Крестьянская колонизация до второй половины XIX века

Известно, что колонизация Северо-Восточного Казахстана царской Россией в начале XVIII века во многом способствовало падение Сибирского ханства в самом конце XVI века и вхождение его в состав московского государства. Таким образом, продвижение Московского государства на восток, в Сибирь было бы невозможно без этого события [11].

Первоначально, в начале XVII века у России не было политических целей в деле колонизации Западной Сибири, заселение последней являлось следствием стремления купцов и промышленников к освоению богатств Сибири. Как справедливо отмечали исследователи, «первой побудительной причиной к появлению русских на верхнем Иртыше послужила необходимая для Сибири добыча соли на Ямышевском озере» (причем первой предпосылкой для колонизации Западной Сибири также послужила потребность в соли, а также в пушнине и мехах богатых российских солепромышленников Строгановых, этнических тюрков). Как отмечал Г.Катанаев, «намеченное было еще при царе Михаиле Феодоровиче постепенное занятие русскими острожками и передовыми отрядами мест, лежащих по Иртышу южнее г. Тары при устьях реки Оми, пришлось отложить до более благоприятного времени, ограничившись лишь ежегодными соляными экспедициями вверх по Иртышу до нынешнего г. Павлодара ... ».

К началу XVIII в. колонизация Сибири Царской Россией продвинулось на севере до Ледовитого океана, на юге - к предгорьям Саян и Алтая, на юго-востоке - в Забайкалье, на северо-востоке – Охотского и Восточно-Сибирского моря.

Иртышский край и Алтай, благодаря природным богатствам, имели в глазах колонизаторов большую цену, и сюда направлялось их больше.

Но обширная территория Прииртышья (за исключением водных путей) оставалась недоступной: к правобережью Черного Иртыша и к озеру Нур – Зайсан время от времени продвигались владения ойратских тайшей, совершавших военные вторжения на территорию юго-восточного Казахстана, а вдоль левобережья верхнего и среднего Иртыша располагались кочевья казахов Среднего жуза.

В этой обстановке созревали планы московского правительства и сибирской администрации создания укреплений Иртышской линии. Рассматривая казахские степи как ворота к торгово-ремесленным центрам Средней Азии и к восточным рынкам, Петр I намеревался как можно шире использовать караванные пути, идущие через казахские степи, усилить транзитную торговлю со Средней Азией. По словам П.И. Рычкова, Петр I хотел «путь во всю полуденную Азию отворить». Преобразования, проведенные им в стране, ускорили процесс ее интеграции. Возросшая потребность страны в рудах и драгоценных металлах толкала царское правительство на поиски новых земель.

Но мирная обстановка на восточных границах Казахстана была неустойчивой, так как джунгарские феодалы намеревались завладеть верховьями Иртыша. Поэтому попытка русского правительства разведать здесь месторождения золота оказались весьма нежелательной. Отправленной летом 1715 г. военной экспедиции И.Д. Бухгольца не удалось осуществить эту задачу. Но все же он успел в октябре того же года заложить крепость Омск при слиянии Иртыша и Оми. В 1717 г. была основана крепость Железинская, в 1718 г. началась постройка крепости Семипалатинской, а в 1720 г. майор Лихарев с отрядом в 440 человек поднялся вверх по Иртышу, достигнув долины Черного Иртыша. На обратном пути он заложил крепость Усть – Каменогорскую. С возникновением основных опорных пунктов – крепостей Иртышской линии началось строительство юго-восточной дистанции Сибирской линии, которая вместе с линией Оренбургской составила одну линию крепостей от устья Яика до Усть – Каменогорска, протяженностью около 3 тыс. верст. На Иртышской линии на расстоянии 888 верст ведомостью 1755 г. зарегистрировано 5 крепостей (Омская, Железинская, Ямышевская, Семипалатинская и Усть – Каменогорская), 10 форпостов (Ачаирский, Черлаковский, Осморыжский, Песчаный, Чернорецкий, Коряковский, Семиярский, Долонский, Талицкий, Убинский), 29 редутов и 35 маяков. Форпосты и редуты располагались на расстоянии от 14 до 27 верст друг от друга.

Начало народной крестьянской колонизации Северного и Восточно­го Казахстана было положено в 40-50-х гг. XVIII в., когда вслед за возведением крепостей, редутов и форпостов по притокам Ишима и Иртыша и возле горько-соленых степных озер стали появляться первые крестьянские поселения [3].

По словам Ядринцева Сибирь для переселенцев «открылась привольную страною, в которой могли найти успокоение все недовольные условиями своей жизни» [25].

Мысль о крестьянской колонизации подали сибирской администрации сами сибирские крестьяне. Их обращения к пограничным властям за разрешением переселиться на новые плодородные земли в ведомстве Усть - Каменогорской крепости побудили: генерал-майора Х. Т. Киндермана, а вслед за ним и сибирского губернатора Ф. И. Соймонова инициировать перед Петербургом идею насущной необходимости аграрно-зем­ледельческой колонизации прилинейных территорий на правом бере­гу Иртыша с целью обеспечения продовольствием местных казаков и регулярные войска. Почти десятилетняя межведомственная переписка по этому вопросу завершилась в 1760 г. принятием сенатского указа «О занятии в Сибири мест Усть - Каменогорской крепости по р. Бухтарме и далее до Tелецкого озера и о заселении той страны по рекам Убе, Ульбе, Березовке, Глубокой и по прочим, впадающим в оные и Иртыш реку, русскими людьми».

По указу Сената каж­дому семейству, ссылаемому в Сибирь на поселение, отводилось 5 де­сятин земли под посев и 50 десятин под покос, а также безвозмездно выдавалось 4 пуда семенного хлеба и по 5 рублей на покупку лошади.

Кроме того для привлечения наибольшего количества желающих переселенцев освобождали на 3 года от податей. Кроме крестьян и разночинцев Тобольской провинции, на указанные места разрешалось переселяться на тех же условиях государственным крестьянам Архангельской губернии, Устюжской и Вятской провинций, находящимся в Сибири на промыслах. Предписывая всячески привлекать государственных крестьян и разночинцев на новые места, указ предупреждал сибирскую администрацию «к тому же при таких переселениях и того крайне наблюдать, дабы помещичьи крестьяне своевольно туда не переселялись, сверх того все подговоры и побеги предостерегать и буде таковые беглые являться с таковыми поступать по указам без упущения».

Помещики сразу же использовали эти законы в интересах освобождения от нерадивых либо нетрудоспособных крестьян.

Для закрепления "вдовых и холостых" мужчин на новых землях Сенат издал в 1760 г. указ о ссылке в верхнеиртышские крепости с последующей выдачей замуж молодых женщин-колодниц, пригово­ренных за различные тяжкие преступления к смертной казни. Партии таких преступниц направлялись в район верхнеиртышских крепостей в течение всех шестидесятых годов XVIII в. вплоть до 1770 г.

Однако несмотря на предпринимаемые сибирской администрацией меры, колонизация верхнего Прииртышья шла очень медленно. Для усиления границы с Китаем и разрешения продовольственной проблемы, по мнению местных властей необходимо было массовое переселение крестьян-земледельцев в этот регион. В 1765 году сибирский губернатор Д.Чичерин обращается в Правительственный Сенат с предложением о переселении на Иртышскую линию 3000 семей сибирских разночинцев, при этом он предлагал освобождать их на три года от уплаты подушных денег, что обернулось бы для казны убытком в 20 тыс. рублей. Как и следовало ожидать, предложения Чичерина не были приняты, - было указано, что земли, находящиеся в Барабинской степи и в ведомстве Усть - Каменогорской крепости, должны заселяться только высланными из России от помещиков в зачет рекрутов крестьянами [18].

Таким образом, переселяя крестьян в район верхнего Иртыша и Бухтармы, правительство с одной стороны укрепляло свои позиции в этом богатом пастбищами и плодородными землями регионе, на которые претендовал и Китай, с другой стороны, - стремилось придать народной колонизации планомерный характер, направив ее в одностороннем порядке для решения своих интересов.

В результате межевания казахских земель, имевшего целью изъятие у коренного населения лучших плодородных земель, прежде всего в пользу сибирского казачества, а также крестьян-переселенцев, увеличивалась доля пришлого населения. Известно, что межевые работы в Среднем жузе начались в 1769 году, в результате которых Государственная комиссия отвела земли сибирским линейным казакам и регулярным войскам. Комиссия отвела им 10 верст земли с внешней стороны Сибирской линии, - на левом берегу Иртыша. Здесь были организованы казачьи разъезды, которые фактически углубили владения линейных казаков от 15 до 50 верст, где они занимались хлебопашеством, сенокошением, рубили лес, ставили хутора и дачи, занимались различными промыслами. Размежевание казахской степи с сибирскими губерниями привело к обострению земельного вопроса, еще более усилило недоверие казахов к русским, лишило казахов лучших пастбищ, с чем они, очевидно, не могли и не хотели мириться.

Заселение Прииртышья во второй половине XVIII в. совершалось путем «переводов» и вольного переселения крестьян. Первые осуществлялись по царскому указу и по распоряжениям воевод. Предписав найти места, удобные для поселения, воеводы посылали служилых людей в необжитые или слабо заселенные районы. Так, в 1758 г. был послан в Тарский уезд инженер-поручик Плутов. Он должен был выбрать места для поселения крестьян, отставных солдат и казаков между Омской и Железинской крепостями. Поводы таких переселений были разные. Переселяя крестьян с «выпаханных» земель, местные власти рассчитывали освоить новые, целинные земли, создать хлебную базу на расширенной площади посевов, ликвидировать недоимки по платежу хлебного оброка, увеличить запасы казенного хлеба.

Во второй половине XVIII в. усилилась самовольная внутренняя миграция населения, вызванная поисками новых, невыпаханных земель и промысловых угодий. Самовольными переселенцами были обычно крестьяне ближних районов, которым во время пушного или рыбного промысла удавалось разведать новые места и обзавестись небольшим хозяйством на новой заимке [3].

Как отмечали многие исследователи, погоня за целиной стала распространенным явлением в хозяйственной жизни переселенцев, которые после двух-трех лет посева бросали свой земельный участок и двигались дальше в поисках новых целинных земель. Характерной особенностью земледелия у переселенцев, следовательно, развитие его вширь [21].

Но вольные переселения крестьян были ограничены: крестьяне могли переселяться только с ведома и разрешения местной администрации и с уплатой недоимок на прежнем месте. Разрешения на переселения («отпуски») выдавались по просьбам крестьян, выраженных в «мирских челобитных». Но все же, как отмечает Ядринцев «переселения до последнего времен совершают в самых разнообразных видах. В сущности, струю народного движения определить не представляется даже возможности. Кроме легальных перечислении, к которым встречается много препятствий и затруднений, народ изыскал много других способов и путей переселения» [25].

Крестьяне выражали желания переселяться и к укрепленной линии. Стимулами для таких переселений были возможности покупать промышленные товары в городах укрепленной линии и сбывать свои изделия, а также в какой-то мере пользоваться «прикрытием» крепостей в случае барымты. Поэтому просьбы крестьян о переселении к линии участились после завершения ее строительства и открытия крепостных меновых дворов. В том же 1759 г. 24 семьи (177 человек) крестьян и разночинцев Омской крепости, а также крестьян приписанных к ней деревень, добивались разрешения переселиться в район Усть – Каменогорской крепости.

Правительство требовало, чтобы сибирская администрация разрешала переселяться в район Иртышских крепостей только крестьянам сибирских уездов. Попытки самовольных переселений пересекались угрозами возврата их на прежнее местожительство, наложением штрафа и другими наказаниями. Так сибирская администрация добивалась исправной платы оброка [3].

Сокращение земельных площадей в пользовании казахских общин привело к поиску новых средств существования, наиболее прибыльным в этом явился переход некоторых казахских хозяйств к земледелию. В начале XIX века его доля с каждым годом увеличивается в хозяйстве казахов, оно было развито в Кокчетавском, Акмолинском, Кокпектинском, Аягузском и Баянаульском округах. В 1866 году в отчете военного губернатора Области сибирских киргизов говорилось, что «казахи стали заниматься хлебопашеством и преимущественно те, которые по бедности своей обречены, так сказать на оседлую жизнь и, помимо хлебопашества, не видят средств к своему существованию».

В первой половине XIX века развитие казахского земледелия идет по линии расширения посевов султанов, биев, старшин с широким использованием труда наемных работников – егинши. В источниках имеются сведения о посевах на зимовках казахской знати в первой четверти XIX века в верховьях левобережья Иртыша, на территории, в районе Бухтарминской крепости. Посевы казахской знати в Омской области возни­кали в разные годы первой четверти XIX века.

Правительство, заинтересованное в присоединении региона к России и намереваясь создать наиболее благоприятные условия для его хозяйственного освоения, поощряло переход казахов к оседлости, - так, в 1809 году командир отдельного Сибирского корпуса Г. Глазенап предписывал комендантам крепостей «склонять ко вступлению в вечное Российское подданство и, дабы они привыкли к земледелию и прочим трудам, позволить им заниматься оным …». В источниках первой четверти XIX века имеются сведения о том, что казахи «стали понимать все более и более выгоды оседлой жизни», начали заниматься хлебопашеством и сенокошением. Архивные источники свидетельствуют, что «... так называемые верноподданные киргизы постепенно водворяются оседлой жизнью между крепостями Коряковскою и Ямышевскою».

Начавшееся оседание казахов было не только результатом колониальной политики царского правительства, оно было обусловлено и развитием казахского хозяйства, подвергавшегося воздействию новых капиталистических отношений. Примерно с 40-х-50-х годов XIX века вошли в хозяйственную жизнь казахского населения Среднего жуза такие элементы рыночной экономики, как аренда, купля и продажа земли. Арендаторами зимовок в районах русского заселения, смежных с казахскими кочевьями, были русские крестьяне.

Однако царские чиновники на местах, проводя колонизаторскую политику в отношении казахов-кочевников, нередко создавали затруднения, препятствуя их стремлению поселиться в городах: «Нельзя не сожалеть и не удивляться, что вместо поощрения их к тому и придания нужных способов они встречают на местах строгое пресечение и надзор, чтобы ничего из дерева для жилищ строить не смогли».

За менее чем пятьдесят лет в казахском обществе институт собственности изменился, начиная от фактического отхода к общине зимней стоянки «кыстау», позже наблюдается прикрепление летних стоянок «джайлау», при этом расстояние между летним и зимним пастбищами резко сокращается. С момента «крестьянской колонизации» и захвата «кыстау» особую значимость приобретают сенокосы, которые, в зависимости от хозяйствующих субъектов в конкретной местности, находятся в общинном или в личном пользовании. В это время имеет аренда русскими крестьянами казахских земель.

Однако в указанный период юридически все отношения собственности, имевшие место в степных областях, носили главным образом незаконный характер, поскольку основным собственником земель казахов после принятия «Степного Положения» являлась Россия. Именно это обстоятельство вызывает наибольшие противоречия в исследованиях рубежа XIX-XX вв., поскольку одни подходили к вопросу с позицией формально-юридических критериев, а другие рассматривали способность через экономические маркеры.

Как было ранее отмечено, активное изучение института собственности в кочевом обществе особый интерес вызывает с середины XIX века. Основное внимание российской администрации направлено на изучение земельных отношений. Именно землевладение на территории Казахстана представляет интерес для России в указанный период.

Следует отметить, что в самой России XIX века исторически сложились две формы землевладения: общинное и подворное. Первое было особо развито и даже преобладало.

Исходя из этого, мы можем делать вывод, что в европейской части Российской империи частная форма собственности на землю, в полном смысле этого слова, окончательно не сложилась. Но общинная собственность на землю признается в виде сложившегося экономического института. Российское государство рассматривало общинную собственность на землю как полноценную экономическую и юридическую категорию. Однако данное признание относится к русской общине. Что же касается казахской общины, то здесь колониальная администрация этот вопрос обходит стороной. Хотя в начальный этап колонизации края, в 1822 году в «Уставе о Сибирских киргизах», в параграфах 179 и 276 колониальная метрополия оговаривает возможность закрепления земли в собственность:

«179. – Земли, отведенные для хлебопашества и заведений переходят в наследство, как недвижимая собственность, включая тех которые не лицом, но занимаемых ими местами присвоены, и на которых, как выше сказано оные недвижимые заведения составляют собственность».

«276. – Всякий киргиз может иметь недвижимую собственность».

Появление данных параграфов доказывало слабость колониальной администрации. В силу обстоятельств, российская администрация пыталась для успешной колонизации края привлечь на свою сторону инородцев. После того как процесс колонизации края стал необратим, Россия ограничивает формы землевладения, став юридическим и фактическим собственником земель казахов, превратив последних в арендаторов.

Согласно «Уставу о сибирских киргизах» все территории Северного, Центрального и Восточного Казахстана вошли в состав образованной в 1824 году Омской области (в структуре Западно-Сибирского генерал-губернаторства), а после ее ликвидации в 1854, в свою очередь, была выделена Семипалатинская область. В период 20 – 40 гг. XIX века в рамках Омской области было организовано на территории, заселенной в течение XVIII – первой четверти XIX в. русскими крестьянами и казаками, четыре внутренних округа – Омский, Петропавловский, Семипалатинский, Усть – Каменогорский, а в местах кочевания казахов Среднего жуза – 8 внешних округа. В 1824 г. были открыты в Казахской степи Кокчетавский и Каркаралинский округ; в 1831 г. – Аягузский и Акмолинский; в 1833 г. – Баян-Аульский и Уч-Булакский; в 1834 г. – Аман-Карагайский и в 1844 г. – Кокпектинский. Организацией в степи перечисленных внешних округов было положено начало основанию новых казачьих поселений непосредственно внутри ареала расселения кочевников-казахов и созданию политико-административных предпосылок для последующей крестьянской колонизации этих регионов.

10 апреля 1822 г. Сенат принял специальный указ, дозволяющий переселение земледельцев в прилинейные местности, годные для хлебопашества. Принятие этого законодательного акта в определенной степени стимулировало миграции русских крестьян из Воронежской, Пензенской, Орловской и некоторых других европейских губерний России в разные районы Северного Казахстана[12].

Так, с начала XIX века, и особенно с введением окружной системы в Области сибирских киргизов, царское правительство поощряло и официально поддерживало переселение русского населения в казахскую степь. Наряду с казачьей колонизацией практиковалось вольное крестьянское переселение, но обычно – при условии зачисления крестьян в казачье сословие. Царизм рассчитывал на то, что крестьяне будут проводить русификаторскую политику в крае и служить источником пополнения колониальных войск. Переселение всемерно поощрялось, так как считалось, что всякий новый крестьянский поселок в казахской степи имеет большое значение для закрепления власти империи, чем воинский батальон.

Крестьянская колонизация казахской степи началась много лет до разрешения переселений. Так, в 1866 году образовались первые самовольческие крестьянские поселки в Акмолинской области [5]. Переселенцы устраивались здесь, арендуя потребное количество земли у казахов. На почве арендных соглашений совершалась первоначальная колонизация и других местностей казахской степи – в областях Тургайской и Семипалатинской.

С отменой в 1861 году крепостного права в России начинается как стихийное, самостоятельно, так и организованное переселение безземельных крестьян из южных и центральных губерний империи в Казахстан.

В 1861 году казахам было разрешено заводиться «прочною оседлостью и заниматься хлебопашеством, но при условии разъяснения им, что земли отводится не в собственность, а только во временное пользование». Это свидетельствует о том, что российская власть пыталась затормозить процесс изменения земельных отношений в Казахстане.

После окончательного захвата края, царизм объявляет территория Казахстана собственностью российской короны, а автохтонных жителей края арендаторами, определяет тем самым юридический статус местного населения. Но как уже было замечено, юридическое оформление собственника не решила всех проблем, поскольку в степи сложились иные отношения собственности. Это обстоятельство заставило начать активное изучение производственных отношений и производительных сил в крае. При наделении землей крестьян – переселенцев, колониальная администрация не учитывала интересы местного населения.

Данная политика принесла много вреда не только казахам, но и самим крестьянам, по той причине, что переселение первоначально производилось без должного научного анализа, приводившего зачастую к игнорированию экологических условий. Не учет природно-климатических особенностей, в свою очередь, поставила хозяйство переселенцев на грань разорения, что заставило власти империи заняться изучением экологических особенностей Казахстана.

С введением в 1867 – 1868 годах «Временного положения», которое не учитывало при административно-территориальном делении принципы генеалогии родства, традиционная система землепользования была окончательно надломлена. Реформами 1867 – 1868 г. были уничтожены остатки самостоятельности казахского народа. Это ярко характеризуют слова П.П. Румянцева: «…далее нет уже истории киргизского (казахского) народа, а есть история сельских обывателей – инородцев степных областей». Одной из инородческих окраин России была и территория Павлодарского уезда.

В XIX веке царским правительством под предлогом просвещения «отсталого» казахского народа и приобщении его к более высокой земледельческой культуре проводилось планомерная политика, направленная на уничтожение национального самосознания и государственности. О том, что реформы XIX века не были направлены на благо казахского народа, говорит статья неизвестного автора «О древних киргиз – кайсаков». По мнению автора, с несообразности законодательных положении царизма привела к общему упадку нравственности, разорению и обеднению казахов. Такого же мнения придерживался В.В. Радлов, который писал: «Порядок, навязанный извне и основанный на пустом теоретизировании, может лишь помешать истинному прогрессу. Большая часть степей по своей природным условиям пригодна только для кочевой жизни, и если вынудить кочевников перейти к оседлости, это, безусловно, явится причиной регресса и приведет к обезлюдению степей» [4].

Вопрос о вселении в Казахский край русских крестьян впервые был возбужден генерал-губернатором Западной Сибири Казнаковым. «Положение степных областей – заявил он в отчете за 1875 г. – требует особенного внимания. Со времени принятия киргизами (т.е казахами) русского подданства успехи, сделанные ими в гражданственности, ничтожны…Между тем, доколе киргизы будут одиноко совершать в пустынных пространствах степей огромные орбиты своих кочевок, вдали от русского населения, они останутся верноподданными лишь по названию и будут числиться только русскими по переписям…» [17].

В 70-е годы XIX века царское правительство берет курс на усиленную крестьянскую колонизацию Семипалатинской области. Официальную точку зрения на этот вопрос выразил в своем отчете делопроизводитель Земского отдела Сувчинский: «Существовавшие в прежние время казачьи пикеты, способствовавшие умиротворению этой страны, выполнили уже свою историческую задачу. Потребности нового времени поставили на очередь вопрос об экономическом развитии степи и ее культурном объединении с остальною Россией, и ныне переселенческие поселки настолько же необходимы в крае, насколько прежде были важны вышеуказанные пикеты» [6].

Решено было организовать на киргизских землях русское поселение, которое предполагалось размещать главным образом при почтовых и коммерческих трактах, так как это дает большее удобство для передвижения транспорта, а развитие хлебопашества на пунктах новых поселений должно было удешевить хлеб, обеспечить существование кочевников. Для проведения всех этих предначертаний было образовано при Главном Управлении Западной Сибири особая комиссия, которая должна выработать положение о порядке колонизации степи. Вслед затем была начата работа по образованию переселенческих участков.

Засельщикам участка при поселении представлялись всевозможные льготы: 1)право выбора участка; 2) льгота от платежа податей и от натуральных повинностей, кроме воинской, на десять лет, если переселенцы в течении двух лет обзаведутся постройками и приступят к распашке надела; 3) на первоначальное обзаведение: а) бесплатно 100 корней и по 20 рублей безвозвратно на каждый двор и б) на земледельческие орудия и на приобретение скота и по 20 рублей – также безвозвратно [5].

В 70-х годах по инициативе генерал-губернатора Западной Сибири Генерал-адъютанта Казнакова уже официально образовываются первые русские поселения на казахских землях. За период с 1879 г по 1884 г в Акмолинской области было образовано 18 переселенческих участков, на которых водворено 809 ревизских душ.

В отчете генерал-губернатор Западной Сибири Казнакова отмечалось, что «осторожное, без стеснения кочевников, водворение внутри киргизских степей русского населения представляется единственным средством, могущим смягчить нравы и поднять уровень благосостояния полудикого народа».

В 1881 году царским правительством были приняты Временные правила о переселении крестьян, а в 1889 г. – Закон о добровольном переселении сельских обывателей на казенные земли. Эти законодательные акты значительно стимулировали миграционные настроения у российских крестьян. С конца 80-х годов основываются переселенческие поселки в Семипалатинской области частью при содействии администрации и, главным образом, самовольно [12].

Убедившись в высоких качествах своих участков, новоселы начали вызывать к себе земляков или принимать случайных переселенцев и постепенно расширяли свое землепользование. С увеличением русского населения, в отношениях между хозяевами казахами и арендаторами – переселенцами возникали недоразумения, кончавшиеся вмешательством администрации. По словам Ядринцева: «Кроме того, поселение в кочевых инородческих районах русских переселенцев ведет к столкновениям, к захвату инородческих пастбищ, водопоев, зимовок и т. п.». При этом крестьяне обычно просили администрацию о земельном устройстве их на занятых ими землях [25].

В 1880 году доверенный от 22 семей крестьян Никита Баранников получил от Павлодарского уездного управления (за № 9033) в том, что означенному Баранникову и его доверителям с разрешения господина военного губернатора Семипалатинской области, одобренного генерал-губернатором Западной Сибири, перечислиться на положение крестьян в Семипалатинскую область и образовать в районе Маралдинской волости Павлодарского уезда, на особо проектированном к отводу участка новое крестьянское поселение. Несмотря на донесение уездного начальства, что участок этот необходим для кочующих киргизов, которые даже для себя будто бы вынуждены были арендовать земли у горного ведомства губернатор принял главное живое участие в устройстве нового поселка.

Спустя какой – нибудь месяц после официального переселения крестьян на отведенный им участок земли, Павлодарский уездный начальник получил от губернатора предписание командировать чиновника уездного правления и депутата от киргизов, живущих на озере Джалгыз – Коль, чтобы присутствовать при измерении проектированного участка чиновника съемного отделения. Который должен был также составить хозяйственное описание местности.

Года через два это урочище оказалось снова заселенным, отчасти новыми переселенцами. И, наверное, еще очень долго, вернувшиеся крестьяне могли бы жить тут совершенно незамеченные администрацией. Но у них начались несогласия с киргизами из-за сенокосных угодий, которые и заставили обратить на них внимание. К этому времени подоспел циркуляр генерал-губернатора (от 17 мая 1888 г.) которым строжайше воспрещались крестьянские поселения в пределах Семипалатинской области. Семипалатинский губернатор разъяснил крестьянам, что только по соглашению с киргизами, собственниками земли, они могут на условиях арендной платы распахивать земли. В противном же случает они будут подлежать выдворению. Согласия киргизов на выдачу своей земли в аренду не последовало, а крестьяне добровольно выселятся не пожелали. Для этого администрации снова потребовалось принять решительные меры, после которых урочище Джалгыз – Коль окончательно было оставлено переселенцами и вместе с этим закончился первый период переселенческого дела в Степном крае [5].

Заселению Семипалатинского края крестьянами препятствовала отдаленность его от Европейской России, полунезависимое до 1868 г. состояние казахских волостей и отрицательное отношение к такому заселению со стороны местной администрации. Такое отношение ее находилось тогда в полной гармонии со взглядом правительства на переселение крестьян в Сибирь. Политика правительства, начиная со времени освобождения крестьян до конца 80-х годов, не поощряла движение крестьян за Урал, а, наоборот, ставила ему преграды. Освобожденные от власти помещиков, они были необходимы для них, как дешевые работники, почему правительство в 1866 г. совершенно закрыло переселение. Относительное малоземелье, неурожаи, отсутствие заработков - все это побуждало крестьян искать из своего тяжелого положения какой-нибудь выход, и по исконной русской привычке он был найден в стремлении к переселению «на новые земли». Лишь в 1881 г. правительство решилось несколько ослабить крестьянские путы: были изданы временные правила о переселении, но ввести их в жизнь было решено «без особой огласки», без их обнародования.

Неудачи, которые потерпело царское правительство в начальный период переселенческого движения, привели к тщательному его переосмыслению. Осторожное отношение правительства к переселенческому вопросу сказались при разработке переселенческого закона 1889 года подготовительных работ. В течении 5 лет вопрос о разработке общего закона переселения обсуждался на различных комиссиях. Разработка этого закона сначала была поручена особой комиссии, образованной из чиновников разных министерств под представительством сенатора Семенова. Комиссия высказалась за то, чтобы переселения не носили самовольный характер, а были подчинены местной администрации, начиная с выбора лиц, могущих переселятся и кончая водворением переселенцев на новые места.

Для дальнейшей разработки переселенческого закона с учетом мнения императора Александра III была образована новая комиссия под председательством Плеве. В эту комиссию вошли чиновники разных министерств. Проект закона был обсужден объединенными департаментами закона и государственной экономики, которые сочли его достаточно востребованным.

После рассмотрения проекта о переселении объединенными департаментами эти правила подверглись еще некоторым изменениям, главным образом в той части, которая касалась отвода переселенцами участков и оказания им пособия на местах нового водворения. В 1889г. Правила сделались законом «Правил о переселении сельских обывателей на казенные земли».

Основные положения этого закона сводились к следующему: во – первых, переселенческое дело оставалось в руках правительственных органов; во – вторых, необходимым условием для переселения отдельных лиц являлись разрешение, выдаваемое министром государственных имуществ; в – третьих, всякий, не получивший такого разрешения, считался самовольным переселенцем и подлежал обратному возвращению на место приписки в административном порядке.

Разрешение предписывалось давать лишь «надежным» хозяевам, «заслуживающим уважения», направляя их на земли, предназначенные для заселения. В Степном крае это были Акмолинская, Семипалатинская и Семиреченская области. Так же Положение включало в себя правила об образовании земельных участков, о порядке причисления вновь прибывших, систему пособий и льгот переселенцам. Земельные нормы в степных областях конкретно не определялись, а устанавливались «в размере, определяемом…условиями земледелия и производительностью почвы».

Целью закона было стремление содержать развивающееся переселенческое движение и заключить его в рамки бюрократического делопроизводства [5].

Положение 1889 г. фактически открыло Казахстан для переселенцев из России, но оно, как и все последующие законодательные акты, не смогло упорядочить переселенческое движение. Бюрократические проволочки затягивали выдачу разрешений примерно на год и около половины крестьян-переселенцев по прежнему пускались в дорогу нелегально, хотя положение 1889 г. предписывало возвращение каждого самовольца на место приписки в административном порядке [11].

Но приостановить громадную волну переселенческого движения народной массы царскому правительству не удалось. C 1888 года в Павлодарском и других уездах и областях почти прекратились всякие отношения между администрацией и переселенцами. Администрация учреждала одну за другой комиссии, всесторонне рассматривающие почвенные и климатические условия и изыскивающие пути для наилучшей постановки переселенческого дела, а переселенцы продолжали селиться и уходить дальше, не справляясь никогда со сведениями, которые, которые добывались различными комиссиями, и часто оставались совершенно неизвестными администрации [5].

Впоследствии этот закон дополнялся различными указами и циркулярами правительства, направленными то на некоторое расширение переселения, то на запрещение или приостановление его [11].

Стремясь принять против самовольного переселения какие-либо предупредительные меры правительство на первых порах решило приостановить переселение крестьян. С этой целью в марте 1892 года начальникам губернии было приказано прекратить выдачу разрешения на переселение под предлогом отсутствия подготовительных участков для поселения. Но эта мера не дала желаемых результатов. В 1891 – 1892 годах Россию постигли неурожай и голод, которые вытолкнули в Казахстан новую, огромную, переселенческую волну, смывшую таким образом, запретительную бумагу [5].

Начавшаяся отрезка участков под переселенческие участки породила в степи разные слухи вплоть до известий о предстоящем, будто бы, отобрании казахских земель и т.п. Боясь каких либо недоразумений, областная администрация предписала уездным начальникам убеждать казахов не верить таким басням, но кочевники, как бы предвидя будущее, относились к таким разуверениям скептически. Казахи реагировали на вселение крестьян подачей множества прошений об образовании из них оседлых селений, но, несомненно, под этим предлогом перехода к оседлости скрывалось лишь желание сохранить за собою свои земли [17].

Были установлены льготы для поселенцев на новых местах, им давался бесплатный надел земли. Новопоселившиеся крестьяне получали на первые три года полное освобождение от государственных повинностей, им для устройства хозяйства выдавалась ссуда на определенный срок деньгами, семенами, инвентарем и сверх того, безвозмездная материальная помощь, лес для застройки. Такие же льготы предоставлялись казахам, принявшим христианство. Эта покровительственная политика в сочетании с перспективой получать плодородные земли в Казахстане вызвала сначала слабый, но постепенно усиливающийся поток переселенцев из центральных районов России, гонимые нуждой и голодом.

Под поселки для вселяемых крестьян выделились из казахского пользования не свободные от кочевий земли (таких собственно не было), а наиболее пригодные для крестьянского оседлого хозяйства, при чем не обращалось внимания на то, какой род угодий (кстау, куздеу или джайлау) составляют выделяемые земли. Мест, пригодных для земледельческой культуры, в казахских степях, благодаря их природе, сравнительно немного, и поэтому значительное выделение их под поселки не могло не повлиять на отмеченную выше тенденцию казахского хозяйства к переходу от экстенсивного скотоводческого хозяйства к смешанному использованию земли путем земледелия и скотоводства, с интенсификацией последнего [17].

Тяжелое положение местных номадов, вызванное варварским изъятием земель для переселенцев, ставило порой в затруднительное положение областное начальство: «… киргизы кочующие на правой стороне р. Иртыша в округах Семипалатинском и Павлодарском крайне стеснены, не говоря о зимних и летних кочевках, что побудило и побуждает их к постоянному выселению, через что областное начальство в крайнем затруднением…» [19].

В практике переселенческого дела встречались случаи образования переселенческих участков «смежно с зимовками и даже иногда зимние стойбища оказываются с трех сторон окруженными кресть­янскими поселками: в результате киргизы, привык­шие к простору, крайне стеснены, а крестьянам приходиться делать объезды, чтобы, минуя зимовки, проезжать из одного конца участка в другой.

Колонизаторская политика, отнимая все лучшие земли и оставляя казахам худшие, не могла, тем самым, не ставить преграды ко всякому развитию казахского хозяйства. Аулам, которые лишались своих угодий, должна была отвести их та волость, в состав которой они входили. Но в каждой волости, кроме джайлау, все лучшие земли были распределены между другими аулами, поэтому приходилось или насильственно вселять их на чужих угодьях или отводить им зимовки на джайлау. При массовом отводе переселенческих участков (например, в Павлодарском и Устькаменогорском уездах) все это, помимо сокращения казахского землепользования, не могло не внести громадного расстройства в установившиеся в степи земельные отношения. Увеличились всякого рода земельные споры, стало еще более усиливаться стремление к закреплению угодий, хотя бы путем фиктивного образования оседлых селений. Наконец, описанные способы вселения крестьян повели еще к усилению антагонизма между баями и беднотой, потому что при устройстве на новых, часто незначительных по размеру местах каждому приходилось заботиться прежде всего о своих личных интересах [17].

Вот такого рода самовольные переселенцы хлынули в начале 90-х годов в Семипалатинскую область, где г. Устькаменогорск обратился в своего рода переселенческую станцию. Отсюда они расходились по уезду, а часть их отправлялась дальше – в Семиречье, Туркестан, в Китай, в «Широкую щель», на «Крант-реку» и др. таинственные места, «где текут молочные реки в кисельных берегах». У переселенцев были свои вожаки, которые и хлопотали от их имени об образовании поселков на том или ином самовольно захваченном урочище. Тут они строили балаганы, делали шалаши из прутьев, землянки и так жили, иногда в страшной нищете, ожидая ответа на свои прошения.

Исследователь переселенческого движения А. Глебов писал по этому поводу: «Переселение – это поистине какая-то огромная людская река, устремляющаяся по коренной России и Зауральский горный хребет. Как птицы перелетные, которые с наступлением холодов без удержки тянуться огромными стаями в теплые заморские края, так точно крестьянство, наголодавшееся и обнищавшее на родине, ищет себе простора и достатка в неведомом крае» [4].

Семипалатинская администрация была захвачена врасплох этим чисто стихийным крестьянским движением и волей-неволей, вынуждена была отводить переселенцам участки. Так возникли поселки в Семипалатинском и Усть - Каменогорском уездах [17].

В 1885 г. царским правительством был образован «Западно-Сибирский переселенческий отряд», который в 1893 году заготовил под переселенческие участки в Семипалатинской области 33 тыс. десятин земли, а в Акмолинской области до 280 тыс. десятин земли, куда к тому времени переселилось уже 12400 крестьян.

В обсуждении проекта «Степного положения» 1891 г. ставился вопрос о праве казахов на землепользование. В одной из статей в частности говорилось: «Земли, занимаемые кочевьями, и все принадлежности сих земель, в том числе леса, признаются государственной собственностью» [4].

Усиленное движение крестьян в Сибирь после голодного 1891 года заставило правительство принять меры к его упорядочению. Учрежденному в 1892 г Комитету по постройке Сибирской железной дороги было, между прочим, поручено содействовать заселению прилегающих к дороге местностей, в число которых была включена и Семипалатинская область. На первый план Комитет поставил землеотводные работы, так как годных переселенческих участков не было [17].

Проведение Транссибирской железной дороги (1891-1905) создало необходимую материальную инфраструктуру для переброски крестьян – переселенцев. По данным Н.Е. Бекмахановой, уже в 1890 г. в Казахстан направились два крупных потока переселенцев – один из Полтавской губернии (более 21 тыс. человек), а другой из Самарской (свыше 19 тыс. человек); средние из Самарской, Астраханской, Воронежской и Черниговской (от 10 до 13 тыс. человек) и небольшие из разных центральных губернии [12].

«Положение об управлении Акмолинской, Семипалатинской, Семире­ченской, Уральской и Тургайской областями» 25 марта 1891 г. унифициро­вало и свело воедино все законы о землепользовании и землевладении на территории современного Казахстана. Собственно, в нем в основном по­вторялись и закреплялись каноны «Временного положения» 1868 г. Земли, в том числе и леса, признавались государственной собственностью (ст. 119), а земли, занимаемые кочевьями, предоставлялись в бессрочное обществен­ное пользование (ст. 120). Однако «Примечание 1» к ст. 120 было совершен­но новым по содержанию и гласило, что «земли, могущие оказаться излиш­ними для кочевников, поступают в ведение Министерства государственных имуществ». «Этим путем, - говорилось в комментарии к «Примеча­нию 1», - ограждаются в будущем права государства на всю обширную тер­риторию степных областей, без стеснения в то же время кочующих инород­цев». Таким путем правительственные органы закрепили юридически свои уже фактически существующие права распоряжаться землями, принадле­жавшими казахам.

Но вскоре стало очевидно, что даже это эфемерное «Примечание» госу­дарство соблюдать не собиралось, ибо оно уже с 1893 г. приступило к раз­межеванию участков для переселенцев. Один из чинов переселенческих партий, землемер и статистик Т.И.Седельников писал позже, что в 1904 г. при некоторых пертурбациях высшие чины землеустроительных комиссий Степного края опасались, как бы не возник вопрос о законности изъятия земель у казахов, т.к. не были выполнены предварительные условия: раз­межевание земель и поземельное устройство коренного населения. Он под­черкивал, что «одна постановка такого вопроса приводила ... столпов коло­низации степи в ужас, так как к тому времени они сами уже сознавали, что юридического основания у этой колонизации не было и нет». Очевидно, что волна крестьянских переселений, вновь поднявшаяся в начале 90-х гг. XIX вынудила правительство пойти на явное беззаконие.

Новый миграционный поток поставил правительство перед необходимостью упорядочить землепользование казахского населения и самовольно вторгшихся крестьян. К этому вынуждало множество конфликтов переселенцев как с местным населением, так и с крестьянами – старожилами. С 1893 г. начала работать 1-я межевая партия в Акмолинской области, позже были образованы и другие партии. Работа их была малоудовлетворительной. В 1894 г. Николай II отметил в отчете степного генерал-губернатора «необходимость скорейшего обследования качества и определения количества свободных земель, находящихся в использовании кочевого населения Акмолинской и Семипалатинской областей». Организация такого обследования была вменена в обязанность Комитета сибирской железной дороги. Комитет отметил «замеченное в последние годы особое стремление выходцев из европейской России к поселению в пределах Степного края, ввиду чего следовало позаботиться постановкой колонизации его на прочные основания» [11].

С этой целью в 1895 г. была образована особая экспедиция, под руководством известного русского статистика Щербины. Экспедиция произвела тщательное исследование 12 уездов степных областей. В течении шести лет экспедиция тщательно обследовала все уезды Акмолинской и Семипалатинской областей, при чем работа ее выразилась: а) в производстве сплошной хозяйственной переписи всего казахского населения, давшей возможность произвести массовый учет хозяйств, населения и скота и выяснить, какими площадями пастбищ и в течение какого срока пользуются отдельные казахские группы; б) в бюджетных обследованиях, на основании которых можно было определить продовольственные и другие потребности средней казахской семьи и способы их удовлетворения и в) в исследовании естественноисторических условий: рельефа местности, почвенных особенностей, лесной и травяной растительности и водных источников. На основе собранных экспедицией в течении шести лет материалов половина всей земли, в основном самой плодородной, у казахского населения изымалась, а кочевники сгонялись в безводные, малопригодные для жизни земли. Для Павлодарского уезда экспедиция установила норму земли на хозяйство казахов в пределах 30 -360 десятин. Даже эти мизерные цифры не удовлетворяли царское правительство, переселенческое управление считало, что нормы землепользования казахов, установленные Щербины, не соответствуют интересам переселенческого фонда.

Земельные нормы для казахов, определенные экспедицией были повышены Министерством Земледелия и государственных имуществ на 25 % и, кроме того, постановлено было из всего количества излишков употребить на нужды переселения только 2/3. Кроме того, сама экспедиция высказала категорическое мнение, что, прежде чем использовать земельные излишки для государственных надобностей, в том числе и под переселение, необходимо устроить казахов, чтобы при отчуждении земель не пострадали их законные интересы [17].

Надо отметить, что целесообразность внедрения крестьянина в степь подчас вызывала сомнения, а порой и бурный протест. Дискуссия между сторонникам колонизации и ее противниками нашла отражение на страницах местной и центральной печати. Так, Г. Валихан, протестуя против изъятия зимовок под нужды переселения, писал, что «отобрание у киргиз таких мест сделает положение их в крае невозможным». С другой сторо­ны, «Киргизская степная газета» неоднократно поддерживала переселен­ческую политику правительства и в 1894 г. в одной из статей заключала: «Нельзя же не только в интересах общего благосостояния, но и во имя про­стой справедливости допустить, чтобы в одном месте государства сельские обыватели имели ничтожные клочки земли, совершенно не обеспечивающие их семьи, а в другом - на каждую семью приходилось сотни десятин». Много противников колонизации степи было среди работников местной администрации, представители которой весьма прагматично смотрели на процесс переселения и на практике имели дело с примерами реальных ос­ложнений в хозяйстве казахов и прочих последствий этого явления. Степ­ной генерал-губернатор в отчете за 1901-1902 гг. обращал внимание выше­стоящих органов, что «водворение переселенцев ограничило кочевнику про­стор не только в смысле количества, уменьшением площади кочевья, но и в отношении использования этого простора, сузив кочевые пути и отрезав от воды. Наносимый удар экономическому положению кочевника продолжа­ет развиваться... Таково не столь культурное, а пока скорее отрицательное для массы киргизского населения значение фактора водворения переселенца в степи ... ».

Неудивительно, что мнение о необходимости сохранения кочевого хозяйства в Казахстане высказывалось и в самых высоких кругах. Так, сове­щание по вопросу об исследовании степных областей, проходившее в Петербурге 18 марта 1895 г., пришло к выводу, что « ... кочевое хозяйство явля­ется в значительной мере результатом не культурной отсталости кочевни­ков, а естественно-исторических условий, делающих земледельческую эк­сплуатацию тех или иных пространств невозможною» и что «кочевники дол­жны быть сохранены как элемент полезный государству, позволяющий пос­леднему пользу из таких площадей, которые иначе были бы мертвыми пус­тынями ... ». Однако, как известно, победила иная точка зрения и Казах­стан на многие годы стал объектом земледельческой колонизации кресть­ян-переселенцев из европейской части Российской империи.

Таким образом, переселенческая политика царизма в Казахстане до 90-х гг. XIX в была определена лишь стратегически, в виде основной линии - заселить окраины «крепким элементом» из крестьянской среды. Наряду с этим шел процесс выработки фактических и юридических прав правительства распоряжаться землями местного населения. Затем, в сере­дине 90-х гг. был взят курс на массовую колонизацию казахских степей [11].

Крестьянские волнения в Европейской России, принявшие очень крупные размеры после японской войны, побудили правительство резко изменить свое отношение к переселению крестьян в Сибирь. Раньше оно сдерживало такое переселение, теперь же стало видеть в нем одно из главных средств к «умиротворению» русских крестьян, стремившихся во многих местностях к захвату помещичьих земель [17].

Переселенческая волна хлынула на казахские земли. К 1896 году в восьми уездах Акмолинской и Семипалатинской областей (Акмолинском, Петропавловском, Кокчетавском, Атбасарском, Омском, Павлодарском, Каркаралинском и Усть-Каменогорском) было образовано 43 волости переселенческого крестьянства с населением около 150 тыс. человек. В их пользование было передано почти 1,4 млн. десятин земли, кроме того, крестьяне – переселенцы арендовали у казахов-кочевников более 888 тыс. десятин земли.

Лишь с 1896 г. переселенческое управление начало издавать статистические сведения о размерах переселенческого движения за Урал. В материалах переписи 1897 г. имеются сведения о распределении населения губерний и областей по месту рождения.

Какова достоверность данных о «несметных» уроженцах? Б.В. Тихонов считает, что для 70-80-х гг. XIX в. «сведения переписи 1897 г. о размерах основных направлений миграции жителей России можно считать достоверными, в большинстве случаев они весьма близки к данным, полученным иным путем». «В литературе, - отмечает Б.В. Тихонов далее, - данные о неместных уроженцах редко подвергаются критике и тем самым признаются достоверными» [2].

С середины 90-х годов 19 века начался процесс интенсивного крестьянского переселения в Сибирь и Казахстан. За двадцатилетие, начиная с 1885-1904 гг., в Азиатскую Россию переселилось 1520750 душ обоего пола.

В конце XIX - начале XX вв. на территории Казахстана были организованы 5 переселенческих районов со своими переселенческими партиями: для северных уездов Акмолинской области в 1863 г., для южных – в 1896 г., для Тургайской – 1896 г.; для Семипалатинской – в 1900 г.; для Уральской – в 1904. и для Семиреченской – в 1905 г. «Каждая партия организовывалась второпях, на ходу, из разнородных и часто совершенно не пригодных к делу элементов. На ходу же вырабатывались всякие «инструкции», так как, кроме оклада содержания, никто из состава партии на первых порах не знал ничего определенного относительной своей предстоящей деятельности. Рассчитывать на более или менее ясные и определенные указания из Петербурга, от центральных учреждений, также не приходилось: центральные учреждения сами имели весьма туманное и нередко наивное представление о характере, условиях и задачах работ киргизской степи. Но для всех был ясен и обязателен основной девиз: подешевле, поскорее, и побольше участков».