209
ствования оригинального искусства. Сейчас подтвердилось, что изображение и статуарные виды
искусства, рассмотренные в онтологической совокупности, обладают тем же типом бытия.
Специфическое проявление искусства состоит в приближении к представлению бытия.
с) ГРАНИЦЫ ЛИТЕРАТУРЫ
Теперь, однако, предстоит выяснить, распространяется ли разработанный нами онтологический
аспект и на способ существования
литературы.
По видимости, здесь вообще нет представления,
которое могло бы претендовать на собственную бытийную валентность. Чтение — это чисто
внутренний процесс. Он, как кажется, полностью отрешен от любых окказиональных связей,
которые возникают, например, в публичной лекции или сценической постановке. Единственное
условие, под которое подпадает литература,— это передача средствами языка, воспринимаемыми
в процессе чтения. Не следует ли, однако, утвердить в правах в силу автономии читающего
сознания
эстетическое
различение,
с
помощью
которого
эстетическое
сознание
противопоставляется произведению, опираясь на себя самое? Литература кажется поэзией,
отчужденной от ее онтологической валентности. О каждой книге, а не только об известной
25
можно сказать, что она предназначена всем и никому.
Но верно ли такое понятие литературы? Или оно возникло в результате романтической обратной
проекции из отчужденного сознания образования? Ведь хотя литература как предмет чтения и
представляет собой более позднее явление, но в качестве письменности как таковой — нет.
Письменность на деле составляет изначальную данность для всех великих литературных
произведений. Современное исследование развенчало романтические представления об изустном
характере эпической поэзии, например Гомера. Письменность значительно древнее, нежели мы
когда-либо предполагали, и, как представляется, изначально соотносится с духовной стихией
литературного творчества. Сочинительство существовало как «литература» уже тогда, когда еще
не потреблялось в виде материала для чтения. В этой связи вытеснение чтением устного
изложения, наблюдаемое в последнее время, не представляется совершенной новостью, стоит
только вспомнить отход Аристотеля от театра.
Вопрос остается непосредственно ясным, пока мы
Достарыңызбен бөлісу: |