и неудовольствия. Способность суждения «восполняет» «пробел
в системе наших способностей познания» (1789, p. 76)
73
. Она дела
ет возможным переход от рассудка к разуму, а значит, перебрасы
вает мост через пропасть, разделяющую природу и свободу. Отсю
да можно понять место, занимаемое анализом рефлектирующего
суждения в кантовской системе. Как показывает «Предисловие»,
он завершает критику, которая «испытывала почву под зданием»,
и открывает путь идее системы чистой философии,
метафизике
(природы и нравов). В этом здании, воздвигнуть которое намерева
ется Кант, для критики способности рефлектирующего суждения,
не приносящей знания, нет места. Это последние «строительные
леса»: прежде чем построить доктрину, нужно познать все незави
симые законы опыта. Вот как Кант объявляет Рейнгольду в пись
ме от 28 декабря 1787 г. об открытии им нового закона
a priori:
«…При дальнейшем переходе к другим задачам я нахожу [мою] систе
му не только верной, но также, когда я не знаю, как найти правильный ме
тод для исследования какогонибудь
определенного предмета, я осмели
ваюсь оглянуться назад, чтобы получить выводы, которых не ожидал,
только после общего обзора элементов познания и относящихся к ним
способностей души. Так, сейчас я занят “Критикой вкуса”, которая позво
ляет открыть новый вид принципов
a priori…» (1790, p. 7)
74
.
Трудно отделаться при этом от некоторого головокружения:
анализ природы как системы, а значит искусства в природе, позво
ляет Канту построить и укрепить
свою собственную систему, свою
«метафизику», следуя искусству систем, т. е. «архитектонике», ко
торая проявляется в физическом искусстве архитектуры!
В любом случае проблема, о разрешении которой триумфаль
но возвещал Кант в письме к Рейнгольду, проблема вкуса, иначе
говоря, эстетического рефлектирующего суждения, своеобразно
связана с размышлениями XVIII в. по поводу эстетики. А значит,
пришло
время разъяснить, в чем заключается это историческое
влияние. В самом деле, как определить место вкуса? Вначале
(к 1770 г.) Кант оказывается перед альтернативой: приходится
выбирать между эмпирическим и
a priori, чувством и рассудком,
психологическим и чисто рациональным. Однако ясно, что суж
дение вкуса,
как правило, отличается от простого и чистого удо
Жан Лакост. Философия искусства
226
вольствия. Оно стремится к известной всеобщности, ему необхо
димо, чтобы его разделяли. Но, с другой стороны, вкус воспи
тывается, только долгий опыт шлифует его правила, и, следо
вательно, его нельзя смешивать с суждением рассудка, представ
ляющим собой знание. Вот как выглядит проблема, вставшая
перед Кантом, когда он размышлял о «критике вкуса», и раз
решенная им в «Критике способности суждения»:
необходимо
найти для вкуса такие правила, которые не были бы эмпириче
скими, но в то же время не были бы и законоустанавливающими
(см.: «Logique», p. 13). Ибо критика вкуса достойного человека
не должна быть доктриной, с канонами и предписаниями, она
не сможет быть наукой
a priori. И здесь Кант — несомненный
наследник идей XVIII в. в той мере, в
какой он отказывается
от классической эстетики, которую резюмирует уже само назва
ние [упомянутого] труда Баттё: «Изящные искусства, сведенные
к одному началу» (1746). Если в этом синтетическом представле
нии и можно увидеть картезианский идеал
mathesis universalis
75
,
сам его принцип (подражание красоте природы, см.:
Diderot,
p. 406)
76
плохо скрывает следующее противоречие: «Прославляя
природу… протаскивают в свою картину “красоты природы” все
черты общественного договора» (
Cassirer, p. 291). Вот почему раз
мышления XVIII в. о красоте приобретают, скорее, форму описа
ния
эстетического сознания, впечатления, производимого тем
или иным произведением. Нет недостатка в антропологических
объяснениях («При деспотизме красота — это красота рабов», —
замечает Дидро в «Опыте живописи»
77
— «Essais sur la peinture»,
p. 700), правда, без крайностей чистого релятивизма, которому
Хатчесон призывает противопоставлять «здравый смысл».
Ясно, что Кант предпочитает антропологическое и психологи
ческое понимание (к которому он возвращается в «Наблюдениях
над чувством прекрасного и возвышенного») любой попытке
«подчинить критическое суждение о прекрасном рациональным
началам и тем самым возвысить его правила до звания науки».
По этой причине в важном примечании к «Трансцендентальной
эстетике» «Критики чистого разума» (р. 54)
78
он
отказывается следовать
Баумгартену и называть эстетикой то, что другие называют «критикой
вкуса». Блестящий аналитик [Баумгартен] попытался было (правда,
227
Достарыңызбен бөлісу: