Оцифровка и вычитка Константин Дегтярев

Император хотел иметь пленника, которого он мог бы расспросить. Жакино слышал, как император выразил это желание. Выбравшись из воды, он сразу же направился к одному из солдат Чаплица, напал на него, обезоружил, схватил и привез к Наполеону через лед и реку!

К часу берег был очищен от казаков и кончен мост для пехоты; дивизия Леграна^cclii быстро перешла по нем с пушками, при криках «Да здравствует император!» перед лицом государя, который лично помогал переходу артиллерии, подбадривая храбрых солдат голосом и собственным примером!

Видя, что они завладели противоположным берегом, Наполеон воскликнул: «Теперь снова засияла моя звезда!», — потому что он верил в судьбу, как все завоеватели.

В этот момент из Вильно прибыл один литовский дворянин, переодетый крестьянином, с известием о победе Шварценберга над Сакеном. Наполеон с удовольствием громко объявил об этом успехе, добавив, что «Шварценберг тотчас же пошел по следам Чичагова и придет нам на помощь», — предположение, которое исчезновение Чаплица делало правдоподобным.

Однако этот первый только что законченный мост годился лишь для пехоты. Тотчас же начали строить вто-

Стр. 308

рой, на сто саженей выше, для артиллерии и обоза. Он был окончен только в четыре часа вечера. В то же время остатки 2-го корпуса и дивизия Домбровского последовали за генералом Леграном и маршалом Удино: их было около 7 тысяч человек.

Первой заботой маршала было укрепиться на дороге в Зембин, и с одним отрядом он прогнал оттуда несколько казаков; он старался также отодвинуть неприятеля к Борисову и сдерживать его как можно дальше от Студнянского перехода.

Чаплиц выполнял предписания адмирала и дошел до Стахова, деревни под Борисовом. Здесь он развернулся и встретился с передовыми отрядами Удино под командой Альберта. Противники остановились. Французы, зайдя слишком далеко, хотели только выиграть время, а русский генерал ждал приказаний.

Чичагов очутился в очень затруднительном положении: ему надо было из нескольких мест занять только одно, и он не знал, какое. Лишь только он останавливался на каком-либо определенном месте, как тотчас же снимался с него и переходил на другое.

Его движение из Минска к Борисову тремя колоннами не только по большой дороге, но и по дорогам на Антонопль, Логойск и Зембин показывало, что все его внимание сначала было направлено на ту часть Березины, которая лежит выше Борисова. Тогда, усилившись на левом фланге, он начал чувствовать свою слабость на правом, и всё его внимание обратилось в эту сторону.

Ошибка, увлекшая его в этом ложном направлении, имела еще и другие основания. По инструкциям Кутузова он отвечал за это место. Гертель, командовавший 12 тысячами человек около Бобруйска, отказался выйти из своих квартир, преследовать Домбровского и защищать эту часть реки. Он ссылался на боязнь эпизоотии — предлог невозможный, невероятный, но именно такой, и это подтвердил сам Чичагов.

Этот адмирал добавляет, что по указанию Витгенштейна он начал беспокоиться и о нижней части Берези-

Стр. 309

ны; дальше он высказывает предположение, довольно естественное, что присутствие этого генерала на правом фланге Великой армии и выше Борисова оттеснит Наполеона ниже этого города.

Одним из его мотивов могло также быть воспоминание о переправе Карла XII тоже в Березине. Следуя в этом направлении, Наполеон не только избег бы Витгенштейна, но и занял Минск и соединился бы с Шварценбергом. Это тоже должно было иметь значение для Чичагова, который отнял Минск и имел первым противником Шварценберга. Наконец, особенно повлияли на его решение ложные демонстрации Удино к Ухолоде и донесения евреев.

Итак, адмирал, окончательно обманутый, решил 25 ноября вечером идти вниз по Березине, в то время как в этот самый момент Наполеон решил подняться вверх по ней. Как будто французский император подсказывал неприятельскому генералу решение, время, когда он должен их принять, точный час и все подробности их выполнения. Оба в одно и то же время вышли из Борисова: Наполеон в Студянку, Чичагов к Забашевичам, таким образом отвернувшись друг от друга, как бы нарочно, и адмирал созвал к себе войска, которые были выше Борисова, за исключением слабого отряда разведчиков, и даже не велел испортить дороги.

Тем не менее в Забашевичах он был только в пяти или шести лье от подготовлявшейся переправы. С утра 26 ноября он должен был знать о ней. Борисовский мост был всего лишь в трех часах ходьбы от места его стоянки. Он около этого моста оставил 15 тысяч человек; следовательно, он лично мог вернуться на это место, соединиться с Чаплицом в Стахове и в тот же день напасть, или по крайней мере приготовиться, и на следующий день, 27 ноября, со своими 18 тысячами человек опрокинуть 7 тысяч человек Удино и Домбровского, наконец, снова занять перед императором и Студянкой позицию, накануне покинутую Чаплицем.

Но большие ошибки не исправляются так просто —

Стр. 310

потому ли, что сначала во всем сомневаешься и решаешься на что-нибудь, только вполне убедившись в целесообразности этого; или потому, что волнуешься и, не доверяя самому себе, колеблешься и ищешь, на кого бы опереться другого.

Так и генерал потерял остаток дня 26 и весь день 27 ноября в совещаниях, разведках и приготовлениях. Присутствие Наполеона и его Великой армии, слабость которой ему трудно было представить, поразило его. Он видел императора повсюду: справа от себя благодаря симуляции переправы; против своего центра, в Борисове, потому что, действительно, вся наша армия, постепенно входя в этот город, наполнила его движением; наконец, в Студянке, слева от него, где на самом деле находился император.

Двадцать седьмого ноября он еще так мало сознавал свою ошибку, что велел стрелкам произвести разведки и напасть на Борисов; они перешли по обломкам сожженного моста и были отброшены солдатами дивизии Партуно^ccliii.

В этот же день, во время разведок, Наполеон приблизительно с 6 тысячами гвардии и с корпусом Нея, уменьшившимся до 600 человек, перешел через Березину в два часа пополудни; он поместился в резерве Удино.

Ему предшествовали огромный обоз и безоружные. Многие еще, до самого заката солнца, переходили после него через реку. В то же время армия Виктора заметила гвардию на высотах Студянки.

До сих пор все шло хорошо. Но Виктор, проходя через Борисов, оставил там Партуно с его дивизией. Он должен был удержать неприятеля за этим городом, прогнать вперед многочисленных безоружных, укрывшихся здесь, и до заката солнца присоединиться к Виктору. Партуно в первый раз видел расстройство Великой армии. Он хотел, как и Даву в начале отступления, скрыть следы его от глаз казаков Кутузова, следовавших за ним. Эта тщетная попытка, атака Платова со стороны большой Оршевской дороги, атаки Чичагова на сожженный

Стр. 311

Он собирался уже выступить из него, когда получил приказ остаться в нем на ночь. Приказ этот прислал император. Наполеон, несомненно, думал отвлечь этим все внимание троих русских генералов к Борисову, а также рассчитывал, что Партуно, удержав их здесь, даст ему время переправиться со всей армией.

Но Витгенштейн предоставил Платову преследовать французскую армию по большой дороге, а сам отправился вправо. Он в тот же вечер покинул высоты на берегу Березины, между Борисовом и Студянкой, пересек дорогу, соединявшую эти два пункта, и завладел всем, что там нашел. Толпы отбившихся от армии солдат, вернувшись к Партуно, сообщили ему, что он окончательно отрезан от армии.

Партуно не потерялся. Хотя .у него было только три пушки и три с половиной тысячи солдат, способных носить оружие, он тотчас же решил пробиться, отдал соответствующие распоряжения и тронулся в путь. Сначала ему пришлось идти по скользкой дороге, загроможденной обозом и беглецами, против резкого, дувшего в лицо ветра, темной, холодной ночью. Скоро к этим затруднениям присоединился огонь нескольких тысяч неприятелей, занявших холмы справа от него. Пока на него нападали только сбоку, он продолжал идти; но скоро и спереди его начали атаковать многочисленные, занимавшие выгодную позицию полки, ядра которых пронизывали его колонну с головы до хвоста.

Таким образом, эта несчастная дивизия была загнана в лощину; длинная вереница в 500-600 повозок мешала ей двигаться; 7 тысяч безоружных, недисциплинированных солдат, воя от ужаса и отчаяния, обрушились на ее слабые ряды. Они расстроили их, перепутали взводы и каждую минуту беспорядок охватывал все новых солдат. Надо было отступить, чтобы восстановить порядок и занять лучшую позицию; но, отступая, они наткнулись на кавалерию Платова.

Стр. 312

В таком положении от имени Витгенштейна и пятидесятитысячной армии явился парламентер к французам с предложением сдаться. Партуно отверг такое предложение! Он призвал в свои ряды еще имевших оружие отставших: он хотел сделать последнюю попытку и проложить кровавую дорогу к мостам в Студянке. Однако эти люди, прежде такие храбрые, а теперь опустившиеся под влиянием бедствий, не могли уже воспользоваться своим оружием. В то же время генерал его авангарда доложил, что мосты у Студянки в огне; сообщил ему об этом адъютант по имени Роше; он уверял, что видел, как они горели. Партуно поверил этому невероятному сообщению.

Он считал себя покинутым, предоставленным врагу; а так как стояла ночь и необходимость отбиваться с трех сторон дробила его и так уже слабые силы, он приказал передать всем бригадирам, чтобы они попытались проскользнуть под покровом ночи вдоль флангов неприятеля. А сам он с одной из своих бригад, уменьшившейся до четырехсот человек, поднялся на лесистые, крутые холмы, находившиеся вправо от него, надеясь в темноте миновать армию Витгенштейна, ускользнуть от него, соединиться с Виктором или обойти Березину у ее истоков. Но всюду, куда он ни двигался, он встречал неприятельский огонь и снова сворачивал; он в течение нескольких часов блуждал наугад по снежным равнинам среди непрекращавшейся метели. На каждом шагу видел он, как его солдаты, замерзавшие, изнемогавшие от голода и усталости, полуживые, попадали в руки русской кавалерии, неуклонно преследовавшей его.

Несчастный Партуно еще продолжал бороться с небом, с людьми и собственным отчаянием, как вдруг почувствовал, что даже земля ускользает у него из-под ног. На самом деле, ничего не видя за снегом, он зашел на слишком еще слабый лед одного озера, которое могло поглотить его; только тогда он уступил и сложил оружие"!

Стр. 313

В то время как происходила эта катастрофа, три других его бригады, все более и более теснимые на дороге, потеряли всякую возможность двигаться. Они отсрочили свое падение до утра, сначала отбиваясь, а потом ведя переговоры; но утром сдались и они: одно и то же несчастье соединило их со своим генералом.

От всей этой дивизии уцелел только один батальон: он был оставлен последним в Борисове. Он вышел из города сквозь войска Платова и Чичагова, орудовавшие уже в городе, и как раз в самый момент соединения московской армии с молдавской. Казалось, что этот батальон должен был пасть первым, так как он остался один и был отделен от своей дивизии; но вот что спасло его. К Студянке в нескольких направлениях двигались длинные вереницы экипажей и отбившихся от строя солдат; захваченный одной из таких толп, сбившись с пути и отойдя влево от дороги, по которой шла армия, начальник этого батальона проскользнул к берегу реки, прошел по его изгибам и, пользуясь битвой своих счастливых товарищей, мраком и неровностью почвы, тайком ушел, удрал от неприятеля и сообщил Виктору о гибели Партуно.

Когда Наполеон узнал об этом, он в отчаянии воскликнул:

— Надо же, когда все, казалось, было спасено как бы чудом, чтобы эта сдача испортила все!

Восклицание было несправедливо, но оно было вызвано отчаянием: может быть, он предвидел, что ослабленный Виктор не сможет на другой день достаточно долго сопротивляться, или он считал своей обязанностью оставить в руках неприятеля за все время своего отступления только отставших и ни одного вооруженного корпуса. На самом деле, эта дивизия была первой и единственной, сложившей оружие!

Этот успех воодушевил Витгенштейна. В то же время двухдневные разведки, сообщение одного пленника, а в особенности взятие Борисова Платовым все объяснили Чичагову. К этому времени три русские армии, северная, восточная и южная, соединились; вожди сносились друг

Стр. 314

Это было 28 ноября. У Великой армии было два дня и две ночи, чтобы уйти; русские слишком запоздали. Но у французов царил беспорядок, и на два моста не хватало материала: в ночь с 26 на 27 ноября мост для повозок обрушивался два раза, и переправа запоздала на семь часов; 27 ноября, около четырех часов вечера, он обрушился в третий раз. С другой стороны, отбившиеся от полков солдаты, рассеянные по соседним лесам и деревням, не воспользовались первой ночью, и 27 ноября, с рассветом все появились сразу, желая перейти по мостам.

Особенно столпились они тогда, когда тронулась гвардия, которой они держались. Ее выступление было как бы сигналом: они сбежались со всех сторон и столпились на берегу. Огромная нестройная масса людей, лошадей и повозок в одно мгновение набросилась на узкие входы к мостам. Передние, теснимые следующими за ними, отгоняемые стражей и понтонерами или остановленные рекой, были смяты, брошены под ноги или соскочили на льдины, запружавшие Березину. Из этой огромной и ужасной давки поднималось то глухое жужжание, то громкие крики, смешанные со стонами и страшными проклятиями.

Старания Наполеона и era ближайших лейтенантов спасти этих потерявшихся людей, восстановить среди них порядок долгое время были безуспешны. Беспорядок был так велик, что в два часа, когда появился сам император, пришлось прибегнуть к силе, чтобы дать ему проход. Корпус гвардейских гренадеров и Латур-Мобур из жалости отказались прокладывать себе проход сквозь толпу этих несчастных.

В деревушке Занивке, лежавшей среди лесов, в расстоянии одного лье от Студянки, была устроена императорская квартира. В то же время Эбле произвел перепись обоза, которым был покрыт весь берег. Он предупредил императора, что такому количеству повозок для пере-

Стр. 315

В ночь с 27 на 28 ноября мосты были оставлены, и всех этих отбившихся от полков солдат привлекала к себе деревня Студянка: в одно мгновение она была разнесена, исчезла и превратилась в длинный ряд костров. Холод и голод удерживали здесь всех этих несчастных. Отсюда их нельзя было отогнать. Вся эта ночь была потеряна для переправы.

Между тем Виктор с 6 тысячами человек защищал их от Витгенштейна. Но при первых лучах следующего дня, когда они увидели, что маршал готовится к сражению, когда они услышали грохотавшие над их головами пушки Витгенштейна, в то время, как пушки Чичагова гремели на другом берегу реки, они сразу все поднялись, сбежали,вниз и снова толпой начали осаждать мосты.

Их ужас имел основание: наступил последний день для многих из этих несчастных. Витгенштейн и Платов с 40 тысячами русских из восточной и северной армий атаковали высоты левого берега, защищаемые Виктором, у которого осталось только 6 тысяч человек. В то же время на правом берегу Чичагов с 27 тысячами русских из южной армии вышел из Стахова против Удино, Нея и Домбровского. У последнего в строю насчитывалось едва 8 тысяч человек, которых поддерживал «священный эскадрон», вместе со Старой и Молодой гвардиями, заключавшими в себе 8 тысяч штыков и 900 сабель.

Обе русские армии хотели захватить сразу оба конца мостов и все, что не смогло выбраться, за зембинское болото. Здесь более 60 тысяч человек, хорошо одетых, хорошо питавшихся и вполне вооруженных, нападали на 18 тысяч полуголодных, умиравших с голода людей, раз-

Стр. 316

Это, как и несчастье с дивизией Партуно^ccliv, объясняют ужасное уменьшение корпуса Виктора; однако этот маршал задерживал Витгенштейна весь день 28 ноября. Чичагов был разбит. Маршала Нея и его 8 тысяч французов, швейцарцев и поляков было достаточно против 27 тысяч русских!

Атака адмирала была медленной и Слабой. Его пушки расчистили дорогу, но он не решился последовать за своими ядрами и войти в проход, сделанный ими в наших рядах. Однако перед его правым флангом привисленский легион поддался под напором сильной колонны. Тогда были ранены Удино, Домбровский и Альберт; вскоре та же участь постигла Клапареда и Косиковского. Началась тревога. Появился Ней; он послал через лес на фланг этой русской колонны Думерка с кавалерией, который набросился на нее, взял 2 тысячи человек, изрубил остальных и этой яростной атакой решил исход сражения, которое сначала велось вяло.

Чичагов, разбитый Неем, был отброшен к Стахову. Большинство генералов 2-го корпуса было ранено, потому что чем меньше у них было войска, тем больше они сами должны были платиться жизнью и целостью. Приходилось видеть, как многие офицеры брали оружие и. занимали место своих раненых солдат.

Среди потерь этого дня была особенно заметна потеря молодого Ноайля, адъютанта Бертье. Это был один из тех достойных, но слишком пылких офицеров, которые не щадят себя.

Во время этого сражения Напрде,он, во главе своей гвардии, оставался в резерве в Брилях, охраняя доступ к мостам, между двумя сражениями, но ближе к схватке Виктора. Виктор, атакованный на очень опасной позиции и силой, вчетверо больше его сил, неохотно уступал

Стр. 317

поле. Его армейский корпус, изуродованный взятием Партуно, правым своим флангом упирался в реку. Батарея императора, стоявшая на другом берегу, поддерживала его. С фронта его защищал овраг, левый фланг его оставался на воздухе, без опоры и как бы затерялся в возвышенной равнине Студянки.

Первая атака Витгенштейна была произведена только в десять часов утра 28 ноября со стороны Борисовской дороги и вдоль Березины, по которой он пробовал подняться до переправы; но правое французское крыло остановило его и надолго удержало вдали от мостов. Тогда Витгенштейн, развернув силы, ударил на весь фронт Виктора, но без успеха. Одна из его боевых колонн хотела перейти овраг, но была настигнута и уничтожена.

Наконец, к середине дня Витгенштейн заметил свое превосходство; он обошел левое крыло французов. Тогда все было бы потеряно, если бы не напряжение Фурнье и не самоотверженность Латур-Мобура. Этот генерал переходил со своей кавалерией по мостам. Он заметил опасность и тотчас же вернулся назад. Со своей стороны, Фурнье во главе двух полков гёссенцев и баварцев бросился в атаку^cclv; правое русское крыло, уже торжествовавшее победу, остановилось; оно нападало — он заставил его защищаться, и три раза неприятельские ряды были прорваны тремя кровопролитными схватками.

Ночь наступила раньше, чем 40 тысяч русских Витгенштейна смогли разбить 6 тысяч солдат Виктора! Этот маршал остался хозяином студянских высот, защитив к тому же от русских штыков мосты, но не имел сил скрыть их от артиллерии русского левого крыла.

В течение всего этого дня положение 9-го корпуса было тем более критическим, что единственным путем к отступлению для него являлся один непрочный и узкий мост; да еще надсибыло постоянно беспокоиться, как бы проход к нему не заградили обоз и отставшие. По мере того, как разгоралась битва, ужас этих несчастных еще больше увеличивал беспорядок в их рядах. Сначала нагнал на них ужас первый шум серьёзной схватки, а затем

Стр. 318

батареи левого крыла русских, ядра которых падали в их беспорядочную толпу.

Все уже бросались друг на друга, и эта огромная толпа, собравшаяся на берегу, перемешавшаяся с лошадьми и повозками, представляла невероятное нагромождение. Около полудня в середину этого хаоса упали первые неприятельские ядра: они были сигналом к общему отчаянию!

В это время, как при всех необычайных обстоятельствах, сердца открываются нараспашку, и мы были свидетелями бесчестных деяний, как и благородных поступков! Смотря по своему характеру, одни", решительные и взбешенные, прочищали себе эту ужасную дорогу с саблей в руке. Многие прокладывали для своих повозок еще более мрачный путь; они безжалостно гнали их сквозь эту толпу несчастных, которых они давили. В своей отвратительной жадности они жертвовали своими товарищами по несчастью, чтобы только спасти свой обоз. Другие, охваченные ужасом, плакали, умоляли и падали мертвыми, так как страх истощил их силы. Чаще всего это были больные или раненые, в отчаянии садившиеся на землю и устремлявшие глаза на снег, который вскоре должен был стать их могилой!

Многие их тех, которые первыми в этой массе отчаявшихся бросились на мост, не видя его, хотели пробраться по брусьям; но большинство из них было столкнуто в реку. Среди льдин видны были женщины с детьми на руках, которых они, утопая, протягивали вверх; уже захлестнутые водой, они продолжали еще окоченевшими руками держать детей надо льдом!

Среди этого ужасного беспорядка мост для артиллерии подался и провалился! Напрасно старалась отступить назад колонна, вступившая на этот узкий мост: волны шедших сзади людей, не зная об этом несчастии и не слыша криков передних, толкали их вперед и сбрасывали в бездну, в которую, в свою очередь, летели и сами.

Тогда все направились к другому мосту. Масса громадных ящиков, тяжелых повозок и артиллерийских орудий

Стр. 319

Таким образом, эти волны несчастных перекатывались друг через друга; слышались только крики боли и бешенства! В этой ужасной свалке опрокинутые и задыхавшиеся люди бились под ногами своих товарищей, за которых они хватались ногтями и зубами. А те безжалостно отталкивали их, как врагов.

Среди них жены и матери напрасно раздирающим голосом звали своих мужей и детей, которых в одно мгновение они безвозвратно потеряли; они протягивали к ним руки, они умоляли раздвинуться, чтобы можно было пробраться к ним; но отовсюду подхваченные толпою, раздавленные этой человеческой волной, они падали, и их даже не замечали. Среди этого ужасного шума бешеной метели, пушек, завывания бури, стонов, эта беспорядочная толпа не слышала плача поглощаемых ею жертв!

Наиболее счастливые перешли через мост, но по телам раненых, женщин, опрокинутых детей, которых они давили ногами. Прибыв, наконец, к узкому выходу, они считали себя спасенными; но каждую минуту какая-нибудь павшая лошадь, сломанная или сдвинутая доска останавливала всех.

По выходе с моста, на другом берегу, было болото, в котором завязло много лошадей и повозок, что снова затрудняло и замедляло движение. Тогда, в этой колонне отчаявшихся, столпившихся на единственной тропинке спасения, поднялась адская борьба, в которой наиболее слабые и находившиеся в худшем положении были сброшены в реку более сильными. Последние, не поворачивая головы, увлекаемые инстинктом самосохранения,