Павел полян не по своей воле история и география принудительных миграций в СССР

¹ От лат. «deportatio» — изгнание, ссылка.

² От лат. «repressio» — карательная мера, наказание, имеющая целью подавить, пресечь что-либо. Ср.: «Политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворение из страны и лишение гражданства, выселение групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечение к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшееся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо вадминистративном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами и общественными организациями или их органами, наделявшимися административными полномочиями» (Закон РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18.10.1991, статья 1).

³ В то же время термином «зачистка», самим по себе ярким и точным, мы пользуемся достаточно широко, даже несмотря на то, что он практически не употреблялся в документах описываемой эпохи.

⁴ При этом ни Уголовный, ни Гражданский кодекс не принимался во внимание, и даже такие суррогаты советского судопроизводства, как «тройки» или «Особое Совещание», не были задействованы (другое дело, что частыми были такие их судебные решения, которые предусматривали «ссылку в отдаленные местности СССР» после отбытия срока в том или ином учреждении ГУЛАГа и под надзором органов спецпереселения, ответственных и за «просто» ссыльных).

⁵ Павлова, 1992, с. 28.

⁶ Цит. по: Исупов, 1990, с. 181.

⁷ См.: Jones R. Climbing wit the Russians // Geographical Magazine. 1959. June.

⁸ Были опубликованы в журнале «Life» за 5.07.1954.

⁹ Кроме того, информацией располагали и представители депортированных народов из числа советских «невозвращенцев», избежавших послевоенной репатриации. В частности, по информации Р. Конквеста, особенно активной и организованной была калмыцкая диаспора во главе с Наминовым, постоянно обращавшаяся в международные организации и взывавшая к общественному мнению как в странах Запада, так и на Востоке.

¹⁰ Conquest, 1970, p. 94.

¹¹ Уже по одной этой причине весьма некорректным является выставление А.Некричу упреков в незнакомстве с архивными данными (см.: Бугай, Гонов, 1998, с. 25, 26).

Принудительные миграции до Гитлера и Сталина:

Мировая история знает вдоволь примеров «депортаций» или «принудительных миграций». Достаточно вспомнить событийный ряд Ветхого Завета, во многом построенный на описании избранных эпизодов из жизни еврейских «спецпереселенцев» в Египте, Вавилоне и других странах ветхозаветной Диаспоры.

На другом конце материка еще в III в. до н. э. китайский император Цин Шихуаньди казнил около 500 ученых и насильно переселил с Севера на Юг Китая сотни тысяч семей. Принудительное переселение существовало и у инков.

Между межконтинентальным «переселением» негров-рабов из Африки в Америку и угоном остарбайтеров в Третий Рейх, между сталинским раскулачиванием и кампанией «Лицом к деревне» в маоистском Китае— немало общего. За века движущие мотивы применения принудительных миграций принципиальных изменений не претерпели: за ними стоит то или иное сочетание политических и прагматических факторов.

Достаточно очевидной представляется связь между вспышками принудительных миграций и историческими катаклизмами, например, мировыми войнами. […]

Весьма «богата» на депортации и вынужденные переселения история еврейского народа: вспомним «спецпереселение» в Египет, а также Исход из него, вспомним так называемые Первую (ассирийско-вавилонскую) и Вторую (римскую) Диаспоры и т. д. И в древние, и в новые времена— всегда — интенсивность еврейской миграции была сверхобычайной. И крайне редко добровольной.

В сущности, и вся новая и новейшая история еврейства —это череда непрестанных миграций, вереница массовых скитаний и мытарств, это история «галуты», или изгнанничества.

В 1290 году всех евреев изгнали из Англии, а в 1292 — из Франции: изгнанные осели, в основном, в Испании. Но в 1492 году— под давлением инквизиции — всех евреев (кроме крещеных, или марранов) изгнали и из Испании, а в 1497 году — из Португалии: они переселялись в Италию, Северную Африку и Турцию. Примерно в это же время шло массовое переселение евреев из Германии в Восточную Европу, главным образом вПольшу и Литву.

С присоединением большей части этих территорий к России именно ей суждено было стать — и надолго!— демографическим лидером еврейской диаспоры. А по совместительству — и проводником жесткой государственной антисемитской политики, составными частями которой были и черта оседлости, и периодические высылки евреев, всеми правдами и неправдами обходивших дискриминационные по отношению к ним российские законы.

И тут следует подчеркнуть: столь впечатляющая практика советских депортаций имеет вполне «солидную» дореволюционную предысторию. К тому же в качестве жертв фигурировали отнюдь не одни евреи.

Так, еще в самом начале XIX века, во время русско-турецких войн в Причерноморье из Пруто-Днестровского междуречья (или Буджака) в Крым было выселено все мусульманское население (татары, тюрки, ногайцы)². После победы русского оружия в многолетней Кавказской войне и под влиянием турецкой пропаганды произошло массовое переселение в Турцию так называемых «мухаджиров»— горцев из побежденного Западного Кавказа. Всего за 1863–1864 гг. в Турцию из Кубанской области ушло 398 тыс. адыгов, абазин и ногайцев, потомки которых и по сей день проживают как в Турции, так и в других странах Ближнего Востока, Западной Европы и США.³ […]

И это не удивительно, поскольку именно Российской Империи принадлежит «честь» многолетней научной и идеологической проработки этих вопросов. Ответственной за это дисциплиной являлась «военная статистика» — традиционный и традиционно один из ведущих предметов в Академии Генерального Штаба. Уже в силу своей зависимости от исполнения воинской повинности армия была крайне заинтересована в достоверных данных и исследованиях по географии населения России.

Ведущие российские военные статистики конца XIX века — А.Макшеев, Н. Н. Обручев и в особенности В. А.Золотарев— разработали специфическую доктрину, которую правильно было бы обозначить как «география неблагонадежности»⁹. Она исходила из реальной географии «благонадежного» и «неблагонадежного» населения, а также из их соотношения в конкретной местности: к первой группе относилось преимущественно славянское население, ко второй — евреи, немцы, поляки, народы Кавказа, Средней Азии и т. д. Только те районы считались благоприятными по благонадежности, где русское население составляло не менее 50%. Градиент благонадежности, согласно Золотареву, сокращался по мере продвижения от центра к окраинам Империи. Все это слушали, конспектировали и штудировали слушатели Военной академии— будущие офицеры и командиры царской, Белой и Красной Армий.

Не ограничиваясь описаниями и рассуждениями, военная статистика зарекомендовала себя и как прикладная дисциплина, исследующая территориальную дифференциацию неблагонадежности: места скопления ненадежного населения фиксировались и контролировались. На случай войны давались рекомендации по экстренному «исправлению» этого «положения», особенно в приграничных районах. В качестве наиболее эффективных средств назывались взятие гражданских заложников, конфискация или уничтожение имущества или скота, а также депортации по признакам гражданской и этнической принадлежности. Под эту доктрину формировались специальные карательные войсковые соединения, со систематической свирепостью подавлявшие в зародыше или в самом начале любые ростки недовольства или мятежа против русской колонизации окраин Империи, в частности в Средней Азии, причем там крайней мерой были все же не депортации, а убийства гражданских лиц.¹⁰

Собственно говоря, и депортация евреев из Москвы в 1891 году была лишь реализацией научно обоснованной военно-статистической концепции о еврейской избыточности в этом городе. Тем более это справедливо по отношению к депортационным операциям на западной границе России по ходу Первой мировой войны. Одной лишь военной необходимостью, как справедливо замечает П. Хольквист, эти меры не объясняются: «Их смысл становится понятным, только если мы серьезно отнесемся к концепции о возможности трансформации структуры населения либо путем введения в нее определенных элементов, либо путем удаления их из нее».¹¹ По некоторым оценкам, депортации на западе затронули около 1 млн. чел., половина из которых — евреи, а треть— немцы.¹²

Поразительной могла бы показаться та стремительность и вместе с тем деловитость, с которыми российские власти приступили к операциям по депортациям. Но это совершенно естественно и понятно в свете тех идей, которым обучали в Академии Генерального штаба Российской Империи.

Уже в ночь на 18 июля 1914 года (по ст. ст.), то есть еще до официального объявления войны, Россия приступила к арестам и высылкам подданных Германии и Австро-Венгрии.¹³ А их было немало (в общей сложности не менее 330 тыс. чел.), уже десятками лет они проживали в Петербурге, Москве, Одессе и Новороссии, на Волыни, в Польше и Прибалтике. Выселяли их в дальние внутренние районы (в частности, вВятскую, Вологодскую и Оренбургскую губ., а жителей Сибири и Приморья — вЯкутскую обл.). Во второй половине 1915 года эта география серьезно «посуровела»: местами высылки стали зауральская часть Пермской губ., Тургайская обл. и Енисейская губ. Депортировали при этом не только «подозреваемых в шпионаже», но и вообще всех лиц призывного возраста (чтобы предотвратить их вступление в ряды армий противника), причем не только немцев, австрийцев или венгров, но и поляков, евреев и др. (исключение делалось чехам, сербам и русинам, давшим подписку «не предпринимать ничего вредного» против России). Особенно сурово обошлись с немецким населением Волыни, летом 1915 года чуть ли не поголовно высланным в Сибирь.¹⁴ Кстати, высылали — за счет самих высылаемых, а при отсутствии у них средств— по этапу, как осужденных.

На практике интернировали и вовсе без особого разбора, весь контингент именовался «гражданскими пленными». Высшей точкой этого беспредела стал приказ начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала Н. Н. Янушкевича¹⁵ от 5 января 1915 года: очистить 100-верстную полосу вдоль русских берегов Балтийского моря от всех германских и австро-венгерских подданных в возрасте от 17 до 60 лет, причем отказывавшиеся уезжать объявлялись немецкими шпионами. И лишь спустя некоторое время, под давлением общественности и ряда отрицательных последствий, эти репрессии были несколько ослаблены, но только выборочно— главным образом для представителей славянских народов.¹⁶

Кроме того, выселялись и подданные Турции (по меньшей мере 10 тыс. чел., среди них немало и крымских татар). По данным С. Нелиповича, их высылали в Олонецкую, Воронежскую, Калужскую, Ярославскую и Казанскую губ., а по данным Э. Лора — в Рязанскую, Калужскую, Воронежскую и Тамбовскую, а также— и в особенности — в район Баку, где для них был создан устрашающий по своим условиям лагерь на 5 тыс. чел.

Конечно же, не забывали и про евреев. Так, в 1914–1916 гг. по причине их якобы поголовной нелояльности с территории Польши, Литвы и Белоруссии во внутренние губернии России было выселено 250–350 тыс. евреев, причем на сборы им давалось всего лишь 24 часа. За еще более короткое время оставляемые ими домб и лавки прилежно разграблялись местным населением. (Забавно, что самый факт их выселения не мешал военным взваливать на них же и ответственность за свои чисто военные неудачи.) Первым — уже в начале августа 1914 года и вместе с местными немцами— было выселено еврейское население Яновца Радомской губ., чуть позже — население посада Рыки (по-видимому, той же губернии), Мышенца Ломжинской губ. и Новой Александрии Люблинской губ. (дважды— 23 августа и в начале сентября 1914 года). В октябре все евреи были выселены из местечек Пясечна, Гродзиска и Скерневиц Варшавской губ.; в частности, из Гродзиска было выселено 4000 чел. (включая 110-летнюю старуху). Позднее им разрешили вернуться, но в январе 1915 года, вместе с еврейскими жителями еще приблизительно 40 поселений губернии, они были выселены вновь (причем, как вслучае с жителями Сохачева, из их числа брались и заложники, некоторые из которых были повешены). В марте 1915 года, накануне еврейской пасхи, 500 семей было выселено из Радошиц Радомской губ., а также из гмины Мниеев Келецкого уезда. Большинство выселенных польских евреев устремлялось в Варшаву, где их скопилось до 80 тыс. чел., но впоследствии въезд в любые крупные города был для евреев закрыт. […]

Но ни с чем не сравнимый бум депортаций принесла Вторая мировая война и связанные с ней события. Она «привнесла» в понятие принудительных миграций много нового и трагического. В результате военных действий с места было стронуто в общей сложности— и это только в Европе — около 30 млн. чел. Одних только перемещенных лиц после войны было зарегистрировано около 13,5 млн. чел. Таких масштабов и за столь краткие сроки человечество еще не знало! […]

Если рассматривать Вторую мировую войну как глобальную схватку двух коалиций, то придется признать, что оба противоборствующих лагеря самым решительным образом «обогатили» соответствующий исторический опыт. Но в первую очередь это относится к тоталитарным лидерам коалиций — коммунистическому режиму Сталина и национал-социалистическому режиму Гитлера.

Только в СССР под понятие «принудительные миграции» подпадало около 15 млн. чел., считая и тех, кого депортировала на свою территорию Германия. […]

Случаи принудительных миграций в мировой истории столь многочисленны, что при всей их общности наблюдаются и серьезные типологические различия. Для их учета и осмысления в свое время мы предложили классификацию принудительных миграций⁸⁰, которую впоследствии несколько модифицировали и усовершенствовали (табл. 2). В ее основу положено принципиальное различение репрессивных и нерепрессивных миграций.

Отличительным признаком репрессивных миграций, помимо карательной функции, является их прямое действие, основывающееся на некоем верховном политическом решении (реже — на международном соглашении, как, например, на Ялтинском в случае насильственной репатриации), как правило, не подлежащем ни обжалованию, ни даже обсуждению.

Классификация, конечно, в высокой степени условна, в жизни встречались и смешанные, переходные формы: к какому, например, — «классовому» или этническому?— типу отнести депортации эстонских, латвийских и литовских «кулаков» накануне войны?

В целом же изучение принудительных миграций весьма недвусмысленно обнаруживает поразительную и со временем все усиливавшуюся приверженность советского строя преимущественно не к классовому, а к этническому критерию репрессий (своего апогея она достигла при Сталине). Иными словами, государство с неустанно декларируемыми интернационализмом и классовым подходом на практике тяготеет к сугубо националистическим целям и методам.

Наиболее яркий пример — так называемые «наказанные народы», причем наказанием, собственно говоря, и являлась депортация. Представителей этих народов выселяли целиком и не только с их исторической родины, но и изо всех других районов и городов, а также демобилизовывали из армии, так что фактически такими этнодепортациями была охвачена вся страна (напомним, что такого рода репрессии мы называем тотальными депортациями). Вместе с родиной у «наказанного народа» отбиралась, если она была, национальная автономия, то есть его относительная государственность.

В сущности, в СССР тотальной депортации были подвергнуты десять народов. Из них семь — немцы, карачаевцы, калмыки, ингуши, чеченцы, балкарцы и крымские татары— лишились при этом и своих национальных автономий (их общая численность — около 2 млн. чел., площадь заселенной ими до депортации территории— более 150 тыс. кв. км.). Согласно сформулированным выше критериям под определение тотальной депортации подпадают еще три народа — финны, корейцы и турки-месхетинцы.

Таким образом, с точки зрения предложенной классификации, может быть несколько уточнен и конкретизирован объект настоящего исследования. К нему относятся первые четыре класса репрессивных миграций, или депортаций: по социальному, этническому, конфессиональному и политическому признакам. […]

¹² Эта оценка принадлежит Эрику Лору, защитившему в 1999 г. в Гарвардском университете диссертацию о политике России по отношению к инородцам во время Первой мировой войны (см.: Хольквист, 1998, с. 38–39).

¹³ А с конца октября 1914 г. — и Турции.

¹⁴ См.: Ауман, Чеботарева, 1994, с. 500. Достаточно распространенным является заблуждение о том, что Николай II якобы подписал Указ о депортации в Сибирь всех «своих», так сказать, чисто российских немцев-колонистов. Такого указа не было, но сама идея действительно существовала: громче других ее «озвучивало» созданное в августе 1914 года Общество «За Россию» (Нелипович, 1996).

¹⁵ После ухода Великого князя с поста Верховного главнокомандующего был заменен генералом М. В. Алексеевым. Ср. характеристику, данную ему П. Г. Курловым: «…всегда ласковый, крайне приветливый, внимательно выслушивавший делаемые ему доклады, быстро дававший соответствующие указания и привлекавший к себе всех ясностью ума, светившегося в его мягком взгляде. В вопросах гражданских генерал Янушкевич был так же неопытен, как и его августейший принципиал…» (Курлов, 1992, с. 176).

¹⁶ Нелипович, 1996. См. также: Ther, 1999.

⁸⁰ См.: Полян, 1990в; 1990г; 1992 и др.

Тотальные превентивные депортации советских немцев, финнов и греков в 1941–1942 гг.

То, что начало главной войны фактически совпало с одной из ставших рутинными операций по депортации граждан в отдаленные районы великого отечества, — ввысшей степени примечательно. Чекистов, в отличие от пограничников, война врасплох не застала, и со своими задачами они справлялись довольно успешно и почти без потерь.

Уже в Указе ПВС «О военном положении», выпущенном 22 июня, военным властям в местностях, где было объявлено военное положение, предоставлялось право выселять из них в административном порядке всех лиц, признанных социально опасными. Соответствующую директиву НКВД Берия разослал 4 июля 1941 года: в ней, правда, было сказано, что при выселении указанных лиц следует проявлять осторожность, проверять имеющиеся данные и не выселять нетрудоспособных в возрасте старше 60 лет²⁷. Тем не менее заложенная в указе идея — убрать подальше всех, кого побаиваемся или кому не доверяем,— оказалась в годы военного лихолетья весьма востребованной и результативной.

Приказом Военного Совета Западного фронта № 017 от 12 августа 1941 года была установлена 5-километровая полоса боевых действий (впоследствии расширенная до 25 км), с территории которой все гражданское население подлежало выселению²⁸.

17 ноября 1941 года — за подписями И. Сталина и Б. Шапошникова, начальника Генштаба,— вышел Приказ № 0428. Цитирую:

«1. Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 20–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог. ((...)) При вынужденном отходе наших частей на том или другом участке уводить с собой советское население и обязательно уничтожать все без исключения населенные пункты, чтобы противник не мог их использовать».²⁹

Годы Великой Отечественной войны для СССР ознаменовались не только беспримерным напряжением всех государственных и народных сил в смертельной, но победительной схватке с бесчеловечным и могучим агрессором, но и целой серией актов несправедливости, дискриминации и репрессий по отношению к части собственного населения.

Классическим примером этого являются так называемые «наказанные народы». Официальной версией применения к отдельным народам тотальных депортаций являлось или возмездие за совершенное ими «предательство», или избавление их от соблазна его совершения. Собственно говоря, превентивные депортации — это наказание даже не за потенциальное предательство, а за «...принадлежность к национальности, с зарубежными соплеменниками которой ведется или может вестись война»³⁰. В этом и заключается принципиальное отличие ситуации Второй мировой войны от Первой, когда депортации угрожали исключительно «враждебно-подданным», то есть гражданам государств, с которыми шла война. На этот раз удары пришлись по собственным гражданам, национальность которых совпадала с титульной нацией врага, причем это относится не только к СССР, но и к США.³¹

Однако известно, что как героизм и самоотверженность, так и малодушие и предательство в той или иной степени проявили представители всех народов СССР — и те, кого превентивно или задним числом депортировали, и те, кого «не тронули». Так, впервые же месяцы войны были мобилизованы более 17 тыс. чеченцев и ингушей³², на фронт ушли 40 тыс. турок-месхетинцев (почти все взрослое население), из них 26 тыс. погибли³³. Из 137 тыс. крымских татар, мобилизованных в армию, к 1944 году на войне погибли 57 тыс.³⁴. Среди Героев Советского Союза — десять чеченцев и ингушей³⁵, девять немцев³⁶, восемь калмыков³⁷, один балкарец³⁸ и т. д.

Поэтому обвинения в «предательстве» были не только несправедливы, но и лицемерны, поскольку общее число граждан СССР, оказавшихся под оккупацией и уже в силу этого обстоятельства так или иначе вынужденных контактировать с оккупационными властями, составляло не менее 60–65 млн. чел. По меньшей мере более миллиона из них делали это весьма активно (а многие и просто с энтузиазмом), запятнав себя невымышленной изменой и кровью соотечественников: каждый из них по отдельности заслуживал обвинения в предательстве и пособничестве врагу, судебного разбирательства и, после выяснения всех обстоятельств, сурового наказания. Несомненно, что среди таких граждан были и представители позднее «наказанных народов», но подавляющее большинство среди них составляли украинцы и русские, за что эти народы в целом, как известно, тотального наказания тем не менее не понесли.

Но несправедливость не в этом, а в самом прецеденте «наказания народа», подменившем судебные разбирательства против конкретных лиц. Независимо от всякой статистики приписывание коллективной вины и применение коллективного наказания по признаку этнической принадлежности является серьезным и бесспорным преступлением против человечности, наравне со взятием и расстрелом заложников и т. п.

Рассмотрим же последовательность принудительных миграций в СССР периода Великой Отечественной войны.

Самый первый депортационный удар пришелся по советским немцам, отнесенным к потенциальным «коллаборантам» исключительно в силу своей этнической принадлежности к нации, с титульным государством которой шла война. Подвергнуть перемещению пришлось около 1,2 млн. из примерно 1,5 млн. советских немцев. […] По всей видимости, первыми физически депортированными советскими немцами стали все же не поволжские, а крымские. Их уже в конце августа в спешке вывозили из Крыма в Ростовскую обл. и в Орджоникидзевский край⁵⁰. Чисто юридически эта депортация, вероятно, имела видимость эвакуации, но несколько необычной эвакуации — по этническому признаку. Позднее— уже из Ставропольского края — их депортировали еще раз.

Практически сразу же вслед за Указом от 28 августа власти приступили к аналогичным репрессиям против немцев в других регионах страны. […]