Образ человека как основа искусства врачевания

Пробуждение, без сомнения, связано с деятельностью чувственной организации. Даже если мы еще не выспались, пробуждение может наступить под действием сильного чувственного впечатления; если же организм отдохнул, то достаточно легкого чувственного раздражения.

Только после пробуждения мы можем испытать себя как Я, но это через разрушение телесности, которое вызывает Я, приводит к тому, что по истечении дня усталость снова делает необходимым сон. И только сон дает нам возможность связать переживания периода бодрствования с нашим Я, вчленить их во все наше существо.

Итак, деятельность Я в телесности делится на две ритмично сменяющиеся и взаимно обусловливающие фазы:

1. Дневная деятельность, которая душевно ведет к Я-сознанию, а телесно к разрушению;

2. Ночная деятельность, которая во сне связана с душевным и телесным созиданием.

Однако следует учитывать, что дневная и ночная деятельности Я разделены не полностью: ночная деятельность при пробуждении перекрывается дневной деятельностью, но, постепенно уменьшаясь, она сохраняется до состояния полной усталости, и только когда она полностью прекращается, становится необходимым сон. С другой стороны, ночная деятельность пронизана остатками сознания, как это проявляется в снах или в целенаправленной деятельности, происходящей в глубоком сне. Итак, телесные и душевные явления тесно переплетаются, чтобы обеспечить Я-сознание.

Если мы хотим познать отношение Я к телесности, то прежде всего мы должны изучить значение органов чувств.

Благодаря нашим органам чувств «мир» для нас - это данный нам факт, который мы поначалу считаем таким же само собой разумеющимся, как и мы сами. Для наивного человека есть две реальности: внешний мир и его Я. То, что он это Я более или менее идентифицирует с телесностью и тем самым частично смешивает оба вида реальности, связано с тем, что он не сознает, что Я может вступить в отношения с миром только посредством органов чувств и только благодаря им знать что-либо о мире.

Как только мы направили внимание на этот факт, встает вопрос: является ли мир таким, каким он представляется нам посредством чувств, то есть являются ли чувства нейтральными посредниками объективного мира? Наивный человек склонен вообще позитивно ответить на этот вопрос. Критический идеализм, напротив, пришел к убеждению, что форма, в которой нам является мир, определена формой нашего сознания: «Мир есть мое представление»¹⁷.

Эта точка зрения благодаря физиологическим исследованиям последнего времени переживает определенное возрождение в более материальной форме. Обусловленность чувственного восприятия органами чувств снова выступает на передний план. Слова Лотца: «Без глаза, воспринимающего свет, и без уха, воспринимающего звук, весь мир был бы темен и нем. В нем также не могло бы быть света и звука, как не может быть зубной боли без воспринимающего боль зубного нерва, » — являются сокращенной формулировкой воззрения об отношении чувственного восприятия к объективному миру, господствующего сегодня в лекционных залах и в школе, в церкви и в доме крестьянина.

Сегодня каждый уверен, что он окружен эфирными волнами различной длины. Наши глаза из огромного спектра от километровой длины радиоволн до бесконечно малых длин рентгеновского излучения воспринимают только узкий диапазон волн, соответствующих видимому свету от 800 до 390 нм. Поэтому современный человек смотрит почти презрительно на свой глаз: диапазон волн его радиоаппаратуры больше, чем у этого органа.

Так из критического идеализма развился «физический скептицизм». Чувства представляются как более или менее «случайные ощущения», и тот вид, в каком предстает перед нами «мир », является закономерным результатом этих случайных чувств.

Следствием такого воззрения является то, что мы пытаемся физически данные нам границы познания преодолеть физическими средствами. Новые инструменты должны расширить область чувственного восприятия; к микроскопу добавляется электронный микроскоп, а к подзорной трубе супертелескоп.

Хотя это развитие и было неизбежным, и оно обогатило человечество, но одновременно оно его и обеднило¹⁸. Ибо чем больше инструментов человек ставил себе на службу, тем больше он терял способность постигать мир всеми своими чувствами как целое и самому переживать себя в единстве с миром. Было отдано предпочтение отдельным чувствам, в особенности зрению, в меньшей степени слуху, и их сообщения рассматривались как единственно важные. Но при этом не заметили, что таким образом облик мира должен стать односторонним и тем самым искаженным и неверным.

Еще более радикальным было, когда стали рассматривать функции органов чувств как чисто физические, и поэтому сообщаемые органами восприятия качества (например, цвет) как их приложения или преобразования посредством «души». Физиология и психология целиком влачатся на буксире у физики, которая признает в мире только чисто физические процессы, что сегодня почти повсеместно считается само собой разумеющимся.

Опасность искажения мирового облика вследствие все более одностороннего предпочтения зрения и созданных для глаза инструментов чувствовал Гете, и в этом лежала основа его отвращения к очкам и подзорным трубам. Прежде всего, он сознавал, что вследствие предпочтения одного органа чувств и переоснащения его инструментами другие органы чувств воспринимают слишком мало. Да, он был уверен, что человек при этом теряет не только то, что природа открывает ему через известные органы чувств, но в первую очередь то, что она говорит, «обращаясь к другим чувствам, к известным, непризнанным и неизвестным чувствам», ибо он знал, как она беседует «сама с собой и с нами посредством тысячи явлений. Внимательному взору она нигде не предстает мертвой или немой». Эти слова Гете должны дать нам верное направление для последующих попыток осознать всю совокупность человеческих чувств, в особенности непризнанных и неизвестных, которые Рудольф Штейнер¹⁹ сделал доступными нашему пониманию.

Вообще Рудольф Штейнер называет двенадцать различных чувств, что вначале может подействовать шокирующе, однако непредвзятое наблюдение действительно приводит к такой классификации, которую мы вкратце охарактеризуем.
Было бы соблазнительной и важной задачей рассмотреть здесь богатый фактический материал, наработанный современной физиологией чувств. Однако это далеко бы выходило за рамки данной книги. Приводя здесь отдельные примеры, мы вовсе не стремились к полноте, но хотели только наметить основные направляющие линии, плодотворность которых может доказать только более полное рассмотрение. Далее, невозможно подробно рассматривать анатомические и физиологические детали; определяющим для изложения является вопрос: какова роль отдельных чувств в построении Я-сознания и нашего знания о мире.
Пусть врач не возражает, что такие рассуждения не имеют для него никакой ценности, и что он хотел бы что-нибудь услышать о диагностике и терапии. Ибо именно диагностика сегодня сильно технизирована и, без сомнения, интуитивная способность врача в этом отношении частично подавлена. Если он хочет восстановить ее, не соскальзывая в атавизмы, то он должен считаться с областью чувств. Быть может, даже некоторые вещи, которые до этого казались принадлежащими области «сверхъестественных способностей», представятся теперь как нечто совершенно естественное, но только основанное на развитии и применении одного из «непризнанных» чувств.
Начнем с рассмотрения чувства осязания. Оно является примитивнейшим изо всех, поскольку менее всего говорит о качествах воспринятого. Посредством осязания мы знаем, что кроме нас есть еще нечто, но знаем мы это только потому, что наталкиваемся на него своим физическим телом. В зависимости от того, насколько при этом соприкосновении поддается объект или наше тело, мы определяем его как мягкий или твердый, как острый или тупой и т. д. Итак, осязание не выходит за пределы собственной телесности. То, что мы свои осязательные восприятия относим к внешнему миру, то есть объективизируем, является, по существу, результатом мышления. Эта объективизация обычно облегчается одновременным восприятием посредством других органов чувств, особенно зрения. То, что посредством осязания мы можем иметь различные виды восприятия, основано на том, что наш организм содержит в себе твердые и полужидкие органы, в этом случае кости и мышцы. Когда мы осязаем, то, в сущности, определяем мир только в его отношении к твердому агрегатному состоянию. Вследствие смутности получаемых от него восприятий осязание можно причислить к «ночным чувствам».

Поверхность тела - это поле, в отношение к которому мы приводим осязаемое. В действительности это плоскость. Мы же испытываем ее не как таковую (иначе мы ощущали бы себя как полую форму), но как пространство, заполненное нашими органами, в котором мы испытываем голод и жажду, сытость и удовольствие, и прочие разнообразные нюансы телесного самоощущения.

Например, голод - это элементарное ощущение, которое, очевидно, имеется и у животных. И все же в основе его лежит сложнейшее состояние организма: ему не хватает веществ различного рода. Однако ощущение голода, в общем, простое, неспецифическое ощущение. Нам кажется, что мы воспринимаем отсутствие веществ в организме, но это — противоречие в самом себе, ибо отсутствие чего-либо не может восприниматься, но может быть установлено только посредством сознательного акта на основе других восприятий, если в то же время (внутренне или внешне) воспринимается соответствующая целостность. Если я, например, вижу, что у стула три ножки, из этого восприятия еще не следует, что одной не хватает. Но если я смотрю, исходя из целостной конструкции, что стул задуман с четырьмя ножками, то из разницы между моим восприятием и моим представлением о «целостности » стула я заключаю, что одной ножки не хватает. Голод точно так же состоит в восприятии разницы. В теле образующих сил я ощущаю себя как живую целостность и одновременно ощущаю, что совокупность имеющихся в физическом теле веществ не наполняет эту целостность. То есть, голод состоит в восприятии разницы между физическим телом и телом образующих сил. Эта разница телом ощущающим, объемлющим физическое и эфирное тело, воспринимается как «голод». У животного одновременно в теле ощущающем возникает пищевой инстинкт; у человека (если его Я-существо уже пробудилось) вступает в действие также Я, и на основании рассуждения решает, искать ли пищи, или, если человек как раз находится на концерте, в церкви или на службе, временно отказаться от приема пищи.

Итак, при ощущении голода речь идет о восприятии, которое целиком протекает внутри собственной телесности. Аналогично мы воспринимаем другие состояния: сытость, жажду, хорошее самочувствие, усталость, болезнь, боль и т. п. Когда мы, например, говорим: «Я чувствую себя освеженным», - то наше Я воспринимает, что установились правильные отношения между процессами распада и восстановления, то есть между Я и телом ощущений, с одной стороны, и физическим телом и телом образующих сил, с другой стороны. Это общее восприятие жизненных состояний внутри телесности Р. Штейнер назвал «чувством жизни».

Только зная о существовании физического тела и тела образующих сил, можно познать суть голода. Тело образующих сил находится в определенном родстве с веществами, из которых составлено физическое тело, поскольку оба первоначально вышли из одного целого. Эти вещества тело образующих сил всасывает из предложенной пищи. Если каких-либо из этих веществ не хватает, то это «всасывание» тела образующих сил воспринимается сознанием как голод или жажда, или же как желание какого-либо конкретного качества пищи (сладкое, соленое и др. ). У грудного младенца это всасывающее действие тела образующих сил непосредственно проявляется в «рефлексе сосания», то есть в собственном движении.

Чувство жизни - это центральное чувство, выражение наших жизненных потребностей. Все другие чувства имеют более периферический характер и являются в известном смысле специализациями чувства жизни. Всем чувственным впечатлениям чувство жизни выносит свое окончательное суждение, что они означают для жизни, вызывают ли они утомление, болезнь или оживляют, освежают. И все чувственные ощущения, если становятся слишком сильными, вызывают боль или тошноту, то есть реакцию чувства жизни.

Целостность человеческого существа с точки зрения чувства жизни делится на две половины: воспринимающую (Я и тело ощущений) и воспринимаемую (тело образующих сил и физическое тело). Область восприятия чувства жизни также ограничена пределами собственной телесности; чувство жизни - это также «ночное чувство». В качестве восприятий в нем в смутной форме присутствует отношение к внешнему миру.

Как осязание в качестве поверхностного чувства, с одной стороны, имеет предпосылкой жизненное пространство организма, так, с другой стороны, оно тесно связано с движением. Ибо качества шероховатости, гладкости и т. п. познаются только тогда, когда ощупывающая рука движется, тогда как практически о чисто осязательном ощущении можно говорить только в том случае, когда что-то касается неподвижной поверхности тела. Каждое активное касание связано с сознанием движения собственных членов, основанным на деятельности чувства собственного движения. Последнее охватывает все отдельные, связанные с движением восприятия - напряжение мышц и кожи, трение поверхностей суставов и т. п. - как сознание собственного движения.

Но все эти детали мы должны еще осознать; изначально же мы сознаем движение собственного организма как дифференцированную целостность. Конечно, и сознание собственных движений остается еще весьма смутным. Но если бы его не было, то мы не смогли бы научиться стоять и ходить; ибо все это было бы невозможно, если бы до этого нам пришлось самим в сознании сводить воедино ощущения, соответствующие отдельным мышцам, костям и др. Итак, посредством восприятия внутренней подвижности чувство собственного движения преобразует смутное ощущение собственной телесности, данное чувством жизни, в динамическое. Оно собирает отдельные восприятия органов в целостное восприятие, которое затем при стоянии и ходьбе вступает в отношения с чувством равновесия (ср. вверх).

Движения головы, тела в целом, особенно пассивные движения в транспорте воспринимаются органом с полукружными каналами. Эти каналы ориентированы по трем пространственным направлениям и содержат внутри себя лимфу, в которую от стенок выступают тонкие нервные волокна. При движении тела в определенном направлении лимфа соответствующего этому направлению канала по инерции остается на месте и увлекает за собой нервные волокна в противоположном направлении.

Итак, чувство собственного движения имеет две стороны восприятия: совокупность движений, происходящих внутри организма, и движение всего организма по отношению к окружающему пространству (посредством полукружных каналов). Хотя последнее в нормальных условиях нами почти не осознается, однако сочетание множества извне обусловленных изменений положения тела ведет к симптому «морской болезни»: чувство жизни протестует против того, чтобы быть игрушкой внешних сил.

Как только движение переходит в прямостояние, организм должен поддерживать равновесие, то есть установить связь с силой тяжести. Последняя представляет собой действие Земли как целого, конечно, лишь в том смысле, что Земля есть материя (масса). Направление этого действия в определенном месте поверхности Земли соответствует проведенному от этой точки к центру Земли радиусу. По отношению к этому радиусу стоящий организм как некая целостность находится в таком отношении, что ощущает себя в равновесии. У каждого тела в его отношении к тяжести существует «центр тяжести ». В человеческом организме он находится в области таза -конечно, с различиями в зависимости от индивидуального сложения организма. (Эта область организма ранее обозначалась знаком Зодиака «Весы». )

Когда мы приводим себя в положение равновесия, то масса нашего тела должна равномерно распределиться вокруг земного радиуса, проходящего через центр тяжести. Для этого мы должны иметь возможность воспринимать центр Земли. Это осуществляется посредством органа равновесия, который состоит из двух полостей, расположенных на одинаковом расстоянии от плоскости симметрии организма. У человека и высших животных эти полости связаны в единое целое с органом слуха. На внутренней поверхности этих полостей находятся тонкие нервные волокна, на которых лежат маленькие известковые зерна, под чьим давлением находящиеся под ними волокна сгибаются. Так как при наклоне тела в сторону под действием силы тяжести зерна скатываются в самую низко расположенную точку полости, и так как в организме есть два таких органа, то благодаря им центр Земли все время как бы «пеленгуется». Расстояние между органами равновесия образует основание остроугольного равнобедренного треугольника, боковыми сторонами которого являются радиусы, проведенные от известковых зерен к центру Земли.

(Здесь мы имеем дело с феноменом, аналогичным бинокулярному зрению, при котором основание треугольника определяется расстоянием между глазами, а боковые стороны образуют визирные линии; на этом, как известно, основана способность оценки расстояний. )

Для установления равновесия перпендикуляр, проведенный из центра тяжести тела к линии, соединяющей оба органа равновесия, и земной радиус, проходящий через центр тяжести тела, должны совпадать. Однако это всегда происходит только на мгновение; в действительности же тело постоянно колеблется вокруг положения равновесия, словно весы.

Итак, орган равновесия служит для восприятия отношения между центрами тяжести Земли и собственного тела. Чувство собственного движения включает собственное поле тяжести в поле земного притяжения.

Итак, поле восприятия чувства равновесия фактически выходит далеко за границы тела; однако, оно остается вне сознания. Каждый человек пользуется им, но обусловленное им восприятие не несет в себе ничего индивидуального, оно для всех людей одинаково, даже если они различаются во всех других ощущениях и воззрениях. Органы равновесия можно назвать ослепшими глазами: все люди, когда они бодрствуют, непрерывно смотрят ими в центр Земли. Здесь приведем примечательный феномен, о котором сообщает Герберт Тишнер относительно австралийских аборигенов²⁰: «Характерную позу для отдыха можно наблюдать на севере Австралии: люди стоят как аисты на одной ноге, причем ступня второй поднятой ноги опирается на бедро первой. » Сравнение с поведением аистов указывает на суть: у таких древних народностей чувство равновесия, очевидно, функционирует еще полностью бессознательным образом, как это характерно для птиц. Если европейцы переживают чувство равновесия в грезящем сознании, то у австралийцев это переживание происходит в сознании глубокого сна; он отдыхает, когда благодаря чувству равновесия в таком глубоко бессознательном состоянии он ощущает себя частью земного шара, тогда как остальные чувства спят или дремлют.

Нет необходимости много говорить о значении этого чувства для внешней жизни. Однако то же справедливо для внутренней, духовно-душевной жизни, хотя для многих людей эта сторона чувства равновесия остается такой же бессознательной, как и телесная.

Когда мы мыслим, например, 2+3=5, то знак равенства, собственно говоря, обозначает весы, на двух чашках которых лежат слагаемые и сумма. Легко показать, что в основе всякого мыслительного процесса лежит подобное ощущение равновесия. Когда математик вводит систему координат, в основе этого лежит тот же принцип. И то же справедливо для выражающегося в искусстве, пластике, архитектуре, даже в ритме поэзии и музыки ощущения внутреннего равновесия. Мы видим, что чувство равновесия гораздо шире, чем функции его телесного органа.

Чувство вкуса образует переход от ощущения внутрителесного к ощущению внешнего мира. То, вкус чего мы испытываем, относится к внешнему миру, но мы можем только тогда испытать его вкус, когда примем его в свою телесность. Чувство вкуса - это периферическое ощущение, подобное осязанию. Но если осязание разыгрывается в области твердого, то вкус может испытываться только в жидком. В ощущении вкуса наш живой водный организм взаимодействует с внутренней конституцией пищи; это чувство может быть названо «химическим осязанием». При этом во вкусовых качествах не выражается химический анализ, но выражается отношение всего нашего организма к пище в целом. Весь наш пронизанный эфирным телом жидкостный организм реагирует на пищу чувством вкуса. Но это целостное ощущение все же весьма дифференцировано. В первую очередь мы сознаем общие качества: сладкое, кислое, соленое и горькое. Для этой цели создан язык с зонами распределения различных хеморецепторов (сладкое - на кончике языка, соленое и кислое - по краям, горькое - у корня). Но сразу видно, что ощущения языка есть лишь часть процесса, разыгрывающегося между всем организмом и Я. Ибо мы расслабленно отдаемся сладкому, со сладким охотно соединяется Я, оно легко вместе со сладким входит в телесность. Но сладкое всегда несколько замутняет сознание, поэтому сахар уже сам по себе склоняет ко сну. Напротив, ощущение соленого, а тем более кислого, нас пробуждает. При слишком кислом или горьком мы невольно содрогаемся: антипатия из области чувственного восприятия спускается до области воли и охватывает систему движения.

То, что мы особенно явно наблюдаем при ощущении горького, справедливо для всякого вкусового процесса: он проникает внутрь пищеварительной системы; мы лишь не имеем никакого сознания о том, что происходит ниже ротовой полости. Однако мы знаем, что в желудке преобладает кислое, и что желчь горькая - эта последовательность отражена и в расположении различных вкусовых зон языка.

Рудольф Штейнер определил внутреннее восприятие пищи как продолжение процесса вкусового ощущения: «Вы просто не сможете понять интимной деятельности человеческого организма, локализированной в пищеварительном процессе, если вы весь процесс пищеварения не будете представлять себе так, что хорошее пищеварение основано на способности уметь ощущать вкус всем пищеварительным трактом, и что плохое пищеварение коренится в неспособности ощущать вкус всем аппаратом пищеварения.»^2I

На примере вкуса мы можем наблюдать феномен, который можно обозначить как пра-феномен ощущения: организм в процессе восприятия ведет себя «комплементарно ». Так, например, реакция слюны слабо щелочная; поэтому мы особенно чувствительны к кислому. Интенсивность сладкого вкуса может возрасти, если в сладкое добавить немного кислого. Итак, сладкое и кислое комплементарны друг другу. (Щелочное близко сладкому. )

Переживание вкуса всем организмом было ближе к сознанию в прежние эпохи развития человечества и использовалось для распознавания целебных сил в природе. Эта связь инстинктивного познавательного процесса со вкусом и запахом в прежние времена давалась, очевидно, легче, чем сегодня. Неизвращенный вкус служил верным указателем для оценки полезности и усвояемости пищи. И хотя неправильное изготовление²² и приготовление пищи сильно способствовали тому, чтобы этот инстинкт к правильному питанию был потерян, однако действительная реформа питания может исходить только из возрождения здоровой культуры вкуса. Речь идет не только о том, чтобы получать здоровую, полную жизненных сил пищу, но и о том, чтобы при вкушании пищи интенсивно осознавать ее качества. Ибо чувство вкуса и чувство обоняния - это врата чувства жизни во внешний мир. (Подробнее об этом в разделе «Я-организация». )

Чувство обоняния по своей локализации и по своему биологическому значению близкородственно чувству вкуса. Запах можно назвать «вкусом воздуха» (на юге Германии и в Швейцарии для них даже может употребляться одно и то же слово). У современных людей обоняние сильно ослаблено. Для животного оно играет большую роль, как для поисков пищи, так и для целей воспроизведения. Для многих животных обоняние - это инстинктивное чувство; оно теснейшим образом связывает организм с окружающим миром. Для этих животных оно играет такую же роль, как зрение для человека.