Рэндалл коллинз
жүктеу/скачать 1.31 Mb. Pdf көрінісі
|
| Absentee landlord (отсутствующий земелевладелец) — экономический термин,
который означает землевладельца, владеющего и сдающего свою земельную собственность за прибыль, но не живущего на этой территории. 123 1. ствовало никаких мягких прокладок, которые бы защищали их от экономических спадов, грозивших немедленно разрушить их бизнес. У ремесленников к тому же не было врагов, с которыми они могли бы бороться — врагов в виде владельцев фабрик или начальников. Ре- месленники не могли бороться за организационные реформы, так как они не работали в организации, принадлежавшей кому-то дру- гому. Поэтому им приходилось протестовать против всей системы. Именно эти рабочие составляли костяк тех социальных движений, которые наблюдали Маркс и Энгельс в начале 1800-х годов, в десяти- летия своей молодости, и именно эта группа работников убедила их в том, что грядет еще более крупное и радикальное социалистиче- ское движение. Все это, конечно, не означает, что радикальное социалистиче- ское движение не возникнет вновь некоторое время спустя. Но тип анализа, предложенный Калхуном, созвучен общему подъему совре- менной нетривиальной теории конфликта. Организации способны к сдерживанию и локализации классового конфликта, как и к созда- нию и оформлению своих собственных новых конфликтов. Для то- го, чтобы произошла полноценная революционная трансформация всей системы, необходимо взглянуть за пределы локализированных конфликтов, на те структурные силы, которые фиксируют конфлик- ты на уровне всей системы собственности в целом. И такой подход вновь приводит нас к той господствующей суперорганизации, кото- рая удерживает собственность насильственными средствами, — го- сударству. * ( * В последние 30 лет, вплоть до сегодняшнего дня, мы становимся сви- детелями появления наиболее изощренных и амбициозных проектов в области исторической социологии. Я уже упоминал некоторые из их главных достижений: изучение классового конфликта и подъема современного государства Баррингтоном Муром Младшим, Крэйгом Калхуном, изучение революционных социальных движений Чарль- зом Тилли, из которого выросла теория мобилизации ресурсов, а также сравнительная модель неравенства в мировой истории Гер- харда Ленски. К этому можно добавить недавние теории Тилли, ко- торый пытался продемонстрировать, что различие форм современ- ного государства было связано с разными подходами этих государств к достижению контроля над экономическими ресурсами в построе- нии своей военной организации. Другим триумфом исторической 124 социологии стал анализ Робертом Утноу трехсторонних конфлик- тов между государством, государственными элитами и культурными предпринимателями, которые привели к грандиозным идеологиче- ским движениям, таким как протестантская Реформация, Просве- щение и социализм. Реалистическая интерпретация истории всегда неизбежно приводила к парадигме социологии конфликта. Во всех этих работах темы Маркса и Вебера сливались. Некоторые компара- тивистские исторические работы были гораздо ближе к марксизму. Это относится, например, к работе британского социолога Перри Андерсона «Пути от античности к феодализму» (1974), который усма- тривал уникальность Запада не только в капитализме, но также в его основании на развалинах Древней Римской империи. Наиболее ам- бициозным из этих проектов была работа Иммануила Валлерстай- на «Современная мировая система», три тома которой вышли меж- ду 1974 и 1989 годами. Работа Валлерстайна ближе всего примыкает к классической марксистской интерпретации, так как он рассматри- вает экономические процессы и противоречия как движущую силу истории. Но он расходится с классической марксистской моделью в том, что экономика у него дислоцируется не в каком-то конкретном государстве, но организована как мировая экономическая система, с ее долгосрочными циклами экспансий и сокращений. Эти длинные волны глобальных экономических бумов и депрес- сий, каждая из которых занимает около 100 лет, связаны с империа- листической политикой в отношении периферии в период подъемов и с войнами с центральными державами в период спадов, и приво- дящих к гегемонии нового государства. Проект Валлерстейна еще не завершен. Но уже сейчас он представляется наиболее многообещаю- щим и всеобъемлющим взглядом на те механизмы, которые движут человеческим обществом со времен сравнительного изучения миро- вых религий Вебером. При этом проект Вебера был только фрагмен- том целого, который он не успел завершить. Несмотря на то что Валлерстейн является самым «ортодоксаль- ным марксистом» из всех современных компаративно-исторических социологов, я бы все же сказал, что в его логике мировых систем есть явный веберовский уклон. Военная гегемония государств центра яв- ляется ключевым фактором их экономической доминации над миро- вой системой, но остается открытым вопрос о том, какое именно из государств центра побеждает в каждый из периодов противостояния. Я бы предположил, что это определяется другим процессом геопо- литических отношений между самими государствами. Здесь играет роль такой фактор, как географическое положение государств, про- 125 1. тивостоящих друг другу: государства, находящиеся на внешнем коль- це населенной территории, имеют военное преимущество перед го- сударствами в середине, так как в длительной перспективе последние обычно сжевываются в процессе многосторонней войны. Идут про- цессы накопления преимуществ и недостатков, так как государства- победители наращивают победоносный импульс и увеличивают свой размер и ресурсы, в то время как их соперники продолжают борь- бу из ослабленных позиций. Но существует также и внешний пре- дел способности государства завоевывать новые территории. Сраба- тывает принцип «военного перенапряжения» (military overextension), который становится главной причиной фискального кризиса госу- дарства, который мы уже обсуждали выше. Когда происходит такой перенапряжение, государства могут потерпеть фиаско гораздо бы- стрее, чем им удалось изначально вырасти, и в таком случае они рас- падаются, на счастье своих соседей. Я бы сказал, что принципы геополитики являются более общими даже по отношению к принципам капитализма. Геополитика опре- деляла военные циклы древних и средневековых империй — те же самые принципы действуют и сегодня, хотя капиталистическая ми- ровая экономика и оказалась наложенной на них. Геополитическая позиция государства оказывает решающее влияние на его внутрен- нюю политику, включая и опыт революции. Теда Скокпол в своей ставшей знаменитой книге «Государства и социальные революции» (1979) показала на примере сравнительного анализа французской, русской и китайской революций, что для революции необходима не только мобилизация социальных классов, выступающих с радикаль- ными экономическими требованиями. Революция всегда начинает- ся с кризиса государства, разрушения, вызванного войной или фи- скальным кризисом, который парализует правящие классы в борьбе с администраторами государственного сектора и господствующими классами собственников за пределами этого сектора. Эта теория до- статочно убедительна. Можно только добавить, что новые пробле- мы государства, с которых начинается этот процесс, отнюдь не слу- чайны. Они вытекают из положения государства в более широкой геополитической ситуации. Франция до 1789 года, Россия до 1917 го- да, Китай до 1949 года находились в особой ситуации наличия зна- чительных геополитических преимуществ в одних отношениях и се- рьезных геополитических слабостей — в других. Все они были го- сударствами с кумулятивными преимуществами в плане ресурсов, но в то же время чрезвычайно расширенными и сталкивающимися с соседними государствами в слишком многих направлениях. С этой 126 точки зрения, революционное восстание является конвульсией вну- три государственной системы, в которой классы, направлявшие ка- тастрофическую геополитическую политику, должны поплатиться за нее. Как справедливо показала Скокпол, с устранением неэффек- тивных моментов постреволюционные государства вновь устанав- ливают военную и милитаристскую национальную идентичность и вновь становятся агрессивными державами на мировой геополи- тической сцене. Джек Голдстоун расширил теорию революции в результате распа- да государства, предложенную Скокпол. Сравнивая различные исто- рические прецеденты распадов государств в Европе, а также рассма- тривая опыт Оттоманской империи и Минской династии в Китае, Голдстоун смог показать с впечатляющей точностью, какие усло- вия приводят государства к революции и при каких условиях рево- люции не происходят. Голдстоун расширяет модель Скокпол, пока- зывая, что фискальный кризис государства и внутренние конфлик- ты между элитами, которые разваливают государство, вызываются в том числе и системами налогообложения, экономическим разви- тием и ростом населения. Голдстоун показывает, что бум населения в начале нового времени оказал негативное влияние почти на все аспекты фискального благосостояния государства и, таким образом, подготовил крах государств и революции. Означает ли это, что ре- волюции не могут происходить в государствах, которые в состоянии контролировать размер своего населения? Вовсе не обязательно. Модель Скокпол—Голдстоун, взятая в целокупности, показывает, что главным фактором, определяющим способность государства к удер- жанию контроля, является его фискальное здоровье, которое может быть разлажено различными причинами: ростом населения, неадек- ватной системой налогообложения, геополитической напряженно- стью или комбинацией этих факторов, если напряжение достигает высокого уровня. Эпоха революций, вероятно, еще не закончилась. Даже такие гиганты, как СССР, оказались уязвимыми в плане сво- их ресурсов, а фискальные вопросы государств в других частях со- временного мира (включая и Соединенные Штаты) показывают, что и они не застрахованы от проблем в длительной перспективе. Сегодня традиция социологии конфликта остается действенной и продолжает развиваться во многих направлениях. При этом она остается неоднородной. Постоянно вспыхивают споры между марк- систами и веберианцами и между различными точками зрения вну- три этих лагерей. Это происходит отчасти потому, что традиция кон- фликта остается наиболее политически активной из всех разделов 127 1. социологии. Мы выбираем свои идейные позиции на основании то- го, что они нам могут дать в плане политических программ, которые мы развиваем. Но помимо этих неизбежных вопросов, касающих- ся проблем политики, она содержит в себе также систему принци- пов о том, как функционирует мир. Социология конфликта с необ- ходимостью конфликтна, как и все прочее. Отсюда ее значимость для традиции социологического реализма, которая стала достаточ- но изощренной. Если мы хотим подняться над нашими собственны- ми социальными конфликтами и пытаемся представить себе науку о функционировании общества, то социология конфликта должна стать центральным элементом такой концепции. | : \\ , ' Термин «теория конфликта» иногда используют и в применении к совершенно другой традиции анализа, которая была иницииро- вана одним из современников Вебера, Георгом Зиммелем. В 1950– 1960-х годах она была возрождена и формально изложена немецко- американским ученым Льюисом Козером. Тем не менее ее общий тон и аналитический аппарат движутся в направлении, отличном от идейного наследия Вебера и Маркса. Козер пытался показать, что конфликт может быть включен в функционалистскую теоретиче- скую перспективу как средство поддержания социального порядка. Если мы взглянем на изначальные аргументы Зиммеля, то окажется, что консервативные темы у него еще более ярко выражены. Главная социологическая работа Зиммеля «Социология» (1908) демонстрирует программатическую структуру, которая могла бы быть весьма плодотворной. Зиммель настаивает на структурной пер- спективе изучения социальных форм, которые надлежит анализиро- вать вне их специфически эмпирического содержания и чисто пси- хологических мотивировок. И если интерес к формам идет от кан- товской философской традиции, Зиммель остается немцем и в своем интересе к стартификации и конфликту. Иерархия («суперордина- ция и субординация») — фундаментальная тема Зиммеля. Он разби- рает ее в начале своей книги, после чего переходит к проблеме кон- фликта, который часто сопутствует иерархии. Он отнюдь не утопи- ческий идеалист. Тем не менее очевидно, что интерес Зиммеля к этим теоретиче- ским аспектам общества достаточно негативен и полемичен. Самая первая глава [в книге под редакцией Курта Волффа «Эссе по соци- 128 ологии, философии и эстетике» (1965) название этой главы переве- дено как «Проблема социологии»] начинается с критики существу- ющих подходов к социологии, которую Зиммель рассматривал как побочный продукт подъема социалистического движения в XIX ве- ке. Именно это движение (вероятно, Зиммель имеет в виду Конта и Маркса) возвышает класс над индивидом и тем самым поднимает его на новый уровень анализа. Сам Зиммель переходит на этот уро- вень анализа. Он делает это, провозглашая, что социология должна дистанцироваться от обыденного содержания социальных проблем и заниматься формальным анализом структурных форм, которые ле- жат в основе общества. Он оправдывает такой подход (в разделе под названием «Как возможно общество?») отсылкой к неокантовской категории формы. Подход Зиммеля к социологии достаточно двусмыслен. Он прихо- дит к пониманию социологии как структурной науки, но это оказы- вается лишь прикрытием его полемических целей: критики социа- листического мировоззрения и защиты индивидуализма. Например, наиболее содержательная глава его книги начинается с параграфа «О важности чисел для социальной жизни». Многообещающее нача- ло. Но там, где мы ожидаем абстрактного анализа, он заявляет в са- мом начале параграфа «Социализм», что социализм невозможен как современный политический идеал, так как равенство возможно только в небольших группах. Это не годится даже в качестве теоре- тического заявления — из практики известно, что небольшие группы могут быть авторитарны и иерархичны (возьмем, к примеру, патри- архальную семью), а большие сообщества могут в различной степени приближаться к идеалам социального равенства. Даже если забыть об абсолютном равенстве, экономические различия между сегодняш- ними социалистическими и капиталистическими обществами весь- ма существенны. К сожалению, этот пример слишком показателен в смысле того, как Зиммель использует свой формальный подход. Снова и снова он делает заявления якобы универсального и теоретического характера, которые представляют собой не более чем его собственные предрас- судки. Большие группы авторитарны и лишены разумности — вряд ли это особенно оригинальная идея, но идея достаточно типичная для консерваторов его времени. (Впрочем, и гораздо более давних дней — это то, за что Аристотель критиковал демократию.) В своем обсуждении бедных Зиммель добавляет раздел «Негативный харак- тер коллективного поведения». Он говорит о «социологической ошибке социализма и анархизма», которая состоит в том, что они 129 1. ищут свободу там, где можно найти только господство, так как боль- шие группы всегда должны быть иерархическими. (Должны ли они становиться все более иерархичными по мере того, как увеличива- ется их численность? Зиммель предполагает, что это так, но он ни- где этого не доказывает и даже не думает, что здесь возможны ва- риации.) Насилие он обсуждает не совсем в реалистическом клю- че. Насилие не является основой господства, но господство иногда дополняют насилием. Зиммель обсуждает применение силы только в контексте философской доктрины о том, что людей нужно принуж- дать для блага общественного порядка. Зиммель не совсем с этим со- гласен (в конце концов, он либерал XIX века), но он все-таки верит, что большинство людей нуждается в принуждении (Зиммель — эли- тистский либерал, а не Джон Стюарт Милль). И в том же духе он продолжает. Снова и снова заголовки Зимме- ля обнадеживают, а содержание разочаровывает. Причина в том, что Зиммель занят только своей полемикой, от начала до конца. В этом отношении поучительно сравнить его с Вебером, который разделял многие его взгляды. Вебер очень серьезно относился к идее ценност- ной нейтральности. В сравнении с ним Зиммель мелок. То же самое относится и к эмпирической стороне дела. Зиммель делает кое-какие эмпирические отсылки, заполняя страницы примерами различных социальных групп. Но это в основном обыденные наблюдения, не- плохие истории для рассказа за ужином, которые никому не придет в голову проверить (например, Зиммель иллюстрирует роль цифр в социальной жизни анекдотом о группе друзей, которые раскололи тарелку на множество частей, и каждый сохранил часть как символ их единства). Есть также и исторические примеры: обычаи и поли- тические конституции древних греков и римлян, городские собра- ния в Новой Англии, структура и практики средневекового папства (последнее — один из любимых источников примеров для Зиммеля). Но они остаются только примерами. В отличие от Вебера Зиммель никогда не занимается сравнением случаев и не делает даже робких попыток посмотреть, на его ли стороне реальные данные и приме- ры. Вместо этого он пытается найти красочные иллюстрации для своих категорий. Зиммель крайне неохотно подбирается к выводу о том, что буржу- азное общество служит предпосылкой индивидуализма. Он формули- рует это иначе: не слишком полемичным и недостаточно «формаль- ным» образом, но эта идея тем не менее просачивается в его работу. Большой опасностью является массовое общество, которое пропо- ведуют социалисты — оно разрушает индивидуализм. (Это звучит как 130 у Ницше, мода на которого в 1890-е — начале 1900-х годов совпала с деятельностью Зиммеля.) Индивидуализм становится возможным в крупном обществе с высокой внутренней дифференциацией. Ин- дивидуализм расцветает там, где индивиды являются членами раз- личных групп одновременно («пересечение социальных кругов»). То, что это является частью специфически буржуазного капита- листического порядка, становится ясно из другой его важной кни- ги «Философия денег» (1900). Кстати, эта работа является подлинно философской в том же смысле, что и ранние работы Маркса по эко- номике были одновременно и философией. Зиммель читается как прямое опровержение Маркса (как и других экономистов). Эконо- мическая ценность — это объективация, которая производится от- делением индивида от объекта. Если для Маркса это определение отчуждения, то для Зиммеля позитивный результат, аналогичный эстетическим ценностям, которые производятся теми же самыми процессами объективации. Зиммель далее утверждает, что объекти- вация и трансценденция субъективности связаны с процессом обме- на. В противоположность Марксу менная стоимость является цен- тральной, а потребительная стоимость вообще не является эконо- мической ценностью. Деньги — это символ объективности, который возникает в отношениях между субъективными элементами. Как та- ковые, замечает Зиммель, деньги аналогичны категории истины. Да- лее он критикует Марксову трудовую теорию стоимости. Марксова теория не только игнорирует умственный труд в пользу физическо- го — физический труд у него получает свою ценность от физических усилий, которые в него вложены! Таким образом, зиммелевская оценка денег очень положительна. Деньги ведут к анонимности и эмоциональной нейтральности в от- ношениях и таким образом разрушают вездесущую систему группово- го контроля традиционных обществ. Деньги — основа индивидуаль- ной свободы. Это не означает, что Зиммель не видит ничего негатив- ного в современном капиталистическом обществе. Так он выражает свои мнения (большая часть из них превратилась в клише у совре- менных интеллектуалов) о том, что современная жизнь стала слиш- ком ориентирована на расчет, что в ней отсутствует эмоциональ- ность, что она характеризуется жадностью, расточительством, ме- лочностью, цинизмом и скукой. Деньги порождают «декадентский тип личности». Зиммель прямо пишет, что это две стороны одной медали: цена современного индивидуализма и свободы — это поте- ря личностью своей укорененности. Но в целом Зиммель готов за- платить эту цену. Он говорит о том, что личная культура отстает от 131 1. материальной культуры. Насколько можно судить из его социологи- ческих работ, под личной культурой он подразумевает экзальтиро- ванные разговоры и эстетические суждения в салонном обществе ру- бежа веков, то есть среду высшей буржуазии, к которой он принадле- жал. Зиммеля знали как блестящего собеседника, и лучшие аспекты его социологии дошли до нас в форме выполненных в гофманов- ском стиле портретов «игривого» мира разговоров, мира секретов («задняя сцена» Гофмана), интимности и сексуальных отношений. Здесь индивидуализм чувствовал себя в своей стихии, особенно ес- ли учесть, что он был воплощен в космополитичного инсайдера/аут- сайдера, имевшего доступ во многие группы, но не связанного посто- янно ни с одной из них. Эту ситуацию можно лучше понять в контексте той карьеры, ко- торую избрал Зиммель. Частный лектор (Privatdozent) по философии, он создал себе репутацию публикацией огромного количества попу- лярных статей в газетах и журналах, а также книг и брошюр. Он мно- го писал об искусстве, культуре, женщинах, кокетстве и других са- лонных предметах своего времени. «Социология» (1908) была его одиннадцатой книгой, зажавшейся между «Шопенгауэром и Ницше» (1907) и «Основными проблемами философии» (1910). На самом де- ле Зиммель не очень серьезно относился к социологии, и это вид- но из его работ. Даже его буржуазное происхождение не дало ему се- рьезного направления. Он унаследовал от происхождения свои по- литические предрассудки, но не понимание экономической стороны жизни. И это можно лучше понять, учитывая, что его семейные свя- зи происходили в основном из сферы торговли предметами роско- ши. Его отец владел известной шоколадной фабрикой. Он умер, ког- да Зиммель был еще мальчиком, и его попечителем стал директор из- дательства по публикации музыкальных сочинений. Георг Зиммель унаследовал значительное состояние и никогда не нуждался в том, чтобы работать, кроме как для собственного удовольствия. В плане этих условий он немногим отличался от Вебера. Но семья Вебера за- нималась промышленностью, а не торговлей предметами роскоши, и Вебер с детства был вхож во внутренние круги, связанные с поли- тикой рейхстага. Оба чрезвычайно интересовались сферой тайного и секретного, но в случае Вебера это были секреты задней сцены по- литических маневров, а в случае Зиммеля — сплетни о любовных по- хождениях на элегантных праздниках в салонах. Поэтому, когда Зиммель пишет о конфликте, необходимо отбро- сить идеи марксистских теоретиков конфликта (а также, вероят- но, и военных теоретиков Realpolitik). C точки зрения Зиммеля, кон- 132 фликт не ведет к социальному изменению, а является только од- ним из их структурных отношений, эндемичным любой социальной форме. Зиммель понимает, что конфликт должен как-то относиться к сфере доминации, но он никак не изменяет саму систему домина- ции. Это только одна из драм социальной жизни, на которую нужно взглянуть, — не более чем очередное салонное развлечение. Реально Зиммель присоединился к традиции теории конфликта только в 1950-е годы, когда Льюис Козер переформулировал его идеи, а Курт Вольфф и Рейнхардт Бендикс (политический социолог в вебе- ровской традиции) перевели его ключевые тексты о конфликте. Ко- зер пытался адаптировать модель конфликта к функционалистской теории социального порядка, которая в то время доминировала в Соединенных Штатах, хотя сам Козер скорее симпатизировал ле- вым движениям социального изменения. Козер очистил Зиммеля от антисоциалистической полемики и устранил из его теории те прин- ципы, которые имели слишком широкое применение для анализа любых типов конфликта. Конфликт обостряет ощущение групповых границ. Конфликт становится особенно острым, когда он происхо- дит между индивидами и группами, которые уже тесно связаны, и та- ким образом становится угрозой существования группы. Внешний конфликт сплачивает группу. Поэтому группы часто ищут внешних врагов для поддержания внутреннего порядка. По иронии судьбы ан- тагонисты оказываются тесно связанными и взаимозависимыми, по- добно тому, как милитаристы в период гонки вооружений обязаны своим влиянием друг другу. Таким же образом, воинствующие идео- логи из противоположных социальных движений подспудно связа- ны друг с другом теснее, чем со своими сподвижниками. Конфликты имеют тенденцию распространяться в результате процесса, где каж- дая сторона пытается привлечь на свою сторону нейтральные груп- пы для формирования коалиции. Формулировка этих принципов Козером положила начало совре- менной школе исследования самих процессов конфликта. Работа Ко- зера увидела свет примерно в то же время, что и теория классово- го конфликта Дарендорфа (которая пересекается с некоторыми из его принципов). Комбинация этих двух теоретических направлений привлекла внимание социологов к той видной традиции, которая может быть названа теорией конфликта. 133 2. /' 2. РАЦИОНАЛЬНАЯ/УТИЛИТАРНАЯ ТРАДИЦИЯ жүктеу/скачать 1.31 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|