ПЁТР ИВАНОВИЧ: Первая половина твоей фразы так умна, что хоть бы не влюбленному ее сказать. А вторая, извини, никуда не годится. «Не хочу знать, что будет».
АЛЕКСАНДР: А по-вашему, как же, дядюшка? Настанет миг блаженства, надо взять увеличительное стекло, да и рассматривать?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, уменьшительное, чтоб с радости не одуреть...
АЛЕКСАНДР: Или придет минута грусти, так ее рассматривать в ваше уменьшительное стекло?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, грусть — в увеличительное. Легче перенесть, когда вообразишь неприятность вдвое больше, нежели она есть... Да что с тобою толковать, ведь ты в бреду.. Аи! скоро час. Ни слова больше, Александр, уходи... и слушать не стану. Завтра обедай у меня, кое-кто будет.
АЛЕКСАНДР: Завтра, дядюшка, я...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что?
АЛЕКСАНДР: ...зван на дачу.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Верно, кЛюбецким?
АЛЕКСАНДР: Да.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Так! Ну, как хочешь. Помни о деле, Александр. Я скажу редактору, чем ты занимаешься...
АЛЕКСАНДР: Я непременно докончу извлечения из немецких экономистов...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да ты прежде начни их...
АЛЕКСАНДР (смеется и, раскрыв широко руки, идет к дядюшке, чтоб его обнять). Дядюшка!
ПЕТР ИВАНОВИЧ (отбегая за стол). Уходи, уходи, несчастный! Не будет из тебя толку, не будет!
Александр ушел.
А позавидовать можно! Нет, глупо! (Садится, пишет. Через мгновение опомнился, разорвал, что написал. Снова пишет.) Тьфу! С толку сбил!
Картина седьмая
Сад Любецких, что и в картине пятой. Наденька и Александр стоят у скамейки.
НАДЕНЬКА: Нет-нет, нынче нельзя говорить с маменькой, у нас этот гадкий граф сидит!
АЛЕКСАНДР: Граф! Какой граф?
НАДЕНЬКА: Вот не знаете — какой граф! граф Новинский, известно, наш сосед. Вот его дача, сколько раз сами хвалили сад!
АЛЕКСАНДР: Граф Новинский! У вас! По какому случаю?
НАДЕНЬКА: Я еще и сама не знаю хорошенько.
АЛЕКСАНДР: Он... старик?
НАДЕНЬКА: Какой старик, фи! что вы! молодой, хорошенький!
АЛЕКСАНДР: Уж вы успели рассмотреть, что хорошенький!
НАДЕНЬКА: Вот прекрасно! Долго ли рассмотреть! Я с ним уж говорила. Он прелюбезный. Расспрашивал, что я делаю, о музыке говорил, просил спеть что-нибудь, да я почти не умею. Нынешней зимой непременно попрошу маман взять мне учителя.
АЛЕКСАНДР: Я думал, Надежда Александровна, что нынешней зимой у вас, кроме пения, будет занятие...
НАДЕНЬКА: Какое же?
АЛЕКСАНДР: Какое!
НАДЕНЬКА: Ах!.. да...
Входят Марья Михайловна и граф.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Знакомьтесь, граф, это Александр Федорович Адуев.
ГРАФ (кланяясь Александру). Петр Иванович Адуев — ваш родственник?
АЛЕКСАНДР (сухо). Дядя.
ГРАФ: Я с ним часто встречаюсь в свете.
АЛЕКСАНДР: Может быть. Что ж тут мудреного?
ГРАФ: Ваш дядюшка умный и приятный человек!
Александр молчит.
НАДЕНЬКА (тихо, Александру). Как вам не стыдно, граф так ласков с вами, а вы...
АЛЕКСАНДР (так же тихо). Я не нуждаюсь в его ласках, не повторяйте этого слова...
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Кушать садитесь, господа!
Все рассаживаются вокруг садового столика. Едят.
АЛЕКСАНДР (тихо, Наденьке). В первый раз в доме, бессовестный, а ест за троих!
НАДЕНЬКА: Что ж! Он кушать хочет!
АЛЕКСАНДР (резко встает из-за стола). Я, к сожалению, не могу долее, у меня дела. До свидания, Марья Михайловна! (Подходит к Наденьке.) До завтра.
НАДЕНЬКА: Завтра нас дома не будет.
АЛЕКСАНДР (опешив). Ну, послезавтра.
НАДЕНЬКА: Хорошо...
Александр раскланивается со всеми, уходит.
ГРАФ: Какой приятный молодой человек... очень молодой... и приятный...
Все продолжают есть.
Картина восьмая
Тот же сад. Наденька и граф в костюмах для верховой езды. Марья Михайловна суетится. За кустом виден притаившийся Александр.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Крепче сиди, Наденька! Посмотрите, граф, за ней, ради христа!
НАДЕНЬКА (весело). Ничего, маман, мы на один круг, я уже умею ездить... Граф! мы опять вокруг рощи поедем?
АЛЕКСАНДР (тихо). Опять!
ГРАФ: Очень хорошо.
Наденька и граф о чем-то шепчутся. Потом пошли к лошадям.
АЛЕКСАНДР (выскакивая из-за кустов, кричит). Надежда Александровна!
Все остановились как вкопанные. Пауза.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА (опомнившись). Ах, это вы, Александр Федорович!
Граф поклонился Александру. Тот не ответил.
НАДЕНЬКА: Вы правы, граф, Александр Федорыч как ребенок. (Зло посмотрела на Александра и пошла к лошадям.)
Граф ушел за ней.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА (вслед). Тише, тише, ради бога, тише! (Подошла к скамейке, села.) Ну, пусть молодежь порезвится, а мы с вами побеседуем, Александр Федорыч... Да что это две недели о вас ни слуху, ни духу? Разлюбили, что ли, нас?
АЛЕКСАНДР: Я боюсь, Марья Михайловна, не разлюбили ли вы меня?
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Грех вам бояться этого, Александр Федорыч! Я люблю вас как родного. Вот не знаю, как Наденька. Да она еще ребенок — что смыслит? Я каждый день твержу ей: что это, мол, Александра Федорыча не видать, что он не едет? и все поджидаю. Уж и Наденька говорит иногда: что это, маман, кого вы ждете? Мне кушать хочется, и графу, я думаю, тоже...
АЛЕКСАНДР: А граф... часто бывает?
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Да почти каждый день. А как Александр Федорыч, говорю я, будет? Не будет, говорит она, нечего и ждать.
АЛЕКСАНДР: Она... так и говорила?
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Да!.. А теперь эта верховая езда! Нет, нас совсем не так воспитывали. А нынче, ужас сказать, дамы стали уж покуривать...
АЛЕКСАНДР: Давно это началось?
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Да не знаю, говорят, лет с пять в моду вошло: ведь все от французов...
АЛЕКСАНДР: Нет-с, я спрашиваю — давно ли Надежда Александровна ездит верхом?
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Недели с полторы. Граф такой добрый! Смотрите, сколько цветов! все из его саду.. А теперь каждый день ездит... Вы не больны, Александр Федорыч?
АЛЕКСАНДР: У меня что-то грудь болит...
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Что ж вам — ломит, что ли, ноет или режет?
АЛЕКСАНДР: И ломит, и ноет, и режет!
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Не надо запускать... Знаете что? возьмите-ка оподельдоку, да и трите на ночь грудь докрасна. А вместо чаю пейте траву, я вам рецепт дам.
Слышен приближающийся стук копыт. Возвращаются Наденька и граф. Наденька тяжело дышит.
(Подбегая к дочери.) Смотри-ка, как уходилась, насилу дышишь. Уж не доведет тебя эта езда до добра!
ГРАФ (Александру). Не желаете ли разделить нашу прогулку, Александр Федорыч? Есть отличная лошадь.
АЛЕКСАНДР: Извините, нет.
НАДЕНЬКА: Вы не умеете? А как это весело!
АЛЕКСАНДР: Я не могу заниматься пустяками. У меня дела.
ГРАФ: Важные?
АЛЕКСАНДР: Да... Я делаю извлечения из немецких экономистов.
ГРАФ: Это интересно. А я подумал, у вас завод, или фабрика, или судостроительство.
НАДЕНЬКА: Мы завтра опять поедем, граф?
ГРАФ: С удовольствием.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Полно тебе, Наденька, ты беспокоишь графа.
ГРАФ: Мне приятны эти прогулки, Марья Михайловна.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Граф, не хотите ли чаю с вареньем, сама варила.
ГРАФ: С удовольствием.
Марья Михайловна и граф уходят. Александр и Наденька одни.
АЛЕКСАНДР: Надежда Александровна!
Наденька (холодно). Вы будете к нам завтра?
АЛЕКСАНДР: Не знаю. А что?
НАДЕНЬКА: Так. Спрашиваю, будете ли.
АЛЕКСАНДР: А вам бы хотелось?
НАДЕНЬКА: Будете вы завтра к нам?
АЛЕКСАНДР: Нет.
НАДЕНЬКА: А послезавтра?
АЛЕКСАНДР: Нет. Я не буду целую неделю, может быть, две, три... долго!
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА (возвращается на минуту за платком, который оставила на скамейке). Не забудьте потереть грудь оподельдоком, Александр Федорыч! (Ушла.)
АЛЕКСАНДР: Надежда Александровна!
НАДЕНЬКА (глядя вдаль). Скажите, пожалуйста, что это там за дым? Пожар, что ли, или печка такая... на заводе?
АЛЕКСАНДР (качая головой). И вы, как другие, как все!..
НАДЕНЬКА: Что вы? Я вас не понимаю.
АЛЕКСАНДР: Надежда Александровна, я не в силах долее сносить этой пытки.
НАДЕНЬКА: Какой пытки? Я, право, не знаю...
АЛЕКСАНДР: Не притворяйтесь, скажите, вы ли это? те же ли вы, какие были?
НАДЕНЬКА (решительно). Я все та же!
АЛЕКСАНДР: Вы не переменились ко мне?
НАДЕНЬКА: Нет. Я, кажется, так же ласкова с вами, так же весело встречаю вас...
АЛЕКСАНДР (поражен ложью). Вы ли это!., боже мой! Полтора месяца тому назад, еще здесь...
НАДЕНЬКА: Что это за дым такой на той стороне, хотела бы я знать!..
АЛЕКСАНДР: Не надо! Не надо!
НАДЕНЬКА: Да что я вам сделала? Вы перестали к нам ездить, — как хотите... удерживать против воли...
АЛЕКСАНДР: Будто вы не знаете, зачем я перестал ездить? А граф?
НАДЕНЬКА: Какой граф?
АЛЕКСАНДР: Какой? скажите еще, что вы равнодушны к нему!
НАДЕНЬКА: Вы с ума сошли!
АЛЕКСАНДР: Да, вы не ошиблись! рассудок мой угасает с каждым днем... Можно ли так поступить с человеком, который любит вас больше всего на свете, который все забыл для вас, а вы...
НАДЕНЬКА: Что я?..
АЛЕКСАНДР (взбешенный ее хладнокровием). Что вы? Вы забыли! Я напомню вам, что здесь, на этом самом месте, вы сто раз клялись принадлежать мне. Эти клятвы слышит бог — говорили вы. Вы должны краснеть и перед небом, и перед этими деревьями, перед каждой травкой... Вы клятвопреступница!!
НАДЕНЬКА (с ужасом отступая от Александра). У! какие злые! за что вы сердитесь? я вам не отказывала, вы еще не говорили с ма-ман... почему же вы знаете?..
АЛЕКСАНДР: Говорить после этих поступков?..
НАДЕНЬКА: Каких поступков? я не знаю...
АЛЕКСАНДР: Каких? сейчас скажу. Что значат эти свидания с графом, эти прогулки верхом?..
НАДЕНЬКА: Не бежать же мне от него! а езда верхом значит... что я люблю ездить... так приятно: скачешь... ах, какая миленькая эта лошадка Люси! вы видели?.. она уж знает меня...
АЛЕКСАНДР: А перемена в обращении со мной?., зачем граф у вас каждый день, с утра до вечера?
НАДЕНЬКА: Боже мой, я почем знаю! какие вы смешные! маман так хочет.
АЛЕКСАНДР: Неправда! Маман хочет то, что вы хотите. Кому эти цветы? Все маман?
НАДЕНЬКА: Да, маман любит цветы...
АЛЕКСАНДР (не обращая внимания на ее слова). А о чем вы с ним говорили вполголоса?.. Посмотрите, вы бледнеете, вы сами чувствуете свою вину. Разрушить счастье человека, забыть, уничтожить все... Лицемерие, ложь, измена!., как могли вы допустить себя до этого? Богатый граф, лев, удостоил кинуть на вас благосклонный взгляд, — и вы растаяли, пали ниц перед этим мишурным солнцем. Где стыд!!! Чтоб графа не было здесь! слышите ли? оставьте, прекратите с ним все сношения, чтоб он забыл дорогу в ваш дом!!! я не хочу!!! (В бешенстве хватает Наденьку за руку.)
НАДЕНЬКА (пронзительно). Мама, маман! сюда!
Вбегает Марья Михайловна. За ней граф.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Что ты, что с тобой, что ты кричишь?
НАДЕНЬКА: Александр Федорыч... нездоров!
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Как ты меня перепугала, сумасшедшая! Ну что ж, что нездоров? я знаю, у него грудь болит. Что тут страшного? Не чахотка! Потрет оподельдоком — все пройдет...
Граф раскланивается, уходит. Марья Михайловна тоже ушла.
АЛЕКСАНДР: Прощайте, Надежда Александровна.
НАДЕНЬКА: Прощайте.
АЛЕКСАНДР: Когда позволите мне придти?
НАДЕНЬКА: Когда вам угодно.
Стоят молча.
АЛЕКСАНДР: Надежда Александровна...
НАДЕНЬКА: Я не могу слушать вас, вы были...
АЛЕКСАНДР: Я был виноват. Теперь буду говорить иначе, даю вам слово. Вы не услышите ни одного упрека. Объяснение необходимо... Ведь вы мне позволили просить у маменьки вашей руки. После того, что случилось, мне надо повторить вопрос. Отвечайте мне коротко и искренно на один только вопрос, и наше объяснение сейчас кончится... Вы меня не любите более?
НАДЕНЬКА: Что за мысль!., вы знаете, как маман и я ценили всегда вашу дружбу., как были всегда рады вам...
АЛЕКСАНДР: Послушайте, оставим маменьку в стороне... Сделайтесь на минуту прежней Наденькой... и отвечайте прямо.
Наденька молчит.
Ну, хорошо, я изменю вопрос. Скажите, не заменил ли — не назову даже, кто — просто, не заменил ли кто-нибудь меня в вашем сердце?..
Наденька молчит.
Отвечайте же, Надежда Александровна... одно слово избавит меня от муки, вас — от неприятного объяснения.
НАДЕНЬКА: Да о чем вы меня спрашиваете? Я совсем растерялась... у меня голова точно в тумане...
АЛЕКСАНДР: Я спрашиваю: заменил ли меня кто-нибудь в вашем сердце? Одно слово — да или нет — решит все. Долго ли сказать?
Наденька молчит.
Да или нет?
Наденька молчит.
Да или нет?
НАДЕНЬКА (очень тихо). Да!..
Пауза.
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА (входя). Александр Федорыч! В каком ухе звенит?
НАДЕНЬКА: Маман вас спрашивает...
АЛЕКСАНДР: А?..
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: В котором ухе звенит? Да поскорее!
АЛЕКСАНДР (мрачно). В обоих!
МАРЬЯ МИХАЙЛОВНА: Экие какие! В левом! А я загадала, будет ли граф завтра!
НАДЕНЬКА: Оставьте нас, маменька! И не надо подслушивать.
Марья Михайловна ушла.
Простите меня! я сама себя не понимаю... Все сделалось нечаянно, против моей воли... не знаю, как... я не могла вас обманывать...
АЛЕКСАНДР: Я сдержу свое слово, Надежда Александровна! не сделаю вам ни одного упрека. Благодарю вас за искренность... вы много сделали... сегодня... мне трудно было слышать это «да»... но вам еще труднее было сказать его... Прощайте, вы более не увидите меня — одна награда за вашу искренность... но граф, граф!.. К чему это вас поведет? Граф на вас не женится. Какие у него намерения?
НАДЕНЬКА: Не знаю...
АЛЕКСАНДР: Боже! как вы ослеплены!
НАДЕНЬКА: У него не может быть дурных намерений...
АЛЕКСАНДР: Берегитесь, Надежда Александровна!
НАДЕНЬКА: Прощайте, Александр Федорыч! (Уходит.)
Александр остается один и вдруг начинает рыдать.
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина девятая
Кабинет Петра Ивановича. Поздний вечер. Петр Иванович за столом, пишет. Он в халате. Елизавета Александровна подходит к мужу и, обняв его шею руками, целует его.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Ты не утомился?
ПЕТР ИВАНОВИЧ (целуя жене руку). Нет, Лиза.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Я не предполагала, что у меня будет такой умный муж.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Это ирония?
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Что ты! Ты прекрасен!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Тебе не нужны деньги?
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Нет. Мне с тобой хорошо и без них.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Без них, Лиза, никому и никогда не может быть хорошо.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Почему Александр перестал бывать у нас?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Видимо, нет нужды. Понадобится — явится.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Я полюбила его.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: В вас много общего. Только ты умнее.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Ах, я тоже глупа.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не клевещи на себя. Я не взял бы в жены глупую женщину. Как и ты, вероятно, не вышла бы замуж за глупого мужчину.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Я люблю тебя, Петр Иванович.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Значит, мой ум.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Не знаю... Спокойной ночи.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Прощай...
Елизавета Александровна ушла. Петр Иванович дописал бумагу, погасил одну свечу, другую взял в руки, и пошел в спальню.
Входит Александр. Он похудел, повзрослел, стал суше, категоричнее в интонациях.
Батюшки! То днем тебя не дождешься, а тут вдруг бац — ночью! Здравствуй! (Здороваются.) Здоров ли ты?
АЛЕКСАНДР: Да, двигаюсь, ем, пью, следовательно, здоров.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не проигрался ли ты или не потерял ли деньги?
АЛЕКСАНДР: Вы никак не можете представить себе безденежного горя!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что ж за горе, если оно медного гроша не стоит?
АЛЕКСАНДР: Когда узнаете, что случилось, ужаснетесь...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Расскажи-ка, давно я не ужасался. (Вглядывается в племянника.) А впрочем, немудрено и угадать. Вероятно, надули?..
АЛЕКСАНДР (вскочил, что-то хотел сказать, но снова сел). Можно ли было предчувствовать!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Надо было не предчувствовать, а предвидеть.
АЛЕКСАНДР: Вы так покойно можете рассуждать...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да мне-то что?
АЛЕКСАНДР: Яи забыл: вам хоть весь город сгори или провались, все равно.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Слуга покорный! а завод?
АЛЕКСАНДР: Утешения я у вас не найду, да и не требую. Я прошу вашей помощи, как у родственника.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Изволь. Не надо ли денег?
АЛЕКСАНДР: Если б мое несчастье было в безденежьи, я бы благословил судьбу!
ПЕТР ИВАНОВИЧ (серьезно). Не говори этого... Ты долго пробудешь, Александр?
АЛЕКСАНДР: Да, мне нужно все ваше внимание. А что?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Я, было, собрался спать без ужина, а теперь...
АЛЕКСАНДР: Вы можете ужинать?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да, и очень могу. А ты разве не станешь?
АЛЕКСАНДР: Да и вы не проглотите куска, когда узнаете, что дело идет о жизни и смерти.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: О жизни и смерти?., да, это, конечно, очень важно... а, впрочем — попробуем, авось, проглотим. (Звонит в колокольчик.)
Входит Василий.
Спроси, что там есть поужинать.
Василий уходит.
На голодный желудок, знаешь, оно не ловко...
АЛЕКСАНДР: Вы знаете графа Новинского?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Приятели... А что?
АЛЕКСАНДР: Поздравляю вас с таким приятелем — подлец!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Я лет пять его знаю и все считал порядочным человеком.
АЛЕКСАНДР: Давно ли вы стали защищать людей, дядюшка?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А ты давно ли стал бранить их, перестал называть ангелами?
Слуга вносит ужин, ставит его на стол и уходит.
АЛЕКСАНДР: Пока не знал, а теперь... Кругом виноват, что не слушал вас, когда советовали остерегаться всякого...
ПЕТР ИВАНОВИЧ (принимаясь за еду). И теперь посоветую, остерегаться не мешает. Если окажется негодяй — не обманешься, а порядочный человек — приятно ошибешься.
АЛЕКСАНДР (с презрением). Укажите, где порядочные люди?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да хоть бы мы с тобой. Граф, если уж о нем зашла речь, тоже порядочный человек. Да мало ли... Не все дурны.
АЛЕКСАНДР: Все, все!..
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А ты?
АЛЕКСАНДР: Я?.. я по крайней мере пронесу через жизнь чистое от низостей сердце.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, хорошо, посмотрим. Что же сделал тебе граф?
АЛЕКСАНДР: Что сделал? Похитил у меня все.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Говори определеннее. Под словом «все» можно разуметь бог знает что, пожалуй, деньги. Он этого не сделает...
АЛЕКСАНДР: Все! Жизнь!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ведь ты жив!
АЛЕКСАНДР: К сожалению — да!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Э! да не отбил ли он у тебя красавицу, эту, как ее? Да! он мастер на это, тебе трудно тягаться с ним. Повеса! повеса!
АЛЕКСАНДР: Он дорого заплатит за свое мастерство! Я не уступлю без спора...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Провинция!
АЛЕКСАНДР: Я истреблю этого пошлого волокиту!..
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Азия!
АЛЕКСАНДР: Я сотру его с лица земли...
ПЕТР ИВАНОВИЧ (продолжая есть). Кстати, он не говорил — привезли ли ему из-за границы фарфор?
АЛЕКСАНДР (грозно). Не о фарфоре речь, дядюшка! Вы слышали, что я сказал?
ПЕТР ИВАНОВИЧ (утвердительномычит). М-м-м!..
АЛЕКСАНДР: Выслушайте хоть раз в жизни внимательно. Я пришел за делом. Согласитесь ли вы быть моим секундантом?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Котлеты совсем холодные!..
АЛЕКСАНДР: Вы смеетесь, дядюшка?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Сам посуди, как слушать серьезно такой вздор: зовет в секунданты!
АЛЕКСАНДР: Что же вы?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Разумеется, не пойду.
АЛЕКСАНДР: Хорошо, найдется другой.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Послушай, Александр. Граф не станет драться с тобой, я его знаю.
АЛЕКСАНДР (вскипев). Не станет! я не полагал, чтоб он был низок до такой степени!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Он не низок, а только умен.
АЛЕКСАНДР: Так, по вашему мнению, я глуп?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Н... нет, влюблен... Скажи-ка, ты на кого особенно сердит — на графа или на нее... как... Анюта, что ли?
АЛЕКСАНДР: Я его ненавижу, ее презираю.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Начнем с графа. Положим, он примет твой вызов, положим даже, что ты найдешь дурака секунданта, что же из этого? Граф убьет тебя как муху.
АЛЕКСАНДР: Неизвестно, кто кого убьет.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Наверно, он тебя.
АЛЕКСАНДР: Тут решит божий суд.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, так воля твоя, он решит в его пользу. Граф, говорят, в пятнадцати шагах пулю в пулю так и сажает, а ты вовсе стрелять не умеешь. Положим даже, что суд божий и попустил бы такую несправедливость: ты бы как-нибудь не нарочно и убил его. Что ж толку? разве ты этим воротил бы любовь красавицы? Она бы тебя возненавидела, да притом тебя бы отдали в солдаты...
Достарыңызбен бөлісу: |