Общероссийские проблемы теологизации системы образования
Глава III. История мусульманской системы образования (X – первая половина XIX в.)
жүктеу/скачать 1.71 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Антология педагогической мысли Древней Руси и Русского государства XIV-XVII вв. М., 1985.
Глава III. История мусульманской системы образования (X – первая половина XIX в.)§ 1. Арабо-исламское образование в X – XVIII вв.Во второй главе уже упоминалось о том, что с конца VII - начала VIII в. шёл процесс одновременного проникновения в Дагестан двух религий - с юга – ислама, с запада – христианства в горные аварские районы. Исключительно для первого этапа исламизации дагестанских народов характерно то, что до середины X в. проводниками идей ислама были арабы, которые терпимо относились к инаковерующим. В начале X в. Ибн Русте писал, что в городе Хандан (речь идет о владении Хайдак в Центральном Дагестане – С.М. и П.Р.) кайтагский правитель Адзар-Нарса придерживался трех религий сразу – «по пятницам он молился с мусульманами, по субботам – с евреями, а по воскресеньям – с христианами. Всем, кто посещает его, он объясняет», что делает это «для того чтобы достигнуть истины всех религий» [Цит. по: 1, с. 220]. По мнению Т.М. Айтберова, данное сообщение свидетельствует о кризисном периоде развития кайтагского общества и о том, что его элита вступила на путь «религиозных исканий» [2, с. 30]. А.Р. Шихсаидов также отмечает, что при существовавшей в IX-X вв. веротерпимости в середине X века в ряде крупных населенных пунктов Дагестана наблюдается сосуществование носителей разных религиозных направлений. Источники говорят, например, что Семендер «населяли мусульмане и другие, и в городе у них были мечети, у христиан – храмы, а у иудеев – синагоги» [Цит. по: 3, с. 12]. Жители Зирихгерана, кроме исконного зороастризма, исповедовали к этому времени и другие различные религии: ислам, христианство и иудейство [1, с. 203]. Однако во второй половине X в. ситуация меняется – это переломный момент в истории исламизации Дагестана, втягивание которого в орбиту исламской культуры и системы образования началось с VIII в. Но, как и во многих странах и регионах древних цивилизаций (например, Афганистан, Иран, Малая Азия и др.), ислам в Дагестане «сосуществовал» с реликтами древних верований [4; 5], с многовековыми духовными традициями. Не случайно, спустя столетия, – уже в XIX веке Н.И. Воронов отмечал, что «ядро … дагестанского населения, засевшее в окрестностях Гуниба и верховых ущельях Дагестана, относилось к нему (исламу – С.М., П.Р.) довольно равнодушно, пользуясь его услугами только в крайних случаях, как единственно возможным союзником для самообороны. Он служит и теперь для истых дагестанцев не больше как религией официальной; сердечной же религией остается стародавний адат, выработавшийся под влиянием требований горного домостроительства, преподанного складом местной природы» [6, с. 25]. Замечание Н.И Воронова не следует абсолютизировать хотя бы потому, что оно, во-первых, основано на личных, субъективных наблюдениях и, во-вторых, – недостаточно верно характеризует отношение к исламу во всех других областях Дагестана. С арабскими завоеваниями связано и проникновение исламской образовательной традиции, начавшееся со времени строительства здесь первых мечетей. Власть арабов утвердилась в Дербенте в VIII в. и примерно в 733 г. по приказу арабского полководца Масламы здесь сооружается соборная Джума-мечеть и семь квартальных мечетей [7, с. 32].
Многими исследователями отмечено, что в арабо-мусульманской культуре илм – «знание» («ученость», «наука») приобрело большую значимость, чем в других цивилизациях. Этому во многом способствовал сам ислам, ибо пророк Мухаммад объявил поиск науки «обязанностью каждого мусульманина и мусульманки». Ему принадлежат слова о том, что «чернила ученого так же драгоценны, как кровь мученика, павшего за веру». Понятно, что это, прежде всего, относилось к теологическому знанию. Широкая доступность образования, отсутствие формальных ограничений (кастовых, расовых, этнических) на приобретение знания, открывало перед мусуьманами перспективы повышения своего личного социального статуса. Мечети служили не только для исполнения религиозных обрядов – молитв и т.п., но и были средоточием культурной и образовательной жизни общины. Как отмечает Д.Б. Добродеев: «Система образования и передачи знаний, сложившаяся в Арабском Халифате в VII - VIII вв. (и утвердившаяся позже в других завоеванных арабами землях – С.М., П.Р.), была новым и самобытным явлением, важнейшим элементом этой (арабо-исламской – С.М., П.Р.) цивилизации, не имеющей аналогов в мировой истории» [9, с. 103]. Именно мечети с ранних веков ислама и до наших дней являются основой начального исламского образования, при них открывались начальные школы – мактабы (мектебы). Сюда приходили те, кто жаждал больше узнать об исламе, здесь хранились книжные собрания, собирались и выступали приобщившиеся к мусульманской культуре и книжной традиии [10, с. 199]. К X-XI вв. на территории Арабского халифата, в том числе и на подвластных ему территориях – прежде всего в Южном Дагестане, частично и в районах Северного Кавказа, мечети выполняли роль начальных школ [11, с. 62-63] - их принято называть примечетскими школами. Следует заметить, что существовало два основных уровня учебных заведений: элементарная школа грамотности и среднее учебное заведение. Элементарная школа существовала, как правило, при сельской мечети. Её задачи были предельно минимальные – научить ребёнка грамоте чтения по-арабски, а также усвоению основных молитв и обрядов исламской религии. Умение писать считалось желательным, но не обязательным. Главный учебный «материал» – это текст Корана, преподаватель, как правило, избегал толкования смысла таких текстов, не считая себя достаточно компетентным для этого. Соответственно, преподавать в такой школе мог почти любой мало-мальски грамотный человек, что, разумеется, не исключает возможность преподавания и хорошо подготовленного учителя. Наши исследователи пользуются для обозначения дагестанской элементарной религиозной школы разными терминами: «примечетская», «кораническая (коранская) школа», «мектеб». Беседа с доцентом Дагестанского государственного университета А.Е. Криштопой убедила нас в том, что предпочтение следует отдать первому из этих терминов – примечетская школа, поскольку остальные синонемичны и тождественны ему. Термин «кораническая школа» представляется нам несколько односторонним, так как имеет в виду используемый учебный материал – тексты Корана, но отнюдь не содержание обучения. Термин же «мектеб» употреблялся в некоторых мусульманских областях России, но не в Дагестане – вернее здесь он чаще имел смысл «книгохранилище», «библиотека» - обычно его употребляют лишь в исследовательских работах. Наиболее точным мы считаем первый термин и в дальнейшем постараемся пользоваться только им. Медресе – это учебное заведение более высокого уровня. Примечетская школа даёт учащемуся лишь необходимую подготовку для занятий по программе медресе. Тип обучения в медресе более всего сходен со схоластическими учебными заведениями средневековой Европы. Медресе не знает классно-урочной системы, хотя имеет точно очерченный круг систематизированных знаний – это ряд обязательных книг, изучаемых в строгой последовательности – впрочем, предполагается расширение и углубление знаний на любой ступени, обозначаемой каждой из этих основных книг. Отсюда невозможность выразить в годах срок освоения учебного курса медресе, т.к. это полностью зависит от индивидуальных способностей учащегося – мутаалима. Заметим попутно, что индивидуальные способности ученика при такой системе учитываются больше, чем в привычной нам европейской классо-урочной системе, имеющей дело с коллективом. Основной объём учебного труда затрачивается на арабскую филологию, на втором месте стоит мусульманское право, на третьем – собственно религиозные дисциплины. Что касается гуманитарных и естественных наук, то большая часть их изучается как факультатив. С X в. есть непреложные эпиграфические доказательства арабской грамотности жителей Дагестана. Одним из первых в Дагестане упоминается медресе (мадраса) – мусульманское образовательное заведение второй степени после начальной, построенное в селении Цахур не позднее конца XI в. (в 1092 г. умер его основатель вазир Низам ал-Мулк). Автор XIII в. Закарийа ал-Казвини (ум. в 1283 г.) сообщает, что с конца XI в. в медресе велась преподавательская и переводческая деятельность: «Все жители города (мадина) шафииты. В городе имеется медресе, которое основал Низам ал-Мулк ал-Хасан ибн Али ибн Исхак, при медресе имеется учитель (мударрис) и факихи, и полагается каждому факиху в нем ежемесячно один баран и определенная мера сульта» (голозёрный ячмень либо полба – С.М., П.Р.). Этот же автор сообщает о том, что в медресе Цахура перевели на местный язык два шафиитских трактата ученых из Египта Мухаммада аш-Шафии (ум. в 820 г.) и Ислама ал-Музани (ум. В 877 г.) [12, с. 110; 13, с. 99-100]. К началу XII в. медресе открылись не только в Дербенте, но и в некоторых селениях Южного Дагестана: Арджил, Курах, Химейди и др. [11, с. 60]. Все это способствовало возрастанию значения Дербента как крупного исламского духовно-образовательного центра. Здесь утверждаются «устойчивые традиции фикха, хадисоведения, суфийской и исторической литературы», а в XIII в. здесь уже было несколько медресе «для тех, кто живет поблизости и для тех, кто занят религиозными науками» [14, с. 335]. Абу Бакр ад-Дарбанди приводит слова Абу-л-Касима ал-Варрака, который очень высоко отзывался о составе ученых в этих мечетях: «Я слышал от нашего шайха (шейх – С.М., П.Р.), что среди башен городской стены нет ни одной, в которой не было бы хотя бы одного из божьих святых» [Цит. по: 15, с. 475]. Имеющиеся источники и исследования позволяют пролить свет на некоторые стороны, связанные с исламской системой образования в «классический период» развития ислама (IX-XIII вв.) и характеризовать её несравненно шире, нежели системы обучения, принятые в других конфессиях (см. выше - глава II, параграф 2-й). Дербент уже в IX-XI вв. был известен на мусульманском Востоке как крупный центр исламского образования и науки: здесь создавались суфийские трактаты и действовали медресе. Согласно сведениям ад-Дарбанди, содержащимся в «Райхан ал-хакаик», (здесь мы опираемся на фактический материал, приводимый А.К. Аликберовым [15, с. 255-270]) процесс обучения в Дербенте XI в. мог происходить в завийи, куда приезжали из самых дальних мест. После учебы некоторые из таких учащихся-мутаалимов оставались в Дербенте в общине своего шейха, который много времени проводил в «исламских центрах» в окрестностях города. Возможно, здесь имеются в виду рабады или пограничные рибаты. Возникновение рабадов связывают с выселением из захваченных арабами укреплений тех людей, которые отказались принять новую религию, так как мусульманская военная администрация не могла позволить себе иметь внутри своих укреплений чужаков. Рибатами именовались гарнизоны, состоявшие из мусульманских военных поселенцев, живших в окрестностях Дербента. Они были и в других укрепленных городках оборонительной системы арабов. Рабады и рибаты имели свои мечети и играли роль очагов ислама в немусульманском окружении. С течением времени обитатели пограничных рибатов приобрели статус газиев - борцов за веру, играя важную роль в следующей более мощной волне исламизации Дагестана [15, с. 472-473]. Житель Дербента, поэт и знаток хадисов Абу Исхак ал-Баби, более известный как Ибн Фарис, обучал многих дербентских шейхов недалеко от своего дома - он проводил семинары и устраивал диспуты, открытые для слушателей, преподавал и коранические дисциплины. Один из влиятельнейших дербентских шейхов, правовед Абу Муаррам Амр б. Ал-Хасан ал-Баби, более известный как Ибн ал-Маслама, служил кадием в Дербенте во времена Хашимидов. Он обучал у себя дома – вел семинар (маджлис), который находился под «покровительством кади ал-куда» (т.е. верховного шариатского судьи). Суфийский шейх, аскет и знаток мусульманского права ал-Джурджани ал-Факих аз-Захид (иранец по происхождению) в поисках знаний обучался в завийи Абу-л-Касима ал-Фуккаи и в цитадели Дербента, а затем – в одном из «исламских центров» вблизи города. Шейх ал-Урмави после окончания медресе ан-Низамийа (организовано в 1064-1066 гг. сельджукским вазиром Низам ал-Мулком и названо в его честь) в Багдаде получил в 90-х годах XI в. должность кадия в Дербенте и занимался здесь частным преподаванием шафиитского права. Шейх Маммус ал-Лакзи, родившийся в семье выходцев из Лакза (умер ок. 1110 г.), - историк и знаток хадисов, придворный историограф дербентских амиров Хашимидов, преподававший так же в знаменитом медресе (мадраса) ан-Низамийа в Багдаде и т.д. Приведенных примеров, думаем, достаточно для констатации того факта, что занятия могли проводиться и в доме, и около него, в завийи, в «исламских центрах» за городской стеной, в мечетях, в закрытых помещениях и на открытом воздухе. В последнем случае речь идет, вероятно, о так называемых открытых или летних (праздничных) мечетях – «мечетях благочестия», к которым тяготел ранний ислам, призывавший к богослужению под открытым небом [16, с. 542]. В этой связи большой интерес представляет замечание А.К. Аликберова о том, что еще одним путём культового строительства была трансформация «мужских домов» в мусульманские культовые сооружения (Р.И. Сефербеков называет их святилищами [17, с. 54-56]). А.К. Аликберов пишет: «Архитектура «мужских домов» на Кавказе представлена двумя основными типами сооружений: открытый – скамьи под открытым небом, полузакрытый – скамьи под навесом или в полузакрытом помещении. Для более позднего времени характерен полузакрытый тип мечетей, поскольку именно такими были общественные постройки родовых общин, известные как «мужские дома», или годеканы… Впоследствии «мужские дома» (см. выше - главу II, параграф 1) частично вернули свои функции: во многих селениях можно заметить пятничную мечеть и отдельно от нее, обычно на главной площади селения, годекан» [15, с. 481-482], который и в настоящее время играет не последнюю роль в деле воспитания молодежи. В начале XV века Абу ар-Рашид ал-Бакуви, описывая Дербент, сообщает, что город имеет много башен: «У каждой башни – мечеть для учеников, занимающихся религиозными науками» [18, с. 88]. Методика проведения занятий была разнообразна. Скорее всего, она сочетала различные формы обучения: индивидуальные и групповые занятия, открытые диспуты и семинары (маджлис), причем в отдельных (?) случаях семинар мог «находиться под покровительством кадия». Среди учеников могли быть и пришлые люди, не только арабские переселенцы, но и новообращенные мусульмане из числа местных народов. В мусульманских школах дети и молодежь наряду с арабской грамотой обучались догматам ислама. Об уровне обучения и полученных знаниях свидетельствуют имеющиеся факты работы дагестанцев преподавателями в ведущих исламских научно- учебных центрах других стран, где они пользовались заслуженным авторитетом, неся их народам свои знания в области исламских наук. Приведенные выше свидетельства этого можно дополнить сообщением арабского путешественника Ибн Баттуты о том, что в XIV веке в медресе Сарай-Берке (столица Золотой Орды – С.М., П.Р.) «среди шафиитских мударрисов имеется факих, достойный имам Садреддин Сулейман ал-Лакзи, один из превосходных людей» [Цит. по: 11, с. 61]. «Куниа» (прозвище) ал-Лакзи явно указывает на его дагестанское происхождение. Специалист по истории дагестанского образования и культуры - Г.Ш. Каймаразов, изучив деятельность основных звеньев мусульманской образовательной системы, вынужден был констатировать: «К сожалению, мы не располагаем достоверными данными о численности мусульманских школ не только в XVII и XVIII вв., но и к началу XIX в.» [19, с. 117]. К этому следует добавить еще один фактор (не исключено, что и совокупность факторов), существенно затрудняющий изучение занимающей нас проблемы. На сегодняшний день весьма сложно четко выявить специфику эволюции исламской системы образования по векам и/или даже по периодам - с XIII в. по начало XIX в. – она очень «размыта», то ли из-за ограниченности (или недостаточной изученности) фактического материала, то ли из-за того, что с XV-XVI вв. мусульманский Восток все явственнее теряет свои научно-образовательные позиции, уступая первенство Западной Европе. Отметим, что регулярные археографические экспедиции ДНЦ РАН позволили выявить около 4 тысяч рукописных сочинений, написанных или переписанных дагестанцами (хранятся в фонде восточных рукописей Центра востоковедения ИИАЭ ДНЦ РАН), в фонде редких книг и рукописей Научной библиотеки ДГУ сосредоточено 598 единиц хранения, из них – 74 сборные рукописи, 109 – изданные книги. Материалы этих и иных фондов свидетельствуют о достаточно высоком уровне историко-культурных контактов духовной интеллигенции Дагестана и арабо-мусульманского культурного мира. Эти сочинения использовались не только в научных целях, но и служили основными учебными пособиями в дагестанских медресе. Рукописи отражают богатство и многообразие письменной культуры на арабском языке в Дагестане, охватывают наиболее авторитетные и популярные на всем Ближнем и Среднем Востоке сочинения, что выдвигает Дагестан в число крупных очагов арабской рукописной традиции. А.К. Аликберов склонен считать, что «резкое уменьшение числа арабских надписей в конце XV в. и почти полное их отсутствие в течение всего XVI в. ясно обозначили переход к новой фазе развития ислама», которая была обусловлена двумя взаимосвязанными важными факторами: «шиитским реваншем Сефевидов, религиозно-политическая деятельность которых ввергла регион в продолжительную смуту, и широким процессом укрупнения населенных пунктов в конце XV-XVI в. на основе слияния отдельных общин и родов (тухумов), прежде населявших небольшие поселения … . После духовной стагнации XVI в. произошел прорыв в самых различных областях мусульманской культуры. Начался бум культового строительства, продолжавшийся в течение всего периода ал-джадидийа» [15, с. 678, 681] - название обновленческого движения ислама, в мусульманской традиции (от арабского джадид - «новый»). Важнейшими вехами этого периода автор считает: «1) мусульманское возрождение нового времени (XVII – первая половина XVIII в.); 2) движение шейха Мансура во второй половине XVIII в. (1785-1791 гг. – С.М., П.Р.); 3) движение имама Шамиля в первой половине XIX в; 4) движение Кунта-хаджи во второй половине XIX в. Эти движения, - заключает автор, - обусловили содержание более поздних конфессиональных процессов в регионе» [15, с. 681]. А.К. Аликберов в целом верно охарактеризовал ситуацию, но мы не можем полностью согласиться с его утверждением о «духовной стагнации XVI в.». Возможно, оно справедливо в отношении именно арабских надписей, но неприемлемо к уровню развития культуры Дагестана. Определенное влияние на выводы А.К. Аликберова оказало, вероятно, заключение И.Ю. Крачковского, который, основываясь на мнении дагестанского ученого Гасана Алкадари [20], датировал появление «местной оригинальной литературы на арабском языке» временем после XVI в. [21, с. 612]. Однако последние исследования дагестанскими учеными местного рукописного наследия позволили выявить, во-первых – более ранний этап формирования дагестанской литературы на арабском языке – X-XV вв. Во-вторых - с конца XV в. медресе становятся здесь главными очагами духовной жизни общества, выпускники их почти полностью удовлетворяют «все растущий спрос на рукописную продукцию, учебную литературу, популярные трактаты». Тематика рукописного наследия дагестанских авторов разнообразна: история, исламское право, арабская грамматика, комментарии к Корану, поэзия, труды по этике, логике, математике, медицине [11, с. 71, 108-109] и т.д. Подобное разнообразие предполагает, что эти дисциплины или их основы должны были изучаться в медресе. В третьих - в XV-XVI вв. целый ряд ученых, уроженцев территории современного Дагестана, получили признание в арабском мире. М.А. Абдуллаев пишет о том, что в XVI в. имена более 20 дагестанцев были внесены в биографические списки самых выдающихся мусульманских ученых [22, с. 180-190; 23, с. 134]. И, наконец, возрождение XVII-XVIII вв. было бы невозможно без основательной «подготовительной» работы века XVI-го. Обязательно следует принять во внимание и тот факт, что Дагестан представлял собой периферию исламского мира, причем с неарабским населением. Местные ученые разработали оригинальную систему письма - аджам, содержавшую особые подстрочные и надстрочные значки, облегчавшие понимание сложных синтаксических конструкций [21, 613; 24], а также местный алфавит на арабской основе, довольно точно отражавший фонетические особенности местных языков. Со временем сфера применения арабского языка в Дагестане растёт, и в XVII-XIX вв. он получает широкое распространение, становится языком не только образования, но и символом образованности. Сфера применения арабского языка была весьма широка, он стал не только языком богослужения, но и образования, науки, литературы, официальной и частной переписки, официальной документации, средством общения ученых, переписки сельских общест, адатно-правовых норм, эпиграфика, мемориальных текстов. Он был не только языком межэтнического (межнационального) бытового общения. Через арабские сентенции и стихотворные отрывки арабский язык, по выражению И.Ю. Крачковского, глубоко проникает в «толщу жизни». Все это свидетельствует о том, что арабоязычная литература не была для Кавказа «экзотикой или завозным украшением внешней учености: ею действительно жили» [21, с. 621-622]. Сегодня можно только примерно наметить возможные хронологические рамки дальнейшего изучения исламской системы воспитания и образования, связав их с наиболее важными периодами эволюции ислама на Кавказе и в Дагестане после крушения Арабского халифата и в результате монгольского нашествия XIII в. Подобная периодизация предложена А.К. Аликберовым: 1) начало «внутренней» исламизации (середина XIII – середина XV в.); 2) шиитский реванш (конец XV – начало XVII в.); 3) обновленческое движение ислама (начало XVII – вторая половина XIX в.); 4) эволюция ислама в условиях индустриального общества (с середины XIX в. по настоящее время). Автор признает, что предложенная им периодизация не является абсолютной [15, с. 676], но на данной стадии изученности проблемы она представляется нам наиболее перспективной. Считаем возможным напомнить о том, что в историографии довольно часто отмечаются такие негативные черты исламского образования как жесткие наказания нерадивых учеников, обязательность заучивания (зубрежка непонятного текста) Корана, воспитание «слепой приверженности мусульманской религии» и т. п., тогда как в XVI - XVIII столетия эти черты были присущи европейскому, а также российскому образованию. Историк церкви и богослов А.В. Карташев, которого трудно заподозрить в предвзятой характеристике русского православного просвещения XVI в., писал: «Школы элементарной грамотности не исчезли у русских при церквах. Члены причта учили в них только чтению и молитвам. Часослов и Псалтырь – вся наука» [25, т. 1, с. 625]. Приведённая характеристика образованного богослова XX в., возможно, слишком тенденциозна, но не более, чем примеры «негатива» исламского образования при мечетях приведённые в предыдущем абзаце. Основанием для подобного утверждения служит авторитарная православная древнерусская педагогическая традиция, которая нашла свое концентрированное выражение в середине XVI века в «Домострое», в котором уже в названии глав – «Како детей своих воспитати во всяком наказании и страсе божии» и «Како дети учити и страхом спасати» - раскрывается сущность тех педагогических установлений, на которых основывались содержащиеся в нём рекомендации по воспитанию и обучению детей. «Казни сына своего от юности его…аще бо жезлом биеша его не умрет, здравие будет…» - поучал «Домострой» [26, с. 224-225]. Передовой человек конца XVII в. Симеон Полоцкий вторил «Домострою»: в воспитании «первая вещь есть жезл …». «В дисциплине помогали школьному начальству и ученики, большей частью старшие над младшими»; педагоги времён Петра I смотрели на методы воспитания точно так же. За пропуск занятий – розги, за шалости учителя поднимали ученика «на козёл и секли немилосердно». «Этот внешний стиль … крепко въелся во все … уставы сословных духовных школ и, постепенно ослабевая, продержался до половины XIX в.» [25, т. 2, с. 291; 27, с. 52]. В инструкцию Комиссии о церковных изменениях 1762 г. вписана от имени Екатерины II (1762-1796) беспощадная характеристика тогдашнего состояния духовных училищ: «Прошло 40 лет со времени появления их, но и по сие время архиерейские семинарии состоят в весьма малом числе достойных и надежных учеников, в худом учреждении для наук и в бедном содержании. Семинаристы нынешние обыкновенно в некоторых местах обучаются латинскому и греческому языкам от неискусных учителей, не знают иных учений, как только самые первые и школьные основания латинского языка: не обучаются ни наук философских и нравоучительных, не знают истории церковной, ни гражданской, ниже положение круга земного и мест, на которых в рассуждении других народов живут. Набираются они в семинарии от отцов и матерей большей частью неволею и содержатся без разбора» [Цит. по: 25, т. 2, с. 566]. Отметим и тот факт, что в 1773 г. Екатерина II издала указ «О терпимости всех исповеданий и о запрещении архиереям вступать в дела, касающиеся иноверных исповеданий», объявив тем самым терпимость в отношениях ислама и православия, мусульман и христиан [28, с. 352]. При Екатерине II воспитание понималось уже как «…руководство к закону божию …» [27, с. 82]. При князе А.Н. Голицыне (1773-1844), ставшем в 1827 г. министром народного просвещения и духовных дел, в основу образования и воспитания были положены религиозные принципы, а целью умственного развития провозглашалось соединение веры и знания, в учебных заведениях всех ступеней огромное внимание уделялось изучению догм священного писания [29, с. 10], т.е. Библии. В России XVIII века, так же как и в Дагестане, каждый учитель по собственному разумению вёл преподавание по какой-либо книге или своим запискам. Поскольку приём учащихся не был единовременным, а принятые ученики были различного возраста и имели различную первоначальную подготовку, то каждый из них проходил учение индивидуально. Учебный день длился 8-9 часов, некоторые учились по 9-10 лет и дольше. «Главной причиной столь длительного срока обучения была почти полная неразработанность методики, отсутствие педагогической теории. Педагогика тогда не ставила ещё задачу сделать обучение интересным для учащихся, разбудить их мысль, способности, выявить склонности и т.д.» [27, с. 51]. Приведённых примеров «православного негатива», думаем, достаточно, особенно если учесть тот факт, что отношение к приобретению знаний, как и сами образовательные системы, были различны в исламском и христианском мире. Итак, начавшийся в конце VII - начале VIII в. процесс исламизации Дагестана к XV-XVI векам в основном был завершен. Укрепив свои позиции во всех феодальных владениях и союзах сельских обществ, ислам стал не только официальной религией горцев, но и мощной идеологической опорой господствующих групп феодального общества. Согласно Ф. Энгельсу, в странах, проходивших стадию феодального развития, «монополия на интеллектуальное образование досталась попам (муллам и представителям духовенства других религий – С.М., П.Р.), и само образование приняло тем самым преимущественно богословский характер» [30, с. 360]. Утверждение влияния мусульманского Востока в Дагестане имело противоречивые последствия. С одной стороны, оно приводило к дальнейшему распространению ислама, который содержал в себе определенное негативное отношение к местным культурным традициям, продуцировал идею межнациональной общности всех мусульман и стремился к унификации «сверху» (через религиозную пропаганду и давление правителей) системы духовно-нравственных ценностей всех мусульман, независимо от уровня развития и особенностей традиционной автохтонной культуры. Эта тенденция встречала противодействие со стороны народной культуры, сконцентрированной и воплощенной в адатах и местных традициях воспитания. С другой стороны, оно объективно способствовало распространению письменности, развитию культуры и научно-философской мысли, позволило дагестанцам посредством арабского языка приобщиться к достижениям мировой цивилизации, т. е. арабская школа в Дагестане играла положительную роль в развитии грамотности и образования. Но с педагогической точки зрения учебный процесс часто строился на примитивной основе. Не следует, однако, забывать, что это были первые, хотя и успешные шаги исламского образования на территории Дагестана. Не случайно многими дагестанцами, овладевшими грамотой на арабском языке, было оставлено богатое культурное наследие, о чём свидетельствуют исследования многих учёных. Известно, что в XVII-XVIII вв. крупные религиозно-научные центры сложились в селениях Араканы, Кудутль, Кумух, Хунзах и др., в которых жили известные ученые, были сосредоточены большие собрания арабоязычной литературы [31, с. 8-9, 17-20]. В изданном в Каире биографическом словаре конца XVIII в. указывается не менее пяти дагестанцев, трудившихся в «Дамаске или Алеппо в качестве преподавателей арабского языка и канонических наук» [21, с. 610]. В том виде, в каком система воспитания и образования сложилась в Дагестане в XVIII-XIX веках, ее составными частями были примечетская школа и медресе. Последним, высшим звеном исламского образования считалось индивидуальное обучение у мусульманских ученых-алимов с целью получения такого же звания. Кроме того, значительную роль в образовательном процессе играли книжные собрания разных людей и вакуфные (мечетские) библиотеки. Большой известностью пользовались библиотеки в селениях Акуша, Усиша [32, с. 10-12] и множество других. Принимая во внимание общеизвестную консервативность системы образования вообще и религиозной в особенности, опираясь на ретроспективный метод исследования и источники XIX в., а также на прямые свидетельства и мемуары выпускников дагестанских медресе, перейдем к рассмотрению вопроса о том, что же представляла собой исламская система образования в первой половине XIX в., а именно в имамате Шамиля. Примечания
жүктеу/скачать 1.71 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|