Перевоплощение

Большинство рассказов о так называемых прошлых жизнях были на самом деле настолько обыденными, что наскучили самому гипнотизеру задолго до того, как он завершил свое исследование, а продолжалось оно двадцать лет. Со временем Блоксам стал гипнотизировать и подвергать регрессии только тех людей, у которых, как он чувствовал, прежняя жизнь могла быть интересной и необычной... Некоторые, разумеется, могли фантазировать, ведь мозг и воображение заняты как фактами, так и вымыслом. Но для того чтобы перевернуть многие принятые идеи о жизни, будет достаточно хотя бы одной реальной регрессии [2].

СЛУЧАЙ ПОМОЩНИКА БОМБАРДИРА НА БОРТУ «АГГИ», КОРАБЛЯ КОРОЛЕВСКОГО ФЛОТА

По словам Иверсона, из фактов ксеноглоссии, зафиксированных на кассетах Блоксама, «возможно, самым достоверным было использование странного языка в состоянии гипнотического транса Грэхема Гакстабла, помощника артиллериста. Он сам не мог понять смысл некоторых фраз, когда вышел из этого состояния. Мне они тоже ничего не говорили (на самом деле многие оказались неправильно записанными) до тех пор, пока специалисты из Гринвича по истории военно-морского флота не прослушали пленку и не объяснили значение слов и выражений»

По словам Блоксама, лорд Маунтбаттен, бывший министр Военно-морского флота Англии, «одолжил копию этой пленки навсегда». Вследствие проявленного лордом Маунтбаттеном интереса к данному эксперименту, у нас появилась возможность услышать мнения профессионалов-исследователей и историков в области Военно-морского флота Великобритании.

Он настолько был заинтригован увиденным на пленке, что поручил своему племяннику, принцу Филиппу, и некоторым другим высокопоставленным лицам военно-морских сил попытаться разыскать корабль, на котором служил «помощник бомбардира».

Иверсон пишет:

Во время гипноза мы услышали рассказ о корабле Ее Королевского Величества «Агги», о том, как насильственно завербованный моряк на борту этого фрегата два века назад участвовал в сражении с французским кораблем недалеко от Кале. От этого рассказа стыла кровь в жилах. Ругательства этого неграмотного человека, с сухим грохочущим кашлем, грубовато посмеивающегося, составляли настолько разительный контраст с человеком, находящимся под гипнозом (Грэхемом Гакстаблом, обаятельным мужчиной из Суонси с мягким, бархатным голосом), насколько это можно представить. Голос, которым он заговорил под гипнозом, был неузнаваем, он стал более глубоким и низким и приобрел сильный южно-английский акцент, характерный для жителей сельской местности.

Гакстабл никогда не служил на флоте и не испытывал никакого интереса к морским делам. Во время Второй мировой войны он служил в танковых войсках. Он пришел к Блоксаму, сопровождая Своего знакомого, а не для того, чтобы тот загипнотизировал его, но его тоже уговорили поучаствовать.

Далее Иверсон пишет:

Никто не мог точно установить, что за сражение произошло недалеко от французского берега. И это не удивительно, ведь за сотню лет блокады французских портов произошло столько боев, что этот случай вряд ли обнаружился бы так быстро, это все равно что искать в «стоге» военного флота «иголку».

Однако военно-морской историк Оливер Уорнер был убежден в подлинности рассказа Гакстабла по причине реальности, с его точки зрения, описанных событий, а также поведения человека в целом и несостьгковки его полной невежественности со знанием исторических фактов, которые ему были известны.

Рассказ был начат с того момента, как Гакстабл видит себя на борту корабля, который «все время перекатывается». Корабль назывался «Агги», но у него было и другое, экстравагантное имя, которое он не может вспомнить. Капитана зовут Пиэрс.

— Что он за человек? — спрашивает Блоксам.

— Он любит кошку! Да, слишком любит!

(Иверсон объясняет, что «кошкой о девяти хвостах» в дословном переводе с английского называли хлыст с девятью плетями, это было средство наведения дисциплины.)

— Капитан порол людей? — спрашивает Блоксам.

— Что ты имеешь в виду под словом «порол»? Он и сейчас их порет! Он говорит своим подчиненным: «Не поднимай глаз, парень! Не поднимай глаз! Смотри на шлюпку!» Я научился. ...Холодно, холодно. (Кажется, что он дрожит, и Блоксам укрывает его одеялом). Когда Гакстабла спросили, бил ли его когда-нибудь капитан Пиэрс, ответ был такой: «Нет, меня не бил, нет, я могу навести пушку. Да, я могу навести шестнадцать из них, да». Описывая «Агги», он сказал, что на ней было 32 пушки, «по шестнадцати на каждом борту, хорошие пушки». Иверсон добавляет:

В своей книге по военно-морской истории Г. Дж. Маркус упоминает, что в восемнадцатом веке «существовал многочисленный класс тридцатидвухпушечных фрегатов».

— Вы когда-нибудь участвовали в битвах? — спрашивает Блоксам.

— А откуда, ты думаешь, у меня эти отметины?— раздраженно ответил Гакстабл.

— С кем ты сражался?

— С проклятыми лягушатниками! Да, с французишками. Ублюдки!

Моряк рассказывает об эпизоде, когда они потопили французскую шхуну «со всем ее экипажем».

— Кто-нибудь из ваших людей пострадал?

— Пострадал, да, пострадал, осколки... когда снаряд ударяет ... да ... летят осколки.

(Комментарий Иверсона: «Осколки были одной из главных опасностей для жизни людей в боях между деревянными боевыми кораблями того времени»).

— Что это был за порт?

— Обычный порт... Мы это и раньше делали... С места на место, месяцами — патрулировали, патрулировали, патрулировали — не должны были их выпускать, вот что говорит боцман.

— У вас был любимый порт?

— Все порты одинаковые — с тавернами, шлюпками и вонью.

— Ваш корабль тоже воняет?

— Да, дерево воняет. У наветренной стороны чувствуешь себя нормально. Но само дерево воняет.

Пытаясь узнать что-то о личной жизни помощника, Блоксам спрашивает:

— У вас есть жена?

— Жена, жена... Нет, у матросов нет жен — (только) женщины! Когда мы можем их заполучить? Когда их подпускают, вот тогда очень весело, тогда хватай ее. Ха-ха.

— Ну а у вас-то были?

Были, были. Они хороши как есть, сгодятся. Слишком долго плаваешь, но нас не отпускают..

Иверсон объясняет:

В XVIII веке отряды вербовщиков во флот пользовались дурной славой, по закону они могли насильно завербовать любых годных к службе мужчин с опытом службы на флоте в возрасте от 18 до 55 лет. В действительности же они забирали всех подряд, когда было нужно укомплектовать корабль. В 1770 году только одна пятая британских моряков были «добровольцами»... Даже основатель методистской церкви Джон Уэсли однажды стал жертвой отряда вербовщиков! Те, кто попадал на корабль, сойти с него уже не могли. Для простых моряков женщин привозили на шлюпках к военным кораблям в портах и позволяли им подняться на борт.

Помощник бомбардира гордился тем, что перестал быть завербованным моряком, но когда его спросили, как он попал во флот, он ответил: «Они гнались за мной».

— Как это произошло?

— Я был со старой Молл.

Блоксам понял эту фразу неверно, и это оказалось забавным.

— А, так вы были с какой-то Молл? Гакстабл с усмешкой ответил:

— Старая Молл, старая Молл... Кобыла! Да, ее нельзя было удержать в борозде, она обычно все время тянет в сторону.

— Вы пахали? — спросил гипнотизер.

— Пахал, увидел, как они шли ко мне, потом меня схватили... Вот как я заполучил эту простуду, от которой лихорадит.

(Во время диалога Гакстабла часто одолевали приступы грудного кашля).

— Как вас зовут? — осведомился Блоксам.

— На кораблях у людей нет имен.

— Как вас звали до того, как вы оказались на судне?

— Когда я был пацаном — Бен.

— У вас были темные или светлые волосы?

— Я был грязным.

— Какой вы были комплекции?

— Не толстым. На долгоносиках не разжиреешь... черви, долгоносики и черви. В баке с питьевой водой — тоже черви.

(Комментарий Иверсона: «Продовольственное снабжение кораблей в XVIII веке было жутким. В пище и воде водились черви»).

— Кто был монархом, королем в вашей стране?

— Король, король! Он! (произносит раскатисто и с презрением) Немецкий Георг.

(Комментарий Иверсона: «В течение более ста лет, с 1714 по 1820 годы, всех английских королей звали Георгами, а иногда с насмешкой — «немецкими Георгами», потому что они либо родились в Германии, либо имели немецкие корни»).

— В каком самом тяжелом сражении вы участвовали?

— Гм-м, такие вопросы задают молодые парни.

— Что вы обычно им отвечаете?

— Что они сами всему научатся и все поймут. На этом месте разговор достиг своей кульминации. Иверсон пишет:

Как будто взволнованный близостью сражения, голос Гакстабла становится более громким и уверенным. Он начинает описывать [Блоксаму], что происходит; временами он отдает команды, а иногда передразнивает приказы, которые слышит...

Запальные фитили, о которых он говорит, представляли собой горящие отрезки каната, пропитанные дегтем и дающие искры для ведения стрельбы из орудий. Предполагалось, что матросы дули на искры, чтобы поддерживать их горящими, но упомянутый моряком метод размахивания фитилем кажется более разумным. Так помощник бомбардира мог сразу видеть, кто небрежно обращался с искрой, наблюдая за взмахом руки.

— Вы знаете, какой порт вы стережете? — спрашивает Блоксам.

— Это (пауза) Кале, Кале.

— Вы прибыли из Дувра?

— На этот раз мы пришли из пролива.

— Из пролива, где Плимут?

— Да, нас не было месяц или больше.

Он прерывает разговор с Блоксамом, отвечая на команду:

— Есть, сэр! Так точно, готов, сэр! (Тихо.) Ах ты, ублюдок!

— Кто отдал вам приказ? Капитан?

— Бомбардир, лейтенант.

— Вы знаете, как его зовут?

— Ганз — Джолли Ганз. (Усмехаясь.) Веселый парень, нечего сказать!

Не обращая внимания на Блоксама, помощник выкрикивает команду:

— Маши фитилем, парень, маши им, не дай ему погаснуть!

— У вас хороший корабль?

— А, он еле держится, еле держится, держится против ветра... сблизиться — сейчас можно услышать прибой.

Блоксам, с сомнением в голосе:

— Можно услышать?

— Да, это близко. А, мы сближаемся. Пиэрсу это удается, удается. Он ложится в дрейф близко и ждет... Говорят, он чувствует, где есть мель. (Пауза.) О Боже, хоть бы они подошли.

Блоксам задает следующий вопрос:

— А теперь враг снимается с якоря?

— Они все еще не подошли, теперь туман не такой сильный! Мы уйдем через пять минут.

Появляется корабль, и помощник начинает отдавать распоряжения, готовя своих людей.

— Вы выстрелили из своей пушки?

— Ждем, ждем! Спокойно, парни, спокойно, сейчас ничего не делайте, ждите приказа, размахивайте фитилями, да, сэр, держитесь поодаль сзади.

Затем следует приказ, и помощник выкрикивает:

— Сейчас, идиот. Сейчас же, придурок, сейчас. (Кричит в возбуждении, когда производят выстрел.) Ребята, подходите к ним, подходите, сближайтесь спереди! (Издает пронзительный крик.) Вытащите его, вытащите — в рубку его... давайте туда, к полуклюзам — сближайтесь опять.

Производится еще один залп. — Парни, быстрей, ребята, — ты, ублюдок, клянусь Богом, ты попал с этой наводкой. Вот так надо наводить орудие. Боже, они попали в старого Пиэрса, они убили Пиэрса. (Внезапно испускает ужасный крик.) Моя чертова нога! (Неудержимые крики и стоны.) Моя нога, моя нога!

Блоксам бьет по щекам Гакстабла, это помогает вывести его из транса и успокоить тем, что его нога цела. Ясно видно, что все потрясены случившимся.

«Агги», разумеется, самая драматичная запись в коллекции Блоксама, — сообщает Иверсон в своей книге. — От помощника бомбардира, с каждым произносимым им словом, его кашлем и ругательствами, исходил запах моря и веяло духом времени. Его история внушает доверие — от утерянной юности землепашца со «старой Молл», о которой он говорит с усмешкой и привязанностью, до его принятия жизни на море. Его гордость тем, что он умел «наводить пушку», весьма обоснованна, по утверждению экспертов, просмотревших пленку» [3].

СЛУЧАЙ РЕБЕККИ

Домохозяйка из Уэльса, Джейн Иване, обратилась к Ариелю Блоксаму по состоянию здоровья — у нее был хронический ревматизм. Когда он спросил ее о том, какие у нее интересы, она ответила — Греция и Тибет. Блоксам предложил ей провести несколько сеансов гипноза, но ни на одном ни слова не было сказано о Греции или Тибете! Записи ее регрессии как еврейки в городе Йорке, где она никогда не бывала, были показаны в телевизионной программе на Би-би-си. В той жизни ее звали Ребекка. Она рассказала о восстаниях, проходивших в 1189 году в Честере, Линкольне и Лондоне против евреев, и выразила свое беспокойство тем, что скоро они докатятся до Йорка. В ее регрессии был упомянут представитель Папы, человек по имени Массотти, прибывший в Йорк с целью набрать новобранцев для участия в крестовых походах в Палестину, чтобы сражаться с неверными. И когда он сказал:

— Возьмитесь за оружие против всех неверных. Из толпы выкрикнули:

— А как же неверные в Йорке, все евреи — неверные.

Далее Ребекка говорит:

— Мы были очень напуганы. Мой муж отправил деньги нашему дяде в Линкольн на случай, если произойдет что-то ужасное. Король Генри добр к нам, но он стареет. Что бы было с нами, если бы королем был кто-то другой?

Ребекка также называет его королем Генри Плантагенетом.

— Он помогает людям, когда они обращаются в суд по денежным вопросам, когда нам должны. За это мы отдаем ему десятую часть возвращенных денег.

(Комментарий Иверсона: «Это довольно точная картина, показывающая отношение короля Генри из династии Плантагенетов к евреям. Конечно же, их защищали в его судах, и известно, что король брал за это плату. Но Ребекка рассказывает о годе смерти короля, и внутри общества уже растут силы, которые будут иметь трагические последствия для евреев Йорка»).

То обстоятельство, что деньги были отправлены в Линкольн, имеет под собой реальную основу: по словам профессора Барри Добсона из Йоркского университета, авторитетного ученого по истории евреев того периода, между еврейскими общинами Йорка и Линкольна существовали тесные связи.

Король Генри умирает, и на престол восходит Ричард Львиное Сердце. Он немедленно открывает военную кампанию, отправляя свои войска в крестовые походы. Ребекка стенает:

— Теперь, когда добрый король Генри умер, король Ричард в походах, кто нам поможет? До меня дошли слухи о том, что случилось с некоторыми евреями. На улице Коуни убили старика по имени Исаак. Перед этим его заставили есть свинину, а на голову ему лили святую воду. Мы боимся того, что они расправятся с нами и нашими детьми. Мы вынуждены уехать.

(Комментарий Иверсона: «Действительно, на улице Коуни был убит еврей, но подробности этого трагического случая до нас не дошли»).

Ребекка называет человека, который особенно ненавидит евреев. Его зовут Мейблис.

(Комментарий Иверсона: «Похоже, Ребекка говорит о неком Ричарде Мэйлбисе, чье имя почти идентично с Мейблисом, упомянутым Ребеккой, которого средневековый хрониковед Уильям Ньюбург называет Ричардом Жестоким Зверем и который во время «Йоркской резни» выступал как «архизаговорщик против евреев»»).

Блоксам спрашивает женщину:

— Вы должны были уехать?

Да, мы вынуждены были это сделать. [Толпы] подошли вплотную к нашему дому, и мы слышали пронзительные крики и чувствовали запах дыма. Муж и сын несут деньги в мешках на спине, мы должны бежать. (Пауза.) Сначала мы хотели идти к замку [чтобы укрыться], но толпа преследовала нас, и муж разрезал мешок с серебром. Когда деньги высыпались на дорогу, преследующие нас люди стали подбирать серебро и мы могли немного вырваться вперед... Однако в замок нас пускать не хотели. (Многие евреи сумели попасть в замок, но Ребекка и ее семья опоздали.) Мы укрылись в христианской церкви, маленькой церкви за воротами Йорка, поблизости от замка.

Гипнотизер спрашивает, была ли эта церковь Йоркским собором, на что испытуемая отвечает:

— Нет, нет — просто маленькая церковь за воротами Йорка, за большими медными воротами. Мы прячемся, нам холодно, мы хотим есть... и мы надеемся, что никто не догадается, что мы здесь...Они ненавидят нас за нашу веру. (Голос полон отчаяния.) Но мы в церкви, и дом Господа все еще остается домом Господа. Если они найдут нас здесь, они точно убьют нас.

Рейчел (ее дочь) плачет, муж и сын отправились поискать еду.

— Мы слышим вопли: «Сжигайте евреев, сжигайте евреев», крики и плач. (Пауза.) Где Джозеф? Почему он не возвращается, почему он не возвращается? (Пауза, затем ее голос срывается на крик.) О Боже, они идут, они, они идут. Рейчел плачет...не плачь... не плачь. Они вошли в церковь — мы слышим их... они идут, они идут...

(От ужаса она говорит почти что бессвязно).

— О нет, нет, Рейчел! Нет, не забирайте ее, нет, стойте, они собираются ее убить... они... нет... не надо! Рейчел, нет, нет, нет... не Рейчел... о, не забирайте Рейчел... нет, не забирайте Рейчел — нет, нет, нет, не забирайте Рейчел... нет. (Сраженный горем голос.) Они забрали Рейчел! Они забрали Рейчел!

— С вами все в порядке? Они оставили вас одну, — спрашивает Блоксам.

— Да?

— Темно, темно, — были ее последние слова. Затем Блоксам выводит женщину из транса.

Ребекка ничего не знала ни о действиях, предпринятых шерифом и констеблем замка, ни о [лживых] обещаниях безопасного пропуска и заключительных сценах убийства. Возможно, это незнание всех событий во время беспорядков вполне естественно, если относиться к словам Ребекки как настоящей свидетельницы. Если же рассматривать ее регрессию как фантазию, основанную на чтении книг по истории, то может показаться странным, что она не включила в свой рассказ наиболее известные особенности, указанные в большинстве учебников, в которых предлагаются версии этой резни.

Однако ее версии случайно было найдено подтверждение. Вспомним, как Джейн говорила, что семья укрылась в склепе маленькой церкви. Дело в том, что ни в одной из старых церквей Йорка – а в то время их насчитывалось около 40 — не было подземных склепов, за исключением Йоркского собора, а Ребекка отметила, что они прятались не в нем. Профессор Добсон был уверен, что маленькая церковь за «медными воротами» Йорка могла быть только церковью Св. Марии, Каслгейт. Однако когда профессор Добсон и Иверсон ее посетили, склепа там они не обнаружили. Шесть месяцев спустя профессор сообщил Иверсону о новом повороте событий. Из церкви хотели сделать музей. Он написал:

В сентябре во время реставрации церкви рабочий обнаружил то, что оказалось склепом — большая редкость в Йорке, за исключением Минстера — под алтарем. Он был сразу же заложен строителями, еще до того, как археологи успели его исследовать. Но рабочий, который побывал внутри, сказал, что видел круглые каменные арки и своды...

Итак, этот склеп мог быть тем местом, где, если верить рассказу Ребекки, она встретила свой роковой конец. Еще более убедительным является тот факт, что обнаруженные римские и англосаксонские колонны и кладки оказались ниже уровня пола церкви Св. Марии, что совершенно ясно показывает, что на том месте раньше стояла церковь [4].

Опасность регрессии в прошлые жизни под гипнозом

Оба случая регрессии, приведенные в этой главе, имели нежелательные последствия для субъектов, принимавших в них участие. Пушечный выстрел, лишивший моряка ноги, потряс Грэхема Гакстабла до такой степени, что он больше не появился ни на одном сеансе гипноза. Другая жизнь Джейн Иване — самая последняя по времени — была полна боли и неприятностей. В последней она видела себя американской монахиней, сестрой Грейс, в отдаленном монастыре Де Мойна, штат Айова. (Джейн никогда не бывала в Соединенных Штатах). Она прожила печальную жизнь, не ведая того, что происходит в мире, в сомнениях и покаянии в мнимых грехах. Регрессия закончилась следующей сценой. Блоксам спрашивает Джейн:

— Сколько вам сейчас лет?

— Шестьдесят... за шестьдесят... совсем калека...ужасная боль... ужасная боль в животе. Кажется, что она съедает меня, я пытаюсь улыбнуться и рассмеяться, но боль невыносима.

Она испытывала такое сильное недомогание, что гипнотизер прекратил сеанс.

После сеанса, в котором Джейн почувствовала себя Ребеккой, она упала в обморок. Женщина была больна в течение многих дней, потом она призналась, что все происшедшее ее сильно испугало, и отказалась от дальнейших опытов. Пять лет спустя она с неохотой согласилась повторить сеансы для телевизионной записи с условиями, что будет использован псевдоним (Джейн Иване) и ее лицо не появится на экране.

В программе Дэвида Сасскинда в 1977 году можно было увидеть эксперимент, где участвовали двое зрителей. Один из них — мужчина — был перенесен в эпоху Рима, где он оказался царем, убившим мать своей жены. Он вновь пережил преследование разъяренной толпы, которая затем забила его до смерти камнями. Когда он, задыхаясь, рассказывал об этом, его лицо и тело сводило судорогой в мучительной пытке. В случае регрессии женщины выяснилось, что она пережила две жизни: одну — как проститутка в диком ковбойском городке, другую — как маленькая девочка, которая утонула во время паводка. Ее жалобные крики о помощи, обращенные к матери, не оставили ни одного зрителя равнодушным.

Не нужно быть психиатром для того, чтобы понять, что с помощью гипноза происходит вмешательство в психику субъекта. Привлечение же людей к участию в сеансах, где они становятся действующими лицами столь ужасных трагедий, — огромная ответственность. Признавая возможность перевоплощения, понимаешь, что природа проявляет великую доброту, опуская занавес между прошлым и будущим. Или, как говорили греки, душа проходит через реку забвения. Д-р Стивенсон отмечает, что следствием регрессий может стать заметное терапевтическое изменение психологических расстройств, даже резкое Улучшение состояния человека, но иногда они могут вызвать и ухудшение [5].

Таким образом, ни один гипнотерапевт не может гарантировать, что у субъекта не будет «плохого путешествия в мир психики», несмотря на внушение, что после пробуждения у него не возникнет нежелательных последствий.

Глава 8

Льюис Томас

Как заметил д-р Томас, имеющий большой опыт работы с пациентами, в своем труде «Жизнь клетки», большинство умирающих людей принимают смерть спокойно, без страха. Он пишет, что в этот момент человек, «кажется, готовит себя к смерти, как будто он интуитивно знаком с этим делом», и что, как это ни удивительно, «умирание является нормальным явлением», а смерть не является злом – она естественна.

Однако сразу возникает вопрос: если это целостный физиологический процесс, делящийся на фазы, куда исчезает сознание, что происходит с ним, когда тело попадает в землю? Останавливается ли его ход внезапно?

Мне это кажется неестественным, принимая во внимание свойства природы, когда любым составным и сложным организмам в ней находится применение. Я предпочитаю думать, что сознание неким образом отделяется от прикрепленных к нему «нитей» и затем вытягивается, подобно легкому вдоху, в свою изначальную оболочку, в качестве новой памяти нервной системы биосферы, но у меня нет данных по этому вопросу [1].

Льюис Томас писал об этом в начале семидесятых. Появилась ли какая-либо новая информация с тех пор? Большинство, наверное, ответит утвердительно, потому что многие читали широко распространенную литературу, в которой описываются случаи людей, перенесших клиническую смерть (остановка сердца, дыхания, отсутствие каких бы то ни было жизненных признаков). Благодаря современным методам реанимации, они остались живы и поделились своими ощущениями.