О чем спорят историки (вместо вступления) глава что скрывается за цифрами



бет1/12
Дата08.07.2016
өлшемі1.48 Mb.
#185255
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12
СОДЕРЖАНИЕ
О ЧЕМ СПОРЯТ ИСТОРИКИ (ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ)
ГЛАВА 1. ЧТО СКРЫВАЕТСЯ ЗА ЦИФРАМИ

  1. Свидетельства документов

  2. Что сообщают «книги памяти»

ГЛАВА 2 КАК ЭТО БЫЛО



  1. Судьбы почетных чекистов

  2. июль 1937

  3. август-декабрь 1937

  4. январь-апрель 1938

  5. май-август 1938

  6. Замысел кулацкой операции

  7. Отступление – 1: Попытка уничтожить Церковь

ГЛАВА 3 «ТЕНЬ! Знай свое место!»



  1. Рост влияния руководства НКВД

  2. «Северокавказцы» и «кавказцы»

  3. Школа Евдокимова

  4. «Северокавказцы» в 1936-1938 гг.

  5. Что пытался найти Берия

ГЛАВА 4 ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ (ОСОБЫЕ ПОРУЧЕНИЯ)

Отступление – 2: За что убили Слуцкого

Отступление - 3: «Особые поручения» на Тихом океане.


«СЛОВО и ДЕЛО». Вместо заключения

О ЧЕМ СПОРЯТ ИСТОРИКИ (ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ)


О ЧЕМ СПОРЯТ ИСТОРИКИ (ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ)
Историки, изучающие советскую эпоху, не могут пройти мимо «загадки 1937 года». За два года в стране было уничтожено почти 682 тыс. человек, в местах лишения свободы оказалось почти полтора миллиона заключенных. Если в 1929-1936 среднее число расстрелянных по политическим статьям в год составляет несколько тысяч, то в 1937 – 353074, а в 1938 - 328618. Затем, в 1939 г., количество расстрелянных снова возвращается к «средним цифрам» перовой половины тридцатых годов. Эта кривая расстрелов происходит на фоне плавного роста числа заключенных ГУЛАГа.

Неизбежно возникает вопрос: в чем причины такого скачка массовых расстрелов именно в эти два года? Более того, почему репрессии происходят спустя 20 лет после революции, в условиях относительной политической стабильности? Понятны причины «красного террора» в годы гражданской войны, понятны причины расстрелов и ссылок в период коллективизации. В том и в другом случае в стране происходит острейший социально-политический конфликт, сопровождающийся перераспределением собственности. Но во второй половине 30-ых нет столь же заметных социальных конфликтов, для решения которых необходимо было применить столь масштабное насилие.

Историография событий второй половины 30-ых гг. насчитывает сотни работ. Вместе с тем основных концепций всего несколько. С самого начала хочу оговориться, что историографический обзор построен на анализе концепций, за которыми стоит определенная традиция интерпретации событий второй половины 30-ых.

Первая попытка теоретически осмыслить события 30-ых гг. была предпринята в рамках марксистского метода. Наиболее развернуто этот подход был сформулирован Л.Д.Троцким в «Преданной революции».

Историческое исследование, основанное на этой концепции, представлено И.Дойчером. Важнейшие причины становления сталинизма у И. Дойчера совпадают с анализом Троцкого в книге «Преданная революция». Это слабость российского рабочего класса, который не смог стать ни стабильной социальной базой советской власти, ни источником руководящих кадров для большевистской партии. Кроме того Дойчер указывает на влияние материальной отсталости на социалистические строительство. Сочетание слабости рабочего класса и отсталости, по мнению Троцкого, стало основой бюрократизации советского государства и вырождения революции.

Сталинизм, писал И. Дойчер, был, прежде всего, продуктом изоляции русского большевизма в капиталистическом мире и взаимной ассимиляции изолированной революции и российских традиций. Он оценивал сталинский режим с его культом, автократией, дисциплиной и ритуалом как политическую надстройку, воздвигнутую на базе примитивного первоначального социалистического накопления1.

В России марксистская интерпретация представлена работами В.З.Роговина. Исследователь считает, что сталинский террор выражал интересы бюрократии и был направлен на лишение народа завоеваний Октября. "Политический смысл и политические результаты великой чистки уже в конце 30 х годов были адекватно оценены наиболее серьёзными западными аналитиками. В докладе английского Королевского института внешних сношений, опубликованном в марте 1939 года, говорилось: "Внутреннее развитие России направляется к образованию "буржуазии" директоров и чиновников, которые обладают достаточными привилегиями, чтобы быть в высшей степени довольными статус кво... В различных чистках можно усмотреть приём, при помощи которого искореняются все те, которые желают изменить нынешнее положение дел"2.

В интерпретации событий исследователь широко использует оценки Л.Д.Троцкого. С его точки зрения "правящая бюрократия развязала ряд малых гражданских войн против коммунистической оппозиции, переросших в большой террор 1936-1938 годов". По сути это "белогвардейский … террор… уничтоживший намного больше коммунистов, чем это сделали даже фашистские режимы в Германии и Италии, реализовался в специфической и не предвиденной марксистами политической форме: он осуществлялся изнутри большевистской партии, её именем и руками её руководителей"3.

По мнению Роговина террор направлен против тех слоев бюрократии который сохраняли остатки верности коммунистическим идеалам. "Зверское очищение правящего слоя от инородных элементов, т. е. тех людей, в сознании которых сохранилась верность традициям большевизма, имело своим следствием всё больший разрыв между бюрократией и массами"4.

Иными словами суть концепции Роговина в попытке описать события, как разрыв режима Сталина с революционным прошлым, в конфликте между диктатурой и старыми большевиками. Свою точку зрения он обосновывает анализом выступлений членов ЦК на февральско-мартовском 1937 года пленуме, рассказами Орлова и Кривицкого о конфликте Сталина с «ленинской гвардией» и др. Попыткой уничтожить силы, несущие «традиции Октября» он считает, дело Тухачевского.

Роговин согласен, что «великая чистка на первый взгляд представляется пароксизмом бессмысленного иррационального насилия. Даже многие серьёзные исследователи сводят её политическую функцию исключительно к устрашению народа и тем самым - к предупреждению всякого сопротивления господствующему режиму. Такая концепция, сохраняя многочисленные белые пятна в истории советского общества, сводит сложную и противоречивую картину исторических событий к упрощённой схеме: всемогущий Сталин, всецело подчинившаяся ему партия и рабски бессловесный народ". Он пытается опровергнуть представление о том, что Сталин - единственный субъект политической истории СССР во второй половине 30-ых.

С точки зрения Роговина, сталинский террор был попыткой нанести удар по тем силам в партии, которые пытались реально сопротивляться диктатуре: "ежовщина" была превентивной гражданской войной против большевиков-ленинцев, боровшихся за сохранение и упрочение завоеваний Октябрьской революции"5. В качестве доказательств изложенной точки зрения он приводит факты сопротивления троцкистов в оппозиции, героическую борьбу троцкистов в тюрьмах, попытку Пятницкого организовать сопротивление террору на июньском пленуме.

Наблюдения о политическом смысле чистки приводят Роговина к поиску социального смысла трагедии. "Такое масштабное явление, как великая чистка, не могло не иметь своей социальной базы - в виде групп населения, кровно заинтересованных в массовых репрессиях». Эту социальную базу он обнаруживает в слое сталинских выдвиженцев и великую чистку 1936-1938 годов называет сталинской "кадровой революцией".

Работы Роговина и до сего дня представляют собой наиболее подробное описание политической жизни в СССР в 30-ых. Вместе с тем концепция Роговина не свободна от недостатков.

Как будет показано ниже, невозможно объяснить репрессии против коммунистов стремление избавиться от «старых большевиков». Как известно на XVII съезде избран 71 член и 68 кандидатов ЦК ВКП(б) 6. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на XVII съезде, в 1936-1940 годах было репрессировано подавляющее большинство - 101 человек. Естественно возникает ряд вопросов: чем отличается меньшинство от большинства и как меньшинство могло уничтожить большинство. И кто собственно «старые большевики»?

В действительности если считать «средний год» (год рождения, вступления в партии, избрания в ЦК), то выясниться, что «родились» репрессированные членов ЦК – 1893 г., в партию «вступили» в 1911, а в состав руководящих органов партии вошли в 1927г. Конечно эта цифра средняя, она включает в себя и Рыкова (1881 года рождения, в РСДРП с 1898 г, в ЦК – с 1905 г.) и Косарева (1903 года рождения, в партии с 1919, в ЦК с 1930). Для сравнения: средний возраст выживших членов ЦК – тоже 1893 г., год вступления в партию – 1907, а избрания в ЦК – 1925 год. Эта средняя цифра включает в себя и Сталина, и Берия (1899 года рождения, в партии с 1917, в ЦК – с 1934). Для всех, кто знаком с историей партии понятно, что такое четыре года в партстаже – до или после кризиса РСДРП в 1908-1911 гг. и что означает два года в ЦК – до или после разгрома троцкистско-зиновьевской оппозиции. Логичнее было бы предположить, что выжившие будут моложе по политическому стажу, но все наоборот. Вместе с тем принципиальной разницы нет. Достаточно вспомнить, чем отличается ЦК 1934 года от ЦК 1939 года7.

Хочется обратить внимание и еще на одно обстоятельство. Из 101 репрессированного члена и кандидата в члены ЦК, 14 вошли в этот орган в 1930 году и 30 – в 1934. 44 человека из 101 – 44%. Среди выживших соответственно 13 из 32 . То есть – 40%. Иными словами чистка в ЦК - это конфликт и среди т.н. «старых большевиков», и среди тех, кто выдвинулся при Сталине, в 30-ые (среди «сталинистов»)8.

Только для событий весны 1937 можно утверждать, что репрессированные члены ЦК (Пятаков, Сокольников, Рыков, Бухарин и др.) имеют больший партстаж, чем выжившие и могут быть охарактеризованы как «старые большевики». В дальнейшем их характеристики были некритично перенесены на всех репрессированных членов ЦК.

В 1937-1938 гг. были репрессированы те, кто ранее активно поддерживал Сталина. Чем репрессированные члены ВКП(б) в глазах Сталина хуже, чем выжившие? Пока мы не разберемся в механизме изменений, трудно будет понять их смысл. Надо не просто знать, чем все кончилось, но и понимать, как это происходило, «как это было». Почему одни руководители сменяли других. Почему из членов ЦК одни исчезли, а другие нет? Почему Орджоникидзе исчез, а Микоян нет? Чем вызвано появление именно этих новых руководителей? Почему Тухачевский погиб, а Шапошников нет, почему Рокоссовского арестовали, но не расстреляли, а Василевского и не арестовали? Почему погибли М.Кольцов и И.Бабель, а И.Эренбург нет? Чем в глазах власти Б.Пильняк и О.Мандельштам были хуже А.Толстого и М.Булгакова? Почему разгром Церкви сопровождался критикой пьесы Д.Бедного «Богатыри» за «очернение» Крещения Руси? Почему погибали и сталинисты, и антисталинисты? Необходим детальный анализ всего происходившего.

Кроме того, Роговин, конечно, знает, что основная масса репрессированных пострадала в ходе массовых операций, однако, подробно характеризует только удар который наносился по коммунистической элите СССР. Реальный социальный и политический смысл и кулацкой, и национальной операций не вскрыт. Иногда складывается впечатление, что указание на гибель сотен тысяч людей нужно лишь для того, чтобы политически осудить сталинистов.

Ряд деталей проигнорирован исследователем. Например, не описаны и не объяснены прогерманские высказывания Тухачевского зимой 1936 г. во время поездки в Европу. Практически проигнорированы сведения об уничтожении десятков тысяч священников, разгроме Русской Православной Церкви в 1937-38 гг.

В 1950-ые гг. наиболее популярной среди исследователей была концепция тоталитаризма. По справедливому замечанию Меньковского «определенные различия в интерпретации тоталитарной концепции сохранялись постоянно», однако, можно выделить базовые идеи. Тоталитарная диктатура отличается массовой социальной базой, является крайне бюрократизированной системой власти. Для тоталитарного режима характерно систематическое использование террора, режим личной власти диктатора. Под властью тоталитарной диктатуры общество находится в состоянии перманентной революции или перманентной войны9.

Как известно, школа тоталитаризма сложилась в 1940-1950-х гг. на Западе, в 1990-х гг. она получила широкое распространение в нашей стране. В настоящее время в русле этой интерпретации работает И.В.Павлова. Как можно понять она исходит из традиционного определения тоталитаризма, предложенного З.Бжезинским: «1) официальная идеология, полностью отрицающая ранее существовавший порядок и призванная сплотить всех граждан общества для построения нового мира; 2) единственная массовая партия, возглавляемая одним человеком (диктатором), организованная на олигархических принципах и тесно интегрированная с государственной бюрократией; 3) террористический контроль не только над «врагами» режима, но над всеми, на кого укажет перст партийного руководства; 4) партийный контроль над всеми средствами массовой информации; 5) аналогичный контроль над всеми вооруженными силами; 6) централизованное бюрократическое управление экономикой10.

С точки зрения Павловой «следование тоталитарному подходу к событиям 30-х годов заставляет …признать регресс страны, ее откат в историческом развитии по сравнению с периодом конца XIX — начала XX вв., особенно на пути формирования традиций отношений частной собственности и правовой культуры в обществе, а также признать факт деморализации российского народа и решающую роль в этом политики сталинских репрессий, в результате проведения которой народ стал не только жертвой, но и соучастником действий власти»11 .

Исследователь считает, "что сталинская власть с начала 1930-х годов последовательно раскручивала маховик Большого террора, и инициативная роль Сталина здесь несомненна"12.

Еще 7 января 1933 г. на объединенном пленуме ЦК и ЦКК в докладе "Итоги первой пятилетки" Сталин сформулировал программу "зачистки" общества от антисоветских элементов. "Промышленники и их челядь, торговцы и их приспешники, бывшие дворяне и попы, кулаки и подкулачники, бывшие белые офицеры и урядники, бывшие полицейские и жандармы, всякого рода буржуазные интеллигенты шовинистического толка и все прочие антисоветские элементы" не могут принять социалистических преобразований. "Поэтому единственное, что остается им делать, - это пакостить и вредить рабочим, колхозникам, Советской власти, партии… "- цитирует Павлова Сталина. Однако, по ее мнению, в первой половине 30-ых реализовать "зачистку" общества не удалось.

Однако, сталинское руководство не отказалась от своего замысла. "Карт-бланш сверху на обвинения в саботаже, вредительстве, воровстве и хищениях открывал широчайший простор для расправы со всеми неугодными власти людьми... К тому же в обществе с сильными патриархальными предрассудками такая борьба стала наиболее действенным способом канализации массового недовольства"13.

Поскольку "завершающая операция по "построению социализма" планировалась одновременно с подведением итогов первой пятилетки, но …сорвалась" Сталин вернулся к своему замыслу по окончании второй пятилетки. "Именно неудачей в исполнении первоначального замысла можно объяснить содержание той самой телеграммы, которую направили Кагановичу и Молотову 25 сентября 1936 г. Сталин и Жданов, отдыхавшие в Сочи. В ней предусматривался ряд кадровых перестановок, и первая касалась НКВД.

Речь идет об известной телеграмме вечером 25 сентября 1936 года: «Первое. Считаем абсолютно необходимым и сроч­ным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей зада­чи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом го­ворят все партработники и большинство областных представителей НКВД. Замом Ежова в наркомвнуделе можно оставить Агранова.

Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова с НКсвязи и назначить на пост НКсвязи Ягода. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотиви­ровке, так как оно и так ясно…

Пятое. Ежов согласен с нашими предложениями.

Шестое. Само собой разумеется, что Ежов остается секретарем ЦК.

Сталин, Жданов».

"Именно в этом контексте подготовки завершающей кампании по "построению социализма" находится, - по мнению Павловой, - следующая цепь событий: убийство Кирова 1 декабря 1934 г. и последовавшие за ним закрытое письмо ЦК ВКП(б) "Уроки событий, связанных с злодейским убийством С.М. Кирова" (18 января 1935 г.), новая чистка партии в виде проверки учетных документов, объявленная циркулярным письмом Сталина от 13 мая 1935 г., закрытое письмо ЦК "О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока" от 26 июля 1936 г. и широко известные ныне инсценировки судебных процессов. Непосредственно перед принятием Конституции и подготовкой к выборам состоялись процесс по делу так называемого Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра (19 - 24 августа 1936 г.), Кемеровский процесс с разоблачением "диверсионно-вредительской деятельности троцкистов" (19 - 22 ноября 1936 г.), процесс по делу так называемого Параллельного антисоветского троцкистского центра (23 - 30 января 1937 г.) и началась подготовка процесса так называемого Антисоветского правотроцкистского блока, первым шагом к организации которого стала принятая на февральско-мартовском 1937 г. пленуме резолюция по докладу Ежова о передаче дела Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова в НКВД14.

Слабой стороной этой версии является то, что жертвы указанных процессов 1935-1937 гг. – «троцкисты», «зиновьевцы» и «правые» никак не попадают под категорию «промышленников, торговцев, бывших дворян и попов, кулаков и подкулачников, бывших белых офицеров и урядников» указанных как целевая группа в 1933 г.. Вовсе не чуждое социальное происхождение инкриминировалось подсудимым на этих процессов. Иными словами нет объяснения того, почему репрессии затронули и представителей тех социальных групп, которые пострадали от политики советской власти, и руководство ВКП(б).

В рамках концепции тоталитаризма по сути работает и такой видный исследователь как О.Хлевнюк. Он считает, что "справедливо отвергая апологию террора, многие антиста­линисты нередко впадают в другую крайность. Не желая ни­чего объяснять, они рассматривают любые попытки понять причины репрессий как стремление оправдать их. Но посколь­ку известные факты террора приходится как-то истолковы­вать, постольку все сводится к размышлениям о психической неполноценности Сталина, палаческой натуре вождя и его со­ратников, к общим замечаниям о тоталитарной природе режи­ма»15 и т.п.

Он спорит с публицистическими версиями в основе которых лежит концепция, объясняющая драматические события особенностями личности тирана Сталина, который был гениальным злодеем. В отечественной историографии эта версия лучше всего изложена Д. Волкогоновым, сформулировавшим тезис, о «цезаристском» характере режима личной власти Сталина [46, С. 353]. Действительно, личная власть Сталина укрепилась в ходе «Большой чистки». Но при внешней убедительности этой версии, она практически игнорирует, что террор имел ясно выраженный социальный аспект - в конце 30-х произошла ротация властной элиты.

В целом исследование Хлевнюка опирается на концепцию тоталитаризма. «Факторы, предопределившие "большой террор", - считает он,- условно можно разделить на две группы. Первая — это общие причи­ны, по которым террор и насилие в более мягких формах были главным оружием государства на протяжении всего советско­го периода, и особенно в 30-50-е годы. По этому вопросу в литературе существует большое количество соображений, развивающих теорию "перманентной чистки", согласно которой постоянные репрессии были необходимым условием жиз­неспособности советского режима, как и всякого другого ре­жима подобного типа»16. Исследователи отмечают, что репрес­сии, "подсистема страха" выполняли многочисленные функ­ции. Одна из главных — удержание в повиновении общества, подавление инакомыслия и оппозиционности, укрепление единоличной власти вождя. Кампании против вредителей и "переродившихся" чиновников были также достаточно эф­фективным методом манипулирования общественным созна­нием по принципу: все хорошее — от партии и вождя; все плохое — от врагов и "разложившихся" местных руководите­лей. Репрессии и насилие можно рассматривать как необходи­мое условие функционирования советской экономики, основу которой составляло прямое принуждение к труду, дополнявшееся на отдельных этапах широкомасштабной эксплуата­цией заключенных. Перечень подобных наблюдений можно продолжать. Каждая из террористических акций, включая массовые репрессии 1937-1938 гг., в той или иной мере выпол­няла эти общие функции.

Хлевнюк считает, что в принципе: "такова природа любого насилия. Однажды прибегнув к нему, уже трудно оста­новиться. Произвол порождает противодействие и ненависть, и, чтобы удержаться у власти, диктатура прибегает к более жестокому террору". Однако, считает исследователь, выяснение общих причин существования террора как основополагающего элемента диктаторского режима не исключает необходимости конкретизации этих причин при­менительно к отдельным периодам советской истории.

Полемизируя со сторонниками концепции «высокой степени автономности и бесконтрольности местной репрессивной инициативы» (см. ниже), он настаивает на том, что «чистка» 1937-38 была целенаправленной операцией, спланированной в масштабах государства». Основной целью этой политики он считает ликвидацию «пятой колонны» (миллионов и миллионов обиженных политикой власти в предыдущий период)»17.

С точки зрения Хлевнюка, можно утверждать, что "чистка" 1937-1938 гг. была целенаправлен­ной операцией, спланированной в масштабах государства. Она проводилась под контролем и по инициативе высшего ру­ководства СССР. Решения о начале террора были санкционированы и утверждены Политбюро. Исследователь имеет ввиду постановление от 2 июля 1937 года и приказ № 00447 от 31 июля 1937 года, постановление от 31 января 1938 года и другие документы.

Опираясь на концепцию Хлевнюка, Н. Петров и М. Янсен выступили с работой «Сталинский питомец» - Николай Ежов». В исследовании описывается содержание приказа № 00447 о репрессировании антисоветских элементов. Всего приказ установил, что должно быть осуждено 75950 человек по 1 категории (к ВМН) и 193000 - по 2 категории (к 10 годам лишения свободы). Для каждого региона был установлен свой лимит, в рамках которого должна была действовать тройка. Председателем тройки был региональный руководитель НКВД, в тройку входили представители партийных органов. Решения тройки носили внесудебный характер и обжалованию не подлежали.

Авторы описывают практику увеличения лимитов региональным руководством. В ряде случаев увеличение лимитов проводилось через решение Политбюро. Известно несколько десятков таких решений. Кроме того, лимиты повышались и решением руководства наркомата внутренних дел без письменной санкции Политбюро. Удалось установить, что всего в ходе кулацкой операции репрессировано 767397 человек, из которых 386 798 расстреляно. 300 000 репрессировано в результате превышения лимитов, принятого с санкции только руководства НКВД (или, что возможно, минуя эту санкцию).

Исследование содержит ряд новых сведений о встрече Ежова с местными руководителями НКВД в середине июля 1937 года (это совещание устанавливается по материалам следствия над чекистами 1939 года), о раннем стар­те» операции в некоторых регионах в конце июля — начале августа 1937 года, об изменениях в составе троек). Большое значение имеют данные о количественных размерах операции: общее количество приговорённых тройками, казнённых, на основании решений Сталина, либо без формального решения Политбюро. Авторы, как и Хлевнюк убеждены, что Ежов был лишь исполнителем воли Сталина. Несмотря на «перегибы», раз­мах репрессий, осуществляемых в соответствии с приказом №00447, не выходил за рамки спущенных сверху лимитов. В поисках при­чин «кулацкой операции» Янсен и Петров ссылаются на мнение Хлевнюка, согласно которому Советский Союз с 1937 года готовил­ся к войне и с помощью массовых операций стремился лишить со­циальной основы потенциальную «пятую колонну». Правда они, опираясь на высказывание Сталина, что успешное проведение выборов было возможно, потому что своевременно провели репрессии, допускают связь между операцией и запланированными по новой схеме выборами в Верховный совет18.

В 2003 году вышла работа Р.Биннер и М. Юнге «Как террор стал «Большим», посвященная «кулацкой операции». Работа построена на анализе официальных документов в которых, «деталь­но регулировались все существенные вопросы репрессивной кампа­нии: начало, завершение, интенсивность, сроки и фазы акции, целевые группы и региональные лимиты репрессий, механизмы вынесения приговора, мера наказания, назначение и отзыв исполнительного персонала репрессий»19. Исследователи подробно описывают ход операции, этапы, региональные особенности. С фактической стороны данные этой работы совпадают с результатами исследования «Сталинский питомец» - Николай Ежов», что отчасти объясняется тем, что они опираются на ранний вариант книги Н.Петрова и М.Янсена, вышедший на английском языке. Правда внесен ряд уточнений. С точки зрения авторов всего Политбюро утвердило лимитов (приказ № 00447 и повышения лимитов) на 452700 (в том числе 226450 по 1 категории). НКВД утвердило лимитов на 129655 по 1 категории и 170960 по 2 категории. Более 14 000 репрессировано без санкции и Политбюро, и центрального аппарата НКВД. Кроме того, в работе использованы исследования хода кулацкой операции в регионах (Карелии, Татарстане, Украине, Туркмении). В результате Р.Биннеру и М. Юнге удается составить таблицу, описывающую ход репрессий в каждом регионе, им принадлежит идея соотнести размах операции с населением региона, установить «средний процент» репрессий.

С точки зрения Биннера и Юнге «осуждённые в рамках кулацкой операции лица в большинстве своем относились к группам населения, которые, как считалось уже давно, … совсем нельзя интегрировать в советское общество…». Авторы обосновывают свое мнение «крайне высоким количеством жертв среди духовенства и членов религиозных объединений, а также бывших политических партий и группировок... Очевидное систематическое преследование хулиганства, уголовных преступлений и маргинализированных групп населения также заключало в себе аспект чистки общества от нежелательных элементов…»20.

Иными словами они спорят с тезисом о том, что смысл массовых операций – уничтожение «пятой колонны» в условиях угрозы надвигающейся войны. С их точки зрения развитие кулацкой операции «с неизбежностью вело к превращению террора в инст­румент социальной технологии», социальной инженерии. По сути они согласны с И.Павловой в том, что планировалась «зачистка» советского общества от социально-опасных элементов.

Анализу национальных операций посвящены статьи Н.В.Петрова и А.Б.Рогинского "Польская операция НКВД в 1937-1938 гг."21 и Н.Охотина, А.Рогинского "Из истории немецкой операции НКВД 1937-1938 гг."22. В этих работах показано, что всего по национальным операциям осуждено почти 247 тыс. по 1 категории и 96,5 тыс. по 2 категории, причем устанавливается количество репрессированных в каждом регионе. В рамках польской более осуждено 110 тыс. человек по 1 категории и почти 29 тыс. по 2 категории, в рамках немецкой почти 42 тыс. человек по 1 категории и больше 13 тыс. по 2 категории.

Авторы анализируют известный приказ 00485 и закрытое письмо «О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР», Несмотря на то, что в этих документах речь "велась не о поляках как таковых, а о польских шпионах, все-таки из него следовало, что под подозрением оказывается едва ли не все польское население СССР, а это довольно трудно увязывалось с официально провозглашаемыми государством интернационалистскими лозунгами. К тому же среди сотрудников НКВД было немало поляков. Не могли не вызвать вопросов и отдельные формулировки, касающиеся категорий лиц, подлежащих аресту, например: все перебежчики или все бывшие военнопленные. Не те из них, кто подозревается во враждебной деятельности, а именно все".

По мнению авторов "приказ 00485 стал «модельным» для директив НКВД по всем последующим, открытым после августа 1937 г. национальным операциям — румынской, латышской, финской, и др.: везде следовало исходить из наличия разветвленной шпионско-диверсионной и повстанческой сети соответствующего государства, везде фигурировали сходные контингенты, подлежащие аресту (среди них обязательно — политэмигранты и перебежчики), везде применялся «альбомный порядок» осуждения (иногда в директивах его даже подробно не описывали, а лишь указывали, что осуждение следует производить «в порядке приказа 00485»).

Исследователи подробно описывают так называемый, «альбомный порядок» репрессий: региональное руководство НКВД составляет справку на репрессированных («альбом») и направляют их в наркомат. Окончательное решение принимается комиссией НКВД и Прокуратуры. Иными словами, по, крайней мере, внешне за ходом национальных операций был установлен более внимательный контроль центра. В реальности, по мнению авторов, «единственным человеком, видевшим следственное дело, был сам следователь, он же, по сути, в большинстве случаев и выносил приговор. Жалобы на решения «двоек» рассматривались, согласно указаниям Прокуратуры СССР, только в «исключительных случаях».

Дело в том, что в Москве рассматривать "альбомы" было "перепоручено нескольким начальникам отделов Центрального аппарата, вначале начальнику учетно-статистического отдела В.Е.Цесарскому и контрразведывательного А.М.Минаеву-Цикановскому, которым помогал начальник секретариата Ежова И.И.Шапиро". В реальности они не могли справиться с огромным объемом работы. "Между отправкой альбома в Москву и получением его назад проходило несколько месяцев. Летом 1938 г. в Центре скопилось «альбомов» более чем на 100 тысяч человек. С мест сыпались жалобы на перегруженность вследствие этого тюрем".

Поэтому 15 сентября 1938 года «Политбюро приняло решение (П64/22) отменить «альбомный порядок» осуждения и создать в каждом регионе специально для вынесения приговоров по «нацконтингентам» (то есть по всем нерассмотренным альбомам) Особые тройки. Персональный состав троек не требовал утверждения Политбюро, и в этом было их существенное отличие от троек, созданных более года назад для осуждения арестованных по приказу 00447... Теперь в «тройки» входили исключительно по должности, и только первые лица: местный партийный руководитель, прокурор, начальник НКВД–УНКВД. Решения троек не требовали утверждения в Москве и приводились в исполнение немедленно". Особые тройки должны были действовать до 15 ноября (что и было выполнено). За два неполных месяца Особые тройки рассмотрели дела — по всем «национальным линиям» — почти на 108 тысяч человек, из которых освободили — 137 человек" (!).

При объяснении причин "национальных операций» Н.Петров, А.Рогинский, Н.Охотин опираются на концепцию Хлевнюка. Вслед за автором «Политбюро. Механизмы политической власти» они считают, что "в общей системе репрессий 1937–1938 гг. национальные операции занимают особое место. Они теснее других связаны со сталинским ощущением надвигающейся войны, с его страхом перед «пятой колонной», с его представлениями о «враждебном окружении», под которым кроме «страны главного противника» — Германии — подразумевались в первую очередь страны, граничащие с СССР. Граница СССР, по мысли Сталина, — это сплошная линия фронта, а все, так или иначе перебравшиеся «с той стороны» (независимо от предъявленных мотивов, способа и времени появления в СССР), — реальные или потенциальные враги. Их классовая принадлежность или политическое прошлое не имеют никакого значения — они должны рассматриваться не как «братья по классу», спасающиеся от «гнета буржуазных правительств», или соратники по революционной борьбе (таково было официальное отношение к основной массе перебежчиков и политэмигрантов в 1920-х–начале 1930-х гг.), а исключительно как представители (и, стало быть, агенты) враждебных государств. Эти государства, мечтающие уничтожить или ослабить СССР, ведут против Советского Союза непрерывную подрывную работу (не могут не вести — такова, по убеждению Сталина, логика взаимоотношений между государствами, особенно между государствами-соседями), то есть фактически находятся по отношению к нему в состоянии необъявленной (до времени) войны. Соответственно и с агентами их следует поступать по нормам войны».

Оценивая исследования О.Хлевнюка, Н.Петрова, А.Рогинского, Н.Охотина сразу надо сказать, что они имеют ряд достоинств. Хлевнюк всерьез работает с официальной версией событий, что встречается нечасто. Историки часто склонны отметать все официальные объяснения как заведомую ложь и демагогию, в то время как в официальной версии должны быть элементы истины, иначе она неэффективна. Кроме того, анализируемый им архивный материал о взаимоотношениях Сталина и Ежова, Сталина и Орджоникидзе и др. значительно расширяет наше знание. Огромное значение имеет и детальное описание массовых операций, проведенное Н.Петровым, М.Янсеным, А.Рогинским, Н.Охотиным, Р.Биннером и М. Юнге. Наконец, Хлевнюк правильно считает, что чистка имела и социальный аспект - уничтожение руководителей, «погрязших в бюрократизме и самоуспокоенности»

23. В частности, он указывает на то, что в «разгар репрессий, 3 февраля 1938 года Политбюро утвердило …постановление, ограничившее размеры дач ответственных работников «ввиду того, что… ряд арестованных заговорщиков (Рудзутак, Розенгольц, Антипов, Межлаук, Карахан, Ягода и др.) понастроили себе грандиозные дачи - дворцы в 15-20 комнат, где они роскошествовали и тратили народные деньги, демонстрируя этим свое полное бытовое разложение и перерождение» 24.

Однако, эта концепция имеет ряд слабых сторон. Главной ошибкой представляется попытка найти общие причины репрессий 1937-1938 гг. Репрессии рассматриваются как единый процесс, который имеет главный политического демиурга – Сталина. Исследователи, безусловно, знают, что целевые группы репрессий различны: это и уголовники, и крестьянство, и духовенство, и интеллигенция, и офицеры РККА и НКВД, и члены ЦК ВКП (б). Однако, понимание этого не заставляет предположить, что возможно это следствие разных политических решений.

Попытка увидеть в «Большом терроре» борьбу с «пятой колонной» ставит вопрос о том, кто стоял за этой политикой. Ведь курс на «чистку» находился в противоречии с «политикой умиротворения» (1934-1935 гг.), которую проводило Политбюро под руководством Сталина до этого. О.Хлевнюк ставит вопрос: кто именно из высших руководителей партии был инициато­ром такого поворота политического курса, в какой мере при­менительно к данному этапу правомерны предположения о наличии "радикальной" группировки в Политбюро, оказыва­ющей давление на Сталина?»25 . После крайне интересного исследования позиции Ежова Хлевнюк приходит к выводу, что тот был только исполнителем сталинской воли. Как уже говорилось Н.Петров, М.Янсен поддерживают его в этом.

Доказывает Хлевнюк свою версию, анализом черновика ежовского донесения Сталину с рассказом о результатах расследования обстоятельств самоубийства Томского. В частности, Ежов пишет: «Сейчас, мне кажется, надо приступить и к кое-каким выводам из всего этого дела для перестройки работы самого Наркомвнудела. Это тем более необходимо, что в среде руководящей верхушки чекистов все больше и больше зреют настроения самодоволь­ства, успокоенности и бахвальства... Трудно даже поверить, что люди не поняли, что, в конечном счете, это не заслуги ЧК, что через 5 лет после организации крупного заговора, о кото­ром знали сотни людей, Ч К докопался до истины". Практически речь идет о «черновике» текста знаменитой сталинской телеграммы. Исследователь считает, что «Ежов делал заявку на смену руководства НКВД. Скорее всего, он хорошо знал настроения Сталина в этом от­ношении и подыгрывал им. Тезис об опоздании НКВД с разоб­лачением заговора (тезис скорее сталинский, чем ежовский) через месяц появится в телеграмме Сталина с требованием сместить Ягоду26.

На первый взгляд складывается впечатление, что мысль о том, что «ОГПУ опоздало на несколько лет» подсказал Сталину Ежов. Однако, по мнению Хлевнюка, – только на первый взгляд. Дело в том, что в этом же письме Ежов сомневается, «что правые заключили прямой организационный блок с троцкистами и зиновьевцами. Троцкисты и зиновьевцы политически настолько были ди­скредитированы, что правые должны были бояться такого бло­ка с ними... Правые имели свою организацию, стояли на почве террора, знали о деятельности троцкистско-зиновьевского блока, но выжидали, желая воспользоваться результатами террора троцкистов в своих интересах".

Как известно, именно это обвинение в организационном единстве троцкистов и «правых» будет основой процесса 1938 года, но, вроде бы, Ежов в нем сомневается. Кроме того, Ежов сомневается в необходимости процесса над Пятаковым, Радеком и Сокольниковым "новый процесс затевать вряд ли целе­сообразно". Однако этот процесс состоялся и уже через несколько месяцев - в начале 1937 года. Получается, что основной замысел принадлежал не Ежову, а самому Сталину.

Историк убежден, что «не Ежову принадлежали основные сценарии организации террора». Само по себе это отчасти и правильно. Вместе с тем другие исследования показали, что авторство главной сталинской идеи 1937 года о «правой угрозе» принадлежало именно Кагановичу и Ежову27.

Хлевнюк справедливо пишет, что "занимаясь первостепенными госу­дарственными вопросами, Ежов фактически вошел в состав высшего руководства страны… Ежов получил все возможные награды и звания, занимал сразу несколько ключевых партийно-государствен­ных постов (секретарь ЦК, председатель КПК, нарком внут­ренних дел, кандидат в члены Политбюро с октября 1937 г.). Его именем называли города, предприятия, колхозы… В какой мере все это свидетельствовало о том, что Ежов стал самостоятельной политической фигурой? Существует большое количество документальных свидетельств о том, что деятельность Ежова в годы «Большого террора» тщательно контролировал и направлял Сталин…»28. Исследователь знает о многих фактах, когда руководство НКВД пыталось быть самостоятельным: «От НКВД, который возглавлял Ежов, исходила инициатива в проведении многих репрессив­ных акций", … и… возможно, у Сталина были некоторые основания опасаться отчаянных шагов со стороны обреченных руководителей НКВД и т.д.. Однако при этом Хлевнюк категорически убежден - «неизвестно ни одного факта, который хоть в какой-то мере свидетельствовал бы, что Ежов вышел из-под сталин­ского контроля. От дел Ежов был отстранен в тот момент, который счел целесообразным сам Сталин».

Иными словами, после крайне содержательного исследования мы в этом вопросе возвращаемся к «волкогоновской» интерпретации событий: «во всем виноват Сталин». Думаю, что, несамостоятельность Ежова не означает несамостоятельность руководства НКВД. Особенно если учесть фактор времени – если росла политическая активность Ежова, то могла расти и политическая активность других руководителей наркомата.

Тот эпизод, с которого начинает свой анализ Хлевнюк (сталинская телеграмма 1936 г.), может иметь разные прочтения. Так майор ГБ А.М. Орлов вспоминает, что именно «по требованию Ежова, [Рейнгольд] оклеветал в своих показаниях бывшего главу советского правительства - Рыкова, бывших членов Политбюро - Бухарина и Томского». Именно показания Рейнгольда о блоке троцкистов и правых стали сенсацией на процесс в августе 1938 года и в донесении Сталину Ежов и Каганович подчеркнули это обстоятельство: " Некоторые подсудимые, и в особенности Рейнгольд, подробно говорили о связи с правыми, называя фамилии Рыкова, Томского, Бухарина, Угланова. Рейнгольд, в частности, показал, что Рыков, Томский, Бухарин знали о существовании террористических групп правых. Это произвело особое впечатление на инкоров. Все инкоры в своих телеграммах специально на этом останавливались, называя это особенно сенсационным показанием. (Выделено мной. Так и есть! – Л.Н.). Мы полагаем, что в наших газетах при опубликовании отчета о показаниях Рейнгольда не вычеркивать имена правых (Выделено мной. – Л.Н.)" 29.

Иными словами, есть основания считать, что за ударом по правым стоят Ежов и Каганович. Важно правильно оценить значение этого поворота. Здесь надо сделать еще одно важное отступление. В расстрельных списках представленных Сталину на утверждение есть пять крайне интересных документов. Направлены они центральным аппаратом НКВД (т.н. «Москва-Центр») 15 мая 193730 (один список), три - Московским областным управлением (15 мая31, 14 июня32 и 26 июня33) и один Ленинградским областным управлением 6 мая 1937 года34. Особенность этих списков в том что, в отличие от направленных ранее и позднее, они содержат разбивку осужденных по политическим группам: «троцкисты», «правые», «децисты». Часть действительно участвовала в деятельности оппозиционных групп. Так, в списках оказались, например: журналист Слепков Александр Hиколаевич, Котов Василий Афанасьевич (в 1937 г. управляющий трестом «Госотделстрой»), Угланов Hиколай Александрович (в 1937 г. - управляющий тобольским «Облрыбтрестом»), Яглом Яков Кивович (в 1937 г. начальник Главного управления консервной и плодоовощной промышленности Наркомата пищевой промышленности СССР). В 1928-1929 гг. они были видными представителями группировки правых и поддерживали Бухарина и Рыкова.

Всего в этих пяти списках 235 человек (данные есть по 206, то есть 88%). «Троцкистов» из них - 158 (есть данные по 138 – 87%), «правых» - 77 (есть данные по 68 - 88%).

Внимательный анализ этих списков позволяет определить, какими социокультурными характеристиками наделялись органами НКВД «правые» и «троцкисты». Анализ проводился по возрасту, социальному положению, национальности и партийности репрессированных.

Сравнение показало, что «троцкисты» заметно моложе «правых»: 41% родился уже в 20 веке, среди «правых» таких в два раза меньше. Это объяснимо – именно молодые 15 лет назад услышали от Троцкого, что они - «барометр революции».

Но главные различия находятся в социально-политической и национальной характеристиках.

«Троцкисты» по социальному составу заметно демократичнее «правых»: среди них много рабочих – 27 человек (каждый пятый), а среди «правых» всего 2 человека (3%). Зато среди «правых» существенно больше представителей номенклатуры (пока преимущественно хозяйственники) - 51% против 28% у троцкистов. Наконец, есть ясные отличия в национальности репрессированных. Среди «троцкистов» евреев, латышей, поляков, немцев почти треть, в то время, как среди правых их в 2,5 раза меньше. Стоит вспомнить известную формулу 20-ых гг. о том, что борьба «троцкистов» и «правых» - «битва Давыдовичей с Ивановичами». Иными словами, в глазах НКВД «троцкисты» - моложе, демократичнее по социальному статусу и более интернациональны по составу. «Правые» несколько старше, среди них качественно больше представителей партийно-государственного аппарата и они «славянского происхождения». То есть удар по «правым» фактически на языке НКВД означал удар по номенклатуре . Именно это стоит за переносом удара НКВД с «троцкистов» по «правым».

Существует ряд фактов, которые плохо согласуются с концепцией Хлевнюка. Он сам пишет, что постановление 2 июля 1937 года "Об антисоветских элементах" устанавливало цифру арестованных в 259450 и цифру расстрелянных в 72950. Каждый регион получил соответствующие цифры – т.н. «лимиты», которыми должен был руководствоваться. Осуществлять репрессии должны были, так называемые, «тройки». В результате, как он считает, в ходе репрессий 1937-1938 гг. арестовано было примерно полтора миллиона и более 680 тыс. расстреляно. Из них не менее половины в результате реализации постановления 2 июня 1937 г. По мнению Хлевнюка, регионы быстро исчерпали свои «лимиты» и просили центр об их увеличении. Исследователь знает об этом, его перу принадлежит очерк о механизме «Большого террора» в Туркмении, с описанием «перегибов» в ходе «массовых операций». Однако, Хлевнюк убежден, что «отклонения от генеральной линии» были просчитаны и терпелись в качестве «побочного вреда»: «присутствовала известная доля сти­хийности и местной "инициативы". На официальном языке эта стихийность называлась "перегибами" или "нарушениями социалистической законности". К "перегибам" 1937-1938 гг. можно отнести, например, "слишком большое" количество убитых на допросах или превышение местными органами ли­митов на аресты и расстрелы, установленные Москвой, и т.д.». Однако о «перегибах» ли идет речь? Арестовано было в 1,5 раза, а расстреляно в 5 раз больше, чем первоначально намечено. Можно ли это интерпретировать просто как «перегиб»? Складывается впечатление, что постановление Политбюро было ударом (правда, очень сильным), которое сдвинуло лавину террора. Надо выяснить, кто и против кого в регионах направлял удар.

То же касается и хода национальных операций. Описывая их, Петров и Рогинский обращают внимание на то, что в среднем в ходе национальных операций было приговорено к высшей мере 73,66% от общего числа осужденных, что существенно выше, чем характерно для кулацкой операции (около 50%). При этом исследователи признают, что «никаких специальных директив относительно масштабов применения расстрелов по той или иной «национальной линии» не было. Не было таких директив и в отношении отдельных регионов … — здесь все зависело, полагаем мы, от настроенности каждого конкретного начальника НКВД–УНКВД. Соотношения поэтому были самыми разными»: в Армении и Грузии, соответственно, 31,46% и 21,84% а в Краснодарском крае и Новосибирской области превышает 94%, наконец, в «рекордной» Оренбургской области достигает 96,4%. Здесь было бы уместно задаться вопросом – от чего зависела «настроенность» местного руководства НКВД, в чем причина таких разных цифр, если общей установки Центра не было? Не позволяет ли это поставить вопрос о том, что репрессии стали выходить из под контроля Центра?

Подводя итог интерпретации репрессий в рамках теории тоталитаризма, следует признать, что именно в этой исследовательской парадигме выполнены наиболее содержательные работы. В целом это объясняется тем, что массовый террор лучше всего доказывает верность этой теории, на первый взгляд, материал «ложиться» в русло концепции. Однако, на данном этапе видно, что собранные факты «перехлестывают» рамки теории. Не случайно, поэтому утверждение Биннера и Юнге: " По нашему мнению, такие историки, как Рогинский, Охотин, Хлевнюк, Петров и Янсен придают чересчур много значения реальному контролю центра над проведением операции …"35.

В конце 60-х - начале 70-х гг. ограниченность познавательных возможностей теории тоталитаризма заставило исследователей на Западе и в России обратиться к теории модернизации. В качестве примера, кажется уместнее всего монография А. Ноува. Автор ставит вопрос: был ли Сталин реально необходим? С его точки зрения сталинизм являлся продуктом индустриализации, а точнее решения об ускоренном развитии тяжелой промышленности. Поскольку это решение было непопулярным, для его реализации необходимо было применять социальное принуждение. Отсюда возникала и неизбежность милитаризации общественной жизни и диктатуры. А. Ноув писал, что относиться к Сталину просто как к человеку, одержимому жаждой власти, было бы неполной правдой. Реальной причиной формирования сталинского режима была проблема индустриализации, уходящая своими корнями во время царей, войн и революций36.

В настоящее время в нашей стране концепция модернизации сформулирована в работах А.Г. Вишневского и др. исследователей. Концепция модернизации позволяет установить смысл изучаемых перемен в большой исторической перспективе, охватывающей переход российского общества от традиционных укладов жизни к его современному – индустриальному состоянию. С точки зрения исследователей возможность применения этой теории для изучения драматических событий второй половины тридцатых годов определяется тем, что доминирующей тенденцией в развитии советского общества в указанный период являлась индустриализация страны, урбанизации, распространения образования, появления семьи современного типа, становления современной системы образования, здравоохранение и т.д.

В отечественной историографии делались попытки объяснить репрессии на методологической основе теории модернизации. Наиболее успешным примером является работа А.А.Колдушко «Кадровая революция в партийной номенклатуре на Урале в 1936-1938 гг.». С точки зрения исследователя в указанный период произошла ротация кадров, в ходе которой были разрушены традиционалистские клановые системы, ранее организовавшие всю систему партийной власти на местах.

Репрессии против номенклатуры историк рассматривает как ответ центрального руководства на вызовы, исходящие от местных номенклатурных кланов. «Содержание вызовов может быть понято только в контексте модернизационных задач. Средние и нижние звенья управленческой системы … не выполняли директивы, срывали народнохозяйственные планы, демонстрировали собственную некомпетентность в решении экономических, технических и социальных задач, более того, блокировали возможности легальной ротации кадров»37 .

«Некомпетентность руководства провоцировала социальный конфликт. В такой ситуации репрессивная политика власти встречала общественную поддержку со стороны социальных «низов» общества», - считает исследователь.

По мнению Колдушко, эффективность работы руководящих кадров определялась реальными показателями развития промышленного производства и сельского хозяйства. В середине 1930-х гг. местные власти не могли выдержать заданных темпов роста производства. «Попытки оптимизации работы руководящих кадров традиционными партийными методами успеха не имели, поскольку наталкивались на сопротивление клановых патрон-клиентских структур, сформировавшихся в номенклатурной среде... В 1936 г. власть начинает осуществлять репрессивные практики в отношении местных номенклатурных работников» 38.

Историк придерживается в целом традиционной периодизации этого процесса. С ее точки зрения «старт к поиску «врагов народа» внутри партии, и высшего ее звена – номенклатуры – был дан на февральско-мартовском пленуме 1937 г., хотя подготовительные мероприятия, своего рода «проба сил» в виде «чисток» партийных рядов, проводились и ранее (к ним относится проверка партийных документов 1935 г., обмен партийных документов 1936 г.). Первоначально каток репрессий прошелся по высшему уровню номенклатуры – ЦК ВКП(б), а далее, по цепочке, был направлен в регионы»39.

Единый централизованный процесс «вычищения» номенклатуры в 1937–1938 гг. в Свердловской области был осуществлен в три этапа: подготовительный (август 1936 – март 1937); массовый (март 1937– декабрь 1937), заключительный (январь 1938 – ноябрь 1938). Как можно понять эта датировка определяется три всплеска репрессий против секретарского состава: январь-март 1937 г., май-ноябрь 1937 г., январь-март 1938 г.

Главным репрессивным органом, осуществлявшим расправу над партийной номенклатурой в регионах, была выездная сессия Военной коллегии Верховного Суда СССР. Приговоры, которые выносились репрессивными органами, были суровыми. К высшей мере наказания было приговорено 37 секретарей горкомов и райкомов ВКП(б) Свердловской области, что составляет почти 65% от совокупности всех приговоров

В диссертации выделено два основных подхода к проведению репрессий: сетевой и функциональный. Сетевой принцип аналогичен формированию клановой системы, и цель его использования – в уничтожении клиентелы. Функциональный принцип, в свою очередь, являлся более «адресным»: руководящие работники арестовывались преимущественно за настоящие (или выдуманные) недостатки в работе. Как правило, речь шла о хозяйственниках, которым вменялось в вину «вредительство»: падеж скота, неурожай и т.д.

Исследование показало, что «партийные руководители, подвергшиеся репрессиям, представляли собой гомогенную группу управленцев. Они имели значительный партстаж, прошли через сеть партийного образования. Анализ уровня общего образования секретарей горкомов и райкомов ВКП(б) Свердловской области, арестованных в 1937–1938 гг., показывает, что в результате репрессий из номенклатуры была вычеркнута наиболее образованная ее часть»40.

Основным источником пополнения новой номенклатуры становятся крестьяне по социальному происхождению, но служащие по социальному положению. «Рабочее ядро» руководящих партийных кадров, объявленное социальным приоритетом в комплектовании номенклатуры в начале 1930-х гг., перестало быть таковым. За период репрессий секретарский состав значительно помолодел. Основу новой номенклатуры, пришедшей к власти на гребне репрессий, составляли работники в возрасте до 30 лет. Более половины секретарей горкомов и райкомов ВКП(б) Свердловской области в 1939 году были выдвиженцами с низовой работы. Принцип формирования номенклатуры не изменился. Подбор осуществлялся по анкетным данным. При этом первый руководитель, как и раньше, подбирал себе команду, руководствуясь не только функциональными, но и личными предпочтениями.

«Тем самым, - делает вывод исследователь, - сохранилась в неприкосновенности установленная ранее система номенклатурной организации власти. Репрессии объективно выполнили функцию социального клапана, при помощи которого высшая политическая власть упрочила установившийся в стране режим»41.



Диссертация А.А. Колдушко опирается на работы т.н. «школы элитологии». Так в исследовании Т.П.Коржихина и Ю.Ю.Фигатнер «Советская номенклатура: становление, механизмы действия»42 приводится анализ изменений в составе ЦК партии. Из таблицы видно, что во второй половине 30-ых элита СССР претерпела серьезную эволюцию. Изменилось социальной происхождение представителей номенклатуры: в два раза сократился удельный вес выходцев «среднего класса» («служащих, включая т.н. «.бывших»). Сократилось количество лиц из семей с высшим образованием. Кстати, удельный вес этих двух групп в ленинском ЦК был очень велик для рабоче-крестьянской власти - 42%. Зато в полтора раза вырос удельный вес крестьян. Изменился и политический опыт верхушки. Члены ЦК 1924 г. вступили в коммунистическую партию после революции 1905-1907 гг., а сталинский ЦК – плод «ленинского призыва».




1924

1939

1966

1976

Социальное происхождение.













Служащих со ср.об. (вкл. «бывших»)

29,6

15

13

15,2

Квалиф. рабочие.

25,4

25

8,5

8,8

Крестьяне

20

30

35

35

Неквалиф. рабочие.

9

9

35

35

Раб. С высшим образование.

12,6

6

8

6,4

Партийность

1908

1924

1933-35

1933-35

Достоинство этих исследований в том, что они содержат описание хода репрессий номенклатурных работников. Таким образом, сделан шаг к понимаю того, что удар по властным структурам и массовые операции совпали во времени. Однако, остается не ясным в чем причины этого совпадения (собственно это и не входит в цель указанных выше работ). Почему ротация в руководстве партии проходила одновременно с уничтожением бывших кулаков, священников, дворян, одновременно с национальными операциями? Совпадение этих процессов во времени представляет существенную политическую опасность для власти – ведь гипотетически жертвы могут объединиться.

Кроме того, не вполне ясно можно ли перенести наблюдения А.А.Колдушко относительно причин ротации руководящих кадров на всю страну. Действительно ли главной причиной репрессий против номенклатурных работников была неэффективность управленцев? На февральско-мартовском 1937г. пленуме ЦК звучала тема экономических неудач, как следствия деятельности «вредителей». Особенно очевидно это было в выступлениях Молотова и особенно Кагановича. Молотов рассказал о «вредительстве» на Уралвагонстрое, где директором был "активнейший вредитель Марьясин, который потом признался во всех этих делах, и в течение длительного периода секретарём партийного комитета на Уралвагонстрое был вредитель троцкист Шалико Окуджава. Это была сбитая группа. Явно, что они сделали немало вредительских актов против нашего государства»43 .. Каганович подробно рассказал о деятельности вредителей на железных дорогах приводившей к простоям, опозданию поездов, занижению норм пробега, крушениям. О деятельности вредителей рассказывали и другие руководители. Однако, к концу 1938 г. из региональных руководителей сохранили свои руководящие должности А.А.Жданов, Н.С.Хрущев, Л.П.Берия, М.Д.Багиров. Точно ли они были более успешными управленцами, а в их регионах обстояло лучше с выполнением плана? Без специального исследования это утверждать пока нельзя. Впечатление, что на уровне ЦК «сетевой подход к репрессиям» играл большую роль, чем «фунциональный».

Теория модернизация стала одним из теоретических источников т.н. «ревизионистского» направления в историографии. За Западе «второе дыхание» ревизионизм получил в работах Ш.Фитцпатрик и А.Гетти.

Ш.Фитцпатрик считает, что высокий уровень государственного насилия, также заслуживал переосмысления в контексте высокой социальной мобильности. При всех амбициях режима, реальный контроль, который он осуществлял, был зачастую ограничен. И один из факторов ограничения непредсказуемая мобильность населения и ротация бюрократических кадров, выполняющих функции контроля.

Американский историк Дж. Арч Гетти, анализирует конфликт, существовавший с его точки зрения, между стремящимся к централизации партийным руково­дством и центробежными силами в партийном аппарате перифе­рии. Исследователь сомневается, что начало массовых репрессий инициатива Сталина: «По всей видимости, по этому поводу между Сталиным и партийными руководителями на местах велись скрытые (а иногда и явные) диа­логи и переговоры, инициатива возобновления [репрессивной] кам­пании могла исходить необязательно от Сталина». Гетти считает, что с целью добиться поддержки своей идеи запланированных на декабрь 1937 года выборов в Верховный совет на альтернативной основе Сталин, развязал руки местным руководителям по проведению массовых репрессий. Исследователь обосновывает свое мнение тем, что в тот же самый день (2 июля 1937 года), когда «Правда» опубликовала новый Закон о вы­борах, Сталин дал старт кулацкой операции. Кроме того, он указывает на решение Политбюро от 28 июня 1937 года, принятое по инициативе Миронова/Эйхе тройки Запад­но-Сибирского края. Напротив, Сталину, по его мнению, удалось провести в приказе №00447 снижение цифр репрессий и «своё право утверждать масштаб операции для каждой области»... Гетти считает, что «с точки зрения Политбюро, это был явно безадрес­ный, слепой террор. Подобно свихнувшемуся убийце, который на­чинает палить во все стороны без разбора, сталинский центр даже не задумывался над тем, в кого стреляет. Он открывал огонь, не различая целей и предоставляя местным властям право убивать того, кого они сочтут нужным. Массовые расстрелы, таким образом, не имели ничего общего с целенаправленными, продуманными и управляемыми акциями; скорее они напоминали слепую стрельбу по толпе».

В нашей стране «ревизионистские» концепции представлены работами Ю. Жукова. С его точки зрения для понимания смысла происходящих событий надо учитывать развивающийся конфликт между «узким» и «широким» руководством. «Узкое руководство — неформальная группа внутри ПБ (в разные годы насчитывала от трех до шести человек – Сталин, Молотов, Каганович и др.), присвоившая себе всю полноту власти", а "широкое руководство — первые секретари ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов, а также наркомы (министры) СССР, обладавшие почти неограниченными правами на под­контрольных территориях, во вверенных отраслях экономики. Как члены ЦК, они избирали на пленумах состав ПБ, утвержда­ли его основные решения, в силу чего юридически стояли над ПБ, включая узкое руководство"44. Смысл конфликта в стремлении «узкого руководства» организовать ротацию «широкого руководства», используя свободные, прямые, тайные и главное – альтернативные выборы в Верховный Совет СССР. Дело в том, что по замыслу Сталина первоначальный вариант положения о выборах, подготовленный членом ЦК Яковлевым, предполагал альтернативные выборы. Аналогичные мысли Сталин высказывал и в официальных интервью. «Узкое руководство» стремилось "вынудить широкое руководство согласиться с неизбежной ротацией — добровольно, мирно и бескровно покинуть властные посты"45.

Ответом «партократии» была попытка организовать массовые репрессии. Во-первых, «им край­не необходим образ врага, прежде всего, чтобы таким об­разом самоопределиться как социальной группе", они стремились прочно связать себя, свою замкнутую социальную группу, со Сталиным, не только избежать тем самым уже обозначившегося разрыва с ним, но и во что бы то ни стало поставить его в полную зависимость от себя и своих групповых интересов. А для этого обязательно связать себя со Сталиным нерастор­жимыми узами крови, которую предстояло пролить»46. Во-вторых, «партократия» пыталась напугать народ массовым террором и не допустить свободного волеизъявления на выборах (см.ниже). Доказательством этой точки зрения является анализ содержания выступлений на февральско-мартовском пленуме 1937 года. Здесь сразу следует заметить, что Жуков произвольно трактует выступления членов ЦК. Утверждение, что Сталин и его окружение пытались ограничить размах репрессий, не подтверждается анализом стенограммы пленума. Трудно оспорить тот факт, что инициатива обсуждения проблемы вредительства принадлежит именно сталинской группе: Молотову, Кагановичу и Ежову. Замысел Сталина состоял в придании образу вредителя нового социально-политического смысла: теперь вредителей надо было искать не среди старой интеллигенции, а среди партийных руководителей. То есть именно «узкое руководство» выступало за разворачивание «чистки».

Кроме того, с точки зрения исследователя, внутриполитический конфликт осложнялся внешнеполитической ситуацией. «Узкое руководство» еще с 1934-1935 гг. инициировало изменение внешнеполитического курса и сосредоточило усилия на создании единого антифашистского фронта. Однако в ходе гражданской войны в Испании не удалось создать эффективное взаимодействие антифашистских сил и убедить западные демократии в отказе советского руководства от курса на мировую революцию. Летом 1937 года стал очевидным «провал оказавшегося бесплод­ным внешнеполитического курса грозил в любой мо­мент породить жесткую, заведомо нелицеприятную критику узкого руководства" со стороны партийных ортодоксов, пользующихся поддержкой широкого руководства.

Одновременно Ежов и руководство НКВД смогли "воспользоваться си­туацией и начать собственную большую игру, первые признаки которой отчетливо проявились 11 мая»47 в связи с разгромом группы Тухачевского.

Во время июньского пленума произошла координация позиции «широкого руководства» и, по мнению исследователя, оно инициировало переход к массовым операциям. Сначала руководитель Западно-Сибирского края Р.И.Эйхе добился права на создание тройки в своем регионе. «Есть все основания полагать, что Р.И. Эйхе, обра­щаясь в ПБ, действовал не только от себя, лишь в своих интересах. Он выражал требования значительной груп­пы первых секретарей, а может быть, и их абсолютного большинства, настаивал на том, что загодя обговорили члены широкого руководства в кулуарах пленума". Предположения Жукова основаны на анализе журнала посещений Сталина. «В пользу такого предположения говорит кос­венный, но заслуживающий самого пристального внимания факт — редкое, даже уникальное посещение руководителями региональных парторганиза­ций кремлевского кабинета: пять первых секретарей: Дальне-Восточного крайкома — И.М. Варейкис, Саратовского крайкома — А.И. Криницкий, ЦК КП(б) Азербайджана — М.-Д.А. Багиров, Горьковского обкома — А.Я. Столяр, Сталинградского об­кома — Б.А. Семенов. 2 июля еще четверо: Омского обкома — Д.А. Булатов, Северного крайкома — Д.А. Конторин, Харьковского обкома — Н.Ф. Гикало, ЦК КП(б) Киргизии — М.К. Аммосов. "Широкое руководство" пыталось массовыми репрессиями запугать народ и уменьшить для себя угрозу .

С осени 1937 года "узкое руководство быстро слабе­ет, утрачивая былую монолитность", и Ежов, по мнению Жукова, начинает выражать требования «широкого руководства», чем вынудил Сталина и Молотова "после непродолжительного, всего двухднев­ного сопротивления смириться и пойти на серьезные ус­тупки партократии"48 и отказаться от проведения альтернативных выборов. Сталин, со своей стороны, пытался ответить на давление «широкого руководства» жесткими репрессиями против секретарей обкомов и наркомов.

В целом, считает исследователь, "очевидным оказался пол­ный провал ее радикальных, реформаторских и внешне­политического, и внутриполитического курсов. Стало несомненным, что все попытки создать проч­ный, надежный антигерманский пакт обернулись сокру­шительной неудачей…

Фактической капитуляцией, позорным отказом от задуманного обернулись и все действия, с помощью кото­рых предполагалось предельно расширить круг активных участников предстоявших альтернативных выборов.

Своя точка зрения высказана Ю.Н.Жуковым и по поводу причин кулацкой операции. Исследователь обращает внимание на то, что постановление Политбюро от 2 июля 1937 года, которое дало старт кулацкой операции, появилось сразу вслед за постановлением 28 июня 1937 года. В этот день Политбюро приняло знаменитое решение «О вскрытой в Зап.Сибири к.-р. повстанческой организации среди высланных кулаков.



  1. Считать необходимым в отношении всех активистов повстанческой организации среди высланных кулаков применять высшую меру наказания.

  2. Для ускоренного рассмотрения дел создать тройку в составе Нач. УНКВД по Зап.Сибири т.Миронова (председатель), прокурора по Зап.Сибири т. Бракова и секретаря Запсибиркрайкома т.Эйхе.

Это была первая тройка. Жуков считает, что «Эйхе и его коллегам… вдруг потребовались не когда-либо, а имен­но в середине 1937 г. … жесткие, крайние меры… Объяснение пока может быть лишь одно, то, что исхо­дит из классического положения римского права: «Ищи, кому выгодно». Ну, а широкомасштабные ре­прессии, да еще направленные против десятков и со­тен тысяч крестьян, были выгодны прежде всего пер­вым секретарям обкомов и крайкомов. Тем, кто в годы коллективизации восстановил против себя большую часть населения, которую и составляли колхозники и рабочие совхозов: верующих — бессмысленным закрытием церквей; рабочих и служащих — отврати­тельной организацией снабжения продовольствием, предметами широкого потребления в годы первой и второй пятилеток с их карточной системой» 49.

Сильной стороной концепции Жукова является попытка установить связь между борьбой в руководстве СССР и началом массовых операций. Интересной представляется и гипотеза о том, что выборы в Верховный Совет активизировали репрессии.

Однако эта гипотеза остается почти не доказанной. Более того, по отношению к национальным операциям это, скорее всего, вообще не так. По отношению к кулацкой операции, такая связь гипотетически возможна, но требует более развернутого обоснования .

Кроме того, следует согласиться с замечаниями И.В.Павловой, что замысел Сталина реконструируется исследователем, по меньшей мере, не точно .




Достарыңызбен бөлісу:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет