Глава 3. Эстетика интертекстуальности...............151
I. Подражание и творчество....................152
1. Подражание от Возрождения до романтизма . .
.152
2. Сложность взаимоотношений
с произведениями-образцами...............161
П. Воображаемое палимпсеста ..................166
1. Романтический палимпсест................166
2. Воображаемое эрудиции..................170
III. Манипулирование произведением,
дробление текста..........................176
IV. Коллаж и бриколаж........................184
Антология.......................................189
Дю Белле ......................................190
Монтень.......................................192Жан де Лафон-
тен................................195
Виктор Гюго..............................*......197
Томас де Квинси.................................200
Пруст.........................................203
Луи Арагон..........'...........................207
Борхес ........................................210
Жюльен Грак...................................213
Ролан Барт.....................................216
Мишель Фуко...................................219
Мишель Бютор..................................222
Приложения.....................................225
Ключевые понятия...............................226
Библиография ..................................229
Список цитированной литературы...................230
Именной указатель...............................232Предисловие
С тех пор как — в контексте теоретических исследований
конца шестидесятых годов XX в. — Юлия Кристева дала определение
ин-тертекстуальности, последняя превратилась в одно из важнейших ли-
тературно-критических понятий. Оказавшись предметом теорети-ческой
рефлексии, она мало-помалу стала непременным атрибутом любой моно-
графии — так, словно бы вдруг был осознан тот факт, что любой текст,
каков бы он ни был, насквозь пронизан другими текстами. Однако судь-
бе этого термина, поначалу воспринимавшегося как несколько варвар-
ский неологизм, сопутствовало известное отклонение от его первона-
чального смысла: перелистав то или иное издание классических текстов,
легко убедиться в том, что интертекстуальность, как правило, — всего
лишь «современное» слово, с помощью которого обозначают вполне
традиционную теорию источников. Между тем цель интертекстуальности
заключалась вовсе не в том, чтобы подменить собою теорию источников,
а в том, чтобы предложить новый способ прочтения и истолкования тек-
стов.
Генерализация понятия интертекстуальности повлекла за собой
заметное расширение его границ и, как следствие, размывание смысла.
Мало того, что существующие определения интертекстуальности весьма
изменчивы, но при этом и сами границы интертекста не отличаются чет-
костью: в самом деле, где начинается и где кончается интертекст? Сле-
дует ли рассматривать в качестве интертекстового феномена только объ-
ективное присутствие одного текста в другом (эмблематическим приме-
ром здесь может служить цитата). Но что значит «объективность», если
дело идет о памяти, о культуре, иными словами — об укорененности тек-
ста в том или ином историческом контексте? Попробуем выдвинуть про-
тивоположную гипотезу: нельзя ли предположить, что интертекстуаль-
ность есть там, где между несколькими текстами наблюдается известное
сходство? Однако очень скоро обнаруживается, что понятие сходства —
весьма нечеткий критерий. Ведь если сходство очевидно, когда мы гово-
рим об отношении филиации, существующем между «Дон-Жуаном» Тир-
со де Молины, Мольера и Ленау, то оно становится проблематичнымпри-
менительно к конкретным взаимопересечениям на лексическом или те-
матическом уровнях. В этом случае мы рискуем счесть ин-тертекстом бу-
квально всё, в том числе и совершенно произвольные реминисценции, то
есть самые что ни на есть субъективные чита-тельские впечатления. В
этом случае интертекстуальность оказыва-ется «модернистским» алиби
(лишь подкрашенным теоретическим лаком) для субъективно-
импрессионистического прочтения текстов.
Если, как это нередко бывает, считать, что всё — интертекст, то
мы сильно рискуем лишить интертекстуальность всякой специфи-ки, а
само понятие — эффективности. Мы, следовательно, должны задаться
вопросом о природе и границах интертекста: что можно считать интер-
текстом? На первый взгляд, ответ очевиден: это текст, предшествующий
данному тексту; однако в какой форме существует текст, включаемый в
другой текст? Ведь если он не воспроизводится слово в слово, то как его
опознать? Каковы его отличительные черты? В какой мере след того или
иного текста может считаться несомненным признаком его присутствия в
другом тексте?
Согласимся, что все это отнюдь не простые вопросы, и они
за-служивают пристального внимания; поэтому необходимо избавиться
от той неопределенности, с которой зачастую связано понятие интертек-
стуальности, попытаемся установить его границы и уяснить степень ре-
левантности при анализе текстов.
Тем не менее, цель данной работы не в том, чтобы предложить
новое определение интертекстуальности, присовокупив его к мно-жеству
уже существующих, и не в том, чтобы попытаться разрешить возникаю-
щие между ними противоречия. Речь скорее пойдет о том, чтобы пока-
зать всю сложность этого понятия. Это будет предметом обсуждения в
первой главе, где мы напомним о том, что контуры интертекста далеко
не всегда поддаются четкому определению, и постараемся показать не
только амбивалентность, но и плодотворность этого понятия. Сложность
проблемы интертекста обусловлена также и тем, что интертекстуаль-
ность тесно связана с тем или иным представлением о тексте: дать опре-
деление интертекста значит с необходимостью предложить определен-
ное представление о письме и чтении, об их соотнесенности с литера-
турной традицией и литературной историей. Вот почему основным пред-
метом второй главы станет генеалогия самого понятия интертекстуаль-
ности; вполне очевидно, что интертекстовая практика существовала за-
долго до конца шестидесятых годов — времени, когда она стала непо-
средственным предметом теоретической рефлексии; тем не менее, важно
уяснить, в силу каких именно причин в критической литературе возник-
ло понятие интертекстуальности и против чего оно было направлено.
Дело не столько в том, чтобы воссоздать историю этого понятия, кото-
рое, в конечном счете, сформировалось относительно недавно, а в том,
чтобы показать, в каком теоретическом контексте оно сложилось. Ниже-
следующий анализ как раз и имеет целью проде-монстрировать, каким
образом исследование самых разнообразных письменных проявлений
интертекстуальности позволило модифи-цировать и сбалансировать ряд
положений, господствовавших в ли-тературно-критическом контексте
семидесятых годов, иначе говоря, поколебать сами принципы, лежащие
в основе ее определения.
Понятие интертекстуальности включает в себя самые разно-
об-разные типы практик и форм, которые станут предметом рас-
смот-рения во второй части нашей работы; общей особенностью цитаты,
аллюзии, плагиата, перезаписи, пародии, стилизации или коллажа явля-
ется то, что впредь они будут рассматриваться как интертек-стовые яв-
ления. Мы должны будем поставить вопрос и о специфике каждой из на-
званных форм, показав в то же время, что все они в равной мере восхо-
дят к приему, заключающемуся в том, чтобы писать, соотносясь с пред-
шествующим текстом. Опорой здесь нам послужит анализ целого ряда
конкретных текстов: интертекстуальность, даже если она поддается сис-
тематизации в пределах тех или иных жанров и исторических периодов,
представляет собой основополагающий феномен литературного письма
как такового и, стало быть, превосходит любые родовидовые и истори-
ческие границы.
В третьей части, рассмотрев различные формы интертекста, мы
зададимся вопросом о его функциях: каким образом интертекст меняет
смысл того или иного текста? В чем именно заключается модификация
его тональности? Использование интертекста зачастую предполагает оп-
ределенную стратегию письма: появление более или менее явного тек-
стового следа делает возможным косвенное письмо, и читателю прихо-
дится самому не только обнаруживать наличие интертекста, но и интер-
претировать его эффекты. Тот способ, каким интертекстуальность акти-
визирует память читателя и запас его знаний, та решающая роль, кото-
рая ему отводится, имеют первостепенное значение: чтение интертекста
не является привилегией одних только ученых знатоков литературы; на-
против, особенность интертекста в том, что он задает определенный ре-
жим чтения, требующий от читателя активного участия в выработке
смысла.
В завершение нашего обзора отметим, что в третьей главе мы об-
ратимся к различным типам эстетики, возникающим с помощьюции, спо-
собные вывести произведение за его собственные пределы или нару-
шить его единство, меняют самый статус текста. Весьма показательно,
что прямое отражение своих собственных установок интертекстуальность
находит в живописной практике коллажа, введенной кубистами в начале
XX века: вставить в произведение инородный кусок, превратить про-
странство, предназначенное для творчества, в зону, где осуществляется
бриколаж, создать комбина-цию из разнородных фрагментов — именно
такова цель писателя, как бы созывающего в свой текст тексты других
авторов... Суще-ствует множество образных описаний интертекста, ак-
центирующих фрагментарность и гетерогенность текста, сравнивающих
его с мозаикой, инкрустацией, калейдоскопом и т.п., настаивающих на
факте законных и незаконных заимствований (автора уподобляют пчеле,
собирающей мед, или вору, совершающему кражу), подчеркивающих
стратифицированность текста, образованного множеством взаимонала-
гающихся пластов (такова эмблематическая метафора палимпсеста, или
«слоистости», столь любезная Р. Барту)... Подобное собрание метафор
напоминает нам, что воображаемое текста вскормлено не чем иным, как
теорией интертекста.
ИСТОРИЯ И ТЕОРИИ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТИ
Достарыңызбен бөлісу: |