сенсацию в философии и антропологии, попутно высказав глубокие и
поныне влиятельные философские идеи.
Коротко говоря, в «Отрицании смерти» есть две основные мысли.
Люди
уникальны в том смысле, что они единственные животные,
способные мыслить о себе абстрактно. Собаки не терзаются беспокойством
о своей карьере. Кошки не думают о прошлых ошибках и не задаются
вопросом о том, что случилось бы, поведи они себя иначе. Обезьяны не
спорят из-за будущих возможностей, а рыбы не комплексуют, что имели
бы больший успех у других рыб, если бы они имели более длинные
плавники.
Мы, люди, наделены способностью воображать себя в гипотетических
ситуациях, размышлять о прошлом и будущем, представлять другие
реальности
и ситуации, где все иначе. И благодаря этой уникальной
умственной способности, полагает Беккер, все мы в какой-то момент
осознаем неизбежность нашей смерти. А поскольку мы можем представить
альтернативные варианты реальности, мы единственные животные,
способные вообразить реальность, где нас нет.
Отсюда возникает, по словам Беккера, «страх перед смертью»: глубокая
экзистенциальная тревога, которая лежит в основе
всех наших мыслей и
поступков.
Второй тезис Беккера начинается с предпосылки, что у всех нас есть
два «Я». Одно «Я» — это физическое «я», которое ест, спит, храпит и
какает. Второе «Я» — это концептуальное «Я»: наша идентичность; то, как
мы видим себя.
Беккер рассуждает так. Всем нам известно, что физическое «Я»
однажды умрет, что смерть неизбежна. И эта неизбежность — на каком-то
бессознательном уровне — очень пугает нас. Чтобы компенсировать страх
перед
неизбежной
потерей
физического
«Я»,
мы
пытаемся
сконструировать концептуальное «Я», которое будет жить вечно. Вот
почему люди оставляют свои имена на зданиях, статуях и корешках книг.
Вот почему мы испытываем необходимость снова и снова отдавать себя
другим, особенно детям: мы надеемся, что наше влияние — наше
концептуальное «Я» — просуществует дольше нашего физического «Я».
Нас будут помнить, чтить и боготворить много после того,
как наше
физическое «Я» перестанет существовать.
Беккер называл такие попытки «проектами бессмертия»: проектами,
которые позволяют нашему концептуальному «Я» пережить физическую
смерть. По его мнению, вся человеческая цивилизация выросла из проектов
бессмертия: города и правительства, структуры и авторитеты, которые
существуют в наши дни, были проектами бессмертия наших предков. Это
остатки концептуальных «Я», которые не захотели умирать. Такие фигуры,
как Иисус и Мухаммед, Наполеон и Шекспир, столь же влиятельны в наши
дни, сколь и при своей жизни, а то и больше. И в этом весь смысл.
Способы могут быть разными: через шедевры
искусства или завоевание
новых земель, великое богатство или просто большую и любящую семью с
изобилием внуков и правнуков. Но
всякий жизненный смысл формируется
подспудным желанием не умирать.
Религия, политика, спорт, искусство и технологические новации —
следствие проектов бессмертия. С точки зрения Беккера, войны,
революции и массовые убийства происходят, когда сталкиваются проекты
бессмертия разных групп. Века угнетения и убийства миллионов
оправдывались как защита одного проекта бессмертия от другого.
Но когда наши проекты бессмертия заканчиваются неудачей, когда
теряется смысл, когда шансы на переживание нашим концептуальным «Я»
нашего физического «Я» выглядят сомнительными и маловероятными,
страх перед смертью — эта ужасная, гнетущая тревога — снова вползает в
наш ум. К этому
могут привести травма, стыд и социальная насмешка. А
также, отмечает Беккер, психическая болезнь.
Если вы еще не поняли, наши проекты бессмертия — это наши
ценности. Это барометры смысла и качества нашей жизни. А когда наши
ценности рушатся, с ними рушимся и мы (в психологическом плане). По
сути, Беккер хочет сказать следующее: страх толкает нас уделить чему-то
особое внимание, ибо только так мы можем отвлечься от реальности и
неизбежности собственной смерти. При отказе от этих тревог человек
обретает квазидуховное состояние, смиряясь с бренностью своего
существования. В таком состоянии он менее склонен к формам
эгоцентризма.
Впоследствии, уже на смертном одре, Беккер
пришел к удивительному
выводу: человеческие проекты бессмертия были проблемой, а не
решением. И надо не навязывать (подчас смертельным насилием) миру
свое концептуальное «Я», а усомниться в нем, сжиться с реальностью
собственной смерти. Беккер называл это «горьким противоядием» и
пытался применить его к себе перед лицом кончины. Смерть — это плохо,
но ведь и неизбежно. И надо не противиться этому осознанию, а открыться
ему по мере сил. Когда мы смиримся с фактом нашей смерти — базовым
страхом, глубинной тревогой, мотивирующей все легкомысленные
амбиции, — мы сможем выбирать наши ценности более свободно, не
ограничивая себя алогичным поиском бессмертия, и без опасных