Оборотничество:
границы понятия и язык его описания
Елена Евгеньевна Левкиевская (Москва)
При анализе любого мифологического представления (как
и любого другого элемента традиционной культуры) исследова-
тель имеет дело с двумя весьма разными языками описания изу-
чаемого феномена: со знакомым ему языком науки и познавае-
мым им языком традиционной культуры, обладающим собствен-
ной системой терминов для обозначения тех или иных явлений и
отражающим взгляд традиции на природу этих явлений. С этой
точки зрения целью исследователя является максимально точ-
ный и как можно более адекватный перевод смыслов с языка
традиции на язык науки. Разница во взглядах на исследуемый
феномен Дизнутри» самой традиции и с позиции внешнего на-
блюдателя заключается не только в несовпадении языков описа-
ния того или другого элемента мифологии, но и в разных пред-
ставлениях о его границах и об объеме стоящего за ним понятия.
Точнее, разница языков описания эксплицирует различия в
осмыслении семантики того или иного элемента носителями
самой традиции и ее внешним исследователем. С данной пробле-
мой мы сталкиваемся при анализе того явления мифологии, ко-
торое на языке науки обычно называется оборотничеством, но
почти никогда не обозначается этим словом в языке самой тра-
диции. Это наблюдение верно для всех славянских мифологиче-
ских систем и, вероятно, может быть отнесено к другим, несла-
вянским, культурам.
Научная терминология, как правило, представляет собой си-
стему имен существительных, что удобно для категоризации ис-
следуемых элементов и для их классификации, но это суще-
ственно искажает логику самой традиции и исследуемых мифо-
логических представлений. В языке традиционной культуры
способность персонажа принимать тот или иной вид чаще всего
26
выражается с помощью устойчивых предикативных конструк-
ций типа делаться, становиться, перекинуться, перевертаться,
перетворяться, ходить, идти, бегать (кем-то) и т.п.: ДВедьма и
овэчкою, и свиннедю зробицца» (с. Гортоль Ивацевичского р-на
Брестской обл. [НДП 1: 60]); ДВедьмы на Купайла, на Пэтра то
скинутся котом, собакой» [НДП 1: 52]. ДИ ужже ходят воны [ведь-
мы] по хливах и пэрэкидаюця – якый жабой, то по хливах лазить»
(с. Ветлы Любешовского р-на Волынской обл. [НДП 1: 48]);
Д[Ведьма] як прэужрашчаецца, што хоча зробить. Може стать свин-
недю, овэчкой, як мыш» (с. Гортоль Ивацевичского р-на Брестской
обл., 1987 г. [НДП 1: 60]); Ведьма – и клубком, и котом, и собакой.
Чи круглое што-то ходи. Людына перэтворицца на кошку, овечку,
высасывае у коров молоко. Ведьма робилась на свынню, кота»»
(с. Великий Злев Репкинского р-на Черниговской обл. [НДП 1:
212]); ДЕсли будеть итить» можэ свиннедй, можа курицэй – ета,
што портить [лошадей], – тада бей пряма наотмашь левой рукой.
А она [ведьма] шла свиней» (с. Жерелево Куйбышевского р-на
Калужской обл. [НДП 1: 97]). Глагольные конструкции, обычно
обозначающие в языке традиции понятие оборотничества пер-
сонажа, представляют его как действие, очень часто выражаемое
с помощью глаголов движения (ходить, бегать, лазить и пр.), то-
гда как научный термин в виде имени существительного пред-
ставляет его как состояние. Из этого следует, что глаголы обла-
дают способностью (отсутствующей у имени существительного)
указывать на одну из базовых семантических составляющих это-
го понятия с точки зрения традиции – временность, непостоян-
ность пребывания персонажа в ином облике по отношению к его
основному внешнему виду, который мыслится для данного ми-
фологического существа. Например, для ведьмы таким Дбазо-
вым» обликом является вид обычной женщины, но носитель тра-
диции никогда не скажет, что ведьма Дходит», Дбегает» или Дде-
лается» женщиной, такое обозначение возможно только для ее
временных обликов, отличных от основной ипостаси. Эта семан-
тика временности отсутствует в термине Доборотничество»,
принадлежащем языку науки, что затемняет и искажает для ис-
27
следователя аутентичное смысловое поле этого явления, а это
значит, что данный способ Дперевода» с языка традиции на язык
науки вряд ли можно считать адекватным.
Заметим попутно, что не всегда ясно, какую из ипостасей пер-
сонажа считать Дбазовой», Досновной», а какие – результатом
оборотничества. Для разных персонажей и локальных традиций
ответ тоже может быть разным: в одних случаях под Дбазовым»
будет пониматься наиболее частотный (по отношению к общему
числу зафиксированных текстов) облик, в других – антропо-
морфный по отношению к зооморфным, в третьих – тот облик,
который в самой традиции мыслится как Дпостоянный».
Еще одна проблема, возникающая при изучении понятия обо-
ротничества, касается его границ, которые весьма различно по-
нимаются разными исследователями и очень часто не совпадают
с тем, как их понимает сама традиция. Способность демониче-
ских существ менять свой облик, появляться перед человеком в
разных личинах, оказываться то видимыми ему, то исчезать из
его поля зрения – одно из базовых свойств, заложенных едва ли
не в любой системе мифологических представлений. Описание и
классификация всех возможных вариантов облика персонажей
являются одной из основных задач при анализе любой мифоло-
гической системы. Но здесь возникает вопрос: все ли имеющиеся
в традиции формы изменчивости внешнего вида Диномирных»
существ можно назвать термином Доборотничество» с точки
зрения самой традиции и с точки зрения сложившихся в науке
взглядов на это явление? В частности, можно ли отнести к обо-
ротничеству приписываемое персонажу свойство считаться не-
видимым (нулевой облик), но при этом появляться человеку в
видимом образе в конкретных ситуациях? Это касается, напри-
мер, домового в русской традиции – о нем обычно говорят, что он
невидим, его нельзя увидеть, но при этом в нарративах о его
прогностических способностях он появляется перед человеком
во вполне зримых и устойчивых образах старика, кошки и пр.
Можно ли рассматривать как формы оборотничества устойчи-
вые ипостаси персонажа, обладающие собственными функция-
28
ми, отличными от тех, которым обладает основная ипостась
персонажа, а иногда находящимися по отношению к ней в со-
стоянии дополнительной дистрибуции? Так, в большинстве
севернорусских ареалов домовой, помимо основной антропо-
морфной (или нульморфной) ипостаси (которая обычно связа-
на с патронатом над жизнью семьи) имеет, как минимум, еще
одну (а иногда и две) устойчивую ипостась – змеи (ужа) или
ласки, которые связаны с хлевом и скотом, но не имеют ника-
кого отношения к пространству дома. На наш взгляд, подоб-
ный конструкт представляет собой самостоятельное явление,
отличное от оборотничества.
Если для изучения синхронного среза традиции этот вопрос
все-таки можно считать решаемым, то при диахроническом под-
ходе, учитывающем сложные процессы конвергенции и дивер-
генции персонажей в локальной традиции на разных хронологи-
ческих этапах ее развития, он может вызвать значительные за-
труднения. Если рассматривать генезис уже упомянутого север-
норусского домового, можно с достаточной долей уверенности
утверждать, что описанное выше соотношение его антропо-
морфной и зооморфной ипостасей является результатом доволь-
но поздней конвергенции собственно славянских представлений
о домовой змее как о мифологическом покровителе дома, и заим-
ствованного из финно-угорской мифологии в русскую образа ан-
тропоморфного (или нульморфного) домового (подробней об
этой проблеме см. [Левкиевская 2000: 103–110]). Если данная
гипотеза верна и антропоморфный и зооморфный образы домо-
вого – это в прошлом разные персонажи, то можем ли мы решать
проблему оборотничества в плане диахронии или же здесь воз-
можно только изучение синхронного состояния традиции?
Таким образом, проблема границ этого явления и семантиче-
ской наполненности понятия Доборотничество» – первостепен-
ный методологический вопрос, требующий обширного научного
обсуждения и привлечения материалов разных культурных тра-
диций. Однако уже на данном этапе исследования проблемы оче-
видно, что начинать изучение феномена оборотничества необхо-
29
димо с составления его дефиниции, включающей все релевант-
ные составляющие этого понятия (например, представление об
оборотничестве как временном состоянии персонажа, наличие в
мифологических представлениях Досновной» ипостаси персона-
жа, противопоставленной Двременным»). Очевидно также, что
такое сложное понятие даже в рамках одной традиции заведомо
не может иметь четких границ, поэтому оно может быть описано
в виде модели, состоящей из ядра (куда входят типичные и без-
условные ситуации оборотничества, подпадающие под дефини-
цию) и периферии, куда попадут пограничные и спорные случаи.
Достарыңызбен бөлісу: |