Практикум по русскому языку и культуре речи [Текст]: учеб практ пособие / А. В. Щетинина. Екатеринбург: Изд-во гоу впо «Рос гос проф пед ун-т»
жүктеу/скачать 1.74 Mb. Pdf көрінісі
|
| Задание 65.
Сформулируйте главную мысль текста. Можно ли назвать такой тип речи рассуждением? Обоснуйте свое мнение. Тот, кто видел однажды блокадный этот город, никогда не забудет его улиц, его воздуха, полного шелеста снарядов, странного сочетания войны, которая была не то чтобы рядом, на окраинах, а забиралась внутрь города, и быта – городского быта с очередями, толкучкой, заводской работой. Все знаменитые петербургские архитектурные ансамбли на месте, так же прекрасны и мосты, и набережные, и дворцы – с той только разни- цей, что, как точно определил один ленинградец, они теперь не возвышают душу, а отягощают ее своей призрачностью, «обнаружилась в них способ- 71 ность не только принять смертное запустение, но и стать его принадлеж- ностью вместе с знаменитой землей и коробками сгоревших домов». Блокада не уходит вместе с иными событиями в тихие заводи про- шлого, куда заглядывают лишь от случая к случаю. Особенность блока- ды – она как бы остается поодаль, но рядом, как нечто такое, что следует всегда иметь в виду. Время от времени с ней сопоставляешь и других и са- мого себя. Трупы были на улицах, в квартирах, они стали частью блокадного пейзажа. Массовость смерти, обыденность ее рождали чувство бренности человеческой жизни, разрушали смысл любой вещи, любого желания. Че- ловек открывался в своем несовершенстве, он был унижен физически, он нравственно оказывался уязвим. Сколько людей не выдерживали испыта- ний, теряли себя! Рослый этот, красивый человек, умеющий вдумчиво слушать и так же вдумчиво произносить только собственное, выношенное, просил не на- зывать его имени. Он говорил сильно и убежденно не только о себе, но и о других, потому что местоимение «мы». Он считал, что в первую оче- редь погибали физически слабые по здоровью, по возрасту, затем погибали честные, великодушные, не способные примениться к обстановке, где ожесточение и окаменелость души были необходимым условием выжива- ния: «После блокады мир рисовался мне затаившимся зверем. Я ведь встретил блокаду одиннадцатилетним. В таком возрасте трудно противо- стоять натиску чрезвычайных обстоятельств. Они навязывали свои крите- рии и ценности как единственно возможные. Я стал подозрителен, ожесто- чен, несправедлив к людям, как и они ко мне. Глядя на них, я думал: «Да, сейчас вы притворяетесь добрыми, честными, но чуть отними от вас хлеб, тепло, свет – в каких двуногих зверей вы все тогда обратитесь». Именно в первые послеблокадные годы я совершил несколько сквернейших по- ступков, до сих пор отягчающих мою совесть. Выздоровление затянулось почти на десятилетие. Лет до двадцати я чувствовал в себе что-то безна- дежно старческое, взирал на мир взглядом надломленного и искушенного человека. Лишь в студенческие годы молодость взяла свое и жажда полез- ной людям деятельности позволила стряхнуть с себя ипохондрию. Однако прежняя детская вера в безусловное всесилие и совершенство человека, раздавленная блокадой, уже никогда не возродилась». (А. Адамович, Д. Гранин «Блокадная книга») |