Очерки истории Грузии. Том 1
жүктеу/скачать 2.57 Mb.
|
| Древнейшие гончарные печи относятся к горизонтальному типу. Одна из них представляет собой помещение, наполовину углубленное в землю. При ее постройке использовался рваный камень и облицованный глиной деревянный каркас из плетенки, некогда поддерживающий свод. Для топки печи была вырыта четырехугольная яма-канал, по обеим сторонам которой на полках располагались сосуды, подготовленные для обжига. Днище печи (включая и канал) оштукатурено толстым слоем глиняного раствора, а подземные части стен выложены рваным камнем на глиняном растворе.
Как предполагает Д. А. Хахутайшвили, обжиг в древнейшей печи Ховле протекал следующим образом: подготовленная для обжига посуда укладывалась на полки через отверстие в своде, а канал заполнялся топливом. После этого отверстие заделывалось. Огонь разжигался в яме, расположенной в начале топочного канала, откуда он распространялся в камеру для обжига сосудов. Пока он достигал камеры, сосуды успевали согреться, что уберегало их от трещин. Получив требуемую температуру, дверцу в дымоход закрывали. В печи начинался процесс постепенного остывания, после чего отверстие в своде вскрывали и доставали готовую продукцию. Древнейшую группу печей Ховле Д. А. Хахутайшвили датирует IX—VIII вв. до н. э., вторую — VII—VI вв. и третью — V—IV вв. до н. э. Остатки керамической мастерской известны и в Кахети, на территории Хирсского виноградарского совхоза[112]. Здесь на протяжении 280 м на различной глубине (от 0,25 до 2 м) при земляных работах обнаружено до 50 гончарных печей с соотствующим культурным слоем. Две из них раскопаны в центральной части участка. По конструкции и режиму работы хирсские печи идентичны вышеописанной печи из Ховле[113]. Керамика, обнаруженная в хирсской печи, имеет большое сходство с глиняными изделиями квемокедской металлургической мастерской VI—V вв. до н. э. Здесь, однако, нет красноглиняной керамики, что указывает на ее более древний характер. Основная продукция мастерской такого масштаба, вероятно, шла на продажу или обмен. На территории Восточной Грузии известен лишь один гончарный круг из глины, найденный в III горизонте Ховле, относящийся к VI в. до н. э.[114]. Изготовление керамики на глиняном круге в Грузии предполагают еще в эпоху ранней бронзы[115]. Большинство глиняных сосудов эпохи средней бронзы считаются изготовленными на гончарном круге. В переходный период от эпохи средней к эпохе поздней бронзы, т. е. на последнем этапе эпохи средней бронзы и в начале эпохи поздней бронзы уже бесспорно преобладает глиняная посуда, сделанная на гончарном круге. Почти полное отсутствие среди археологических находок Восточной Грузии гончарных кругов можно объяснить тем, что в большинстве случаев они были деревянные. Для выяснения технологии производства керамики большое значение имеет изучение продукции древних гончаров, которая дошла до нас в огромном количестве. Обычно сосуды эпохи средней бронзы и переходного этапа от нее к эпохе поздней бронзы изготовлялись из хорошо отмученной глины, т. е. мастера-гончары были хорошо знакомы с технологией очистки глины. Ямы для очищения глины обнаружены в Восточной Грузии на поселении периода ранней бронзы в Урбниси[116] и на территории металлургической мастерской середины I тыс. до н. э. в Квемо-Кеди. Очевидно, для придания большей прочности глиняным сосудам, с эпохи средней бронзы вплоть до третьей ступени эпохи поздней бронзы в тесто примешивали частицы кварца, а позднее с этой целью употребляли мелко-зернистый, а иногда и крупнозернистый песок. Наряду с сосудами, сделанными на гончарном круге, в исследуемое время встречается и лепная посуда, изготовленная так называемым ленточным способом. Зачастую сосуды ранних ступеней поздней бронзы все еще имеют двухслойный рыхлый черепок. Внешняя поверхность у них черного обжига, а тонкий слой подкладки — светлого. З. П. Майсурадзе специально изучил технологию изготовления черных сосудов, обнаруженных на территории Восточной Грузии. По его предположению, сформованная на круге посуда сначала высушивалась до определенной крепости, а затем обжигалась. Обжиг производился в три этапа: 1) задымление (постепенное освобождение от влажности), 2) укрепление изделия (влажность уже ликвидирована и начинается физико-химическое изменение черепка), 3) обжиг изделия при температуре 800—900°. После обжига начинался новый этап задымления для получения черного цвета. Для этого печь остужали до 400° и впускали в нее дым. После выемки остывшей готовой продукции ее покрывали воском и лощили[117]. Орнаментация сосудов, за исключением росписи, всегда проводилась по мокрой глине до или после формовки сосуда. Глиняные сосуды Восточной Грузии эпохи поздней бронзы и раннего железа украшались с помощью разнообразных технических приемов: резьбы, штамповки, лепки, лощения, задымления и т. д. Благодаря этому создавались орнаменты в основном геометрического характера, хотя на третьей ступени развития материальной культуры эпохи поздней бронзы часто стали встречаться изображения людей и животных. Весьма интересны и последовательные изменения технологии изготовления и техники нанесения орнамента, которые прослеживаются на керамике исследуемого периода. Обработка, формы и орнамент определенной части керамики начальных этапов ранней ступени эпохи поздней бронзы сближают ее с керамикой эпохи средней бронзы. К этой группе относятся сосуды, изготовленные из мелкозернистой глины с примесью частиц белого блестящего кварца, с рыхлым черепком, изготовленные на гончарном круге. Внешняя сторона такой посуды — черная, лощенная до зеркального блеска. Техника нанесения орнамента на эти сосуды отличается архаичностью (полировка, штамповка, резьба, изредка — роспись). На последней ступени эпохи средней бронзы появляется, а с ранней ступени эпохи поздней бронзы все чаще встречается грубая глиняная посуда, с примесью песка в тесте, хорошо спекшимся однослойным черепком каштанового цвета. Орнамент в основном резной и тисненый. Для территории Кахети на последующих ступенях эпохи поздней бронзы характерны сосуды каштанового и серого цвета с шероховатой поверхностью с резным орнаментом. Хотя даже на третьей ступени эпохи поздней бронзы все еще встречаются сосуды с рыхлым черепком из мелкозернистой глины, со следами полировки на черной поверхности и с орнаментом, оттиснутым штампом, но их процент уже незначителен. Глиняные сосуды Иоро-Алазанского бассейна, относящиеся к рубежу II—I тыс. до н. э., в большинстве случаев имеют хорошо спекшийся черепок каштанового цвета, хотя внешняя и внутренняя поверхность задымлена. Это указывает на продолжение старых традиций. В то же время появляются сосуды серого обжига с грубым черепком и резным орнаментом, которые широко распространяются в первой половине I тыс. до н. э. В середине указанного тысячелетия для этой области вновь становятся характерными сосуды из мелкозернистой глины с полированным орнаментом, но в отличие от ранних памятников с другой структурой черепка, качеством обжига и схемой орнамента. В отличие от памятников Кахети глиняные сосуды Шида-Картли, начиная с третьей ступени эпохи поздней бронзы в течение всего исследуемого периода сохраняют мелкозернистый черепок и полированный орнамент, наряду с которым уже появляются резной, тисненный и рельефный орнаменты, порой подражающие архаичным мотивам. В Восточной Грузии на памятниках исследуемого периода до последнего времени не была найдена глиняная расписная посуда. Лишь в Кахети за последнее время были выявлены украшенные такой техникой сосуды, сплошь и рядом встречающиеся в погребениях первой и второй ступени эпохи поздней бронзы. Орнамент, главным образом в виде геометрических узоров (меандры, треугольники и т. д.), нанесен после обжига, белой краской. Примечательно, что для синхронных памятников Северной Армении также характерна роспись сосудов как белой краской, так и бихромной, белой и красной краской (Лориберд, Артик, Лчашен). В рассматриваемое время на территории Восточной Грузии встречаются и глазурованные сосуды. В истории культуры глазурь (поливу) тесно связывают с производством стекла[118]. Глазурование сосудов известно в Египте, Месопотамии и Эламе с IV—III тыс. до н. э. Затем эта техника широко распространилась в Передней Азии, где глазурью покрывали и кирпичи[119]. Древнейшими глазурованными изделиями в Грузии являются фаянсовые бусы, найденные в Триалетских курганах эпохи средней бронзы[120]. Глазурованные сосуды обнаружены в погребениях, начиная с конца II тыс., до н. э.[121] Все эти сосуды представляют собой кубки на высокой ножке с одной ручкой. Поверхность их расписана желтоватой, зеленоватой и зеленовато-бирюзовой (иногда черной) краской. Зеленовато-бирюзовый фон украшен желтыми полосами и покрыт прозрачной глазурью. В Восточной Грузии обнаружены и фрагменты глазурованных сосудов с черепком белого цвета. Два таких обломка, в частности, найдены на святилище Мели-Геле II. Поверхность одного из них окрашена желтой краской и покрыта бесцветной прозрачной глазурью, второй сосуд украшен полосами зеленовато-синеватого и желтого цвета и также покрыт глазурью[122]. Древнейшие образцы глазурованной керамики обнаружены и в других районах Закавказья[123]. Весьма существенно, что обнаруженная на территории всего Центрального Закавказья (в рамках разных материальных культур) глазурованная керамика абсолютно одинаково расписана вертикальными полосами, нанесенными желтой и зеленовато-голубой краской, что должно указывать на один и тот же источник ее происхождения. Хорошо известно, что точно так же расписанная керамика широко распространена в Ассирии с XIII по VI в. до н. э.[124], тогда как в Закавказье, как мы увидели, она весьма редка и ее привозной характер бесспорен. Данные о существовании на территории Восточной Грузии в эпоху поздней бронзы и железа других отраслей ремесла очень скудны. На развитие обработки дерева указывает тот факт, что в строительном деле этого периода первостепенную роль играли лесоматериалы. При раскопках ряда поселений обнаружены остатки бревенчатых перекрытий жилья, а также отпечатки бревен или досок на обожженной глине. На кусках глиняной обмазки, применявшейся при строительстве стен и печей для выпечки хлеба (торне), встречаются отпечатки плетенки. С помощью деревянных конструкций сооружались и перекрытия погребений. Остатки бревенчатых перекрытий часто встречаются в погребениях. Принято считать, что в первой половине I тыс. до н. э. употреблялась молотильная доска[125]. В рассматриваемое время из дерева изготовлялись черенки бронзовых стрел. По-видимому, тогда же должны были существовать и деревянные луки, правда, известны лишь их изображения на бронзовых поясах и глиняных сосудах. На святилище второй половины II тыс. до н. э. около с. Шилда была найдена бронзовая имитация лука. Вероятно, из дерева делались и сосуды—гоби, чаши, тарелки и др. О существовании старых традиций такого производства свидетельствуют находки деревянных предметов в погребениях III и II тыс. до н. э.[126]. Несмотря на то, что в Восточной Грузии не обнаружено транспортных средств эпохи поздней бронзы и раннего железа, на их существование указывают изображения арбы и большое количество глиняных колесиков, найденных на поселениях и, вероятно, принадлежавших деревянным имитациям разных транспортных средств[127]. Очевидно, они представляли собой развитые формы известных повозок Восточной Грузии конца III тыс. до н. э.[128]. Это подтверждает новейшая находка около Цители-Цкаро. Здесь, на горе Гохеби, на территории святилища начала I тыс. до н. э. найдена бронзовая модель боевой колесницы, в которую впряжены две взнузданные лошади с ярмом[129]. Интересно, что у колесницы вращающиеся колеса со спицами. Существенно, что на Алазанской долине, в могильнике поселения Муракеби, в погребении конца II тыс. до н. э. были обнаружены глиняные колеса со спицами, которые, очевидно, принадлежали деревянной модели колесницы. О существовании развитого деревообратывающего ремесла в Восточной Грузии свидетельствуют и многочисленные бронзовые орудия для обработки дерева, обнаруженные на различных памятниках исследуемого периода (топоры, долота и др.)[130]. Прядение и ткацкое дело составляли одну из основных отраслей домашнего ремесла в рассматриваемое время. Многочисленные отпечатки тканей постоянно встречаются на глиняных сосудах эпохи раннего металла. В этот период, вероятно, существовал и примитивный вертикальный ткацкий станок[131]. О развитии прядения и ткачества, в частности обработки шерсти, в эпоху поздней бронзы и железа свидетельствует большое количество глиняных, костяных и каменных пряслиц, а также отпечатков ткани, обнаруженных на бронзовых предметах. Существование тканей разного качества подтверждается находками предметов, связанных с одеждой (булавки, фибулы и разнообразные пуговицы). В исследуемое время употреблялись как чисто шерстяные, так и льняные ткани[132]. Значительное место среди домашних ремесел занимали выделка и обработка кожи. Кожа употреблялась для изготовления обуви, поясов, шнуров разного назначения, одежды и других предметов быта. В погребениях интересующего нас периода кожаные предметы встречаются редко. Древнейшим образцом кожаного изделия являются части тисненого флажка, обнаруженного в богатом курганном погребении первой половины II тыс. до н. э., в урочище Садуга. В погребениях рубежа II—I тыс. до н. э. могильника Тетри-Цклеби найдены бронзовые портупеи-цепи и цепи, использовавшиеся как пояса, которые закреплялись кожаными ремешками. Изображение портупеи имеется на статуэтке мужчины из Мелаани[133]. Вероятно, на ложе крепились и пояса из бронзы рубежа II—I и начала I тыс. до н. э. Некоторые исследователи полагают, что для обработки кожи использовались известные еще с раннего периода эпохи бронзы плоские топоры, но большинство исследователей считает их орудиями для обработки дерева[134]. Другими, более достоверными свидетельствами существования обработки и выделки кожи в эпоху поздней бронзы и железа на территории Восточной Грузии мы не располагаем. На производство стекла, очевидно, указывают находки многочисленных стеклянных и глазурованных пастовых бус. Часто встречаются и позолоченные стеклянные бусы, но говорить о месте их производства мы пока не имеем возможности. Обработка камня в течение длительного времени занимала первое место в практической деятельности человека. Однако начиная с эпохи поздней бронзы она почти полностью вытесняется металлообработкой. Тем не менее, камень остается одним из основных видов сырья, используемого человеком при изготовлении вкладышей составных серпов, зернотерок, булав и др. С начала эпохи поздней бронзы и раннего железа вплоть до середины I тыс. до н. э. одним из основных видов украшений являлись сердоликовые бусы. В специальной литературе высказано мнение, что они производились в странах, расположенных к югу от Закавказья.[135]. Однако не исключено и их местное изготовление (в Кахети, например, на поселениях исследуемого периода часто встречаются обломки необработанного сердолика). Около поселения Гареткис-Гора, на правом берегу р.Лакбе и к юго-востоку от с. Арашенда, в местечке Сасигнаго-Геле открыты мастерские по изготовлению кремневых вкладышей составных серпов. В местечке Сасигнаго-Геле мастерская, по-видимому, функционировала в течение длительного времени, так как здесь наряду с архаичными—широкими ладьевидными вкладышами с закругленной спинкой, встречались явно поздние вкладыши. Этим исчерпываются наши знания о ремеслах, которыми занимались племена, жившие на территории Восточной Грузии в эпоху поздней бронзы и раннего железа. В рассматриваемый нами период уровень развития сельского хозяйства в Восточной Грузии все еще определялся природными условиями. Вероятно, большая часть территории Восточной Грузии (горы и лесные массивы) в это время была мало пригодна для земледелия, в долинных районах Шида-Картли, Квемо-Картли, Алазанской долины и др. условия для сельского хозяйства были весьма благоприятными. Об этом может свидетельствовать то обстоятельство, что распространение некоторых локальных материальных культур эпохи поздней бронзы и раннего железа ограничено именно этими низменностями и прилегающими к ним предгорьями. Создается впечатление, что территория расселения отдельных племен или племенных групп определялась границами природных для земледелия земель. На земледельческий характер хозяйства населения Восточной Грузии в эпоху поздней бронзы и раннего железа указывают многовековые культурные наслоения на изученных поселениях и связанные с ними многоярусные могильники, так как их происхождение связано с оседлым образом жизни, который, в свою очередь, продиктован характером хозяйства. Находки сельскохозяйственных орудий—серпов[136], камней от молотильных досок[137], зернотерок, являются прямым доказательством существования земледелия в Восточной Грузии. Бронзовые мотыги, обнаруженные в Шида-Картли, попадали сюда из Западной Грузии; кроме того, в Восточной Грузии были широко распространены каменные мотыги, употреблявшиеся, вероятно, после вспашки для рыхления комьев земли. Предполагают, что в Закавказье в это время сеяли пшеницу, ячмень, гоми[138]. Земля обрабатывалась простейшими пахотными орудиями[139], при этом использовалась тягловая сила быка[140]. Грузия издавна является одним из основных центров виноградарства[141]. Существуют конкретные данные, указывающие на то, что в эпоху поздней бронзы и раннего железа культура виноградной лозы была уже весьма развитой. На наш взгляд, одним из древнейших свидетельств существования в Восточной Грузии виноделия являются обнаруженные на территории святилища Мели-Геле I глиняные сосуды с прилепленными к ним мелкими сосудами, т. н. «марани», которые считаются винными питьевыми сосудами культового назначения[142]. На территории Мели-Геле II встречаются и обломки крупных сосудов, вероятно, представлявшие собой небольшие «квеври» (пифосы для хранения вина). Самые древние виноградные косточки культурных растений обнаружены на поселении эпохи средней бронзы в Узерлик-Тепе[143]. Они найдены и на святилище третьей ступени эпохи поздней бронзы в Катнали-Хеви[144]. В Кахети пока что самыми древними являются находки виноградных косточек в Сагареджо на памятнике IV—III вв. до н. э.[145]. Однако для установления уровня развития общества наиболее важно выяснить формы производства земледельческого хозяйства. Уже в эпоху ранней бронзы в районах Восточной Грузии, в благоприятных природных условиях могло существовать орошаемое земледелие. Но массовое использование оросительных систем, по-видимому, началось в эпоху поздней бронзы (хотя вполне возможно параллельное широкое развитие в это время неполивного земледелия). О широком развитии неполивного земледелия свидетельствуют многочисленные поселения эпохи поздней бронзы и железа, открытые на Ширакской равнине и содержащие многовековые культурные напластования. В настоящее время неполивное земледелие на этой равнине не связано с большими трудностями, вполне возможно, что и прежде эта область не отставала от тех районов, где существовала возможность орошения[146]. Итак, в эпоху поздней бронзы вследствие использования навыков неполивного земледелия и широкого внедрения оросительных систем люди полностью освоили не только склоны гор и предгорья, но и долины. Естественно, что создание и уход за оросительными системами могли быть под силу лишь таким большим и прочным организациям общества, как союзы родственных племен, основа которых, надо полагать, закладывалась в это время. В эпоху поздней бронзы земледелие уже отделилось от скотоводства в Восточной Грузии, обе эти отрасли хозяйства существовали и развивались бок о бок[147]. Развитие земледелия и скотоводства зависело в первую очередь от конкретных географических условий, но даже в тех районах, где не было орошения (Шираки) и условия, казалось бы, более благоприятны для разведения скота, преобладающую роль играло земледелие, хотя и неполивное. Остеологический материал, обнаруженный на поселениях и могильниках Восточной Грузии эпохи поздней бронзы и раннего железа, весьма разнообразен. В горных районах преобладают кости овец, а в долинах — кости крупного рогатого скота. Безусловно, что такое хозяйство не могли не наложить определенного отпечатка на материальную культуру. Для полукочевого скотоводства необходимо наличие как летних, так и зимних пастбищ. Восточная Грузия достаточно богата зимними пастбищами, поэтому зимние месяцы овечьи отары, вероятно, проводили вблизи основного поселения. Такой территорией являлось пространство между Шираки и Иори, в частности Элдарская равнина, которая и в настоящее время считается лучшим зимним пастбищем. Несмотря на тщательные разведки, здесь не удалось обнаружить ни одного поселения эпохи поздней бронзы и раннего железа. По-видимому, и раньше ландшафт здесь был полупустынным, и эта территория использовалась лишь для зимних пастбищ. Аналогичным целям служили и равнины Гардабани и Марнеули[148]. По-видимому, указанной территорией пользовались племена—носители разных материальных культур, о чем свидетельствует разнообразие обнаруженных здесь археологических памятников. Более сложным является вопрос о летних пастбищах. На лето овец приходилось перегонять на большие расстояния, в частности в Триалети или на южные склоны Кавказского хребта. Естественно, что в этих районах могли встречаться многие племена, о чем свидетельствуют смешанные материалы разных археологических культур в Триалети (летнее пастбище) и в Квемо-Картли (зимнее пастбище). Характер материальной культуры летних пастбищ позволяет четко определить, с какой территорией было связано то или иное племя. Например, в материальной культуре левобережья Куры — Шида-Картли преобладают материалы, характерные для северных склонов центральной части Кавказа, следовательно, население Шида-Картли использовало под летние пастбища именно эти территории. На правобережье Шида-Картли чаще встречаются материалы типа памятников Триалети и Северной Армении, что объясняется аналогичным образом. Возможно, жители Кахети, так же как и в недавнем прошлом, перегоняли овец в Триалети. Свидетельством этого можно считать находки кахетских бронзовых меча и кинжала в пещере, расположенной на перегонной трассе. На существование в это время продуктивного скотоводства указывают керамические материалы, среди которых очень часты глиняные маслобойки, кстати, впервые появившиеся именно с первых ступеней развития эпохи поздней бронзы. С конца II и первой половины I тыс. до н. э. большую роль в жизни населения Иоро-Алазанского бассейна играла лошадь. Это подтверждается находками удил, модели боевой колесницы с взнузданными лошадьми, скелетов лошадей, впряженных в колесницу и т. д. Одним из основных видов деятельности человека в рассматриваемый период являлся обмен, который приобрел особенно большое значение с эпохи поздней бронзы и раннего железа вследствие сильной дифференциации хозяйственной деятельности человека. В это время уже окончательно отделились друг от друга земледелие, скотоводство и ремесла. Высококвалифицированные специалисты стали сознательно производить такое количество продукции, которое намного превосходит собственное потребление, а это, в свою очередь, привело к интенсивному развитию обмена. На обмене стали основываться отношения не только между земледельцами, скотоводами и ремесленниками, но и между ремесленниками различных специальностей) (например, металлодобывающей и металлообрабатывающей). Расширению обмена и торговли способствовало развитие полукочевого скотоводства. Племена, населявшие Восточную Грузию в исследуемое время, имели определенные отношения с соседними не только мирными, но и воинствующими племенами. Возможно, именно в этот период появляется определенная категория людей, способствовавших упорядочению этих взаимоотношений (обмен, торговля), т. е. посредников между производителем и потребителем[149]. Таким образом, в эту эпоху обмен должен был иметь прочную основу. В эпоху поздней бронзы и раннего железа о тесных деловых связях между племенами Восточной Грузии свидетельствует и облик их материальной культуры. То, что местные ремесленники обменивались между собой опытом, подтверждается сходством и одинаковой техникой производства металлических и глиняных изделий, обнаруженных на всей исследуемой территории. Иногда эти связи настолько сильны, что под влиянием одной материальной культуры частично меняет свое лицо соседняя материальная культура. По-видимому, контакты племен Восточной Грузии представляют собой лишь одну ступень взаимосвязи населения Закавказья того времени. Естественно, эти связи были более обширны. Например, в Шида-Картли известны материалы, типичные для Западной Грузии, Северного Кавказа, Кахети и Северной Армении. Учитывая все это, академик С. Н. Джанашиа рассматривал Шида-Картли как территорию, где различные племена обменивались между собой опытом[150]. Элементы разных культур встречаются и на территории современной Юго-Осетии, на что указывают хорошо заметные здесь характерные признаки северной, западногрузинской и шидакартлийской материальных культур. Как уже отмечалось, смешанные материалы разных культур известны в Триалети и Квемо-Картли, что объясняется своеобразием хозяйства этих областей. Конкретные материалы, доказывающие связи Восточной Грузии с соседними племенами, весьма разнообразны[151]. Типично восточногрузинские материалы известны и в других, порой весьма удаленных районах[152]. Есть основания предполагать существование контактов некоторых племен Закавказья, и в частности Восточной Грузии, с отдаленными народами. В закавказских памятниках эпохи поздней бронзы часто встречается раковина каури, характерная только для морей Индии. На подобные контакты должно указывать и снабжение Закавказья оловом. Во второй половине II тыс. до н. э. на теснейшие связи племен Восточной Грузии со странами Передней Азии указывают находки, с одной стороны, ряда закавказских предметов в Северной Сирии на городище и могильнике Хама[153], а с другой — переднеазиатских бронзовых панцирных пластинок XIV—XIII . до н. э., найденных в погребениях Кахети[154]. Общение обитателей Восточной Грузии как с соседними областями, так и с более удаленными не могли существовать без стабильных дорог. Для связей с северными странами в летние месяцы, например, использовались все перевалы Большого Кавказа[155]. Постоянной дорогой, связывавшей тогда Закавказье с югом, признается ущелье р. Куры. Далее эта дорога шла по ущелью Гуджарети через Бакуриани или Табацкури в Триалети и Северную Армению (Б. А. Куфтин, О. С. Гамбашидзе, А. А. Мартиросян). Вероятно, население Шида-Картли и Триалети использовало переходы через ущелья рр. Тана Тедзами и Кавтура[156]. Основной магистралью, связывающей Кахети с Триалети, была и т. н. «овечья дорога» — перегон овец здесь осуществлялся до недавнего прошлого. Сейчас другие возможные пути проследить трудно, так как материальная культура ряда географических пунктов этого региона почти не различается. Исследование большого количества археологических памятников в Восточной Грузки дает возможность составить лишь общее представление о духовной культуре местных пламен XV—VII вв. до н. э. К таким памятникам в первую очередь надо отнести святилища, обнаруженные на поселениях Ваис-Цкали5[157], Нацар-Гора[158], Ховле[159], Катналихеви[160] и обособленные от поселения святилища Мели-Голе I, II, Мелаани, Арашенда, Гохеби и Шилда[161]. Древнейшее из них, примерно XV в. до н. э., обнаружено на поселении Ваис-Цкали-Чалианхеви, около с. Нукриани. Святилище это выстроено из плетенки, в плане круглое, диаметром до 3 м, в центре с алтарем. В последующее время примерно в XV—XIII вв. до н. э. вместе с молельнями внутри жилья в Восточной Грузии появляются обособленные от поселений святилища. Каждое из них занимает территорию до 400 м2. Они обычно в плане круглые и окаймляются каменной стенкой из сухой кладки. На святилище Шилда эта стенка в северной части раскрыта и устроен вход. Посередине входа в землю зарыт большой глиняный сосуд, заполненный чистодревесной золой. В центре святилища небольшая возвышенность, где инкрустацией пережженными овечьими костями и золой изображались на земле разные сцены охоты или же отдельные животные. Внутри ограды ямы или глиняные сосуды, зарытые в землю, заполнены жертвенными подношениями—вотивными бронзовыми скульптурами людей и животных, глиняными сосудами, бронзовым оружием или их иммитациями, разными украшениями и т. д. Иногда в центре этих ям стоят глиняные сосуды, заполненные чистой золой. Существенно, что уже к концу II тысячелетия до н. э. на месте этих святилищ появляются более крупные святилища такой же планировки, меняется только назначение жертвенных предметов, девяносто процентов из них — боевое оружие. Нужно думать, что все эти разновременные святилища связаны, главным образом, с культом плодородия, а значит, с практической деятельностью человека: земледелием, скотоводством, охотой, металлургией, войной и т. д. Помимо святилищ весьма значительные сведения для изучения духовной культуры жителей Восточной Грузии эпохи поздней бронзы и раннего железа дают и отдельные предметы, найденные в погребениях и кладах. Таковыми являются, например, бронзовые пояса с изображением мифологических сцен и отдельных символических знаков[162] и т. д. Памятники духовной культуры прекрасно иллюстрируют и социально-экономическое развитие восточногрузинских племен второй половины II тыс. до н. э. и первых веков I тыс. до н. э. Рассматриваемый период характеризуется образованием крупных союзов родственных племен. Естественно, это в первую очередь потребовало и идеологического единства, что выразилось в появлении общего божества, в честь которого стали создавать культовые центры, общие для нескольких поселений. Весь этот процесс основан на больших социально-экономических сдвигах в жизни восточногрузинских племен. С начала эпохи поздней бронзы особо высокого развития достигают средства производства во всех областях деятельности человека, сообразно меняются и социальные отношения в обществе, появляется имущая прослойка, подготавливается почва перехода к классовому обществу. Постепенное изменение общественных отношений хорошо иллюстрируется и общей схемой развития материальных культур в Восточной Грузии. Предполагают, что на основе более или менее однородной культурно-исторической общности эпохи ранней бронзы, в эпоху средней бронзы в Центральном Закавказье сформировалось несколько материальных культур, в том числе триалетская и севан-узерликская[163]. В промежутке между ними на территории Восточной Грузии пока еще очень схематично прослеживается существование двух хронологических этапов[164] — т. н. марткопского и беденского, материалы которых идентичны на всей территории. В эпоху средней бронзы и на раннем этапе эпохи поздней бронзы на всей территории Восточной Грузии существовала одна материальная культура, в которой тем не менее иногда (хотя и не очень четко) проявляются локальные варианты. Выделение же ярких локальных очагов возможно лишь начиная с третьей ступени эпохи поздней бронзы. Существенно, что зародыши вариантов археологических культур эпохи поздней бронзы прослеживаются в некоторых частях Центрального Закавказья уже в предшествующей культуре (К. X. Кушнарева, А. А. Мартиросян и др.). Триалетская культура занимала почти все Центральное Закавказье: часть предгорной полосы Квемо-Картли, Триалети, Шида-Картли, Кахети, Лоре (Ташир) —в Северной Армении[165]. Как свидетельствуют памятники, обнаруженные в последнее время в Армении, не исключено, что границы распространения триалетской культуры достигали западных районов озера Севан по линии Ереван—Гарни[166]. Более или менее однообразная материальная культура характерна приблизительно для той же территории и на первых двух этапах поздней бронзы, что безусловно указывает на ее происхождение от предыдущей триалетской культуры. Таким образом, и на первых двух этапах эпохи поздней бронзы более или менее однородная археологическая культура охватывает почти все Центральное Закавказье, ее южная и юго-восточная границы проходят чуть севернее течения р. Аракc. К югу и юго-востоку от этих границ распространены археологические культуры, более тяготеющие к южному, иранскому миру, чем к закавказскому; северная же граница центральнозакавказской культуры достигает южных предгорий Большого Кавказского хребта, за пределами которого бытовали в корне отличные от нее т. н. кобанская и каякенто-хорочоевская северокавказские археологические культуры. На востоке граница центральнозакавказской культуры не доходит до Каспийского моря, так как здесь лежит широкое пространство солончаковых земель, большая часть которых, по-видимому, не была заселена издревле. Прибрежная же полоса от Кавказского хребта до Апшеронского полуострова, очевидно, входит в ареал северокавказской — каяенто-хорочоевской культуры. На западе граница культур Центрального Закавказья проходит почти у Сурамского хребта, по другую сторону которого была распространена мощная, т. н. западногрузинская, или колхидская, археологическая культура. Но несмотря на то, что существование генетической связи между археологическими культурами эпохи поздней бронзы—раннего железа Центрального Закавказья не подлежит сомнению, отождествление их на протяжении всей эпохи совершенно невозможно. На третьем этапе эпохи поздней бронзы в Центральном Закавказье, на базе предшествующих, появляется значительное количество самостоятельных археологических культур, а на первой ступени освоения железа самые сильные (или передовые) из них начинают объединять более или менее сходные, родственные культуры, формируются культурно-исторические области со своеобразными археологическими материалами (напр., т. н. восточногрузинская, ганджа-карабахская или другие культуры). Возникновение подобных объединений на рубеже II—I тыс. до н. э. соответствует развитию исторического процесса, т. к. на территории Закавказья этот период непосредственно предшествует эпохе создания государств (середина I тыс. до н. э.), именно в эту эпоху и должны были складываться прочные союзы племен, представляющие собой зародыши будущих государственных образований. Однако в то же время в недрах этих объединений протекают и другие процессы. Все более определенный вид принимают отдельные варианты (локальные очаги) археологической культуры. Об этом свидетельствуют некоторые виды боевого оружия, отличавшиеся однородностью на третьем этапе эпохи поздней бронзы и представлявшие собой уже несколько вариантов на следующем, четвертом этапе эпохи поздней бронзы. Теперь территория их распространения не совпадает целиком с той, где существовали их протипы, и очерчиваются контуры новых вариантов культур. Таким образом, в процессе развития в период раннего железа меняется не только общий, внешний облик археологических культур, но и границы их распространения и даже количество. Поэтому недопустимо рассматривать материалы Центрального Закавказкья, относящиеся к эпохе поздней бронзы—раннего железа, без учета конкретного времени их бытования, несмотря на то, что они часто представляют собой различные этапы развития одной и той же культуры. Культурно-исторические области с более или менее однородным археологическим материалом, появившиеся на территории Центрального Закавказья в эпоху раннего железа, располагались приблизительно следующим образом: первый район находился в пределах большей части территории Восточной Грузии, т. е. в рамках распространения т. н. восточногрузинской археологической культуры, точнее, территории Шида-Картли и Кахети; во второй район входила юго-западная часть Азербайджана и территория к северу от озера Севан до р. Куры, т. е. в пределах распространения ганджа-карабахской (ходжалы-кедабекской) археологической культуры; в центральной и северо-западной части Армении (третий район) параллельно с местными начинают появляться материалы т. н. ганджа-карабахской культуры[167]. В эпоху раннего железа между культурно-историческими областями, объединяющими несколько локальных групп или вариантов, существовали известные различия по конструкции погребений, погребальному обряду, по типу поселений, а также отдельных предметов и т. д. На основании вышесказанного можно утверждать, что археологические культуры Центрального Закавказья как на третьем, так и на позднем, четвертом этапе поздней бронзы— раннего железа не были тождественными. Правда, они могли возникнуть на общей основе, но развивались совершенно независимо в изучаемый период. Эти культуры настолько не похожи друг на друга, что между ними уже гораздо больше различий, чем сходства, и общие признаки следует считать пережитками одного происхождения. Пример тому — центральнозакавказская бронзовая секира. Единый вид этих топоров на всей обширной территории Центрального Закавказья служит показателем культурно-исторического единства древнейшего населения этого региона, но тем не менее в эпоху поздней бронзы он не является признаком тождества синхронных культур, а лишь указывает на общность происхождения. При изучении данного вопроса весьма важно учитывать, что этот тип топора распространен на той же территории, где в эпоху средней бронзы существовала т. н. триалетская культура и что прототипами этих топоров считаются характерные для триалетской культуры топоры грма-геле-шамшадинского типа, бытовавшие фактически на той же территории, где встречаются центральнозакавказские топоры эпохи поздней бронзы и раннего железа. Итак, на всем протяжении эпохи поздней бронзы—раннего железа границы отдельных культур и даже их количество стабильны. Если на первой и второй ступени эпохи поздней бронзы на всей территории Центрального Закавказья распространена однородная материальная культура, на третьей ступени на территории Восточной Грузии существовали две синхронные археологические культуры, одна из которых занимала территорию Шида-Картли, а другая — Иоро-Алазанский бассейн. Границы культуры, распространенной в Шида-Картли, очерчиваются на основании находок характерных для нее предметов следующим образом: на севере ее границей является предгорная полоса Большого Кавказского хребта, на западе — восточная часть Сурамского хребта, на востоке — р. Арагви и на юге — линия Бешташени-Маднисчала. Типичными для этой культуры на третьем этапе эпохи поздней бронзы являлись: бронзовый листовидный кинжальный клинок, бронзовый наконечник копья с кованой раскрытой втулкой, тонкопластинчатые бронзовые наконечники стрел с выемкой в основании, бронзовые булавки с закрученной головкой, навершия булав или посохов на основании рога оленя, глиняные сосуды с чернолощенной поверхностью, изготовленные из хорошо отмученной глины и орнаментированные радиальными лощеными полосами, и др. Несмотря на влияние Западной Грузии, материальная культура Шида-Картли все же имеет ярко выраженный своеобразный характер, что придает ей вид независимой археологической культуры и подчеркивает ее генетическую связь с предшествующей, центральнозакавказской культурой второй ступени эпохи поздней бронзы. Однако наряду с указанными западногрузинскими элементами в этот период прослеживаются и черты, характерные для областей, расположенных к востоку от Шида-Картли. Вначале в Шида-Картли проникает готовая продукция. В дальнейшем влияние восточных материалов становится настолько заметным, что даже изменяет облик этой культуры. Материальная культуры Иоро-Алазанского бассейна, возникшая на базе предшествующей, на третьем этапе эпохи поздней бронзы уже полностью оформилась в самостоятельную археологическую культуру. Наиболее характерными для нее предметами являются: т. н. кахетский бронзовый кинжальный клинок и меч с составной рукояткой, наконечник бронзового копья с закрытой втулкой и двумя рельефными поясками на ней, глиняные сосуды с примесью песка в тесте, украшенные концентрическими резными линиями на корпусе и косыми насечками вокруг плечиков и дна, небольшие сосуды (малый процент) с чистой лощенной поверхностью, часто орнаментированные волнистой линией, заключенной между двумя параллельными полосками, а также резными треугольниками и др. (керамика обычно хорошо обожжена и отличается коричневатой, серой или черноватой поверхностью). С рубежа II—I тыс. до н. э. сфера распространения иоро-алазанских археологических материалов частично расширяется к востоку. А в Шида-Картли начинают появляться материалы т. н. западногрузинской археологической культуры, что становится особенно заметным в эпоху широкого освоения железа. На это указывают многочисленные находки западных материалов в Шида-Картли (материал могильника Самтавро, инвентарь отдельных погребений, состав найденных здесь кладов и пр.). Если на третьей ступени эпохи поздней бронзы на территории Шида-Картли найдены единичные экземпляры предметов колхидской культуры, то с начала освоения железа они встречаются уже в значительно большем количестве. Важно, что с этого же времени западнозакавказские предметы (топоры, пряжки и пр.) начинают появляться и на территории Армении и Азербайджана, т. е. именно с этого периода во всем Центральном Закавказье заметна активность колхидских элементов. Западный элемент в Центральном Закавказье особенно усиливается в более позднюю пору. Об этом может свидетельствовать и тот факт, что центральнозакавказские бронзовые секиры прекращают свое существование вместе с эпохой поздней бронзы, а начиная с эпохи широкого освоения железа их сменяют железные топоры, имевшие, как правило, форму западных (колхидских) топоров. Таким образом, с третьей ступени эпохи поздней бронзы на территории Иоро-Алазанского бассейна и даже к западу, до р. Арагви распространена однородная культура, для которой характерны главным образом бронзовый кахетский кинжал с составной рукояткой и два его последующих подтипа (I—III), бронзовое копье с цельной втулкой и двумя рельефными поясками на ней, глиняные сосуды, корпус которых украшен резными концентрическими линиями, днорезной спиралью, а плечики и края дна — ногтевидными насечками и т. д. В это же время на территории Шида-Картли распространена другая, родственная кахетской, культура, которая характеризуется бронзовым листовидным кинжальным клинком, бронзовыми наконечниками копий с раскрытой втулкой, тонкопластинчатыми треугольными бронзовыми наконечниками стрел и пр. Памятники этой культуры были распространены на значительной территории: на востоке — до р. Арагви, на севере — до южной предгорной полосы Большого Кавказского хребта, на западе — до Сурамского хребта, на юге — в основном до Триалетского хребта (хотя иногда они встречаются и за этим хребтом). При исследовании памятников этого периода мы замечаем, что элементы, характерные для материальной культуры Иоро-Алазанского бассейна, проникают и в область Шида-Картли, в основном, вверх по ущелью р. Куры, а далее — р. Лиахви и на определенном отрезке времени сосуществуют с местной культурой. Это положение существенно изменяется в конце II тыс. до н. э., когда в Шида-Картли исчезает местный тип кинжала с листовидным клинком и распространяются кинжалы и мечи, развившиеся на базе ранних типов кахетского оружия. Примечательно, что характерные для Шида-Картли материалы рубежа II—I тыс. до н. э. распространяются на той же территории и в тех же границах, что и предшествующие им более ранние материалы. Этим еще раз подчеркивается, что памятники Шида-Картли в течение длительного времени сохраняют свою индивидуальность сначала как независимой культуры, а впоследствии как локальный вариант т. н. восточногрузинской культуры. Локальными вариантами этой культуры рубежа II—I тыс. до н. э. нужно считать очаг Шида-Картли и три отдельных очага материальной культуры в переделах Иоро-Алазанского бассейна. Об этом свидетельствует боевое оружие (кинжал, меч), созданное на базе кахетской культуры (I—III подтипы кахетских кинжалов), характерное для всех локальных вариантов, а также ряд своеобразных элементов (керамика, оружие, украшения) этой культуры, свойственных каждому из них. Итак, на территории Восточной Грузии третьей ступени эпохи поздней бронзы выделяются две родственные археологические культуры (в Шида-Картли, Иоро-Алазанском бассейне), на рубеже II—I тыс. до н. э. можно предполагать существование уже одной культурно-исторической области с четырьмя локальными вариантами. Таким образом, в процессе одной культурно-исторической области происходит, как мы видим, и обратный процесс — выделяются локальные варианты, распространенные на определенной территории и характеризующиеся своеобразными формами оружия. С точки зрения социального развития общества, процесс консолидации и выделения локальных вариантов материальной культуры следует связывать с созданием единого политического объединения родственных племен, в недрах которого происходит стабилизация отдельных этнических групп. Весьма интересно, что границы распространения локальных вариантов археологических культур Восточной Грузии рубежа II—I тыс. до н. э. совпадают с границами расселения древнейших племен, на которые указывает грузинский историк Леонтий Мровели[168]. По Д. Л. Мусхелишвили, это сообщение историка должно отражать фактическое состояние племенных границ IV—III вв. до н. э.[169] Здесь самым важным является то, что на территории Иоро-Алазанского бассейна как в античную и раннефеодальную эпоху, так и на рубеже II—I тыс. до н. э. существовало одинаковое разделение племенных территорий[170], а это, в свою очередь, должно помочь в выяснении вопроса о сущности этнического деления, происшедшего на рубеже II—I тыс. до н. э. Установлено, что со второй половины II тыс. до н. э. на территории Восточной Грузии не наблюдается сильного влияния какой-либо другой культуры, способной приостановить ход мирного развития местной культуры[171]. Очевидно, никакие нашествия не смогли уничтожить местную древнюю культуру и изменить установившиеся древние границы. Даже значительно, позже, в раннефеодальное время (во всяком случае, до VIII в.) они остаются такими же, какими были в конце II и I тыс. до н. э. Все сказанное выше позволяет предполагать, что на этой территории с конца II тыс. до н. э. не произошло существенных изменений в границах расселения местных земледельческих племен и их этнического состава. Таким образом, у нас есть все основания связать отдельные этнические группировки Восточной Грузии с локальными группами материальной культуры эпохи поздней бронзы. Итак, мы можем рассматривать этническую историю Восточной Грузии в непрерывном развитии начиная со второй половины II тыс. до н. э. и, наряду с этим, выделять выявленные здесь археологические культуры не только в рамках географических границ, но и в связи с определенными этническими группами, имеющими уже соответствующие конкретные названия, сохранившиеся впоследствии. На основании всего этого уже на конкретном материале можно утверждать, что «... с середины II тыс. до н. э. население Кавказа, в частности Закавказья, имело в основном тот же этнический состав, что и впоследствии»[172]. [1] Рамишвили А. Т. Из истории материальной культуры Колхети-Батуми, 1974, с. 90. [2] Джапаридзе О. М. Археологические раскопки в Триалети. К истории грузинских племен во II тысячелетии до н. э. Тбилиси, 1969, с. 50. [3] Читая Г. С. Мотыжная культура в Западной Грузии (Колхида)— Труды Института истории им. И. А. Джавахишвили, т. IV, вып. 2. Тбилиси, 1959, с. 157. [4] Prizeworski St.Der Grottenfund von Ordu.— Archiv Orietalni,vol. №7 (1935), № 3, с. 408. [5] Джапаридзе О. М. Земледельческие орудия позднебронзовой эпохи Западной Грузии. — Труды ТГУ, т. 49. Тбилиси, 1953, с. 208. [6] Рамишвили А. Т. Указ. соч., с. 73. [7] Джапаридзе О. М Бронзовые топоры Западной Грузии, с. 297. [8] Рамишвили А. Т. Указ. соч., с. 104. [9] Читая Г. С. Указ, соч., с. 155. [10] Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии. Тбилиси, 1959,с. 186. [11] Коридзе Д. Л., Гогадзе Э. М. Результаты полевых работ, проведенных Носирской археологической экспедицией в 1969 г. — АЭГМГ, т. II. Тбилиси, 1971, с. 48. [12] Там же, с. 46. [13] Микеладзе Т. К. Исследования по истории древнейшего населения Колхиды и Юго-Восточного Причерноморья. Тбилиси, 1974, с. 53. [14] Вахушти. История Грузии. Картлис Цховреба, т. IX. Тбилиси,1973. [15] Куфтин Б. А. Материалы к археологии Колхиды, т. II, с. 255. [16] Робакидзе А. Л. К истории пчеловодства. Тбилиси, 1960, с. 60. [17] Там же, с. 202. [18] Рамишвили А. Т. Указ, соч., с. 112. [19] Рrizewoorski St. Указ, соч , с. 390. [20] Бителл К. Бронзовые предметы из Артвинского клада — Изв. ИЯИМК, т. II, 1938, с. 257 (на груз. яз.). [21] Куфтин Б. А. К вопросу о древнейших корнях грузинской культуры на Кавказе по данным археологии. — ВГМГ, т. XII—В. Тбилиси, 1944, с. 327. [22] Гамбашидзе О. С. Тхморский клад. Тбилиси, 1963, с. 10 (на груз. яз., резюме на рус. яз.). [23] Ниорадзе Г. К. Археологические находки в с. Квишари. — СА,XI,M.—Л., 1949. [24] Чартолани Ш. Г. Материалы по археологии Сванети. Тбилиси,1976,с.14 (на груз. яз., резюме на рус. яз.). [25] Техов Б. В. Центральный Кавказ в XVI—X вв. до н. э. М., 1977,с.115. [26] Гобеджишвили Г. Ф. Культура Западной Грузии. — Очерки истории Грузии, т. I. Тбилиси, 1970. с. 268 (на груз. яз.). [27] Гобеджишвили Г. Ф. Памятники древнегрузинского горного дела и металлургии в верховьях р. Риони. — Изв. АН ГССР, 1952, т. XIII,№3, с. 186. [28] Сахарова Л. С. Бронзовые клады из Лечхуми. Тбилиси. 1976, с. 24 (на груз. яз., резюме на рус. яз.). [29] Чартолани Ш. Г. Сванети в эпоху бронзы. Автореф. канд. дис. Тбилиси, 1974, с. 13. [30] Его же. Материалы по археологии Сванети. Тбилиси, 1976, с. 15. [31] Там же. [32] Джапаридзе О. М. Земледельческие орудия позднебронзовой эпохи Западной Грузии, с. 205. [33] Иессен А. А. Указ, соч., с. 113. [34] Чартолани Ш. Г. Сванети в эпоху бронзы, с. 21. [35] Иессен А. А. Прикубанский очаг металлургии и металлообработки в конце медно-бронзового века. — МИА, № 23, 1951. [36] Рамишвили А. Т. Указ, соч., с. 59. [37] Каландадзе А. Н. Археологические памятники Сухумской горы. Сухуми, 1953, с. 22 (на груз. яз., резюме на рус. яз.). [38] Чартолани Ш. Г. Указ, соч., с. 16. [39] Каландадзе А. Н. Указ, соч., с. 64. [40] Куфтин Б. А. Материалы к археологии Колхиды, т. I, с. 155. [41] Лукин А. Указ. соч., с. 49. [42] Коридзе Л. Д. Древнейшие памятники материальной культуры Сачхерского р-на, с. 38 (на груз. яз.). [43] Джапаридзе О. М. Археологические раскопки в с. Ожора. — Труды ТГУ, т. 65. Тбилиси, 1957, с. 196 (на груз, яз., резюме на рус. .яз.). [44] Куфтин Б. А. Указ, соч., с. 140. [45] Трапш М. М. Указ соч., с. 62. [46] Куфтин Б. А. Указ, соч., с. 151. [47] Там же, с. 150. [48] Куфтин Б. А. Указ. соч., с. 149. [49] Ниорадзе Г. К. Археологические разведки в ущелье р. Куры. — ВГМГ, т. XIII—В, с. 194 (на груз, яз., резюме на англ. яз.). [50] Джавахишвили А. И., Чубинишвили Т. Н. Клад из с. Уде. — Сабчота Хеловнеба, 1959, №4, с. 60 (на груз. яз.). [51] Куфтин Б. А. Археологические раскопки в Триалети. Тбилиси, 1941, с. 68. [52] Мусхелишвили Д. Л. Археологический материал поселения Ховле-Гора. Тбилиси, 1978, с. 87 (на груз, яз., резюме на рус. яз.). [53] Джапаридзе О. М. Материалы позднебронзовой эпохи из Шида-Картли. — Материалы по истории материальной культуры Грузии. Тбилиси, 1966, с. 15 (на груз. яз., резюме на рус. яз.). [54] Куфтин Б. А. Археологическая маршрутная экспедиция..., с. 62; Гобеджишвили Г. Ф. Холм Нацар-Гора близ г. Сталинири. — Мимомхилвели, 1951. т. II, с. 271. [55] Крупнов Е. И. Древняя история Северного Кавказа, с. 96; Техов Б. В. Указ. соч., с. 81. [56] Крупнов Е. И. Указ, соч., с. 323. [57] Там же, с. 322. [58] Рамишвили А. Т. Указ. соч., с. 22. [59] Абрамишвили Р. М. К вопросу об освоении железа на территории Восточной Грузии. — ВГМГ. т. XXII—В, Тбилиси, 1961, с. 351(на груз, яз., резюме на рус. яз.,). [60] Куфтин Б. А. Археологические раскопки в Триалеги, с. 72 [61] Гзелишвили И. А. Железоплавильное дело в древней Грузии. Тбилиси, 1964, с. 52. [62] Хахутаишвили Д. А. Археологические раскопки древнеколхидского очага металлургии в ущелье Чолока-Очхамури в 1970 г. — Памятники Юго-Западной Грузии, V. Тбилиси, 1975, с. 83 (на груз. яз., резюме на рус. яз.). [63] Его же. Материалы по истории раннего этапа производства железа в северной Колхиде. — Там же, IX. Тбилиси, 1980, с. 37 (на груз, яз., резюме на рус.яз.). [64] Панцхава Л. Н. Колхидский топор с изображением оления. — ВГМГ, т. XXIX—В, 1972, с. 55 (на груз. яз., резюме на рус. яз.). [65] Ее же. К истории художественного ремесла колхидской и кобанской культур. — Автореф. канд. дис. Тбилиси, 1975, с. 10. [66] Окропиридзе Н. И., Барамидзе М. В. Палурское «Садзвале». – МАГК, VI, 1974, с. 109 (на груз. яз., резюме на рус. яз.). [67] Гогадзе Э. М., Панцхава Л. Н., Дариспанашвили М. В., Коридзе И. Д. Результаты работ Носири-Мухурчской экспедиции за 1976—1977 гг., с. 54 (на груз. яз., резюме на рус. яз.). [68] Микеладзе Т. К. Барамидзе М. В. О некоторых итогах полевых исследований в Колхидской низменности в зонах новостроек. — АИНГ, 1976, с. 99. [69] Микеладзе Т. К., Мусхелишвили Д. Л., Xахутаишвили Д. А. Итоги полевых исследований Колхидской археологической экспедиции. — ПАИ в 1977 г. Тбилиси, 1980, с. 36. [70] Очерки истории Грузии, т. I, с. 268 (на груз. яз.). [71] Микеладзе Т. К., Мусхелишвили Д. Л., Xахутаишвили Д. А. Указ. соч., с. 37. [72] Трапш М. М. Указ. соч., с. 13. [73] Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии. Тбилиси, 1959, с. 218. [74] Там же, с. 236. [75] Байерн Ф. О древних сооружениях на Кавказе. — Сборник сведений о Кавказе. Тифлис, 1871, т. I; Вауеrn F. Redkin Lager.— ZЕ, Веrlin, 1882; В а у e r n F. Untersuchungen über die ältesten gräber und Schatzfunde in Kaukasien Herausgegeben und mit einem Vorwort verschen von Virchov R. ZE.Supplement. Berlin, 1885; Вырубов В. Предметы древности в хранилище «Общества любителей кавказской археологии», вып. I. Тифлис, 1877; Бобринский А. А. ОАК за 1891 г. (раскопки у Дилижана); М а р р Н. Я. ОАК за 1894 г.; Такаишвили Е. С. ОАК за 1894 г. [76] Ниорадзе Г. К. Погребение из Земо-Авчала. — ВГМГ, VI. Тбилиси, 1931 (на груз, яз.); Nioradze G. Den Verwahrfund von Kvemo-Sasirethi (Georgian, Rayon Kaspi), ESA,VII, Helsinki, VII, 1932; Ниорадзе Г. К. Могильник «Стекольного завода».— ПИДО, № 3. М— Л, 1934. [77] Каландадзе А. М. Предварительный краткий отчет полевых работ северного отряда Мцхета-Самтаврской археологической экспедиции 1938 — 1939 гг. Тбилиси, 1940 (рукопись, на груз. яз.); Ломтатидзе Г. А. Предварительный краткий отчет полевых работ северного отряда Мцхета-Самтаврской археологической экспедиции, 1940. Тбилиси, 1943. (рукопись на груз, яз.); Апакидзе А. М. Археологические памятники Бакурцихе (канд. дис.). Тбилиси, 1940 (хранится в библиотеке ТГУ); Ломтатидзе Г. А. Бронзовые кинжалы и мечи из древнейших погребений Самтаврского могильника. Тбилиси, 1974. [78] Иессен А. А. К вопросу о древнейшей металлургии меди на Кавказе. — Известия ГАИМК, вып. 120. М. — Л., 1935; его же. Древнейшая металлургия Кавказа и ее роль в Передней Азии. —III Международный конгресс по иранскому искусству и археологии. М. — Л., 1939. [79] Куфтин Б. А. Археологические раскопки в Триалети. Тбилиси.. 1941; его же. К вопросу о древнейших корнях грузинской культуры на Кавказе по данным археологии. — ВГМГ, т. XII—Б. Тбилиси, 1944; его же. Археологическая маршрутная экспедиция 1945 года в Юго-Осетию и Имеретию. Тбилиси, 1949. [80] Пиотровский Б. Б. Археологическое изучение древнейшего Закавказья.— СА, 1947, № 9; его же. Археология Закавказья. Л., 1949; его же. Развитие скотоводства в древнейшем Закавказье. — СА, XXIII. М., 1955; Гобеджишвили Г. Ф. Археологические раскопки в Советской Грузии. Тбилиси, 1952 (на груз. яз.); Ломтатидзе Г. А. Очерки по археологии Грузии. Тбилиси, 1952 (на груз. яз.); Археология Грузии. Тбилиси, 1959 (на груз. яз.); Лемлейн Г. Г. Каменные бусы Самтаврского некрополя. — МИГК, Тбилиси, 1951, с. 29; Коридзе Д. Л. Археологические памятники Тбилиси. Тбилиси, 1955; Чубинишвили Т. Н. Древнейшие археологические памятники Мцхета. Тбилиси, 1957 (на груз. яз.); Техов Б. В. Позднебронзовая культура Лиахвского бассейна. Сталинири, 1957; Абрамишвили Р. М. К вопросу о датировке памятников эпохи поздней бронзы и широкого освоения железа, обнаруженных на Самтаврском могильнике. —ВГМГ, т. XIX—А и XXI—В, 1957 (на груз. яз.); Абрамишвили Р. М. К вопросу об освоении железа на территории Восточной Грузии. — ВГМГ, т. XXIII—В.Тбилиси, 1961 (на груз. яз.). [81] МДГК, т. I—VII. Тбилиси, 1955—1979; ТКАЭ, т. I—VII. Тбилиси, 1969—1184; ВГМГ, т. I—XXXVI. Тбилиси, 1925—1982; ПАИ, Тбилиси, 1974—1984; АИНГ. Тбилиси, 1976—1982; Археологические открытия. М., 1968—1986; Сборник: Тбилиси (Археологические памятники). Тбилиси, 1978; Xахутаишвили Д. А. Уплисцихе, I. Тбилиси, 1964; II, Тбилиси, 1970 (на груз. яз.); Барамидзе М. В. Каспский могильник. — МАГК, т. IV. Тбилиси, 1965; Пицхелаури К. Н. Древняя культура племен Иоро-Алазанского бассейна.Тбилиси, 1965 (на груз. яз.); Менабде М., Давлианидзе Ц. Могильники Триалети. Тбилиси, 1972 (на груз. яз.); Авалишвили Г.Б.Квемо-Картли в первой половине I тыс. до н. э. Тбилиси, 1974 (на груз.яз.) Пицхелаури К. Н. Основные проблемы истории племен Восточной Грузии в XV—VII вв. до н. э. Тбилиси, 1973 (на груз. яз.); Техов Б. В. Центральный Кавказ в XVI—X вв. до н. э. М., 1977; Каландадзе А. Н. Самтавро. Археологические памятники доантичной эпохи Мцхета. Мцхета IV. Тбилиси, 1980: Мцхета V. Итоги археологических исследований, Тбилиси, 1981; Техов Б. В. Тлийский могильник, т.1. Тбилиси, 1980; т. II. Тбилиси, 1981; т. III. Тбилиси, 1985 и т. д.; его же. Центральный Кавказ в XVI—X вв. до н. э. М., 1977. [82] Пицхелаури К. Н. Основные проблемы истории племен Восточной Грузии в XV—VII вв. до н. э. Тбилиси, 1973 (на груз. яз). [83] Мусхелишвили Д. Л. Результаты полевых работ историко- географической экспедиции Квемо-Картли (1956—1958 гг.). — СИП, т.I.Тбилиси, 1960 (на груз. яз.); Григолия Г. К., Татишвили Т.И. Древнейшие памятники Квемо-Картли. — Там же; Цкитишвили Г. Г.Цопи (историко-географический очерк). — Там же; Бердзенишвили Д.К. Историко-географические вопросы Болниси. — СИГГ, т. II. Тбилиси 1964 (на груз. яз.); Чубинишвили Т. Н. Итоги полевых работ Месхет-Джавахетской археологической экспедиции за 1964 г. — ОСПАИ—XIII. Тбилиси, 1965; Куфтин Б. А. Археологические раскопки в Триалети. Тбилиси,1941. [84] Пицхелаури К. Н. Основные проблемы.., Тбилиси, 1973;Мусхелишиили Д. Л., Цкитишвили Г. Г. Итоги разведывательной экспедиции 1955 г. в Шида-Картли. — СИГГ, т. I. Тбилиси, 1960 (на груз.яз.); Киквидзе Я. А. Орошение в древней Грузии. Тбилиси, 1963 (на груз.яз.); его же. Земледелие и земледельческий культ в древней Грузии. Тбилиси, 1976 (на груз. яз.). [85] Крупнов Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960, с. 178—179, 244; Артамонов М. И. Вопросы истории скифов в советской науке. — ВДИ, 1957, №3. [86] Мартиросян А. А. Поселения и могильники... Ереван, 1969, с.48. [87] Чубинишвили Т. Н. Древнейшие археологические памятники Мцхета, Тбилиси, 1957 (на груз. яз.). [88] Техов Б. В. Позднебронзовая культура... Сталинири. 1957, с. 52; Долбежов Ю. И. Отчет о раскопках в Горийском уезде близ с. Тли, Охудзия и Даргии. — ОАК за 1880 г. Спб., 1893, с. 105, 106; Уварова П.С. Могильники Северного Кавказа. — МАК, VIII, М., 1900, с. 2; Круглов А П. Северо-Восточный Кавказ во II—I тыс. до н. э. — МИА, 68.М. , 1958, с. 52—57. [89] Техов Б. В. Могильники эпохи поздней бронзы. — СА, 1960, № 1, с.162—178; Техов Б. В. Раскопки Тлийского могильника в 1960 г. —СА, 1963, №1, с. 162—178. [90] Пицхелаури К. Н. Итоги исследования памятников эпохи поздней бронзы—раннего железа. — ТКАЭ, I. Тбилиси, 1969, с. 89—95. [91] Тушишвили Н. Н. Маднисчальский могильник. Тбилиси, 1972. с. 65—66 (на груз. яз.); Абрамишвили Р. М., Бохочадзе А.В. Квижинадзе К. Д., Мирцхулава Г. И., Николайшвили В.В., Рамишвили А. Т. Исследования в Дигомском ущелье. — Археологические открытая 1970 г. М., 1971, с. 69; Археология Грузии. Тбилиси. 1959, с. 92 (на груз. яз.). [92] Гобеджишвили Г. Ф. Беденская гробница. — Дзеглис мегобари, 1967, №12 (на груз. яз.); Дедабришвили Ш. Ш. Курганы Алазанской долины. — ТКАЭ,II. Тбилиси. 1979. [93] Ниорадзе Г. К. Погребение из Земо-Авчала. — ВГМГ, VI. Тбилиси, 1931 (на груз. яз.); Каландадзе А. Н. Конструкция погребений и погребальный обряд на древнем могильнике Самтавро. Тбилиси, I947 (рукопись, на груз. яз.). [94] Xачатрян Т. С. Материальная культура древнего Артика. Ереван,1963. [95] Гагошидзе Ю. Памятники эллинистического времени из Самадло, — ВГМГ, т. XXVII—В, Тбилиси, 1967, с. 71, 72, 75 (на груз. яз. с рес.резюме); Апакидзе А. М., Гобеджишвили Г. Ф., Каландадзе А. Н., Ломтатидзе Г. А. Мцхета I. Тбилиси, 1958, с. 40, 43,67,90,91. [96] Чубинишвили Т. Н. Погребение покойника на молотильной доске на Самтаврском могильнике. — САНГ, т. XIII, №1. Тбилиси, 1951 (на груз.яз.) [97] Чубинишвили Т. Н. Древнейшие грунтовые погребения Самтаврского могильника. — КСИИМК, вып. 46. М., 1952; Авалишвили Г. Б., Санеблидзе О. Г. Археологические раскопки... 1967; Абрамишвили, Р. М. Археологические раскопки в Лагодехском районе. ОСИИАЭ и ГКМ, I. Тбилиси, 1965 (на груз. яз.). [98] Гобеджишвили Г. Ф. Холм Нацар-Гора близ г. Сталинири.— Мимомхилвели, т. П. Тбилиси, 1951, с. 254—265, табл. ХVI2, ХVII3; (на груз.яз.); Гобеджишвили Г. Ф. Археологические расколки в Советской Грузии. Тбилиси, 1952, с. 94, табл. ХХХП2 (на груз, яз.). [99] Археология Грузии. Тбилиси, 1959, с. 218, табл. XIX (на груз, яз.) [100] Авалишвили Г. Б. Санеблидзе О. Г. Археологические раскопки. — Мацне, 1967, №4; Авалишвили Г. Б. Древний очаг металлургии в Квемо-Картли. — САНГ. Тбилиси, 1968, I, №2, с.506—509. [101] Древности. — Труды Московского археологического общества, ХХIV.M., 1914, c. 301; Иессен А. А. К вопросу о древнейшей металлургии меди на Кавказе. — Известия ГАИМК, вып. 120, М.—Л. 1935. с, 140—141; Ниорадзе Г. К. Археологические разведки в ущелье р. Куры. — ВГМГ, т. XIII—В. Тбилиси, 1944, с. 174—178 (на груз. яз.). [102] Пицхелаури К. Н. Основные проблемы истории... Тбилиси, 1973, табл. XI (II). [103] Там же, табл. XIV. [104] Майсурадзе В.Г. Инанишвили Г.В. Памятники производства бронзы в зоне кахетской меднорудной области.—Мацне,1984,№3. [105] Пицхелаури К. Н. Основные проблемы истории... Тбилиси, 1973. [106] Мкртчян К. А., Айвазян С. М. Мецаморское древнейшее металлургическое сооружение. — Вопросы истории науки (Сборник статей Закавказской конференции по истории науки). Ереван, 1967, с. 248—258;: Ханзадян Э. В., Мкртчян К. А., Парсамян 3. С. Мецамор Ереван, 1973. [107] Тавадзе Ф. Н., Сакварелидзе Т. Н. Бронзы древней Грузии.Тбилиси, 1959; Абесадзе Ц. Н., Бахтадзе Р. А., Двали Т.Н., Джапаридзе О. М. К истории медно-бронзовой металлургии Грузии.Тбилиси, 1958 (на груз. яз.); Труды института металла и горного дела АН Грузинской ССР, т. VIII. Тбилиси, 1956; Тавадзе Ф. Н. Сакварелидзе Т. Н., Двали И. А. Технология изготовления древних бронзовых изделий, найденных в окрестностях Тбилиси. — ВГМГ, т. XVII— А. Тбилиси, 1956 (на груз. яз.). [108] Абесадзе Ц. Н. и др. Указ. соч., с. 62, 65. [109] Весомый вклад в изучение этой проблемы в Грузии внес Р. М. Абрамишвили (см. его: К вопросу о датировке памятников эпохи поздней бронзы и широкого освоения железа, обнаруженных на Самтаврском могильнике. — ВГМГ, т. XIX—А, XXI—В. Тбилиси, 1957, на груз, яз., резюме на рус. яз.); К вопросу об освоении железа на территории Восточной Грузии (XIV—VI вв. до н. э.). — ВГМГ, т. XXII—В. Тбилиси, 1961 (на груз. яз., резюме на рус. яз.), хотя по этому вопросу в последующее время высказаны и другие соображения (см.: Джапаридзе О. М. Рецензия на труд Р. М. Абрамишвили «К вопросу об освоении железа на территории Восточной Грузии». — ВГМГ, т. XXII—В, 1961; там же, т. XXII—В, 1962); Апакидзе А. М. Важнейшая проблема археологии Грузии. — Мацне, 1963, №12 (3) (на груз, яз.); Арешян Г. Е. О раннем этапе освоения железа в Армении и на Южном Кавказе. — Историко-филологический журнал. Ереван, 1974, №2 (74); Арешян Г. Е. Древнейшие центры металлургии железа в Западной Азии и Восточном Средиземноморье.—Вестник Ереванского Университета, 1974. №3. [110] Бочоришвили Л. И. Грузинская керамика, I (кахетинская). Тбилиси, 1949, с. 21 (на груз. яз.); Горбунов С. С. Глины кирпично- черепичные. — Природные ресурсы Грузинской ССР, т. II, 1959, с. 101— 106. [111] Хахутайшвили Д. А. Ремесленное производство в Ховле. Тбилиси, 1960 (рукопись на груз, яз., хранится в библиотеке ИИАЭ). [112] Пицхелаури К. Н. Древняя культура племен Иоро-Алазанского бассейна. Тбилиси, 1965, с. 54—60 (на груз. яз.). [113] Там же. [114] Мусхелишвили Д. Л. Археологический материал Хевле- Гора. Тбилиси, 1978 (на груз. яз.). [115] Гобеджишвили Г. Ф. Отчет полевых работ Тетри-Цкаройской археологической экспедиции. Тбилиси, 1957 (рукопись на груз. яз., храниться в библиотеке ИИАЭ); Тушишвили Н. Н. Новый памятник эпохи ранней бронзы в Южной Грузии (в Квемо-Картли). Тезисы докладов, посвященных итогам полевых археологических исследований в 1970 г. в СССР (дополнительный выпуск). Тбилиси, 1971, с. 28; Квижинадзе К. Д., Шатберашвили 3. Г. Отчет полевых работ за 1964 г. на II и III участках Алгетекой археологической экспедиции. — ОСПАИ, XIV. Тбилиси, 1965, с. 30—31 (на груз. яз.). [116] Джавахишвили А. И., Глонти Л. И. Урбниси, I, вып.I. Археологические раскопки, проведенные в 1954—1961 гг. на селище Квацхелеби (Твлепиа-Кохи). Тбилиси, 1962 (на груз. яз.). [116] Майсурадзе 3. П. Технология черноблестящей посуды из Самтаврского могильника. — САНГ, Тбилиси, 1952, т. XIII, № 4; Майсурадзе 3. П. О технике украшения черной и серой лощенной керамики из грунтовых погребений Самтаврского могильника. — САНГ. Тбилиси, 1957, т. XVIII, №1, с, 249—256. [117] Майсурадзе 3. П. Технология черноблестящей посуды из Самтаврского могильника. — САНГ, Тбилиси, 1952, т. XIII, № 4; Майсурадзе 3. П. О технике украшения черной и серой лощенной керамики из грунтовых погребений Самтаврского могильника. — САНГ. Тбилиси, 1957, т. XVIII, №1, с, 249—256. [118] Лукас А. Материалы и ремесленные производства древнего Египта. М., 1958, с. 289. [119] Лурье М., Ляпунов К., Матье М., Пиотровский Б,. Флитнер Н. Очерки по истории техники Древнего Востока. М. — Л.,1940, с. 81, 221. [120] Куфтин Б. А. Археологические раскопки в Триалети. Тбилиси,1941, с. 100, табл. XXII. [121] Там же, с. 52, 53, табл. ХХ; Абрамишвили Р. М, Бохочадзе А. В., Квижинадзе К. Д., Мирцхулава Г. И., Николаишви ли В. В., Рамишвили А. Т. Исследования... М., 1971. [122] Мамаиашвили Н. Ф. Фаянс в средневековой Грузии. Тбилиси , 1971, с. 11 (на груз. яз.). [123] Кушнарева К. X. Археологические работы 1954 г. в окрестностях сел. Ходжалы. — МИА, 67. М. —Л., 1950, с. 381—385; Спицын А. А. Археологические раскопки Э. Раслера в Елизаветпольской губернии в 1901 г. — ИАК, вып. 16; Асланов Г. Н., Ваидов Р. М., Ионе Г. И. Древний Мингечаур (эпоха энеолита и бронзы). Баку, 1959, с. 98, 112, 114, табл. XI 10, 11а, 12; Пиотровский Б. Б. Ванское царство. М., 1960, с. 195. [124] Lemann-Haupt C.F.- Materialen zur älteren Geschichte Armeniens und Mesopotamiens. Abh. d.K.Gesellschaft d. Wiss, zu Göttingen, Ph. Hist.KL. NE, Bd.IX3.Berlin, 1907; Walter Andrae. Assur. Farbige Keramik. Berlin, 1923. [125] Чубинишвили Т. Н. Древнейшие археологические памятники Тбилиси, 1957, с. 61—67. [126] Гобеджишвили Г. Ф. Беденская гробница. — Дзеглис мегобари, 1967, №12 (на груз. яз.); Куфтин Б. А. Археологические раскопки в Триалети. Тбилиси, 1941; Джапаридзе О. М. Археологические раскопки в Триалети в 1957—1958 гг. Тбилиси, 1960, с. 14, табл. ХXI (на груз. яз.). [127] За последние несколько лет почти во всех курганных погребениях середины II тыс. до н. э. в Удабно зафиксированы отпечатки длинной узкой деревянной арбы, детали которой восстановить пока невозможно. [128] Куфтин Б. А. Археологические раскопки в Триалети. Тбилиси, 1941, табл. СVII; Джапаридзе О. М. Археологические раскопки в Триалети в 1957—1958 гг. Тбилиси, 1960, табл. VIII—XX. [129] Пицхелаури К. Н. Восточная Грузия в конце бронзового века. Тбилиси, 1979, табл. XIII. [130] АГ, с. 182—183. [131] Дедабришвили Ш. Ш. Культура эпохи ранней бронзы Иоро-Алазанского бассейна. Автореф. канд. дис. Тбилиси, 1970, с. 22. [132] АГ, с. 183 (на груз. яз.). [133] Пицхелаури К. Н. Древняя культура... Тбилиси, 1965, табл. XVI. [134] Nioradze G. Der verwahrfund von Kvemo-Sassireti, Georgian (Rayon Kaspi),VII,Helsinki, 1932, с. 86; Коридзе Д. Л. К вопросу классификации и генезиса плоских топоров на территории Грузии. — ВРМГ, XXVIII—В. Тбилиси, 1969, с. 27 (на груз. яз.); Куфтин Б. А. Урартский «колумбарий» у подошвы Арарата и куро-араксский энеолит. — ВГМГ, т. XII—В. Тбилиси, 1943, с. 33 и др. [135] Лемлейн Г. Г. Каменные бусы Самтаврского некрополя. — МИГК, ч. 29. Тбилиси, 1951, с. 208—209. [136] Апакидзе А. М. Археологические памятники Бакурцихе. Канд. дис. Тбилиси, 1940, с. 89 (на груз, яз.); Куфтин Б. А. Археологическая экспедиция 1945 года в Юго-Осетию и Имеретию. Тбилиси, 1949, с.26, табл. VIII; Ниорадзе Г. К. Могильник «Стекольного завода». — ПИДО. М. — Л., 1934, №3, с. 69; Абрамишвили Р. М., Бохочадзе А. В. Указ. раб., табл. XIV; Джапаридзе О. М. Земледельческие орудия позднебронзовой эпохи Западной Грузии. — Труды ТГУ, т. 49. Тбилиси, 1953, с. 206, 208 (на груз. яз. с рус. резюме); Пицхелаури К. Н. Древняя культура... Тбилиси, 1965, табл. XXVIIIı. [137] Джапаридзе О. М. К истории грузинских племен на ранней стадии медно-бронзовой культуры. Тбилиси, 1961, с. 21 (на груз. яз.,резюме на рус. и англ, яз.); Абрамишвили Р. М. Археологические раскопки... — ОСИИАЭ и ГКМ, I. Тбилиси, 1965, с. 30; Цкитишвили Г. Г. Цопи (историко-географический очерк). — СИАА, № 1, Тбилиси, 1964, с 10 (на груз. яз.); Мусхелишвили Д. Л., Цкитишвили Г. Г. Итоги разведывательной экспедиции 1955 г. в Шида-Картли. — СИГГ, т. 1. Тбилиси, 1960, с. 191 (на груз. яз.); X а х у т а й ш в и л и Д. А. Уплисцихе, I. Тбилиси, 1964, т. ХVI6 (на груз. яз.). [138] Апакидзе А. М. Археологические памятники Бакурцихе. Тбилиси, 1940, с. 89; Пиотровский Б. Б. Археология Закавказья. Л., 1949, с. 70—71; Меликишвили Г. А. О происхождении грузинского народа. Тбилиси, 1952, с. 26; Меликишвили Г. А. К вопросу о возникновении классового общества и государства в Грузии. Тбилиси, 1955, с. 74 (на груз. яз.); Пиотровский Б. Б. Развитие скотоводства в древнем Закавказье. — СА, XXIII, М., 1955, с. 13; Бунятов Б. А. Земледелие и скотоводство в Азербайджане в эпоху бронзы. Баку. Из-во АН АзССР, 1957, с. 73; Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии. Тбилиси, АН ГССР, 1959, с. 152—193. [139] Мы считаем вполне допустимой обработку земли в эпоху позднем бронзы пахотным орудием, т. к. на территории Восточной Грузии уже в эпоху ранней бронзы известна примитивная соха, изготовленная из рога оленя (см.: Джавахишвили А. И., Глонти Л. И. Урбниси, I Тбилиси, 1962, с. 37—38). [140] Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии. Тбилиси, 1959, с. 74—75; Бунятов Б. А. Указ. раб., с. 72; Абибулаев. Первые итоги раскопок Кюль-Тепе. Материалы по истории Азербайджана. —ГМИА АН АзССР, т.II. Баку, 1957 (на азерб. яз.). [141] Джавахишвили И. А. Экономическая история Грузии, книга II. Тбилиси, 1935, с. 603 (на груз. яз.). [142] Бочоришвили Л. И. Грузинская керамика, 1. Тбилиси, 1949, с. 214—215; Чубинишвили Т. Н. Древние археологические памятники Мцхета. Тбилиси, 1957, с. 66 (на груз. яз.). [143] Кушнарева К. X. Археологические работы 1954 г. М. — Л., 1959, с. 415; ее же. Новые данные о поселении Узерлик-Тепе около Агдама — МИА, 125. М. —Л., 1965. [144]Киквидзе Я. А. Земледелие и земледельческий культ в древней Грузии. Тбилиси, 1976, с. 98 (на груз. яз.). [145] Бохочадзе А. В. Виноградарство и виноделие в древней Грузии по археологическим материалам (с древнейших времен до XII— XIII вв. н. э.). Тбилиси, Мецниереба. 1963. [146]Пицхелаури К. Н. Древняя культура племен... Тбилиси, 1965, с. 47. [147] Джапаридзе О. М. Земледельческие орудия позднебронзовой эпохи Западной Грузии. — Труды ТГУ, т. 49. Тбилиси, 1953 (на груз. яз. с рус. рез.). [148] Джапаридзе О. М. Культура раннеземледельческих племен на территории Грузии. — В кн: VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук. М., 1964. [149] Пицхелаури К. Н. Древняя культура... Тбилиси, 1964. с. 80. [150] Джавахишвили И. А, Бердзенишвили Н. А., Джанашиа С. Н. История Грузии. Тбилиси, 1963. [151] Ниорадзе Г. К. Археологические находки в Цители-Цкаро. — ВГМГ, т. XVI—В. Тбилиси, 1950 (на груз. яз., резюме на рус. яз.); Ниорадзе Г. К. Археологические разведки в ущелье Куры. — ВГМГ, т. XIII—В. Тбилиси, 1944 (на груз. яз.); Nioradze G. Der Verwahrfund. Helsinki, 1932, рис. 8в,с; П и ц х е л а у р и К. Н. Древняя культура... Тбилиси, 1965, табл. ХV2; К у ф т и н Б. А. Археологические раскопки... Тбилиси, 1941, рис. 60; там же, рис. 59, табл. XXXVII; Техов Б. В, Бронзовые пояса Цхинвали, 1964; Пицхелаури К. Н. Древняя культура... Тбилиси, 1965, табл. ХIV3; Куфтин Б. А. Археологические раскопки... Тбилиси, 1941, табл. XIV; там же, рис. 55. [152] Уварова П. С. Могильники Северного Кавказа. — МАК, VIII. М., 1900, с. 28, табл. ХI2; Асланов Г. Н., Ваидов Р. В., Ионе Г. И. Древний Мингечаур (эпоха энеолита и бронзы). Баку, 1959, табл. XXVIII6; Куфтин Б. А. К вопросу о древнейших корнях грузинской культуры на Кавказе по данным археологии. — ВГМГ, т. XII—Б. Тбилиси, 1944, с. 329, рис. 22; Круглов А. П. Северо-Восточный Кавказ во II—I тыс. до н. э. — МИА, 68. М., 1958, с. 74, рис. 18; Уварова П. С. Могильники... — МАК, VIII. М., 1900, 35—39, табл. XXXVII1,2. [153] Fugmann G.E. Hama, Foiles et recherches. Architecture des périodes préhellinistiques. Copenhague, 1931—1938, 1958, рис.110,117,120 и т.д., табл.Х. [154] Пицхелаури К. Н. Восточная Грузия в конце бронзового векa, Тбилиси, 1979, табл. ХХХП11. [155] Дедабришвили Ш. Ш. Культура эпохи ранней бронзы Иоро-Алазанского бассейна. Автореф... канд. ист. наук. Тбилиси, 1970 [156] Рамишвили Р. М. Могильник в Камарахеви. — МАГК, т. II. Тбилиси, 1959 (на груз. яз.). [157] Pizchelauri K.Jungbronzezeitliche bis ältereisenzeitliche Heilihtümer in Ost-Georgien. München, 1984,c.19—22. [158] Гобеджишвили Г. Ф. Холм Нацар-Гора близ г. Сталинири. — В сб.: Мимомхилвели, т. II. Тбилиси. 1951 (на груз. яз.). [159] Мусхелишвили Д. Л. Археологические материалы Ховле-Гора. Тбилиси, 1978, с. 10. [160] Хахутайшвили Д. А. Уплисцихе, т. I. Тбилиси, 1964. [161] Pizchelauri K.Jungbronzezeitliche…c.89—92. [162] Халилов Д. Бронзовые пояса обнаруженные в Азербайджане. — МАК, вып. IV. Баку, 1962; Техов Б. В. Бронзовые пояса Центрального Кавказа. — Известия Юго-Осетинского научно-исследовательского института АН ГССР, вып. VIII. Цхинвали, 1964; Каландадзе А. Н. Чабарухский и Пасанаурский клады. — I научная сессия Душетского Краеведческого музея. Тезиси докладов. Тбилиси, 1965 (на груз. яз.); Урушадзе Н. Е. Бронзовые пояса из Самтаврского некрополя как памятники древнегрузинского декоративно-прикладного искусства. Автореф. на соиск. учен. ст. канд. искусств. наук. Тбилиси. 1969; Хидашели М. Ш. Графическое искусство Центрального Закавказья в эпоху раннего железа. Тбилиси, 1982 (на груз. яз.);Esayan S.A.Gurtelbleche der alteren Eisenzeit in Armenien. —Beitrage zur Allgemeinen und Vergleichenden Archaologie, Band 6, 1984. Munchen,1985. [163] Джапаридзе О. М. Археологические раскопки в Триалети (к истории грузинских племен во II тыс. до н. э.). Тбилиси, 1969, с. 13 (на груз. яз. с рус. и англ, резюме); Кушнарева К. X. К проблеме выделения археологических культур периода средней бронзы на Южном Кавказе — КСИА, 176. М., 1983. [164] За последнее время на основе накопления огромного археологического материала стало необходимо выделение промежуточных хронологических этапов между существующими археологическими эпохами периода бронзы. Это естественно повлекло за собой обязательную корректировку общепринятой до последнего времени хронологической системы. Так, например, выделение марткопского и беденского хронологических этапов и помещение их в рамках III тыс. до н. э. потребовало удревнения некоторых куро-араксских комплексов. По тем же причинам нам пришлось откорректировать и существующую к тому времени всесторонне продуманную и максимально аргументированную хронологическую схему середины и второй половины II тыс. до н. э. (См.: Абрамишвили Р. М. К вопросу о датировке...; его же. К вопросу об освоении железа...). В этом отрезке времени нами было выделено (см.: Пицхелаури К. Н. Восточная Грузия в конце бронзового века...) три хронологических этапа, которые как бы являются переходными между материалами эпохи средней и поздней бронзы. Первый из них помещается в рамках среднебронзовой культуры, датируется примерно XVI—XV вв. до н. э. и является ее заключительным звеном, четвертой ступенью триалетского хронологического периода. Два остальных же этапа занимают первые века второй половины II тыс. до н. э. и являются начальными этапами (I, II) эпохи поздней бронзы. В связи с этим пришлось несколько «омолодить» те материалы, которые ранее приурочивались к этому времени. Хотя здесь же нужно отметить, что некоторые ученые (Р. М. Абрамишвили и др.) остались верны старой схеме. [165] Джапаридзе О. М. Археологические раскопки в Триалети... 1969, с. 9—13; Очерки истории Грузии, т. I, с. 219—225; Кушнарева К. X. К проблеме... М., 1983. [166] Ханзадян Э. В. Результаты раскопок 1949—1966 гг. Гарни IV, 1969, табл. XXVI, ХL, рис. 94, 95; Мнацаканян А. О. Культура эпохи бронзы на побережье Севанского озера в Армении. —Доклады советской делегации на XXV Международном конгрессе востоковедов. М.,1960; Ханзадян Э. В. Лчашенский курган №6. — КСИА, 91. М., 1962. [167] Предлагаемые нами общие границы всех материальных культур эпох поздней бронзы—раннего железа Центрального и Восточного Закавказья в процессе специальных исследований могут быть уточнены. Однако на основании знакомства с литературой мы сочли возможным предположить и подобный вариант. [168] Пицхелаури К. Н. Основные проблемы..., 1973. [169] Мусхелишвили Д. Л. Город Уджарма. Тбилиси, 1966, с. 5— 14, 19 и карта (на груз. яз.). [170] Факты совпадения границ распространения археологических культур или их вариантов и расселения довольно поздних этнических групп, по материалам Северного Кавказа, давно были замечены А. А. Иессеном и Е. И. Крупновым, которые придавали важное значение этому факту при решении проблемы этнической сути археологических культур (см.: Иессен А. А. Прикубанский очаг металлургии и металлообработки в конце меднобронзового века. — МИА, 23. М. — Л., 1951, с. 124; Крупнов Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960, с. 85). Такие же выводы получены А. А. Спициным, так как границы распространения выделенных им материальных культур совпали со сведениями летописи о расселении славянских племен—вятичей, радимичей и т. д. (См,: Спицын А. А. Расселение древнерусских племен по археологическим данным. — Журнал Министерства народного просвещения, часть СССХХХIУ. Спб., 1899). [171] Пицхелаури К. Н. Основные проблемы... 1973; его же. Восточная Грузия в конце бронзового века. — ТКАЭ, III. Тбилиси, 1979. [172] Меликишвили Г. А. К вопросу о древнем населении Грузии, Кавказа и Древнего Востока. Тбилиси, 1965. жүктеу/скачать 2.57 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|