долларам за акцию. Такой была наша цифра. Мы ее заработали. Мы
заслуживали того, чтобы оказаться на верхней границе ценового
диапазона. На той же неделе компания под названием «Эппл» тоже
становилась публичной и продавала свои акции по двадцать два доллара за
штуку, и мы стоили столько же, сколько они, сказал я Хэйесу. Если шайка
парней с Уолл-стрит не посмотрит на все это моими глазами,
я готов
отказаться от сделки.
Я уставился на Хэйеса. Я знал, о чем он думал. Ну, вот опять за
прежнее.
«
Заплатим «Ниссо» в первую очередь».
На следующее утро мы с Хэйесом поехали в центр города в нашу
юридическую фирму. Сотрудник ввел нас в кабинет старшего партнера.
Помощник юриста набрал номер банка Куна и Лёба в Нью-Йорке, затем
нажал на кнопку динамика в середине большого стола из орехового дерева.
Мы с Хэйесом уставились на динамик. Бестелесные голоса заполнили
комнату. Один из голосов стал громче и четче: «Господа… доброе утро».
«Доброе утро», — ответили мы.
Обладатель громкого голоса взял на себя инициативу.
Он долго и
тщательно разъяснял мнение инвестиционного банка Куна и Лёба о том,
какой должна быть цена акций, и его разъяснение было «бармаглотным»
(см. стихотворение в сказке «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла. —
Прим. пер.). «Поэтому, — сказал некто с громким голосом, — поэтому мы
никак не можем дать больше, чем двадцать один доллар».
«Нет, — сказал я. — Наша цена — двадцать два».
Мы услышали, как зашептались другие голоса. Они произнесли цифру
«двадцать один с половиной». «Боюсь, — произнес громкий голос, — это
наше окончательное предложение».
«Господа, наша цена — двадцать два доллара».
Хэйес уставился на меня. Я уставился на динамик.
Наступила тишина, прерываемая потрескиванием.
Мы слышали
тяжелое дыхание, что-то хлопало, царапало. Шуршали бумаги. Я прикрыл
глаза и настроил себя так, чтобы весь этот белый шум, обусловленный
микрофонным эффектом, прокатился волной через меня. Я как бы пережил
все
переговоры, которые приходилось мне вести за всю свою жизнь вплоть
до этого момента.
Достарыңызбен бөлісу: