Рязанов писал в этой связи, что у кочевников «...не сложилось единой
государственной власти, казаки жили родовым строем.
Родовая организация,
как естественная форма кочевого общежития, вполне соответствовала
тогдашним формам хозяйственной жизни народа» (Рязанов, 1926. С. 187).
Однако с изменением общественно-политической
ситуации в стране в конце
20-х гг. точка зрения о бесклассовости номадных социумов была отвергнута в
связи со вставшей на повестку дня «необходимостью» доказательства тезиса об
обострении классовой борьбы в казахском кочевом ауле и революционном
характере преобразований в 20— 30-е гг. Социальный
заказ провозгласил
доминанту классового подхода, а «бесклассовая» оценка кочевого общества
была объявлена происками
буржуазных националистов, создававших миф о
патриархальном равенстве и патерналистских тенденциях в развитии
кочевников (см.: Дахшлейгер, 1965; Он же, 1969 и др.). Курс на «классовость»
стал ведущим в советской историографии вплоть до наших дней. Иначе говоря,
концепция «бесклассовости» общественного
строя кочевых народов,
воспринимавшаяся большинством исследователей XIX — начала XX вв. как
сама собой разумеющаяся закономерность социального развития номадов,
поддержанная практически всеми теоретиками общественной жизни, например,
Н. И. Зибером, К- Каутским, П. Кушнером, К. М. Тахтаревым и многими др., в
принципе не успела оформиться в целостную научную концепцию со всеми
сопутствующими атрибутами.
В последующее время тезис о бесклассовом характере
развития номадного
общества постулировался либо на материалах кочевников Ближнего и Среднего
Востока (Алитовский, 1966; Васильев А. М.. 1967; Он же, 1982 и др.), либо в
отношении номадов древности (Черников, 1978; Плетнева, 1982 и др.) и т. д. Но
в целом данная точка зрения не получила сколько-нибудь значительных
аргументов в виду присущей всем номадам
резкой имущественной
дифференциации, легко прослеживаемой как по письменным источникам и
этнографическим данным, так и по археологическим исследованиям на
материалах практически всех народов во все исторические эпохи.
Вследствие
этого, видимо, закономерно появление концепции «раннеклассовых
отношений», возникшей в 60-е гг. на базе гипотезы «бесклассового» характера
общественных отношений в кочевой среде.
Западная
историография номадизма,
характеризующаяся
отсутствием
формационного
понимания
социально-экономических
процессов,
первоначально не проявляла особого интереса к рассматриваемой проблеме.
Большинство исследователей обычно ограничивались тезисом об отсуствии
социальной поляризации общества в кочевой среде (см.
историографию
проблемы: Першиц, 1976 и др.). Не отрицая в принципе сословной и
имущественной дифференциации в кочевом обществе казахов (Schuyler, 1876.
Vol. I. P. 32; Moser, 1885. P. 23—24; Atkinson, 1857, etc.), монголов средневеко-
Достарыңызбен бөлісу: