Переосмысливая теорию демократии в свете современной политики

Четвертое преимущество “властно-ориентированного” подхода заключается в том, что он открывает обнадеживающую перспективу решения давней головоломки о соотношении демократии и гражданства. Часто утверждают, что теория демократии бессильна, когда речь заходит о ее собственных рамках. Демократия зависит от правила принятия решений, коим обычно бывает какая-то разновидность принципа большинства, но это предполагает, что вопрос “большинство кого?” уже решен. Если же состав участников не определяется демократически, то в какой тогда степени являются подлинно демократическими результаты, полученные в ходе демократического принятия решения? Как отмечается в работе, написанной мною в соавторстве с К.Хакером-Кордоном, “в самой сердцевине демократии таится проблема курицы и яйца. Вопросы, касающиеся границ и контингента, по-видимому, в каком-то существенном отношении предшествуют демократическому принятию решений, но парадоксальным образом сами остро нуждаются в демократическом вердикте” [Shapiro, Hacker-Cordon 1999: 1].

Если демократия относится к управлению властными отношениями, то отпадает необходимость рассматривать вопросы о гражданстве как нечто принципиально отличающееся от вопросов о любом другом благе высшего категориального порядка, обусловленном демократическим принуждением. Соответственно, право на демократическое участие в принятии коллективных решений, идет ли речь о гражданах или нет, опирается на каузальный принцип наличия релевантного интереса, который данное решение затрагивает. Ведь участников Американской революции объединял лозунг: “Никакого налогообложения без представительства!”, а не лозунг: “Никакого налогообложения без гражданства!” Могут быть уважительные причины для ограничения гражданства, но это не означает, что не-гражданам надо отказывать в праве на голосование по вопросам, в которых затрагиваются их релевантные интересы, например тогда, когда в Калифорнии принимается решение лишить детей нелегально проживающих в стране иностранцев доступа к бесплатному образованию_18_ или когда “гастарбайтеры” претендуют на участие в принятии законов, которые управляют ими [Barbieri 1998]. Каузальный подход лежит в основе ряда приводившихся в последнее время доводов в пользу отказа от принципа гражданства как ведущего при определении права на демократическое участие и замены его системой перекрещивающихся юрисдикций, когда различные группы обладают высшей властью при принятии особых классов решений, как это практикуется в Европейском Союзе. Оперативная мысль здесь та, что соответствующий демос достигает согласия, продвигаясь от решения к решению, а не от группы к группе [см. Pogge 1992; Antholis 1993; Wendt 1994]_19_.

Конечно, при урегулировании сталкивающихся притязаний, связанных с вопросом о том, чьи релевантные интересы затрагивает то или иное конкретное решение, неминуемо будут возникать трудности. Но сколь бы острой ни оказывалась часто полемика по этому поводу, дискуссии о том, кто имеет законное право притязать на гражданство, вряд ли менее остры. Кроме того, имеется ценный опыт разрешения споров относительно затрагиваемых интересов в других сферах. Так, разбирая дела о гражданских правонарушениях, суды вырабатывают процессуальные нормы, позволяющие решать, кому должно принадлежать право возбуждения судебного дела, а также отличать обоснованные притязания от необоснованных и определять степень обоснованности заявлений об ущербе, причиненным данным правонарушением. Приведенный пример показывает, что могут быть разработаны институциональные механизмы для оценки и регулирования конфликтующих претензий относительно того, каким образом задеваются релевантные интересы. Эти механизмы, возможно, несовершенны, но они должны оцениваться в соотнесении не с идеалом, которого нет нигде, а с другими несовершенными механизмами коллективного принятия решений, существующими в реальном мире_20_.

_____________________________________________

Руссо Ж.-Ж. 1998. Об общественном договоре. М.

Ackerman B., Fishkin J. 2000. Deliberation Day. (http://www.la.utexas.edu/conf2000/papers/Deliberation Day.pdf).

Antholis W. 1993. Liberal Democratic Theory and the Transformation of Sovereignty. Unpublished Ph.D. dissertation, Yale University.

Arrow K.J. 1951. Social Choice and Individual Values. N.Y.

Barbieri W. 1998. Ethics of Citizenship: Immigration and Group Rights in Germany. Durham, NC.

Barry B. 1990. Political Argument. Herefordshire.

Buchanan J.M., Tullock G. 1962. The Calculus of Consent: Logical Foundations of Constitutional Democracy. Ann Arbor.

Burt R.A. 1992. The Constitution in Conflict. Cambridge, Mass.

Dahl R.A. 1956. A Preface to Democratic Theory. Chicago.

Dahl R.A. 1971. Polyarchy: Participation and Opposition. New Haven.

Fishkin J. 1991. Democracy and Deliberation: New Directions for Democratic Reform. New Haven.

Foucault M. 1972. The Archeology of Knowledge. N.Y.

Foucault M. 1977. Discipline and Punish: The Birth of the Prison. N.Y.

Foucault M. 1980. Power/Knowledge: Selected Interviews and Other Writings. Brighton.

Green D.P., Shapiro I. 1994. Pathologies of Rational Choice Theory: A Critique of Applications in Political Science. New Haven.

Gutmann A., Thompson D. 1996. Democracy and Disagreement. Cambridge, Mass.

Habermas J. 1979. Communication and the Evolution of Society. Boston.

Habermas J. 1984. The Theory of Communicative Action. Vol. 1. Boston.

Hayward C. 2000. Defacing Power. Cambridge.

Holmes St., Sunstein C. 1999. The Costs of Rights: Why Liberty Depends on Taxes. N.Y.

Laclau E., Mouffe Ch. 1985. Hegemony and Socialist Strategy: Towards a Radical Democratic Politics. L.

Macedo St. (ed.) 1999. Deliberative Politics: Essays on Democracy and Disagreement. N.Y.

Machiavelli N. 1970. The Discourses. Harmondsworth.

Mackie G. 2000. Is Democracy Impossible? A Preface to Deliberative Democracy. Unpublished Ph.D. thesis. University of Chicago.

Mansbridge J.J. 1980. Beyond Adversary Democracy. N.Y.

Mueller D. 1989. Public Choice II. N.Y.

Pettit Ph. 1997. Republicanism: A Theory of Freedom and Government. N.Y.

Pogge Th. 1992. Cosmopolitanism and Sovereignty. – Ethics, vol. 103.

Przeworski A. 1999. Minimalist Conception of Democracy: A Defense. – Shapiro I., Hacker-Cordon C. (eds). Democracy’s Value. Cambridge.

Rae D. 1969. Decision-Rules and Individual Values in Constitutional Choice. – American Political Science Review, vol. 63.

Rae D. 1975. The Limits of Consensual Decision. – American Political Science Review, vol. 69.

Rousseau J.-J. 1968. The Social Contract. Harmondsworth.

Shapiro I. 1996. Democracy’s Place. Ithaca.

Shapiro I. 1999. Democratic Justice. New Haven.

Shapiro I. 2001. Abortion: The Supreme Court Decisions 1965 – 2000. Indianapolis.

Shapiro I., Hacker-Cordon C. 1999. Democracy’s Edges. Cambridge.

Tangian A.S. 2000. Unlikelihood of Condorcet’s Paradox in a Large Society. – Social Choice and Welfare, vol. 17.

Taylor M. 1969. Proof of a Theorem on Majority  Rule. – Behavioral Science, vol. 14.

Wendt A. 1994. Collective Identity-formation and the International State. – American Political Science Review, vol. 88 (2).

Продолжение следует

_1_ В оригинале игра слов: state – состояние и State – штат. (Пер.)

_2_ От лат. delibero – взвешивать, обсуждать, обдумывать. (Пер.)

_3_ Наиболее полным и доступным, хотя и несколько устаревшим, является обзор Мюллера [Mueller 1989: ch.6; см. также Shapiro 1996: ch.2; Przeworski 1999].

_4_ Здесь следует провести различие между замечанием, что цикличность предпочтений населения делает итоги применения демократических правил принятия решений случайными (в том смысле, что при ином порядке вынесения вопросов на голосование прошло бы какое-то другое предложение), и утверждением о том, что оными итогами можно манипулировать (в том смысле, что некто, устанавливающий повестку дня, предопределяет результат). Вопреки заявлениям некоторых комментаторов, в демократических политиях мы почти не знаем случаев успешной манипуляции такого рода [см. Green, Shapiro 1994: ch.6; Mackie 2000]. Данное различение важно, ибо с точки зрения властно-управленческого подхода, который рассматривается ниже, могут быть основания признавать легитимными решения, которые, будучи в соответствующих смыслах случайными, не обусловлены манипуляцией. Необходимо, однако, отметить: утверждение о случайном характере результатов само основано на предположении, что при большой численности населения вероятна цикличность предпочтений [аргументы в пользу противоположной позиции см. Tangian 2000].

_5_ Для Руссо голосование было средством дисциплинировать частный интерес, побуждая людей сосредоточиваться на том, что является наилучшим для общества в целом. Как он писал об этом: “Когда в народном собрании предлагается закон, у участников спрашивают, собственно, не о том, одобряют ли они или же отвергают то, что предлагается, а о том, находится ли предлагаемое в соответствии с всеобщей волей, которая есть их воля; каждый, подавая голос, высказывает мнение по этому вопросу” [Rousseau 1968: 153].

_6_ Убедительные аргументы в пользу этой позиции приведены, в частности, в [Gutmann, Thompson 1996]; критику см. [Macedo 1999].

_7_ И действительно, теоретики делиберативного подхода иногда пишут так, словно активность поиска общего блага сама есть общее благо. Обсуждение этой проблемы см. [Shapiro 1996: сh.4].

_8_ Обсуждение эмпирических условий, при которых обсуждение ведет скорее к расхождению во мнениях, чем к их сближению, см. [Shapiro 2001].

_9_ Иллюстрацию и обсуждение данной точки зрения см. [Laclau and Mouffe 1985; Hayward 2000].

_10_ Исключение составляют Р.Даль [Dahl 1971], Р.Бэрт [Burt 1992], Ф.Петтит [Pettit 2000], а также автор этих строк [Shapiro 1999].

_11_ См. высказываемое им в “Рассуждениях” соображение относительно римского довода о том, что стражами свободы должны быть простые люди, ибо, в отличие от аристократии, стремящейся господствовать, они хотят лишь того, чтобы над ними никто не господствовал [Machiavelli 1970: I, 5].

_12_ Даль выделяет восемь показателей, определяющих степень соответствия [конкретного режима] требованиям полиархии. Эти требования касаются четырех периодов: периода голосования, когда голоса членов политической системы должны иметь одинаковый вес и когда побеждает вариант выбора, получивший наибольшее число индивидуальных голосов; период перед голосованием, когда члены политической системы имеют равные возможности для представления альтернатив и информации о них; период после голосования, когда победившие в ходе голосования лидеры и политические курсы сменяют лидеров и курсы, набравшие меньшее число голосов, и избранные должностные лица занимают свои посты; и межвыборный период, когда принимаемые решения подчинены сделанным во время выборов – например, сенатор, занимающий свое место в межэлекоральный период, заменяется одержавшим победу на очередных выборах [Dahl 1956: 71-76, 84-89].

_13_ Имплицитное довершение компаративного по своему смыслу вопроса о том, насколько успешно демократия позволяет людям управлять властными отношениями; см. двумя абзацами выше. (Пер.)

_14_ При нечетном числе голосующих оптимальным принципом принятия решения является правило большинства, n больше двух плюс половина; при четном – либо правило большинства (n больше двух плюс один), либо правило большинства минус один (просто n больше двух). В общем плане см. об этом [Mueller 1989: 96-111].

_15_ Можно показать, что даже при использовании метафоры “договора” логика защиты Бьюкененом и Таллоком принципа единогласия тут же разрушается, как только начинают учитываться фактор времени и внешние обстоятельства [см.: Rae 1975: 1270-1294].

_16_ В решении по делу “Бакли против Валео” [Buckley v. Valeo 424 US 1 (1976)] Суд постановил, inter alia, что, хотя Конгресс может регулировать финансовые пожертвования политическим партиям или кандидатам, он не вправе каким-либо иным образом регламентировать частные затраты на политические выступления. Впоследствии в решении по делу “Остин против Торговой палаты штата Мичиган” [Austin v. Michigan State Chamber of Commerce, 110 S.Ct. 1391 (1990)] Суд разрешил налагать некоторые незначительные ограничения на корпоративные затраты, но на практике решение по делу Бакли делает невозможным какое бы то ни было лимитирование политической рекламы, финансируемой из частных средств.

_17_ Аккерман и Фишкин настаивают на том, что “крайне ошибочно рассматривать эту ежегодную затрату в 15 млрд. долл. сквозь призму обычного соотнесения издержек и выгод”, поскольку ее “громадные” выгоды “не могут быть исчислены на той же шкале, что и другие элементы уравнения издержек-выгод” [Ackerman, Fishkin 2000: 29]. Даже если допустить, что эти выгоды обоснованно объявляются значительными, хотя, как признается, они несоизмеримы со своими издержками, в приведенном заявлении игнорируется мысль, проводимая в настоящей статье: данные выгоды, безусловно, необходимо сопоставить с теми, которые были бы получены, будь указанная сумма как-то по-иному израсходована в целях усиления американской демократии.

_18_ Такая законодательная инициатива в виде проекта резолюции 187 была поставлена на голосование в Калифорнии в ноябре 1994 г. и прошла, набрав 59% голосов против 41%, а затем была отменена федеральным судом как нарушающая конституционное право на образование, которым люди обладают несмотря на иммиграционный статус. Суд также указал, что иммиграционное право относится к федеральному ведению, а не к компетенции штата.

_19_ Другие аргументы, показывающие, что определение контингента участников не должно рассматривать как предваряющее процесс демократического принятия решений, см. [Shapiro, Hacker-Cordon 1999b: сh. 6, 10, 12, 15].

_20_ Развитие и обоснование этого положения см. [Shapiro 1999: 31-39].

ПЕРЕОСМЫСЛИВАЯ ТЕОРИЮ ДЕМОКРАТИИ В CВЕТЕ СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИКИ

И. Шапиро

Продолжение. Полис, 2001, №4. Начало см. Полис, 2001, № 3, с. 6-15.

II. Шумпетеровская конкуренция

Наиболее влиятельный в ХХ в. подход к демократическому управлению властными отношениями – тот, который был сформулирован в 1942 г. Й.Шумпетером в работе “Капитализм, социализм и демократия” [Schumpeter 1942]. Он сводим к двум утверждениям: (1) структурно организованная конкуренция за власть предпочтительнее как гоббсовской анархии, так и той монополии власти, в которой Т.Гоббс усматривал логический ответ на анархию; и (2) альтернативы анархии, монополии и конкуренции суть единственные значимые возможности. Оба утверждения Шумпетера были новаторскими, и, несмотря на мощный огонь критики, ни одно из них так полностью и не опровергнуто.

Преимущества и ограниченность структурно организованной конкуренции

Точку зрения Шумпетера часто называют консервативной. Для такого утверждения есть основания, но чересчур поспешная концентрация внимания на этом обстоятельстве затеняет радикальные аспекты аргументации ученого. Шумпетер был радикален прежде всего в том, что видел альтернативу взгляду на власть как на естественную монополию, который западные политические теоретики более или менее осознанно переняли у Гоббса. И традиционные либералы, и марксисты, и адепты теорий элит – все они в той или иной форме разделяли такое воззрение. Внешне республиканцы придерживались более сложной позиции, полагая, что власть поддается разделению и может контролироваться состязанием между политическими ветвями власти. Однако, как давно уже было показано Р.Далем [Dahl 1956: 30-32], Дж.Мэдисон в своих рассуждениях был щедр на риторику (“амбиция будет вынуждена противодействовать амбиции”) [Hamilton, Madison, Jay 1966 (1788): 160] и скуп на объяснение того, каким образом подобные механизмы будут работать на практике. Решение проблемы по “Федералисту” – это в основном вопрос создания институциональных тормозящих уплотнений (institutional sclerosis), дабы затруднить всякие действия правительства и тем самым защитить интересы землевладельческих элит. В этом отношении оно качественно не отличается от стандартных либеральных обоснований двухпалатной структуры парламента, сильного конституционализма и других форм институционализированного вето, часто предлагавшихся с целью ограничить демократию [см. Riker 1982: 101-116; Riker, Weingast 1988; Holmes 1995].

Предложенный Шумпетером подход знаменовал собою радикальный отказ от такой позиции: вместо того чтобы смиряться перед властью (по Гоббсу) или смирять власть (позиция всех остальных, упоминаемых здесь), ее, считал он, можно контролировать, превратив в объект электорального состязания. Если авторы “Федералиста” различали за стремлением к власти стимулы (incentives) и понуждающие факторы (constraints)_1_, то Шумпетер фактически продвигал трактовку, основанную на стимулах. Понуждающие факторы призваны ограничивать власть политиков посредством правил (таких, как разделение властей или иные конституционные ограничения); стимулы же увязывают то, что политикам кажется стратегически выгодным, с требованиями конкурентной политики.

Раз партии строятся по образу фирм, стремящихся обеспечить себе максимум голосов как аналога прибылей, то можно говорить о том, что лидеров дисциплинируют требования конкуренции. Попытки Э.Даунса [Downs 1957] и др. выработать на этой основе прогностическую теорию электоральной конкуренции оказались не слишком успешными [см. Green, Shapiro 1994: сh.7], но в качестве нормативной теории концепция Шумпетера открывала новые горизонты. В его видении конкуренция имеет двоякую ценность: она дисциплинирует лидеров через угрозу утраты власти точно так же, как фирмы дисциплинирует угроза банкротства, и дает потенциальным лидерам стимул к тому, чтобы откликаться на требования большего числа избирателей, чем конкуренты. Таким образом, всегда проблематичная теория репрезентативного правительства заменяется политическим аналогом верховенства потребителя.

Демократию в ее шумпетерианской трактовке часто квалифицируют как “минимальную”, поскольку она полностью сфокусирована на политических институтах (обычно национальных) в узком значении. Заметьте, однако, в доводах самого Шумпетера нет ничего, что вело бы к такому ее сужению. Как я попытался показать в одной из своих работ, говорить о необходимости демократизации иных социальных установлений, помимо национальных политических институтов, – не значит отрицать, что при решении этой задачи могли бы быть полезны шумпетерианские средства [Shapiro 1999: chs.4-7]. Не равнозначно это и утверждению, что национальным политическим институтам не пошла бы на пользу шумпетерианская реформа, даже если признаются необходимыми и другие реформы. “Минимальность” шумпетерианской демократии, даже в формулировке самого Шумпетера, похоже, преувеличена. В прочтении же современных шумпетерианцев, например С.Хантингтона [Huntington 1991], требование конкурентности означает, что политию нельзя считать демократической до тех пор, пока ее правительства по меньшей мере дважды не уступали власть вследствие поражения на выборах, а это исключает из рассмотрения Соединенные Штаты до 1840 г., Японию и Индию на протяжении значительной части ХХ в., а также большинство так наз. демократий третьей волны в бывших коммунистических странах и в Африке к югу от Сахары. Короче говоря, минимальная - не значит ничтожно малая, не принимаемая в расчет.

Как бы то ни было, воспитующий эффект электоральной состязательности выглядит не столь уж внушительным, учитывая частоту повторного переизбрания инкумбентов [см. Lowenstein 1995: 653-667]. Но возникает, опять-таки, контрвопрос: в сравнении с чем? Дисциплинирующий эффект электорального давления может показаться скромным в сравнении с неким идеалом, которого нигде не существует, однако его достижение было бы существенным обретением для миллиардов людей, живущих в странах, где этот фактор отсутствует [см. Przeworski 1999: 43-50].

В представлении о том, что шумпетерианская схема порождает откликающееся [на требования электората] правительство, тоже присутствует натяжка. И дело тут не в традиционной левой критике рынков за то, что они вознаграждают тех, у кого больше ресурсов; такая критика – по крайней мере, с точки зрения теории – в данном случае неуместна. Принцип “один человек – один голос”, который принято считать непреложным условием демократии, несмотря на звучащие время от времени выступления в защиту торговли голосами по соображениям эффективности или интенсивности [см. Buchanan, Tullock 1962: 125-126, 132-142], уравнивает ресурсы. Трудность в том, что политики, особенно в Соединенных Штатах, соревнуются в первую очередь за пожертвования на избирательную кампанию и лишь во вторую очередь – за голоса. Пожалуй, конфискационные налоги на наследство свыше 10 млн. долл. были бы безоговорочно поддержаны избирателями, но ни одна из партий этого не предлагает. Мало того, в июне 2000 г. в Конгрессе США сильную поддержку со стороны обеих партий получил законопроект, предусматривавший отмену существующего налога на наследство – налога, который платят лишь богатейшие 2,5% американцев*. Похоже, политики стараются не облагать налогами богатых из опасения, что выступи они с такой инициативой, средства, направляемые на их избирательную кампанию, будут переадресованы соперникам. Хотя эмпирическая проверка утверждений, подобных приведенному, по самой своей сути затруднительна, резонно полагать, что предложения, с которыми выстпупают политики, формируются под сильным воздействием установок спонсоров; иначе зачем бы они жертвовали средства! К тому же немногочисленность ведущих партий означает, что фактически мы имеем дело с олигополистической конкуренцией; стоит лишь добавить этот штрих – и становится ясно, что внимательность партий к избирателям далеко не равнозначна внимательности фирм к потребителям в условиях конкурентного рынка.

Эти серьезные возражения направлены не столько против идеи политической конкуренции, сколько на выявление недостаточной конкурентности системы. Можно было бы сократить непомерную мощь спонсоров избирательных кампаний (предложениям о реформировании этой области несть числа [см., напр. Ackerman 1993; Ayres 2000]) и провести реформы с целью увеличения количества партий, что способствовало бы росту конкуренции. Право же, удивительно, что защитники общественных интересов в гражданских процессах, активисты и политические комментаторы (не говоря уже о политических теоретиках) не высказываются в пользу применения антитрестовского законодательства для наступления на существующую дуополию. Если конкуренция за власть представляет собой источник жизненной силы демократии, то тогда поиск двухпартийного консенсуса (и стоящий за этим идеал делиберативного согласия) есть в действительности антиконкурентный сговор, нацеленный на ограничение рынка. Почему же на этих основаниях не оспаривают принятое при двухпартийной поддержке законодательство или другие формы двухпартийного согласия? Отнюдь не очевидно, что за разукрупнение демократической и республиканской партий имеется меньше заслуживающих поддержки доводов, чем за разукрупнение компаний “Америкэн телефон энд телеграф” и “Майкрософт”_3_.

Для антитрестовских действий против политических партий существуют правовые препятствия, но имеются и неиспробованные правовые возможности. Например, разъяснение Верховного суда (the Supreme Court’s Noerr-Pennington doctrine) исключает применение антитрестовских законов к “обоснованному правительственному действию, в отличие от частного действия” [Eastern R.R. President’s Conf. v. Noerr Motor Freight, 365 U.S. 127 (1961) at 136]. Но в нем ничего не сказано о деятельности политических партий. Более того, хотя в принципе закон Шермана не распространяется на нехозяйственные образования типа профсоюзов, однако из этого правила делаются исключения в случаях, когда подозревают наличие сговора между таким образованием и хозяйствующим субъектом в целях нанесения ущерба интересам другого хозяйствующего субъекта или когда искомое соглашение не несет в себе “законного профсоюзного интереса” [Connell Constr. Co. v. Plumbers and Steamfitters Local Union No.100, 483 F. 2d 1154, 1164 (5th Cir. App. 1973); см. также Local Union No.189, Amalgamated Meat Cutters v. Jewel Tea Co., 381 U.S. 676]. По аналогии, закон Шермана мог бы использоваться в отношении политических партий, если те вступили в союз с корпоративными жертвователями средств для поддержания антиконкурентной практики или же уличены в стремлении к достижению соглашения, выходящего за пределы “законных партийных интересов”. Конституционные препятствия к применению антитрестовских принципов к политике коренятся в праве на петицию и в правомочности народа “доводить до собственных представителей свои пожелания” [Noerr, 356 U.S. at 137, 138]_4_. Но рациональное обоснование изъятия политики [из сферы действия указанного закона] не распространяется на формы сговора, подрывающие сам процесс политического самовыражения, сговора, в который вступают партии, поддерживая запретительные цены на внесение в список участников, уславливаясь о недопущении малых партий к политическим дебатам и т.п. Поскольку было установлено, что закон Шермана действует только в отношении бизнес-объединений [Parker v. Brown 317 U.S. 341, 351 (1943)] и организаций, ставящих перед собой коммерческие цели [Klor’s Inc. v. Broadway-Hale Stores, Inc., 350 U.S. at 213 n.7 and Apex Hoisery Co. v. Leader, 310 U.S. 469, 493 n.5(28)], для регулирования такого поведения посредством антитрестовского законодательства может потребоваться новое законотворчество. По очевидным причинам трудно ожидать, что подобные законы будут введены законодателями, гораздо легче представить себе политические антитрестовские меры, принятые в результате баллотировочных инициатив.