепрезентации нормандской знати в Англии в последней трети XI в., то есть, в более широком плане, рассмотреть проблемы идентичности. Круг вопросов, связанных с трансформациями английской и нормандской идентичностей уже не раз рассматривался в историографии, поэтому нашей главной задачей было изучение того, что может добавить к нашим представлениям на этот счет анализ документальных, нормативных и эпистолярных источников.

Мы исходили из того, что для рассматриваемого нами периода, когда формуляр средневековых грамот, предписаний и писем еще был достаточно вариативным, за перечислением этнонимов и титулов в преамбуле к документу стояло определенное содержание, отражавшее, отчасти, пожелания лица, от имени которого составлялась грамота. Правители Англии и Нормандии внимательно относились к удостоверительной части формуляра документа, и их подписи, соотносящиеся с титулатурой, которая содержалась в начальном протоколе, также позволяют говорить о том, как они себя называли и кем представляли.

Проведенный нами анализ грамот королей Англии Вильгельма Завоевателя и Вильгельма Рыжего, королевы Матильды, сыновей Вильгельма, представителей нормандской знати (графов и баронов Англии), и нормандского духовенства показал, что основным фактором, оказавшим влияние на саморепрезентацию нормандской знати, было осознание ими собственного превосходства над побежденными жителями Англии. Наряду с этим, представители правящей элиты, находясь в Англии, стремились не «отдаляться» от подданных своего герцогства. Вильгельм Завоеватель, неизменно идентифицировавший себя в Англии как rex Anglorum, проявлял гибкость и в континентальных грамотах фигурировал уже как rex Anglorum и dux/princeps Normannorum. Более частое использование в грамотах титула rex Anglorum позволяет говорить о первичности для Вильгельма самоидентификации как короля Англии, тогда как сопутствующая титулатура являлась, скорее, дополнением к главному и наиболее важному для него самого титулу. Подданные Вильгельма в грамотах, выпущенных в Нормандии, именуют его, в первую очередь, герцогом нормандцев (хотя его титулатура могла включать и королевский статус (герцог нормандцев и король англичан)), в английских документах – королем англичан (реже присутствовал герцогский титул, который сам по себе в Англии не употреблялся вовсе). Вильгельм, важнейшей задачей которого была легитимация своей власти, не только сохранил сложившуюся в Англии к 1066 г. англосаксонскую канцелярскую традицию, но и в ряде документов позиционировал себя как родственника короля Эдуарда (Eadwardi, proponqui nostri). Наиболее типичным обращением было ко «всем своим соратникам и верноподданным, французам и англичанам» (omnibus ministris et fidelibus suis, Francis et Anglis).

Саморепрезентация ближайших родственников короля, в случае Вильгельма Завоевателя – его супруги Матильды и сыновей Роберта, Вильгельма, Ричарда и Генриха, строилась через указание, помимо титула, на их родственные связи с Вильгельмом. Так, Вильгельм Рыжий в грамотах своего отца, как правило, назывался «герцогом» (comes) и «сыном короля» (filius regis), «его [Вильгельма Завоевателя] сыном» (filius eius). После 1066 г. сыновья Вильгельма I в документах стали именовались «герцогами», при этом, в отличие от их отца, который также оставался «герцогом нормандцев» (dux Normannorum), для обозначения их титула использовался термин comes.

Представители нормандской светской знати, новые английские графы и бароны при саморепрезентации ясно осознавали первичность своего нормандского происхождения, но не пренебрегали и новоприобретенными землями. В их грамотах, наряду с нормандскими часто фигурируют и английские титулы. В документах знати отчетливо прослеживается этнонимическое «превосходство» нормандцев (французов) над англичанами (документы Гуго д’Авранша).

В преамбулах грамот нормандских священнослужителей содержится интитуляция, которая состоит из наименования церковной должности того или иного духовного лица и соответствующего топонима, при этом наиболее традиционной является формула: «я, епископ Авранша / Лизье / Байе». Последовательность изложения материала и структура документов не зависели от их «действующих лиц», они были схожими с грамотами английских королей. По схожей формуле составлялись грамоты на территории Англии. При этом, если то или иное духовное лицо имело еще и светский титул, он неизменно следовал за церковной должностью («Одо, епископ Байе и граф Кента») (подобное расположение титулов было обусловлено, на наш взгляд, степенью важности для самого священнослужителя).

Титулы, содержащиеся в законодательных памятниках (главным образом, в документах короля Вильгельма Завоевателя), более формальны. Сами тексты законов демонстрируют неравенство двух этнических групп: если у нормандца была возможность выступать в суде с помощью своих свидетелей «по законам Нормандии» (per testes suos secundum legem Normannie), то англичан судили по тем законам, которые установил Вильгельм Завоеватель. Однако, как показал наш анализ, юридические документы в целом использовались в качестве средства саморепрезентации в существенно меньшей степени, чем грамоты.

Для анализа самовосприятия церковной знати, помимо многочисленных грамот, нами был разобран обширный эпистолярный материал, а также постановления ряда синодов. Эпистолярные источники рассматриваемого нами периода, несмотря на то, что они составлялись в канцелярии по жесткому формуляру и содержали общепринятые формулы, позволяют сделать некоторые дополнительные выводы о самовосприятии их гипотетических авторов. Проанализированные нами письма архиепископов Ланфранка и Ансельма содержат традиционные для эпистоляров формулы, в которых отражены характерный для средневековья топос самоуничижения, а также прославление своего адресата (в случае, если последний занимал более высокую церковную должность). При этом в обращении к получателю письма использовались шаблонные фразы: имя священнослужителя и его территориальная принадлежность. Интересный материал содержит переписка архиепископа Ланфранка. Так, факт того, что Ланфранк называл себя в одном из писем “novus Anglus” и причислил к “nos Anglos”, не позволяет нам сделать общий вывод о его идентичности: в данном случае в источнике зафиксировано исключение, нежели правило. Преемник Ланфранка Ансельм в одном из писем называет Кентербери «нашим другим домом на нашей земле», и это не первый случай, когда в тексте его посланий фигурируют местоимения «наш», «наши». Однако данные замечания все же носили единичный характер, к тому же тот факт, что после вступления в должность архиепископа Кентерберийского Ланфранк и Ансельм большую часть времени находились на территории Англии, не позволяет нам причислить их к англичанам, несмотря на немногочисленные заверения источников.

Для того чтобы получить более целостное представление о нормандской идентичности, и оценить, в какой мере форма и содержание саморепрезентации определялись жанром текста, мы сочли необходимым проанализировать еще раз нарративные источники, многие из которых уже были неоднократно рассмотрены с разных позиций в зарубежной и отчасти отечественной историографии. В нормандских текстах (как и в англо-нормандских грамотах) подчеркивается исключительность нормандцев, их превосходство над англичанами. Однако в хрониках, в отличие от документальных памятников, используется более возвышенная лексика и гиперболизированные образы. Нам также кажется достойным внимания тот факт, что в английских источниках не проводится никакой этнической границы между нормандцами, французами, бретонцами, участвовавшими в завоевании, – они все именуются «французами», при том, что нормандские хронисты старательно эти различия подчеркивают. Любопытно, что сам король Вильгельм, обращаясь к своим подданным, называл их «французами и англичанами», возможно, отдавая дань принятой в Англии терминологии.

Обобщая полученные результаты, можно сказать, что идентичность нормандской знати в Англии в рассматриваемый нами период строилась из двух основных элементов: чувства собственного превосходства над «другими» (в роли которых выступали англичане) и ощущения неразрывной связи со своей родиной Нормандией. До определенной степени можно констатировать, что идентичность нормандцев не претерпела заметных изменений ни в результате завоевания 1066 г., ни в последующие сорок лет.