«Они – никакие»:
воплощение, оборотничество, одержимость
Вероятно, архаичной особенностью сибирских мифологий,
прослеживаемой и на алтайском материале, является нечеткое
разграничение таких процессов как: а) явление/воплощение
духа в одном из n-го множества характерных для него обличий;
b) собственно оборотничество; c) смена облика через вселение
демонического персонажа в человека (одержимость). В описании
всех этих процессов используется уже известное нам понятие ку-
булып, выражающее способность персонажа превращаться,
Дспособность показывать себя людям в разных обликах», пони-
115
маемая одним из информантов Дкак своего рода энергия, само
существование которой главнее, чем разные формы, которые она
принимает» [Халемба 2006: 524]. ДОбразы, которые принимают
духи, различны. Они никакие, <»> духи могут принимать любой
вид, чаще человека», – говорит алтайская шаманка [Тюхтенева
2006: 434].
Изменчивость самих обликов зависит от характера коммуни-
кации между человеком и мифологическим персонажем. Комму-
никативному аспекту воплощения и оборотничества ТайгааҤ
ээзи – дхозяина горы’ ( алт.) посвящена другая наша статья [Доро-
нин 2013]. Так, к совершающему обряд алтайцу дух-хозяин горы
приходит в образе мудрого Белого старца, всадника или людей в
старинных национальных одеждах, а охотнику-браконьеру яв-
ляется устрашающая и карающая ипостась ээзи – например, па-
дающее дерево, от которого невозможно уклониться, или разъ-
яренный медведь.
Может медведь показаться, бывает. Вот случай был недавно в
Бийке, с Крускановым Семеном. Он живицу добывал, работал.
Ну, кажется ему: медведь вот идет на него! Он полез на дерево.
Сидел, сидел на дереве. Вот кажется ему, что медведь за ним
гонится! Видит он, а на самом деле медведя не было! Оказыва-
ется, это ему казалось просто. А потом опомнился – никакой
медведя нету! А он потом болел-болел и всед – и умер! Это Тай-
гаҤ ээзи был, Хозяин тайги его ненавидел, значит, выгонял!
Хозяин тайги ему показался вот так, и утащил его! Семен мед-
ведей ходил убивал-убивал, а Таежный Хозяин его и убрал!
Медведей он много убивал, вот за это ему так и показался! Не
надо брать, по нашим поверьям, медведя. Много убивать,
много добывать нельзя! А сколько хочешь – взял, больше не
убивай, хватит! [Инф. 14]
Из Дживотных ипостасей» ээзи воплощается/оборачивается в
хищных, зубастых, когтистых, рогатых, больших зверей или зве-
рей с какими-то особенностями внешности/поведения, напри-
мер, обитающих в земле или связанных с водой, в альбиносов,
меланистов, с особенной отметиной. ТайгааҤ ээзи также вопло-
116
щается в птиц-вестников (кукушка, дятлы, в том числе желна,
ворон, рябчик), с этим связано много примет о прилетающих к
дому (к добру или не к добру) лесных птицах. Вестниками Тайга-
аҤ ээзи могут быть и змеи. Подобная изменчивость облика ха-
рактерна также для духов-хозяев источников ( аржанынг ээзи) и
водоемов ( суунынг ээзи). Ээзи аржана может принимать вид
цветка, бабочки, змеи, маленькой девочки, девушки, Двид любого
животного, растения» [Дьяконова 2001: 173].
ДПринципиальная неустойчивость, континуальность, теку-
честь», Дисходное непостоянство» или Дотсутствие изначально-
го облика» духов-хозяев, соотносящееся Дс особой легкостью их
внешних метаморфоз», неоднократно рассматривались на цен-
тральноазиатском материале в работах С.Ю. Неклюдова [Не-
клюдов 1994: 262–268; 1998: 135; 2010: 101–120]; см. также его
работу, публикуемую в настоящем сборнике.
Изменчивость, неопределенность облика – своего рода Дгене-
ральное свойство» духов и некоторых демонологических су-
ществ центральноазиатской и южносибирской мифологии. По
всей видимости, оборотничество логически выводится из
неопределенности и текучести облика. При этом, даже в рамках
одного текста, рассказчик может смешивать его с одержимостью
и воплощением, как, например, в следующем тексте:
Говорят, что алмыстаган – человек сам становится алмысом, и
он ни с кем не разговаривает, только вот с алмысом, а алмыс
невидим. Выводят из него алмыса, говорят. Не может произне-
сти слово Далмыс», он всед Дмыс, мыс» говорит. А когда вот Дал-
мыс» произнес – вышел вот от него алмыс. Она вот общается
только с алмысами, и, вот, для нормальных людей она как бы
сошла с ума, потому что она что-то там делает, общается с
кем-то, непонятно с кем, не видно. А на самом деле оказывает-
ся – с алмысом [Инф. 5].
В ходе интервью мы несколько раз переспрашивали инфор-
манта о том, становится ли действительно человек алмысом
(оборотничество), или же алмыс как дух вселяется в человека
(одержимость) с необходимостью последующего экзорцизма.
117
Как и в разговоре с другими информантами, в ответ мы получа-
ли неуверенные, невнятные пояснения, из которых выходило,
что и Дчеловек сам становится алмысом», и Дчеловек становится
как алмыс», и даже – Д алмыс начинает так жить среди людей, ле-
гализуется».
Любопытно, что и в переводе на русский язык алтайского гла-
гола алмыстаган не разделяются эти две стратегии – активно-
сти, когда оборачивается сам человек, и пассивности, когда дух
овладевает им: так, буквальное значение слова – дпошел в алмы-
сы’ ( алт.), но в пояснениях переводчика указывается, что Дчело-
век попадает во власть алмыса, становится зависимым от алмы-
са» [Яданова 2013: 250].
Большинство алтайских мифологических текстов, в которых
сообщается о смене облика, вероятно, следует отнести к Дтек-
стам о воплощении», которые отличаются от Дтекстов об оборот-
ничестве» регистром, оптикой описания: если в первом случае
сюжет практически целиком посвящен действию персонажа в
определенном облике, то во втором случае интрига сюжета
определяется именно сменой обликов. К таким текстам следует
отнести, прежде всего, былички и легенды о шаманах и об алмы-
сах. Эти тексты имеют общие черты как в моделях, так и в интер-
претациях оборотничества.
Достарыңызбен бөлісу: |