Областной научно-методический центр культуры и повышения квалификации



бет10/16
Дата25.07.2016
өлшемі10.35 Mb.
#220792
түріКнига
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   16
первопредков людей, т. н. тотемов. Н.А.Криничная отмечает, что: «Поскольку головной убор был неким средоточием тотемистической сущности индивида, ему, судя по мифам и преданиям, придавалось важное значение при исполнении обряда ини­циации (т.е. перехода в другой возрастной и социальный статус – С.Ж.)... Можно предполагать, что головной убор маркируется как знак приобщения индивида к тотемному предку (тотему)» 344. Она считает, что миф о тотемном предке формируется уже в период раннеродового об­щества, примерно 30–40 тысяч лет назад 345, и что этот образ «является порождением определенных социально-экономических условий, харак­терных для общинно-родовой организации, когда личность полностью отсутствует или, вернее, понимается как часть целого, не выделяющая­ся никакими признаками индивидуальности, не обладающая никакой спецификой, когда понятия человека еще не было. В этих условиях ин­дивид оказывается «слитым» не только с определенной ограниченной общностью, но и с самой природой. Персонификацией подобной общ­ности и невыделенности как раз и является образ мифического предка – родоначальника, во внешнем облике которого в различных неустойчи­вых пропорциях сочетаются зоо-, фито- и антропоморфные признаки. Данный персонаж оказался тем мифологическим обобщением, тем воп­лощением древнейшей типизации, которые в той или иной степени реа­лизовались в последующем фольклорном процессе» 346. И здесь, вслед за Н.А.Криничной, хотелось бы повторить слова выдающегося иссле­дователя О.М.Фрейденберг: «Система новой культуры сознания складывается на основании тех самых принципов построения, которые были и раньше в прежних системах. Тотемизм – это увертюра к будущим куль­турам, это пролог будущей человеческой «Трагедии». Он сразу все от­крывает и прячется, как угасшая комета. Потом культура начинает свой путь сызнова, варьируя во времени и каузальности все сказанное раньше» 347.

На головках, т.е. на верхних затылочных частях северодвинских и тарногских повойников, выполненных из штофа или бархата, как пра­вило вишневого, малинового или алого цвета, изображаются вышитые золотыми или серебряными нитями странные существа. Как правило, каждое из них представлено в характерной распластанной «лягушачь­ей» позе, типичной позе рожающей женщины. Под основной, централь­ной фигурой, на руках которой, очень похожих на звериные лапы, сидят птицы или змеи, помещено второе изображение.

В Тарногских борушках – это помещенное между широко расстав­ленными ногами первого существа, как правило, рогатого, второе, по­чти полностью аналогичное первому, рогатое существо, также в харак­терной распластанной позе. Первая фигура соединена со второй, меньшей, тонкой полоской – «пуповинкой». В северодвинских повой­никах центральная фигура соединяется полоской, опускающейся так­же между широко расставленными ногами, с треугольником или трех­ступенчатой пирамидой. Но треугольник и ступенчатая пирамида в глубокой древности (в VI–III тыс. до н.э.) являлись знаком женского производящего начала, символом рождения и воспроизводства 348. Таким образом, ступенчатая пирамида и треугольник северодвинских ко­кошников – одно и то же со вторым «существом» композиций тарногс­ких борушек.

Характерность позы, а также то, что верхняя и нижняя фигуры соединены тонкой полоской, очень похожей на пуповину, дают нам ос­нования для утверждения, что перед нами изображения двух богинь-Рожаниц, причем в этой композиционной схеме следующим составля­ющим является сама женщина, носящая данный повойник. Она обязана продолжить далее бесконечную во времени цепочку рождений и всей логикой этого заклинательного орнамента обязана повторить акт рож­дения, воспроизводства.

Очень часто на головках северодвинских кокошников вышивалось золотое дерево с птицами-утицами на ветвях. Причем, по очертаниям это дерево опять же повторяет фигуры двух Рожаниц – матери и рож­денной ею дочери, с руками и ногами – золотыми цветущими ветвями. Птицы-утицы, сидящие на ветках-руках, символизировали души умер­ших, готовых в образах новорожденных детей вернуться на землю в мир людей. Это древнее представление о Верховных рождающих богинях пришло также из глубин ведической древности.

Так, у потомков уроженцев Восточной Европы, пришедших в III­II тыс. до н.э. в горы Афганистана, сохранились представления о том, что Вселенная – золотое дерево и рожающая женщина одновре­менно, а ветки этого дерева – родственные народы 349. О том, что древ­ние арийские представления связывали мир умерших с золотым дере­вом-Богиней Праматерью, вечно порождающей жизнь, свидетельствут один из текстов «Ригведы». Это разговор мальчика с умершим отцом, где говорится: «Где поддеревом дивнолистым пьет со всеми богами Яма (бог смерти – С. Ж.), наш родитель начальник рода там проходит доро­гой предков» 350. Стоит вспомнить всвязи с вышесказанным, что в изве­стной русской народной сказке «Крошечка-Хаврошечка» из костей коровы, которая заменила девушке умершую мать, выросло дерево – яблоня с золотыми яблоками. В одной из югославских народных ска­зок рассказывается о женщине, которая, спасаясь от преследований злой снохи, приезжает к серебряной изгороди, за которой на ветвях огромного дерева находится серебряное село. Встречающий ее Верхов­ный Бог говорит: «Заходи за эту калитку и ты вернешься в свою моло­дость». Это очень похоже на завершение похоронного гимна «Веды», где, обращаясь к умершему, призывают: «очистившись от всего грехов­ного, возвращайся обратно в цветущем состоянии», то есть возвратись обратно ребенком. Такая идея золотого или серебряного дерева – мира предков и одновременно воплощения Богини жизни и рождений, очень четко зафиксирована на северо-русских женских головных уборах.

Изображения Рожаницы (часто называемые «жаба») можно встретить на олонецких, череповецких и каргопольских кокошниках, где они выполнялись из жемчуга, бисера, сеченого перламутра или стекля­руса и помещались надо лбом женщины. Это несколько утрированные в своей распластанности фигуры с поднятыми вверх руками и широко разведенными ногами.

Интересно, что головной убор с такой орнаментикой женщина носила только в течение репродуктивного периода своей жизни, т.е. в то время, когда она могла стать матерью, рожать, а зачастую только в первые годы семейной жизни, до рождения ребенка, а затем меняла его на менее украшенный. Старея, женщины переходили на другие, старушечьи повойники.

Говоря об изображениях Богинь-Рожаниц на северорусских жен­ских головных уборах, хотелось бы отметить еще одну очень важную деталь. Как правило, головы всех этих вышитых золотом, серебром и жемчугом рожающих божеств украшают рожки. И это совсем не слу­чайно. Дело в том, что исследователями давно отмечено – целый ряд русских женских головных уборов имеет рога: это рязанские, тульские, калужские, тамбовские, курские кички, сороки и кокошники, в этот ряд входят также знаменитые воронежские «кораблики» и однорогие кар-гопольские кокошники. Все они привносят в облик носящей их женщи­ны один и тот же элемент – женщина уподобляется корове или козе, существам, сдревней поры считавшимся связанными с символикой пло­дородия. Вспомним вновь сказку о Крошечке-Хаврошечке, в которой мать девушки фактически воплощается в Коровушку-Буреношку, а за­тем превращается в дерево-яблоню с золотыми яблоками, приносящи­ми счастье. Судя по всему, рогатость Рожаниц, вышитых на головных уборах, с одной стороны, подчеркивает их связь со сферой священного, а с другой – объединяет богиню с ее архаическим прототипом – коро­вой. Н.А.Криничная отмечает, что: «Идея слитности членов родовой общины через соотнесенность каждого из них с одним и тем же тотем­ным предком (тотемом) нашла свое специфическое выражение и в одеж­де... Соответствующая семантическая и функциональная роль в данном контексте принадлежит и головному убору. Его очертания, по утверж­дению этнографов, первоначально должны были уподобляться внешним признакам мифического предка и в сущности сводились к условному изображению животного, либо его части» 351. Б.А.Рыбаков, говоря о близости двух Рожаниц – матери и дочери – к древнегреческим боги­ням (матери и дочери) Лето и Артемиде, подчеркивает связь этих гре­ческих богинь с культами плодородия. Но практически все древнейшие богини плодоносящих сил природы Европы и Азии в той или иной мере связаны с коровой. Будь то увенчанные рогами египетская Исида или вавилонская Иштар, древнегреческие волоокая Гера или Ио, обращен­ная в корову, Европа, изначально воплощавшаяся в облике коровы, и т.д. – все они связаны с культом одного и того же животного.



Стилизованное изображение Рожаницы, совмещенное с изображением (пере­вернутым) головы быка. Вологодская вышивка. XIX в.

Интересно, что один из предполагаемых аналогов древнерусских Рожаниц – богиня Артемида в облике Селены (Луны) изображалась рогатой, а в своем малоазиатском варианте представлялась многогрудой, с целым стадом коров на теле. Все эти вышеперечисленные богини имеют еще одну общую черту – они так или иначе связаны с древней­шими лунарными культами – так как подательницей плодородия в виде дождей, рос, влаги вообще во многих культах древности была луна. Но луна в тех же культурах, как правило, ассоциировалась с коровой или быком, так как луна, вода, корова и бык издавна были тесно взаимосвя­заны и взаимозаменяемы в различных мифологических системах. Кро­ме того, брачные партнеры многих богинь плодородия также выступа­ют, как правило, в облике одного и того же животного – быка.

Итак, в многочисленных головных уборах, бытовавших на обшир­ной территории России, женщина, являвшаяся как бы земным вопло­щением богини-Рожаницы, уподоблялась рогатому существу – коро­ве. Подчеркивание признаков, ассоциирующих женщину с коровой, и в то же время постоянная рогатость изображаемых на повойниках Рожа­ниц, приводит к выводу о том, что, коль скоро женщины, а в конечном счете – богини Рожаницы – рогаты, то рогатым должен был изобра­жаться и Бог Род – Верховное языческое славянское Божество Все­ленной.

Такое положение подкрепляется выводами Б.А.Рыбакова о род­стве Рода и древних богов Ваала, Гада, Аполлона, Зевса, Юпитера, Ди­ониса и, наконец, христианского Саваофа, чьим антиподом был в цер­ковных поучениях против язычества Бог Род. Однако, переднеазиатские Ваал и Гад – боги плодородия, воды, рождений имели одно воплощение – быка. Аполлон, как писал Павсаний, больше всего любил быков. Зевс Критский олицетворялся в облике быка. В образе быка или козла воп­лощался бог плодородия и стихийных сил природы Дионис. И, наконец, прообраз христианского Саваофа – древний семитский бог Илу (или Илохим) также изображался в облике быка 352. В этом ряду аналогов Рода одним из важнейших, если не самым главным, может быть назван древнейший ведический (арийский) бог Рудра, о котором Н.Р.Гусева пишет следующее: «В Ведическом пантеоне существенную роль играл также бог Рудра, который выступает в Ведах под многими именами и является носителем ряда функций. Он описывается как благостный со­зидатель всего живого, сын зари и одновременно как гневное божество бурь... Будучи ведическим, то есть арийским, божеством, Рудра, веро­ятно, стал объектом культового поклонения арьев не в самой Индии, а был известен в доиндийский период их истории. Обратимся к некото­рым сопоставлениям. У древнерусских язычников был бог Род – гроз­ный и капризный повелитель неба, «владевший тучами, дождем и мол­ниями, от которого зависела вся жизнь на земле». Значение имени «Рудра» повторяет эти определения: грозный, могучий, бог гроз, бла­гостный. Имя славянского Рода разъясняется еще как красный, сияю­щий, сверкающий. Есть славянские слова «руда» в значении крови и «рудый», «рдяный» («красный цвет»). В санскрите тоже существует древний корень «рудх» («быть красным»), от которого образуется «руд-хира» («красный», «кровавый», «кровь») 353. Связь имени восточнос­лавянского бога Рода со словами «руда» (кровь), «рудый», «рдяный», «родрый» (красный цвет) отмечает также и Б.А.Рыбаков 354.

Но арийский бог Рудра в животном воплощении – бык, как могу­чего быка воспевают его гимны «Веды». Надо сказать, что одна из древ­нейших, зафиксированных в формах искусства традиций, сочетающих культ женского рождающего божества и культ быка, символизирующе­го мужское начало, уводит нас в VII тысячелетие до н.э. в Малую Азию. Здесь бык был одним из главных мифологических персонажей. «Вто­рым (а по значению, возможно, первым), персонажем была «богиня» – мать животных (быков и, видимо, баранов) и людей, изображавшая­ся рождающей их... в некоторых случаях изображали двух «богинь», одна из которых была моложе другой... Образ более южного божества свя­зан с представлением об обновлении жизни природы», – пишет Е.В.Антонова 355. С аналогичной малоазиатской ситуацией мы встречаемся и в трипольской культуре, распространенной на юге Украины и в Поднепровье в VI–III тыс. до н.э. (Многие ученые считают, что именно в трипольской культуре берут начало будущие славяне). Здесь повторя­ется та же схема – изображается женское божество, часто в позе ро­жаницы; мужское начало воплощается в образе быка, бычьих голов или рогов 356.

Известно, что в славянском мире реликтов культа быка более, чем достаточно. Здесь можно привести слова византийского историка Прокопия Кесарийского (VI век) о том боге, которого одного славяне чтут владыкой над собой и приносят ему в жертву быков 357.

Это обрядовые захоронения турьих рогов и большое количество географических названий, в основу которых положены слова «тур», «турово»; это наличие в славянской святочной обрядности Тура, вож­дение по селам быка, название маскарадных рогатых масок «туром», прославление в святочных песнях «тура» и «турицы». Интересное опи­сание святочного маскарада в средневековой Руси было сделано одним из монахов-очевидцев, который отмечает следующее: «На тех своих законопротивных сборищах некого Тура-сатану вспоминают и иные лица свои и всю красоту человеческую (по образу и подобию божию сотво­ренную) некими хорями или страшилами на дьявольский образ пристро­енными, закрывают...» 358.

На Руси в старину масленичный поезд, связанный с отправлени­ем культа предков и плодородия, прикреплялся к саням с быком, кото­рый таким образом оказывался во главе ритуальной процессии. Б.А.Рыбаков отмечает, что: «Среди языческих идолов славянского средне­вековья наиболее часто встречается изображение бородатого мужчины с огромным турьим рогом, «рогом изобилия» в руке... рог как символ благополучия и обилия является устойчивой деталью почти всех скуль­птур» 359. Известный исследователь славянского фольклора И.И.Тол­стой, говоря о древнегреческих ритуальных буффониях (быко-убийствах). сравнивал их с обрядом жертвоприношения быков в Кирил­ловском уезде Новгородской губернии, существовавшем еще в начале XX века, и считал этот вариант более архаичным в некоторых деталях, чем древнегреческий 360.

Но в селе Югра Тарногского района Вологодской области еще до 30-х годов нашего века сохранялся обычай братчин, на которые ежегодно выращивался бычок, поочередно каждой семьей в селе. После совместной трапезы односельчане отдавали голову бычка дому, выкор­мившему его, и эта голова помещалась на чердаке, где под влиянием дыма коптилась и высыхала. Она хранилась там до тех пор, пока вновь не приходила очередь данной семьи откармливать следующего бычка для братчины 361.

На Русском Севере хорошо сохранились также древние представ­ления о тучах, как о коровах и быках. Так, во многих районах Вологодс­кой области бытуют диалектные слова «бык», «бычок» – первая туча перламутрового цвета, являющаяся предвестником сильной грозы, гро­зовое облако («Бычок постепенно небо закрывает»). О сумрачном небе говорят, что оно «бычится» (Ноне весь день небо бычится») 362. Такое метафорическое описание туч встречается и во многих памятниках древ­неиндийской литературы. Это одни из самых распространенных в ней стереотипов образного восприятия облаков и туч. В сказках и песнях Вологодчины туры часто связаны с водой-рекой, озером, морем. При­мером тому легенда, записанная братьями Б. и Ю.Соколовыми в 1914 году в Кирилловском уезде. В ней повествуется о чудесных быках, вы­ходивших в старину из Вещозера 363.

И, наконец, известно, что в свадебной обрядности невеста в Во­логодской губернии именовалась «телушкой», а жених «быком» или «порозом». Кроме того, определенный интерес представляет тот факт, что на Русском Севере до рубежа XIX–XX вв. сохранялся похоронный обычай, когда родственники умершего жертвовали корову нищему, го­воря при этом «корова покойника» 364. Этот обычай представляет собой зримый аналог древнему ведическому обычаю приносить в дар жрецу-брахману корову, чтобы обеспечить душе на том свете переход через реку смерти 365. Тем более, что брахман в идеале – отшельник, не владеющий никакими мирскими благами и живущий подаянием, то есть нищий. Од­ним из аргументов в пользу того, что Верховный восточнославянский Бог Род воплощался в облике быка, был рогатым, являются вышивки северорусских женских головных уборов, где наряду с изображением двух Рожаниц довольно отчетливо просматривается условное изобра­жение бородатой, рогатой мужской личины. Особенно в этом плане интересны северодвинские старушечьи праздничные «нашлепки», ме­стом изготовления которых было старинное село Черевково. Эти по­войники отличает от головных уборов «молодух» обилие серебряного, а не золотого шитья (золото здесь опущено в фон). Даже при беглом взгляде на такой повойник-«нашлепку» отчетливо видна бородатая, круглая, оскалившая зубы в улыбке мужская личина. Но если внима­тельно всмотреться в рисунок серебряной вышивки, то перед нами пред­станет губастая, носатая и рогатая голова быка. Невольно вспомина­ются строки из трагедии древнегреческого поэта Еврипида, рассказы­вающие о царе Пенфее, который обрел дар высшего зрения и увидел истинный облик бога плодородия Диониса (аналога восточно-славянс­кого Рода), до этого казавшегося ему обыкновенным человеком. Пенфей говорит:

«Ты кажешься быком мне, чужестранец,

Вон у тебя на голове рога...

Так был ты зверь и раньше?

Бык, бесспорно!



(Пер. И. Анненского)
На головках старушечьих северодвинских повойников такое же изображение мужчины и быка одновременно. Но здесь возникает воп­рос, почему именно на старушечьих головных уборах помещалось столь своеобразное изображение?

Вероятно, это вызвано тем, что Род, как и арийский бог Рудра (ближайший аналог Рода), и древнегреческий бог Дионис, связан с тем­ным, грозовым небом, миром мертвых и месяцем (луной). Но луна во многих мифологических системах соотносится не только с плодороди­ем, но и с миром мертвых, с обиталищем предков – подателей плодоро­дия. Так, арьи считали Рудру божеством лунарного цикла и связывали с ним представления о плодородии, долголетии, смерти и возрожении. Они верили в то, что главным средством, придающим жизненную силу, был посылаемый Рудрой дождь, и что труп должен быть омыт дождевыми водами. Из той же глубочайшей древности идет, вероятно, и славянс­кое поверье, что дождь во время похорон – благо.

В ведические времена, много тысячелетий назад, люди верили, что «путь предков ведет на луну, откуда души ниспадают с росой, возник­шей из месяца». Но такую же картину мы видим и в восточнославянс­кой средневековой традиции. Так, в древнерусском поучении говорит­ся: «То не Род, сидя на воздухе мечет на землю дождь и росу и оттого, якобы, рождаются дети. Бог всему творец, а не Род» 366. Аналогии пора­зительные – Род проливает на землю дождь и росу как ведический бог Рудра (бык), а с дождем и росой возвращаются на землю души предков, чтобы перевоплотиться в своих потомков – внуков и правнуков. Такие представления сохранились у русских до позднего средневековья. «Из навей (т.е. из мертвых – С.Ж.) дети нас емлют», – говорили наши предки. Исходя из всего вышеизложенного, объяснимо наличие изоб­ражений бородатых, оскалившихся быков-мужчин на северодвинских старушечьих головных уборах.

Пока женщина была молода и способна продолжать род, она на­ходилась под покровительством богинь-Рожаниц, охранявших ее голо­ву, а значит, и ее самое. На закате своих дней женщина возлагала на голову старушечью «нашлепку», отдавая себя под покровительство бога предков Рода и веря в то, что обращенная в дождь, росу или снег, она вернется на землю, чтобы вновь возродиться в своей внучке или прав­нучке. Этим можно объяснить и то, что форма «головок» старушечьих «нашлепок» резко отличается от той же детали головного убора моло­дых женщин. Если у «молодух» головки северодвинских кокошников слегка вытянуты и заовалены, напоминая очертаниями коровье копы­то, то у старух головки повойников совершенно круглые и в комплексе с серебряной вышивкой удивительно похожие на бледно-серебристый «улыбающийся» лик луны.

Таким образом, подводя итоги всего того, что было сказано о се­верорусских женских головных уборах, надо еще раз подчеркнуть их ог­ромную роль в комплексе традиционного народного костюма.

Головной убор свидетельствовал о возрасте своей владелицы, о ее семейном положении (девушка, девушка на выданье, просватанная, молодая женщина, женщина средних лет, старуха); он был оберегом и должен был стимулировать родовую функцию женщины, соединяя ее с миром Высших языческих богов и богинь. Являясь логическим завер­шением всего костюма, женский головной убор нес на себе наиболее священные изображения, символика которых сложилась в глубинах тысячелетий. Именно на северорусских повойниках-кокошниках с наи­большей полнотой и яркостью представлены образы древнейших вос­точнославянских верховных богинь Рожаниц и Верховного Бога Все­ленной – Рода, культ которого вызывал негодование православного духовенства еще в XV–XVI веках.

Завершить наш анализ символики северорусского женского на­родного костюма, дожившего в лучших своих образцах до рубежа XIX–XX века, хотелось бы словами М.Н.Мерцаловой: «Колдовская сила русского народного костюма так велика, что, однажды заглянув в эту сокровищницу и осознав ее связи с обычаями, обрядами, с древнейши­ми истоками русской культуры, когда магическое значение вещей, изображений превращалось в эстетическое, уже не можешь оторваться от нее. Чем пристальнее изучаешь русский народный костюм как произ­ведение искусства, тем больше находишь в нём ценностей, и он стано­вится образной летописью жизни наших предков, которая языком цве­та, формы, орнамента раскрывает нам многие сокровенные тайны и законы красоты народного искусства. Поэтому и не умирает народный костюм. Он превратился в звено, которое связывает художественное прошлое нашего народа с его настоящим и будущим» 367.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Прялка + Пряха = Жизни

Нить жизни, нить судьбы, нить вечности.

Они рождаются из бесформенного волокна под руками умелых прях и помогают им в этом веретено и прялка. Помните:

«Позолоченная пряслица,

Мы прядем, а нитка тянется,

Мы прядем, а нитка тянется,



Нам работа наша нравится».
Русскую прялку и как произведение искусства, и как утилитар­ный предмет никак не назовешь обойденной вниманием исследовате­лей. Но, несмотря на обилие литературы, знаковая сущность этого ин­тересного и глубоко функционального предмета старого крестьянского быта представляется на сегодняшний день недостаточно узученной: из огромного количества работ лишь в немногих была сделана попытка раскрыть символический язык прялки. Значительный вклад в изучение символики орнамента внесла статья Б.А.Рыбакова «Макрокосм в мик­рокосме народного искусства», где автор, говоря о форме прялки, о наи­более характерных композиционных элементах ее декора, связывает весь этот комплекс с мировоззрением наших далеких предков – земле­дельцев энеолита – и отмечает связь космогонической символики, за­фиксированной в орнаменте прялки, с идеей плодородия, воспроизвод­ства, с системой мифопоэтических представлений о гармонии жизни и смерти 368. Б.А.Рыбаков вновь обратился к этой теме в своей фундамен­тальной работе «Язычество древних славян», где наряду с разнообраз­ным материалом по орнаментике, подтверждающим мысль автора о на­личии на прялках сложной космогонической схемы, общей картины Вселенной, какой она представлялась нашим далеким предкам, приве­дено очень интересное донце прялки в виде лежащей мужской полуфигуры 369. Руки этого странного персонажа сложены на груди крестом, как у покойника, но глаза широко открыты. В прямоугольную щель рта, об­рамленную с двух сторон ровным рядом зубов, вставляется ножка прял­ки, завершающаяся гребнем или лопаской, со всей ее космогонической символикой. В нижней части туловища, там, где сидела пряха, помещен круге шестилепестковой розеткой, символом света, огня, жизни. Б.А.Рыбаков пишет об этом знаке следующее: «... шестилучевой громовой знак (колесо с шестью спицами) был наиболее многозначимым, свя­занным не только с солнцем, но и с небом вообще, с повелителем неба, чья власть особенно ощутимо проявлялась в грозе, в ударах молнии и сопровождающем ее громе» 370. Такое своеобразное решение донца пред­ставляется неслучайным и является своего рода ключом, позволяющим в какой-то мере объяснить некоторые загадки русской прялки. Анализ декора донцев подобного типа приводит к выводу о наличии в них четко выраженной символики мужского начала. Известно, что прялка

Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   16




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет