г) ЭНГЕЛЬС О ЗНАЧЕНИИ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ

«Догматизм, доктринерство», «окостенение партии — неизбежное наказание за на­сильственное зашнуровывание мысли», — таковы те враги, против которых рыцарски ополчаются поборники «свободы критики» в «Раб. Деле». — Мы очень рады постанов­ке на очередь этого вопроса и предложили бы только дополнить его другим вопросом:

А судьи кто?

Перед нами два объявления о литературном издательстве. Одно — «Программа пе­риодического органа Союза рус. с.-д. «Раб. Дело»» (оттиск из № 1 «Р. Д.»). Другое — «Объявление о возобновлении изданий группы «Освобождение труда»» . Оба помече­ны 1899 годом, когда «кризис марксизма» давно уже стоял на очереди дня. И что же? В первом произведении вы напрасно стали бы искать указания на это явление и опреде­ленного изложения той позиции, которую намерен занять по этому вопросу новый ор­ган. О теоретической работе и ее на-

* См. Сочинения, 5 изд., том 4, стр. 358. Ред.

ЧТО ДЕЛАТЬ? 23

сущных задачах в данное время — ни слова ни в этой программе, ни в тех дополнениях к ней, которые принял третий съезд «Союза» 1901 года³⁵ («Два съезда», стр. 15—18). За все это время редакция «Р. Дела» оставляла в стороне теоретические вопросы, несмотря на то, что они волновали всех социал-демократов всего мира.

Другое объявление, наоборот, прежде всего указывает на ослабление в последние годы интереса к теории, настоятельно требует «зоркого внимания к теоретической сто­роне революционного движения пролетариата» и призывает к «беспощадной критике бернштейновских и других антиреволюционных тенденций» в нашем движении. Вы­шедшие номера «Зари» показывают, как выполнялась эта программа.

Итак, мы видим, что громкие фразы против окостенения мысли и проч. прикрывают собой беззаботность и беспомощность в развитии теоретической мысли. Пример рус­ских социал-демократов особенно наглядно иллюстрирует то общеевропейское явление (давно уже отмеченное и немецкими марксистами), что пресловутая свобода критики означает не замену одной теории другою, а свободу от всякой целостной и продуман­ной теории, означает эклектизм и беспринципность. Кто сколько-нибудь знаком с фак­тическим состоянием нашего движения, тот не может не видеть, что широкое распро­странение марксизма сопровождалось некоторым принижением теоретического уровня. К движению, ради его практического значения и практических успехов, примыкало не­мало людей, очень мало и даже вовсе не подготовленных теоретически. Можно судить поэтому, какое отсутствие такта проявляет «Раб. Дело», когда выдвигает с победонос­ным видом изречение Маркса: «каждый шаг действительного движения важнее дюжи­ны программ» . Повторять эти слова в эпоху теоретического разброда, это все равно что кричать «таскать вам не перетаскать!» при виде похоронной процессии. Да и взяты эти слова Маркса из его письма о Готской программе³⁷, в котором он резко порицает допущенный эклектизм в формулировке принципов:

24 В. И. ЛЕНИН

если уже надо было соединяться — писал Маркс вожакам партии — то заключайте до­говоры, ради удовлетворения практических целей движения, но не допускайте торга­шества принципами, не делайте теоретических «уступок». Вот какова была мысль Маркса, а у нас находятся люди, которые, во имя его, стараются ослабить значение тео­рии!

Без революционной теории не может быть и революционного движения. Нельзя дос­таточно настаивать на этой мысли в такое время, когда с модной проповедью оппорту­низма обнимается увлечение самыми узкими формами практической деятельности. А для русской социал-демократии значение теории усиливается еще тремя обстоятельст­вами, о которых часто забывают, именно: во-первых, тем, что наша партия только еще складывается, только еще вырабатывает свою физиономию и далеко еще не закончила счетов с другими направлениями революционной мысли, грозящими совлечь движение с правильного пути. Напротив, именно самое последнее время ознаменовалось (как

то

давно уже предсказывал «экономистам» Аксельрод ) оживлением не социал-демократических революционных направлений. При таких условиях «неважная» на первый взгляд ошибка может вызвать самые печальные последствия, и только близору­кие люди могут находить несвоевременными или излишними фракционные споры и строгое различение оттенков. От упрочения того или другого «оттенка» может зависеть будущее русской социал-демократии на много и много лет.

гантски разрослось и разветвилось современное рабочее движение, тот поймет, какой запас теоретических сил и политического (а также революционного) опыта необходим для выполнения этой задачи.

В-третьих, национальные задачи русской социал-демократии таковы, каких не было еще ни перед одной социалистической партией в мире. Нам придется ниже говорить о тех политических и организационных обязанностях, которые возлагает на нас эта зада­ча освобождения всего народа от ига самодержавия. Теперь же мы хотим лишь указать, что роль передового борца может выполнить только партия, руководимая передовой теорией. А чтобы хоть сколько-нибудь конкретно представить себе, что это означает, пусть читатель вспомнит о таких предшественниках русской социал-демократии, как Герцен, Белинский, Чернышевский и блестящая плеяда революционеров 70-х годов; пусть подумает о том всемирном значении, которое приобретает теперь русская лите­ратура; пусть... да довольно и этого!

Приведем замечания Энгельса по вопросу о значении теории в социал-демократическом движении, относящиеся к 1874 году. Энгельс признает не две формы великой борьбы социал-демократии (политическую и экономическую), — как это при­нято делать у нас, — а три, ставя наряду с ними и теоретическую борьбу. Его напут­ствие практически и политически окрепшему немецкому рабочему движению так по­учительно с точки зрения современных вопросов и споров, что читатель не посетует на нас, надеемся, за длинную выписку из предисловия к брошюре «Der deutsche Bauernkrieg» , которая давно уже стала величайшей библиографической редкостью:

«Немецкие рабочие имеют два существенных преимущества пред рабочими осталь­ной Европы. Первое — то, что они принадлежат к наиболее теоретическому народу Ев­ропы и что они сохранили в себе тот теоретический смысл, который почти совершенно утрачен так

* Dritter Abdruck. Leipzig, 1875. Verlag der Genossenschartsbuchdrackerei («Крестьянская война в Гер­мании». Третье издание. Лейпциг, 1875 г. Кооперативное издательство. Ред.).

26 В. И. ЛЕНИН

называемыми «образованными» классами в Германии. Без предшествующей ему не­мецкой философии, в особенности философии Гегеля, никогда не создался бы немец­кий научный социализм, — единственный научный социализм, который когда-либо существовал. Без теоретического смысла у рабочих этот научный социализм никогда не вошел бы до такой степени в их плоть и кровь, как это мы видим теперь. А как необъ­ятно велико это преимущество, это показывает, с одной стороны, то равнодушие ко всякой теории, которое является одной из главных причин того, почему английское ра­бочее движение так медленно двигается вперед, несмотря на великолепную организа­цию отдельных ремесл, — ас другой стороны, это показывает та смута и те шатания, которые посеял прудонизм, в его первоначальной форме у французов и бельгийцев, в его карикатурной, Бакуниным приданной, форме — у испанцев и итальянцев.

Второе преимущество состоит в том, что немцы приняли участие в рабочем движе­нии почти что позже всех. Как немецкий теоретический социализм никогда не забудет, что он стоит на плечах Сен-Симона, Фурье и Оуэна — трех мыслителей, которые, не­смотря на всю фантастичность и весь утопизм их учений, принадлежат к величайшим умам всех времен и которые гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказываем теперь научно, — так немецкое практиче­ское рабочее движение не должно никогда забывать, что оно развилось на плечах анг­лийского и французского движения, что оно имело возможность просто обратить себе на пользу их дорого купленный опыт, избежать теперь их ошибок, которых тогда в большинстве случаев нельзя было избежать. Где были бы мы теперь без образца анг­лийских тред-юнионов и французской политической борьбы рабочих, без того колос­сального толчка, который дала в особенности Парижская Коммуна?

Надо отдать справедливость немецким рабочим, что они с редким уменьем восполь­зовались выгодами своего положения. Впервые с тех пор, как существует рабочее дви­жение, борьба ведется планомерно во всех трех ее

направлениях, согласованных и связанных между собой: в теоретическом, политиче­ском и практически-экономическом (сопротивление капиталистам). В этом, так сказать, концентрическом нападении и заключается сила и непобедимость немецкого движения.

С одной стороны, вследствие этого выгодного их положения, с другой стороны, вследствие островных особенностей английского движения и насильственного подав­ления французского, немецкие рабочие поставлены в данный момент во главе проле­тарской борьбы. Как долго события позволят им занимать этот почетный пост, этого нельзя предсказать. Но, покуда они будут занимать его, они исполнят, надо надеяться, как подобает, возлагаемые им на них обязанности. Для этого требуется удвоенное на­пряжение сил во всех областях борьбы и агитации. В особенности обязанность вождей будет состоять в том, чтобы все более и более просвещать себя по всем теоретическим вопросам, все более и более освобождаться от влияния традиционных, принадлежащих старому миросозерцанию, фраз и всегда иметь в виду, что социализм, с тех пор как он стал наукой, требует, чтобы с ним и обращались как с наукой, т. е. чтобы его изучали. Приобретенное таким образом, все более проясняющееся сознание необходимо распро­странять среди рабочих масс с все большим усердием и все крепче сплачивать органи­зацию партии и организацию профессиональных союзов...

... Если немецкие рабочие будут так же идти вперед, то они будут — не то что мар­шировать во главе движения — это вовсе не в интересах движения, чтобы рабочие од­ной какой-либо нации маршировали во главе его, — но будут занимать почетное место в линии борцов; и они будут стоять во всеоружии, если неожиданно тяжелые испыта­ния или великие события потребуют от них более высокого мужества, более высокой

39

решимости и энергии» .

28 В. И. ЛЕНИН

встретили их во всеоружии и сумели победоносно выйти из них.

Русскому пролетариату предстоят испытания еще неизмеримо более тяжкие, пред­стоит борьба с чудовищем, по сравнению с которым исключительный закон в консти­туционной стране кажется настоящим пигмеем. История поставила теперь перед нами ближайшую задачу, которая является наиболее революционной из всех ближайших за­дач пролетариата какой бы то ни было другой страны. Осуществление этой задачи, раз­рушение самого могучего оплота не только европейской, но также (можем мы сказать теперь) и азиатской реакции сделало бы русский пролетариат авангардом международ­ного революционного пролетариата. И мы вправе рассчитывать, что добьемся этого по­четного звания, заслуженного уже нашими предшественниками, революционерами 70-х годов, если мы сумеем воодушевить наше в тысячу раз более широкое и глубокое дви­жение такой же беззаветной решимостью и энергией.

II

СТИХИЙНОСТЬ МАСС И СОЗНАТЕЛЬНОСТЬ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ

Однако в самое последнее время сделано сногсшибательное открытие, грозящее пе­ревернуть все господствовавшие до сих пор взгляды по данному вопросу. Это открытие сделано «Р. Делом», которое, полемизируя с «Искрой» и «Зарей», не ограничилось од­ними частными возражениями, а попыталось свести «общее разногла-

сие» к более глубокому корню — к «различной оценке сравнительного значения сти­хийного и сознательно «планомерного» элемента». Обвинительный тезис «Рабоч. Де­ла» гласит: «преуменьшение значения объективного или стихийного элемента разви­тия» . Мы скажем на это: если бы полемика «Искры» и «Зари» не дала даже ровно ни­каких других результатов кроме того, что побудила «Р. Дело» додуматься до этого «общего разногласия», то и один этот результат дал бы нам большое удовлетворение: до такой степени многозначителен этот тезис, до такой степени ярко освещает он всю суть современных теоретических и политических разногласий между русскими социал-демократами.

Вот почему вопрос об отношении сознательности к стихийности представляет гро­мадный общий интерес, и на этом вопросе следует остановиться со всей подробностью.

а) НАЧАЛО СТИХИЙНОГО ПОДЪЕМА

Мы отметили в предыдущей главе повальное увлечение теорией марксизма русской образованной молодежи в половине 90-х годов. Такой же повальный характер приняли около того же времени рабочие стачки после знаменитой петербургской промышлен­ной войны 1896 года . Их распространение по всей России явно свидетельствовало о глубине вновь поднимающегося народного движения, и если уже говорить о «стихий­ном элементе», то, конечно, именно это стачечное движение придется признать прежде всего стихийным. Но ведь и стихийность стихийности — рознь. Стачки бывали в Рос­сии и в 70-х и в 60-х годах (и даже в первой половине XIX века), сопровождаясь «сти­хийным» разрушением машин и т. п. По сравнению с этими «бунтами» стачки 90-х го­дов можно даже назвать «сознательными» — до такой степени значителен тот шаг впе­ред, который сделало за это время рабочее движение. Это показывает нам, что «сти­хийный элемент» представляет из себя, в сущности, не что иное, как зачаточную фор­му

* «Раб. Дело» № 10, сент. 1901 г., стр. 17 и 18. Курсив «Раб. Дела».

30 В. И. ЛЕНИН

сознательности. И примитивные бунты выражали уже собой некоторое пробуждение сознательности: рабочие теряли исконную веру в незыблемость давящих их порядков, начинали... не скажу понимать, а чувствовать необходимость коллективного отпора, и решительно порывали с рабской покорностью перед начальством. Но это было все же гораздо более проявлением отчаяния и мести, чем борьбой. Стачки 90-х годов показы­вают нам гораздо больше проблесков сознательности: выставляются определенные требования, рассчитывается наперед, какой момент удобнее, обсуждаются известные случаи и примеры в других местах и т. д. Если бунты были восстанием просто угнетен­ных людей, то систематические стачки выражали уже собой зачатки классовой борьбы, но именно только зачатки. Взятые сами по себе, эти стачки были борьбой тред-юнионистской, но еще не социал-демократической, они знаменовали пробуждение ан­тагонизма рабочих и хозяев, но у рабочих не было, да и быть не могло сознания непри­миримой противоположности их интересов всему современному политическому и об­щественному строю, то есть сознания социал-демократического. В этом смысле стачки 90-х годов, несмотря на громадный прогресс по сравнению с «бунтами», оставались движением чисто стихийным.

Мы сказали, что социал-демократического сознания у рабочих и не могло быть. Оно могло быть принесено только извне. История всех стран свидетельствует, что исключи­тельно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь соз­нание тред-юнионистское, т. е. убеждение в необходимости объединяться в союзы, вес­ти борьбу с хозяевами, добиваться от правительства издания тех или иных необходи­мых для рабочих законов и т. п. Учение же социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными пред­ставителями имущих классов, интеллигенцией.

Тред-юнионизм вовсе не исключает всякую «политику», как иногда думают. Тред-юнионы всегда вели известную (но не социал-демократическую) политическую агитацию и борьбу. О различии тред-юнионистской и социал-демократической политики мы скажем в следующей главе.

Основатели современного научного социализма, Маркс и Энгельс, принадлежали и са­ми, по своему социальному положению, к буржуазной интеллигенции. Точно так же и в России теоретическое учение социал-демократии возникло совершенно независимо от стихийного роста рабочего движения, возникло как естественный и неизбежный ре­зультат развития мысли у революционно-социалистической интеллигенции. К тому времени, о котором у нас идет речь, т. е. к половине 90-х годов, это учение не только было уже вполне сложившейся программой группы «Освобождение труда», но и завое­вало на свою сторону большинство революционной молодежи в России.

Таким образом, налицо было и стихийное пробуждение рабочих масс, пробуждение к сознательной жизни и сознательной борьбе, и наличность вооруженной социал-демократическою теориею революционной молодежи, которая рвалась к рабочим. При этом особенно важно установить тот часто забываемый (и сравнительно мало извест­ный) факт, что первые социал-демократы этого периода, усердно занимаясь экономиче­ской агитацией — (и вполне считаясь в этом отношении с действительно полезными указаниями тогда еще рукописной брошюры «Об агитации» ) — не только не считали ее единственной своей задачей, а, напротив, с самого начала выдвигали и самые широ­кие исторические задачи русской социал-демократии вообще и задачу ниспровержения самодержавия в особенности. Так, например, той группой петербургских социал-демократов, которая основала «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»⁴², был составлен еще в конце 1895 года первый номер газеты под названием «Рабочее Дело». Вполне готовый к печати этот номер был схвачен жандармами в набег с 8-го на 9-е де­кабря 1895 года у одного из членов группы, Анат. Алекс. Ванеева , и «Раб. Делу» пер­вой

Α. Α. Ванеев скончался в 1899 году в Восточной Сибири от чахотки, которую он вынес из одиночно­го заключения в предварилке. Поэтому мы и сочли возможным опубликовать приводимые в тексте све­дения, за достоверность которых мы ручаемся, ибо они исходят от лиц, непосредственно и ближайшим образом знавших А. А. Ванеева.

32 В. И. ЛЕНИН

формации не суждено было увидеть света. Передовая статья этой газеты (которую, мо­жет быть, лет через 30 извлечет какая-нибудь «Русская Старина» из архивов департа­мента полиции) обрисовывала исторические задачи рабочего класса в России и во главе этих задач ставила завоевание политической свободы⁴³. Затем была статья «О чем ду­мают наши министры?» , посвященная полицейскому разгрому Комитетов грамотно­сти, и ряд корреспонденций не только из Петербурга, но и из других местностей России (напр., о побоище рабочих в Ярославской губ.⁴⁴). Таким образом этот, если не ошиба­емся, «первый опыт» русских социал-демократов 90-х годов представлял из себя газету не узко местного, тем более не «экономического» характера, стремившуюся соединить стачечную борьбу с революционным движением против самодержавия и привлечь к поддержке социал-демократии всех угнетенных политикой реакционного мракобесия. И никто, хоть сколько-нибудь знакомый с состоянием движения в то время, не усом­нится, что подобная газета встретила бы полное сочувствие и рабочих столицы и рево­люционной интеллигенции и получила бы самое широкое распространение. Неуспех же предприятия доказал лишь, что тогдашние социал-демократы оказались не в силах удовлетворить насущный запрос момента вследствие недостатка у них революционного опыта и практической подготовленности. То же самое надо сказать и про «СПБ. Рабо­чий Листок»⁴⁵ и в особенности про «Рабочую Газету» и про «Манифест» образованной весною 1898 года Российской социал-демократической рабочей партии⁴⁶. Само собою разумеется, что нам и в голову не приходит ставить эту неподготовленность в вину то­гдашним деятелям. Но для того, чтобы воспользоваться опытом движения и извлечь из этого опыта практические уроки, необходимо дать себе полный отчет о причинах и значении того или другого недостатка. Поэтому крайне важно установить, что часть (может быть, даже большинство) действовавших в 1895—1898 гг. социал-демо-

* См. Сочинения, 5 изд., том 2, стр. 75—80. Ред.

ЧТО ДЕЛАТЬ? 33

кратов вполне справедливо считали возможным тогда же, в самом начале «стихийного» движения, выступать с самой широкой программой и боевой тактикой . Неподготов­ленность же большинства революционеров, будучи явлением вполне естественным, никаких особенных опасений возбуждать не могла. Раз постановка задач была пра­вильная, раз была энергия на повторные попытки осуществить эти задачи, — времен­ные неудачи представляли из себя полбеды. Революционная опытность и организатор­ская ловкость — вещи наживные. Была бы только охота вырабатывать в себе требуе­мые качества! Было бы только сознание недостатков, равносильное в революционном деле больше чем половине исправления!

Но полбеды сделалось настоящей бедой, когда это сознание стало меркнуть (а оно было очень живо у деятелей названных выше групп), когда появились люди, — и даже социал-демократические органы, — которые недостаток готовы были возвести в доб­родетель, которые попытались даже теоретически обосновать свое раболепство и пре­клонение пред стихийностью. Этому направлению, содержание которого очень неточ­но характеризуется слишком узким для его выражения понятием «экономизма», пора подвести итоги.

б) ПРЕКЛОНЕНИЕ ПРЕД СТИХИЙНОСТЬЮ. «РАБОЧАЯ МЫСЛЬ»

Прежде чем переходить к литературным проявлениям этого преклонения, отметим следующий характерный факт (сообщенный нам из упомянутого выше источника),

«Отрицательно относясь к деятельности соц.-дем. конца 90-х годов, «Искра» игнорирует отсутствие в то время условий для иной работы, кроме борьбы за мелкие требования», — заявляют «экономисты» в своем «Письме в русские социал-демократические органы» («Искра» № 12). Приведенные в тексте фак­ты доказывают, что это утверждение об «отсутствии условий» диаметрально противоположно истине. Не только в конце, но и в половине 90-х годов вполне были налицо все условия для иной работы, кроме борьбы за мелкие требования, все условия, кроме достаточной подготовки руководителей. И вот вместо того, чтобы открыто признать этот недостаток подготовки со стороны нас, идеологов, руководителей, — «экономисты» хотят свалить все на «отсутствие условий», на влияние материальной среды, определяю­щей путь, с которого не совлечь движения никаким идеологам. Что это такое, как не раболепство пред стихийностью? как не влюбленность «идеологов» в свои недостатки?

34 В. И. ЛЕНИН

который бросает некоторый свет на то, как в среди действовавших в Петербурге това­рищей возникала и росла рознь будущих двух направлений русской социал-демократии. В начале 1897 года А. А. Ванееву инекоторымиз его товарищей пришлось участвовать, перед отправкой их в ссылку, на одном частном собрании, где сошлись «старые» и «молодые» члены «Союза борьбы за освобождение рабочего класса»⁴⁷. Бе­седа велась главным образом об организации и в частности о том самом «Уставе рабо­чей кассы», который в окончательном своем виде напечатан в № 9—10 «Листка «Ра­ботника»» (стр. 46). Между «стариками» («декабристами», как их звали тогда в шутку петербургские социал-демократы) и некоторыми из «молодых» (принимавшими впо­следствии близкое участие в «Раб. Мысли») сразу обнаружилось резкое разногласие и разгорелась горячая полемика. «Молодые» защищали главные основания устава в том виде, как он напечатан. «Старики» говорили, что нам нужно прежде всего вовсе не это, а упрочение «Союза борьбы» в организацию революционеров, которой должны быть соподчинены различные рабочие кассы, кружки для пропаганды среди учащейся моло­дежи и т. п. Само собою разумеется, что спорившие далеки были от мысли видеть в этом разногласии начало расхождения, считая его, наоборот, единичным и случайным. Но этот факт показывает, что возникновение и распространение «экономизма» шло и в России отнюдь не без борьбы с «старыми» социал-демократами (это часто забывают нынешние «экономисты»). И если эта борьба не оставила, по большей части, «докумен­тальных» следов, то причина этого единственно та, что состав работающих кружков менялся невероятно часто, никакая преемственность не устанавливалась, а потому и разногласия не фиксировались никакими документами.

Возникновение «Раб. Мысли» вывело «экономизм» на свет божий, но тоже не сразу. Надо конкретно представить себе условия работы и кратковременность жизни массы русских кружков (а конкретно представляет себе это только тот, кто это пережил), что­бы понять, как много случайного было в успехе или неуспехе но-

вого направления в разных городах и как долго ни сторонники, ни противники этого «нового» не могли, буквально-таки не имели никакой возможности определить, дейст­вительно ли это особое направление или просто выражение неподготовленности от­дельных лиц. Например, первые гектографированные номера «Раб. Мысли» остались даже совершенно неизвестны громадному большинству социал-демократов, и если мы теперь можем ссылаться на передовицу первого ее номера, то только благодаря перепе­чатке ее в статье В. И—а («Листок «Работника»» № 9—10, стр. 47 и ел.), который не преминул, разумеется, усердно — не по разуму усердно — расхвалить новую газету,

* А

столь резко отличавшуюся от названных нами выше газет и проектов газет . А на пере­довице этой стоит остановиться — настолько рельефно выразила она весь дух «Раб. Мысли» и «экономизма» вообще.

Кстати, эта похвала «Р. Мысли» в ноябре 1898 г., когда «экономизм», особенно за границей, вполне определился, исходила от того самого В. И —а, который вскоре сделался одним из редакторов «Раб. Де­ла». И «Раб. Дело» отрицало еще существование двух направлений в русской социал-демократии, как продолжает отрицать и теперь!

Что это сравнение правильно, можно видеть из следующего характерного факта. Когда после ареста «декабристов» среди рабочих Шлиссельбургского тракта распространилось известие, что провалу посо­действовал близкий к одной из соприкасавшихся с «декабристами» групп провокатор Η. Η. Михайлов (зубной врач), то эти рабочие были так возмущены, что решили убить Михайлова.

36 В. И. ЛЕНИН

«экономическая основа движения затемняется стремлением постоянно не забывать по­литический идеал», что девиз рабочего движения — «борьба за экономическое поло­жение» (!) или, еще лучше, «рабочие для рабочих»; объявлялось, что стачечные кассы «дороже для движения, чем сотня других организаций» (сравните это, относящееся к октябрю 1897 года, утверждение с спором «декабристов» с «молодыми» в начале 1897 года) и т. п. Словечки в том роде, что во главу угла надо ставить не «сливки» рабочих, а «среднего» рабочего, массового рабочего, что «политика всегда послушно следует за экономикои» и т. д. и т. д., сделались модой и приобрели неотразимое влияние на мас­су привлекаемой к движению молодежи, знакомой в большинстве случаев только с об­рывками марксизма в легальном его изложении.

Это было полным подавлением сознательности стихийностью — стихийностью тех «социал-демократов», которые повторяли «идеи» г-на В. В., стихийностью тех рабочих, которые поддавались тому доводу, что копейка на рубль ближе и дороже, чем всякий социализм и всякая политика, что они должны вести «борьбу, зная, что борются они не для каких-то будущих поколений, а для себя и своих детей» (передовая № 1 «Р. Мыс­ли»). Подобные фразы составляли всегда излюбленное оружие тех западноевропейских буржуа, которые, ненавидя социализм, сами работали (вроде немецкого «социал-политика» Гирша) над пересаживанием английского тред-юнионизма на родную почву, говоря рабочим, что только профессиональная борьба есть именно борьба для самих себя и своих детей, а не для каких-то будущих поколений с каким-то будущим социа­лизмом, — и теперь «В. В. русской социал-демокра-

Из той же передовицы первого номера «Рабочей Мысли». Можно судить по этому, какова была тео­ретическая подготовленность этих «В. В. русской социал-демократии», которые повторяли грубое опо­шление «экономического материализма» в то самое время, когда в литературе шла война марксистов против настоящего г. В. В., давно уже прозванного «реакционных дел мастером» за такое же понимание отношения политики и экономики!

У немцев есть даже особое слово: «Nur-Gewerkschaftler», обозначающее сторонников «только-профессиональной» борьбы.

тии» принялись повторять эти буржуазные фразы. Важно отметить здесь три обстоя­тельства, которые нам очень пригодятся при дальнейшем разборе современных разно­гласий .

Во-первых, указанное нами подавление сознательности стихийностью произошло тоже стихийным путем. Это кажется каламбуром, но это — увы! — горькая правда. Оно произошло не путем открытой борьбы двух совершенно противоположных воззре­ний и победы одного над другим, а путем «вырывания» жандармами все большего и большего числа революционеров-«стариков» и путем все большего и большего высту­пления на сцену «молодых» «В. В. русской социал-демократии». Всякий, кто — не скажу: участвовал в современном русском движении, а хотя бы только нюхал его воз­дух, превосходно знает, что дело обстоит именно так. И если мы тем не менее особенно настаиваем на том, чтобы читатель вполне уяснил себе этот общеизвестный факт, если мы для наглядности, так сказать, приводим данные о «Рабочем Деле» первой формации и о споре между «стариками» и «молодыми» в начале 1897 года, — то это потому, что на незнание широкой публикой (или совсем юной молодежью) этого факта спекулиру­ют люди, хвастающиеся своим «демократизмом». Мы вернемся еще к этому ниже.

Во-вторых, уже на первом литературном проявлении «экономизма» мы можем на­блюдать то в высшей степени своеобразное и крайне характерное для понимания всех разногласий в среде современных социал-демократов явление, что сторонники «чисто рабочего движения», поклонники самой тесной и самой «органической» (выражение «Раб. Дела») связи с пролетарской борьбой, противники всякой нерабочей интеллиген­ции (хотя бы это была и социалистическая интеллигенция) вынуждены прибегать для защиты своей позиции к доводам

Мы подчеркиваем современных по адресу тех, кто фарисейски пожмет плечами и скажет: теперь легко разносить «Рабочую Мысль», но только это ведь архаизм! Mutato nomine de te fabula narratur (под другим именем о тебе сказка сказывается. Ред.) — ответим мы таким современным фарисеям, полное порабощение которых идеями «Раб. Мысли» будет доказано ниже.

38 В. И. ЛЕНИН

«Многие из наших ревизионистских критиков полагают, будто Маркс утверждал, что экономическое развитие и классовая борьба создают не только условия социалистического производства, но также и непосредственно порождают сознание (курсив К. К.) его необходимости. И вот эти критики возражают, что страна наиболее высокого капиталистического развития, Англия, всего более чужда этому сознанию. На основании проекта можно было бы думать, что этот якобы ортодоксально-марксистский взгляд, оп­ровергаемый указанным способом, разделяет и комиссия, вырабатывавшая австрийскую программу. В проекте значится: «Чем более капиталистическое развитие увеличивает пролетариат, тем более он выну­ждается и получает возможность вести борьбу против капитализма. Пролетариат приходит к сознанию» возможности и необходимости социализма. В такой связи социалистическое сознание представляется необходимым непосредственным результатом пролетарской классовой борьбы. А это совершенно невер­но. Разумеется, социализм, как учение, столь же коренится в современных экономических отношениях, как и классовая борьба пролетариата, столь же, как и эта по-

Письмо «экономистов» в № 12 «Искры». " «Р. Дело» № 10.

*** «Neue Zeit»⁴⁹, 1901 — 1902, XX, I, № 3, стр. 79. Проект комиссии, о котором говорит К. Каутский, принят Венским съездом (в конце прошлого года) в несколько измененном виде⁵⁰.

следняя, вытекает из борьбы против порождаемой капитализмом бедности и нищеты масс, но социализм и классовая борьба возникают рядом одно с другим, а не одно из другого, возникают при различных предпосылках. Современное социалистическое сознание может возникнуть только на основании глубо­кого научного знания. В самом деле, современная экономическая наука настолько же является условием социалистического производства, как и современная, скажем, техника, а пролетариат при всем своем желании не может создать ни той, ни другой; обе они возникают из современного общественного про­цесса. Носителем же науки является не пролетариат, а буржуазная интеллигенция (курсив К. К.): в голо­вах отдельных членов этого слоя возник ведь и современный социализм, и ими уже был сообщен вы­дающимся но своему умственному развитию пролетариям, которые затем вносят его в классовую борьбу пролетариата там, где это допускают условия. Таким образом, социалистическое сознание есть нечто извне внесенное (von außen Hineingetragenes) в классовую борьбу пролетариата, а не нечто стихийно (urwüchsig) из нее возникшее. Соответственно этому старая Гайнфельдская программа и говорила со­вершенно справедливо, что задачей социал-демократии является внесение в пролетариат (буквально: наполнение пролетариата) сознания его положения и сознания его задачи. В этом не было бы надобно­сти, если бы это сознание само собой проистекало из классовой борьбы. Новый же проект перенял это положение из старой программы и пришил его к вышеприведенному положению. Но это совершенно перервало ход мысли...»

Раз о самостоятельной, самими рабочими массами в самом ходе их движения выра­батываемой идеологии не может быть и речи , то вопрос стоит только так: буржуазная или социалистическая идеология. Середины тут нет (ибо никакой «третьей» идеологии не выработало человечество, да и вообще в обществе, раздираемом классовыми проти­воречиями, и не может быть никогда

Это не значит, конечно, что рабочие не участвуют в этой выработке. Но они участвуют не в качестве рабочих, а в качестве теоретиков социализма, в качестве Прудонов и Вейтлингов, участвуют, другими словами, лишь тогда и постольку, поскольку им в большей или меньшей степени удается овладевать зна­нием своего века и двигать вперед это знание. А чтобы рабочим чаще удавалось это, для этого необхо­димо как можно больше заботиться о повышении уровня сознательности рабочих вообще, для этого не­обходимо, чтобы рабочие не замыкались в искусственно суженные рамки «литературы для рабочих», а учились бы овладевать все больше и больше общей литературой. Вернее даже было бы сказать вместо «замыкались» — были замыкаемы, потому что рабочие-то сами читают и хотят читать все, что пишут и для интеллигенции, и только некоторые (плохие) интеллигенты думают, что «для рабочих» достаточно рассказывать о фабричных порядках и пережевывать давно известное.

40 В. И. ЛЕНИН

внеклассовой или надклассовой идеологии). Поэтому всякое умаление социалистиче­ской идеологии, всякое отстранение от нее означает тем самым усиление идеологии буржуазной. Толкуют о стихийности. Но стихийное развитие рабочего движения идет именно к подчинению его буржуазной идеологии, идет именно по программе «Credo», ибо стихийное рабочее движение есть тред-юнионизм, есть Nur-Gewerkschaftlerei, a тред-юнионизм означает как раз идейное порабощение рабочих буржуазией. Поэтому наша задача, задача социал-демократии, состоит в борьбе со стихийностью, состоит в том, чтобы совлечь рабочее движение с этого стихийного стремления тред-юнионизма под крылышко буржуазии и привлечь его под крылышко революционной социал-демократии. Фраза авторов «экономического» письма в № 12 «Искры», что никакие усилия самых вдохновенных идеологов не могут совлечь рабочего движения с пути, определяемого взаимодействием материальных элементов и материальной среды, со­вершенно равносильна поэтому отказу от социализма, и если бы эти авторы способны были продумать то, что они говорят, до конца бесстрашно и последовательно, как дол­жен продумывать свои мысли всякий, кто выступает на арену литературной и общест­венной деятельности, то им ничего не осталось бы, как «сложить на пустой груди не­нужные руки» и... и предоставить поле действия гг. Струве и Прокоповичам, которые тянут рабочее движение «по линии наименьшего сопротивления», т. е. по линии бур­жуазного тред-юнионизма, или гг. Зубатовым, которые тянут его по линии поповско-жандармской «идеологии».

Вспомните пример Германии. В чем состояла историческая заслуга Лассаля пред немецким рабочим движением? В том, что он совлек это движение с того пути прогрес-систского тред-юнионизма и кооперативизма, на который оно стихийно направлялось (при благосклонном участии Шульце-Деличей и им подобных). Для исполнения этой за­дачи нужно было нечто, совсем не похожее на разговоры о преуменьшении стихийного элемента, о тактике-процессе, о взаимодействии элементов и среды

ЧТО ДЕЛАТЬ? 41

и т. п. Для этого нужна была отчаянная борьба со стихийностью, и только в результа­те такой, долгие-долгие годы ведшейся борьбы достигнуто было, например, то, что ра­бочее население Берлина из опоры прогрессистской партии сделалось одной из лучших крепостей социал-демократии. И борьба эта отнюдь не закончена и посейчас (как могло бы показаться людям, изучающим историю немецкого движения по Прокоповичу, а философию его по Струве⁵¹). И сейчас немецкий рабочий класс, если можно так выра­зиться, раздроблен между несколькими идеологиями: часть рабочих объединена в ка-толические и монархические рабочие союзы, другая — в гирш-дункеровские , осно­ванные буржуазными поклонниками английского тред-юнионизма, третья — в союзы социал-демократические. Последняя часть неизмеримо больше всех остальных, но это­го главенства социал-демократическая идеология могла добиться и это главенство она сможет сохранить только путем неуклонной борьбы со всеми остальными идеология­ми.

Но почему же — спросит читатель — стихийное движение, движение по линии наи­меньшего сопротивления идет именно к господству буржуазной идеологии? По той простой причине, что буржуазная идеология по происхождению своему гораздо стар­ше, чем социалистическая, что она более всесторонне разработана, что она обладает неизмеримо большими средствами распространения . И чем моложе социалистическое движение в какой-либо стране, тем энергичнее должна быть поэтому борьба против всех попыток упрочить несоциалистическую идеологию, тем решительнее надо пре­достерегать рабочих от тех плохих советчиков, которые

Часто говорят: рабочий класс стихийно влечется к социализму. Это совершенно справедливо, в том смысле, что социалистическая теория всех глубже и всех вернее определяет причины бедствий рабочего класса, а потому рабочие и усваивают ее так легко, если только эта теория сама не пасует пред стихийно­стью, если только она подчиняет себе стихийность. Обыкновенно это подразумевается само собою, но «Раб. Дело» как раз забывает и извращает это подразумеваемое. Рабочий класс стихийно влечется к со­циализму, но наиболее распространенная (и постоянно воскрешаемая в самых разнообразных формах) буржуазная идеология тем не менее стихийно всего более навязывается рабочему.

42 В. И. ЛЕНИН

кричат против «преувеличения сознательного элемента» и т. п. Авторы «экономическо­го» письма громят, в унисон с «Раб. Делом», нетерпимость, свойственную младенче­скому периоду движения. Мы ответим на это: да, наше движение действительно нахо­дится в младенческом состоянии, и для того, чтобы скорее возмужать, оно должно именно заразиться нетерпимостью по отношению к людям, задерживающим его рост своим преклонением пред стихийностью. Нет ничего смешнее и ничего вреднее, как корчить из себя стариков, давно уже переживших все решительные эпизоды борьбы!

В-третьих, первый номер «Раб. Мысли» показывает нам, что название «экономизм» (от которого мы не думаем, разумеется, отказываться, ибо так или иначе, а эта кличка уже установилась) недостаточно точно передает сущность нового направления. «Раб. Мысль» не отрицает совершенно политической борьбы: в том уставе кассы, который напечатан в № 1 «Раб. Мысли», говорится о борьбе с правительством. «Рабочая Мысль» полагает лишь, что «политика всегда послушно следует за экономикой» (а «Рабочее Дело» варьирует этот тезис, уверяя в своей программе, что «в России более, чем во всякой другой стране, экономическая борьба неразрывна с политической»). Эти положения «Рабочей Мысли» и «Рабочего Дела» совершенно неверны, если понимать под политикой социал-демократическую политику. Очень часто экономическая борьба рабочих бывает связана (хотя и не неразрывно) с политикой буржуазной, клерикальной и проч., как мы уже видели. Положения «Раб. Дела» верны, если понимать под полити­кой политику тред-юнионистскую, т. е. общее стремление всех рабочих добиваться се­бе от государства тех или иных мероприятий, направленных против бедствий, свойст­венных их положению, но еще не устраняющих этого положения, т. е. не уничтожаю­щих подчинения труда капиталу. Это стремление действительно обще и английским тред-юнионистам, враждебно относящимся к социализму, и католическим рабочим, и «зубатовским» рабочим, и проч. Есть политика и политика. Таким образом, мы видим, что и по отношению к политической борьбе

ЧТО ДЕЛАТЬ? 43

«Раб. Мысль» проявляет не столько отрицание ее, сколько преклонение пред ее сти­хийностью, пред ее бессознательностью. Вполне признавая стихийно вырастающую из самого рабочего движения политическую борьбу (вернее: политические пожелания и требования рабочих), она совершенно отказывается от самостоятельной выработки специфической социал-демократической политики, отвечающей общим задачам со­циализма и современным русским условиям. Ниже мы покажем, что такова же ошибка и «Раб. Дела».