Першя народы средней азии в составе арабского ха. Шфата

■ ■■ .■■.■■..■ ■ . . . . . ■■■.■'.....

■■■■■■■■■ ■:

Очень разнообразны по фор­мам и пропорциям минареты того времени: массивен и монумента­лен круглый в плане минарет в Бухаре, минарет же в Вабкенде близ Бухары—совсем других, под­черкнуто стройных и вытянутых пропорций. Поверхность Джар-Курганского минарета (Сурхан-дарьинская область Узбекистана) разработана гофрами. Минарет Масуда III близ Газны в плане имеет вид звезды. Минарет в Джа-ме имеет восьмигранное основание и три круглых в плане, сужающих­ся кверху звена.

без них. Но они не повторяют друг друга, каждый своеобразен, в каждом одна и та же идея нашла индивидуальное воплощение. ' Мавзолеи султана Санджара в Мерве и Абу-Сайда в Мейхене (Туркмения), караханидские мавзолеи в Узгенде (Киргизия), мавзолеи в селении Саят (близ Шаартуза) и Ходжа-Нахшран близ Резара, архитектурное сооружение в Чорку (Таджикистан)

Среднеазиатские бронзовые ступки XI—XII вв

и: многие, многие другие — это яркие и всегда своеобразные страницы, «вписанные» зодчими XI—XII вв. в историю с реднеазиатской архитектуры.

Весьма большого развития и совершенства в .это время до­стигли прикладные ремесла. Великолепны образцы резьбы по алебастру, дереву и мрамору, резная терракота. Мастера неисто­щимы в создании растительных и геометрических узоров, фан­тастических живых существ. Особенно хороши надписи, выпол-н еин.ые цветущим куфи или насхом. Большой декоративный эф-фэект иногда достигался самыми простыми средствами: фигур-н ой кирпичной кладкой, использованием в декоре подтесанных ндлифованных_, фигурных, а таккже глазурованных кирпичиков. М.ногие приемы декоративной отделки монументальных по­строек повторяют и развивают традиции предшествующего пе-р иода, но мастера вносят и новое. Сочетание того и другого и создает неповторимый облик декоративного оформления в зод­честве XI—XII и начала XIII в.

Политические изменения, происходившие в конце X в., т. е. р аспад. Саман идского государства, завоевание Караханидами Ма-в«ераннахра и переход Хорасана к Газневидам. не могли не отра­зиться на науке и литературе таджиков. Начавшийся подъем нау­ки и культуры народов Средней Азии, развитие языка дари и персидско-таджикской литературы были несколько приостановле н:ы войнами и междоусобицами.

Возникновение державы Махмуда Газневида и объединение всей территории Хорасана, Чаганиана, Хутталяна, Тохаристана основной части нынешнего Ирана и Северной Индии вокру!

159

одного центра вновь создали некоторые условия для дальнейше­го развития науки и литературы.

В этот период развивались отношения между Багдадом, с одной стороны, и Средней Азией,особенно Хорасаном и Тохаристаном,— с другой. Идеологическое влияние Багдада на территорию Газ­невидского государства, в Мавераннахре и Хорасане чрезвычайно усилилось.

При Газневидах арабский язык получил большое распростра­нение. Диван, ведавший государственной перепиской, вначале вел все дела на языке дари, но затем полностью перешел на арабский. В диване привлекались на работу преимущественно лица, владеющие арабским языком. Начиная с периода Газне-видов в таджикский язык начинают все более проникать араб­ские слова и выражения.

Таджикская литература сконцентрировалась в Газневидском государстве преимущественно при дворе. Литературные источники отмечают, что при дворе султана Махмуда собралось не­сколько десятков поэтов. Махмуд покровительствовал литературе ради придания «пышности» двору и собственного прославления. Именно поэтому-то получил столь широкое развитие жанр пане­гирической оды (касыды).

Одним из крупнейших поэтов-одописцев, удостоенных при дво­ре султана Махмуда' звания «царя поэтов», был уроженец Балла Абул-Касим Хасан ибн Ахмад Унсури (род. в 60-х годах X в.— ум. в 1039 г.). Получив образование, он через брата султана Махмуда эмира Насра попал ко двору газневидского султана. Унсури принял участие в большинстве походов Махмуда и большую часть своих касыд посвятил воспеванию побед султана. Современники с большой похвалой отзывались об Унсури как о крупном мастере слова. Его перу принадлежат (дошедшие только в отрывках) любовные поэмы (маснави), в частности «Вамик и Арза» (на древнегреческий сюжет). Унсури внедрил в таджикско-персидскую литературу новый стиль панегирической касыды с усложненными риторическими фигурами и рационалистическим подходом к образности.

Видными придворными поэтами являлись Абу-л-Хасан Али Фаррухи (ум. в 1038 г.) и Абу-н-Наджм Ахмад Манучихри (ум, в 104! г.).

В целом для поэзии газнийского круга' характерны панегири­ческая и гедоническая темы. Поэты данного периода продолжали развивать жанры, существовавшие при Саманидах. Газневидские поэты обогатили арсенал изобразительных средств персидско-тад­жикской литературы, выработали новые стилистические приемы и поэтические фигуры.

Начавшийся в X в., в условиях государственной независи- ■ мости, подъем науки продолжался и в XI в. Выдающимся ученым этого периода был Абу ибн Сина, о котором уже говорилось выше.

Другим крупнейшим ученым этого периода являлся хорезмиец

Бируни имел большую склонность к путешествиям, которые он совершал с научной целью. Одним из мест, где он прожил сравни­тельно долгое время, была прикаспийская область Джурджан (Гурган) . Во время его пребывания там правителем Джурджана был Кабус ибн Вушмаг.ир (976—1012 гг.). Кабус считался обра­зованным человеком, знатоком литературы и покровителем наук. Он и сам написал несколько книг. В 1000—1003 гг. Бируни закончил свой труд под названием «Ал-асар ал-бакия ан ал-курун ал~халия» («Памятники прошедших поколений», сокращенно — «Хронология»). В нем он описал календари и системы летоис­числения, а также праздники согдийцев, древних хорезмийцев, персов, греков, евреев, христиан и мусульман. Труд этот является

важнейшим историческим источником по истории народов Сред­ней Азии и всего Востока.

Осенью 1003 или весной 1004 г. Бируни возвратился в Хорезм. Здесь он встретился со многими крупными учеными, которые в ре­зультате политических перемен конца X в. бежали из Бухары и из других городов Мавераннахра и Хорасана и собрались в Хорезме. Источники указывают на то, что хорезмшах Мамун II покровительствовал ученым, в том числе Бируни. Но в 1017 г. Мах­муд Газневид после захвата Хорезма увез Бируни с собой в Газну. Таким образом, последующая научная деятельность Би­руни протекала в Газне.

Бируни принимал участие в походах султана Махмуда и, будучи в Индии, изучал там санскрит, а также обычаи и нравы народов этой страны. По возвращении из путешествия он написал книгу «Тахрир ма ли-л-Хинд мин макала макбула фи-л-акл ау марзула» («Разъяснение принадлежащих индусам учений, при­емлемых рассудком или отвергаемых»), являющуюся одним из важнейших источников по истории Индии. -,

Бируни оставил ряд трудов по вопросам астрономии, геомет­рии и астрологии. Один из них написан в Газне в 1030 г. для некой хорезмиики, дочери ал-Хасана, о которой больше ничего не известно. Второй труд, «Ал-Канун ал-Масуди фи-л-хайа ва-н-нуджум» («Масудовский канон по астрономии и звездам»), был написан между 1030 и 1036 гг. и посвящен султану Масуду. Этот труд Бируни — подлинная астрономическая энциклопедия восточного средневековья.

Бируни создал много научных работ, но большинство их, к со­жалению, до нас не дошло. Средневековый арабский ученый-путе­шественник Якут писал, что в одной из мечетей Мерва он встретил

161

вм'«

среди документов список работ Бируни, занимавший 60 листов. В последние годы в некоторых библиотеках мира были найдены неизвестные труды Бируни.

Бируни сделал ряд открытий, которые настолько опередили уровень знаний его времени, что нередко приближаются к некото­рым данным современной науки. Например, таковы теории Бируни по истории ландшафта североиндийской низменности и по истории изменения течения Амударьи⁸⁴.

Бируни было абсолютно чуждо чувство религиозного фанатиз­ма и враждебного отношения к культуре немусульманских наро­дов. Так, все его произведения об Индии проникнуты духом высочайшего уважения к великой индийской культуре. Поэто­му Бируни и его труды пользуются большой популярностью и в Индии, и в Пакистане.

В первой половине XI в. развивалась и историография. Абу Наср Утби (один из придворных Махмуда Газневида) составил на арабском языке посвященную султану «Тарихи Ямини»⁸⁵, в которой приводит много важных сведений о правлении Себук-тегина и Махмуда.

Одним из крупнейших историков газневидского периода счита­ется Абу Сайд Гардизи⁸⁶. В период между 1048—1052 гг. Гардч-зи написал на таджикском языке книгу «Зейн ал-ахбар («Краса сообщений»).

Наконец, выдающимся историком газневидского периода яв­ляется Абу-л-Фазл Бейхаки (около 996—1077 гг.). Абу-л-Фазл в течение девятнадцати лет работал секретарем дивана посланий у Газневидов и был очевидцем почти всех важных событий того пе­риода. Он составил на таджикском языке историческую летопись, состоявшую якобы из 30 томов⁸⁷ Однако из этого важного исторического труда сохранилось до нашего времени лишь нес­колько разрозненных и неполных томов, повествующих о царство­вании султана Масуда и о событиях его эпохи, известных под названием «Тарихи Масуди», или же «Тарихи Бейхаки»⁸⁸.

В государстве Караханидов наука и литература в это время переживает упадок.

Как пишет в антологии XIII в. Мухаммад Ауфи, из караха-нидских ханов, по-видимому, один только Клыч Тамгач-хан при­давал некоторое значение развитию науки и литературы. Однако можно назвать несколько произведений, появившихся в XI в. в Мавераннахре. Например, «Тарихи мулки Туркистан» («История

84. 
    См. Бируни, 1950; Бируни, 1957; 1963.
    

84. 
    «Тарихи Ямини» — «История, посвященная Ямину», от слова «ямин» — «десница», ибо одним из титулов Махмуда был «ямин-ад-даула» — «десница дер­жавы».
    

84. 
    Гардиз — название местности, находящейся на расстоянии одного пере­хода от Газны по дороге к Индии.
    

Туркестана») Маджд ад-Дина Мухаммеда ибн Аднана и другие, из которых до нас, к сожалению, дошли лишь отдельные отрывки.

Таджикская литература в Мавераннахре и в этот период знает некоторых талантливых поэтов, вроде Амака Бухараи (ум. в 1 1 49 г.)-, Сузани Самарканда (ум. в 1173 г.), Рашиди Самарканда •л др., которые, однако, не могут сравниться по значению и. творчества со своими предшественниками.

Амак и Сузани представляют собой как бы две противо­положности. Гварчество Амака, придворного поэта, изысканно, он доводит до совершенства форму стиха, его стихотворения пр иводят в руководствах по риторике в качестве образцов для под-ражания. Напротив, Сузани в своей поэзии —типичный предста­витель города. Правда, ему приходилось писать ради заработка панегирики знати, однако больше всего он прославился своими са­тирами и пародиями, написанными очень простым языком, тяготе­ющим к разговорной речи. Демократические мотивы в его твор­честве продолжили поэты последующих периодов.

Вторая половина XI—начало ХШ в-занимает в истории культу­ры народов Средней Азии большое место. Объединение Маверан-нахра, Хорасана и Тохаристана вокруг одного центра, про­исшедшее при «Сельджукидах, возродило культурную деятельность в таких городах, как Нишапур, Мера, Балх и частично Герат.

К этому периоду относится творчество таких крупных пред­ставителей таджикской литературы, как Асади Туей, Насир-и Хус­рау, Омар Хайям, Фахр ад-Дин Гургани, Анвари, Масуд Саад Сальман, Муиззи, Сабир Термези и др.

Твор честно этих писателей было различно по идейному содер­жанию. В творчестве поэтов большее место, чем раньше, зани­мают вопросы морали и воспитания, философские и гуманисти­ческие мотивы, подчас смелая защита интересов народных масс, выступления против произвола и насилия феодалор. Среди этих поэтов особенно выделяются Насир-и Хусрау, Омар Хайям и Фахр ад-Дин Гургани, в творчестве которых преобладала про­грессивная народная тенденция.

Насир-и Хусрау (1004—1088 г.) родился в городе Кабадиане на территории нынешнего Таджикистана ⁸⁹. В юношеском возрасте он начал изучать различные науки, особенно интересовался литера­турой, религиозно-философскими вопросами.

В молодости Насир-и Хусрау познакомился с жизнью двора газневидских султанов Махмуда и Масуда и некоторое время был крупным чиновником по финансово-податной части при дворе Сельджукидов, после чего отправился путешествовать. Еще в юн:ости он совершил поездки в Индию, в районы Туркестана и современного Афганистана. Насир-и Хусрау путешествовал с

«э По другому предположению — в селении, также называвшемся Кабади-ан, но находившемся в окрестностях Балха.

163

целью изучения образа жизни и верований различных народов. На протяжении семи лет поэт побывал в Хиджазе, Малой Азии, Си­рии и Египте, познакомился с жизнью, нравами и обычаями местного населения. Встретившись в Египте со сторонниками фати-мидских халифов, главами исмаилитской секты, Насир-и Хусрау стал ревностным последователем исмаилизма⁹⁰.

Вернувшись в Хорасан и остановившись в Балхе, Насир-и Хусрау стал открыто проповедовать исмаилитское учение и вербо­вать его последователей. Этим он навлек на себя преследования мусульманских богословов и сельджукидских правителей. Скры­ваясь от преследований, он стал вести скитальческую жизнь, переходя из города в город⁹¹. Как пишет сам Насир-и Хусрау, это. был очень тяжелый период его жизни.

Скорпион скитаний изранил мне сердце,

Ты сказал бы, что нет на свете никого бессильней меня.

Когда я гляжу на свое положение,

То от печали желчь ударяет мне в голову.

Говорю я: Почему мишенью стрел времени сделало меня

Высокое, невежественное и несправедливое небо?

Если бы орбита вселенной вращалась соразмерно,

То моим жилищем было бы только жилище месяца.

Знание лучше света, лучше души и богатства, —

Это сказал великий ум мне.

В борьбе с войском времени и с острым мечом вселенной

Вера и знание — мое войско и щит.

Результатом странствий Насир-и Хусрау явился историко-географический трактат «Сафар-наме» («Книга странствий») кроме того, Насир-и Хусрау написал ряд книг по вопросам исмаилизма: философские трактаты «Зад ал-мусафирин» («Про­виант путников»), «Ваджх-и дин» («Лик веры»), «Джами ал-хик-матайн» («Гармония двух мудростей», т. е. мусульманской и ан­тичной) и др. Наибольшую ценность представляют, однако, его поэмы «Раушанаи-наме» («Книга света»), «Саадат-наме» («Кни­га счастья») и поэтический «Диван» в целом ⁹³.

В своих стихах Насир-и Хусрау касается не только религиозно-философских вопросов, он высказывает много передовых мыслей воспитательно-нравоучительного характера; встречаются в его стихах гуманистические и атеистические мотивы. В одном из стихо­творений, обращаясь к богу, Насир-и Хусрау пишет:

эо Существует предположение, что Насир отправился в Египет, уже будучи втайне исмаилитом.

91 О жизни Насира см.: Бертельс А. Е., 1959; см. также: Носир Хисроу, 1954; Носири Хисров, 1957; Насир-и-Хисрау, 1935: Насир-и Хусрау. Сафар-наме; Аму­ров Г., 1965.

яг См.: Насир-и Хусрау. Сафар-наме.

эз Имеется предположение, что «Саадат-наме» написана не Насиром, а дру­гим автором, также носившим имя Насир-и Хусрау и жившим в Исфахане в XIV в.

Если ты свое подобие творил,— Не игральную костяшку на кону,— Что ж глумишься над созданием своим? Для чего еще ты создал сатану. Много есть еще вопросов у меня, Но боюсь тебе загадки задавать. Если, впрочем, бессловесным надо быть,— Ты бы должен был скотом меня создать. Буду спорить в день последнего суда! Впрочем, можешь у меня отнять язык, А не то тебе придется отвечать, Чтобы я свое невежество постиг. Прикажи меня поглубже спрятать в ад! Что за прок с тобою спорить всякий раз? Ты, когда мы честно молимся тебе, «Соврати их!» — сатане даешь приказ. Если сам ты без песчинки на ступнях ⁹⁴, Как ты создал, повторяю, сатану? Словом, столько в этом деле темноты, Что рукой на богословие махну. . . Зло даешь и получаешь плату злом,— Чем ты лучше, в этом случае, меня;? Пусть я плох,—но я тобою сотворен. . . А не нравлюсь так не делал бы меня!⁹⁵

Очень тепло пишет Насир о людях труда — крестьянах и ремеслен­никах — резко осуждает царей,святош, чиновников, особенно ср ебролюбивызс поэтов-панегиристов.

До конца своих дней Насир-и Хусрау так и не освободился от преследований. После нескольких лет нелегальной жизни в Хорасане, Табаристане и Мазандаране он уехал на Памир, в Бадахшан, где в горном селении провел в уединении свои по­следние годы.

Выдающийся поэт Востока, Омар Хайям особенно прославился своими рубай (четверостишия). Число рубай Хайяма невелико, но значение пх как с литературной точки зрения, так и с точки зрения их философского содержания огромно. Высокое мастерство в сочетании с материалистическими и атеистическими тенденциями

м Соответствует русскому «без соринки в глазу». ^5 «Антологи-я», стр. 261.

/6*5

делают'четверостишия Хайяма одной из жемчужин мировой лите­ратуры.

Вот одно из характерных для Омара Хайяма четверостиший:

Когда б я властен был над этим небом злым, Я б сокрушил его и заменил другим, Чтоб не было преград стремленьям благородным И человек мог жить, тоскою не томим ^%.

В рубай Омара Хайяма изображен гордый свободный человек, не признающий ни авторитета земных властей, ни религиозных догм о потустороннем мире.

Среди поэтов XI в. особое место по остроте выражения настро­ений городских кругов и их критики в адрес феодалов занимает Фахр ад-Дин Гургани и его поэма «Вис и Рамин», написанная около 1055 г. В этой романтической поэме, использовавшей пере­сказ старинного пехлевийского парфянского любовного сюжета, содержится скрытая сатира, едкое высмеивание нравов царей и придворной челяди⁹⁷. В заключение поэма рисует картину социальной утопии, как ее представляли горожане того времени .

Асади первый внедрил в таджикскую литературу форму муна-зара — поэтического диспута. Им написано пять таких произве­дений, в которых излагается диспут между землей и небом, днем и ночью, копьем и луком, магом-зороастрийцем и мусульманином, арабом и персом. Кроме того, им составлен словарь, в котором приведены образцы произведений почти 80 поэтов того времени. Историческое значение этого словаря очень великие в нем можно найти отрывки из многих не дошедших до нас произведений поэтов той эпохи и более ранних периодов, например из «Калилы и Димны», написанной в стихах поэтом Рудаки.

9/ Бертельс Е. Э., 1960, стр. 284—285.

ее Фахр ад-Дин Гургани, 1963. Предисловие

166

В своем творчестве Масуд Саад Сальман пытался воскресить традиции Воспевания могущества Газневидов и даже включал в свои стлхи цитаты из Унсури — «царя поэтов» султана Махмуда. Однако свои славословия он пишет простыми, ясными, поэтичными стихами, причем искусно вводит в них мудрые изречения, наставле­ния, философские раздумья, прекрасные описания битв.

Находясь в заточении, поэт создает глубоко трогательные «тюремные элегии», в которых описывает свое невыносимое поло­жение и жалуется на несправедливость. Судьба этого талантливо­го поэта глубоко трагична. Как его жизнь, так и творчество опутаны цепями феодального гнета.

Амир Мухаммед Муиззи (ум. ок. 1140 г.) родом из Нишапура. Большую часть его произведений составляют оды-панегирики (касыды) в честь Сельджукидов Малик-шаха и Санджара, при дворе которых он подвизался. При Санджаре Муиззи, полу­чив титул «малик аш-шуара» («царь поэтов»), стал главой при­дворных поэтов.

Адиб Сабир Термези. По призванию поэт-лирик, Термези вы­нужден был служить султану Санджару Сельджукиду, выполняя его разнообразные поручения. Последний поручил ему какие-то дела в Хорезме и отправил ко двору своего соперника-хорезм-шаха Атсыза. Здесь по приказу хорезмшаха Термези был схвачен, обвинен в шпионаже в пользу Сельджукидов и около 1148 г. утоплен в Амударье. Стихи Термези составляют целый диван касыд и лирических стихотворений (газелей).

Аухад ад-Дин Анвари (1126 г.— ок. 1190 г.) родился в селении Бадна на севере Хорасана в -1126 г. Как многие поэты той поры, Анвари в молодости изучил все науки своего времени. Он был приглашен: ко двору сельджукидского султана Санджара и на­писал много касыд, посвященных этому правителю. Общепризнан­но, что в творчестве Анвари касыда достигла своего высшего развития. Написанные с необыкновенным поэтическим мастер­ством, они содержат прекрасные лирические любовные вступления, философские раздумья, великолепные описания и вместе с тем славословия Санджара. Одна из его самых известных касыд, описывающая разорение Хорасана гузами, проникнута высокими патриотическими чувствами. Газели Анвари близки к народной лирике.

На склоне лет, до конца осознав пустоту и безнравственность придворной поэзии, Анвари отдалился от двора. В его стихах этого времени содержится едкая насмешка над поэтами, продающими свой дар сильным мира сего.

О придворных поэтах речь мою разумей, Чтоб толпу лизоблюдов не считать за людей! Ведай: мусорщик нужен в государстве любом,— Бог тебя покарает, коль забудешь о том.

167

Если скопится мусор вкруг жилья твоего,— Без носильщика, брат мой, приберешь ли его? А в поэте-рабе нет нужды никому И хозяйство вселенной не прибегнет' к нему. Коль тебе ради хлеба наниматься пришлось, Так неси лучше мусор,, а поэзию брось! "

Наряду с выдающимися поэтическими произведениями мы встречаем в таджикско-персидскои классической литературе этого периода также классические образцы прозаических произведений. Таковы, например, политический трактат везира Сельджукидов Низам ал-Мулька «Сиясет-наме» («Книга об управлении госу­дарством») , литературоведческий труд Низами Арузи Самарканд­ского «Чахар макала» («Четыре беседы»), руководство по поэтике Рашид ад-Дина Ватвата, «Хадаик ас-сихр» («Сады волшебства»), «Синбад-наме» Захири Самарканде и «Макамати Хамиди» («Ха-мидовы макомы») Хамид ад-Дина из Балха.

«Сиясет-наме» — весьма ценный исторический источник, со­держащий критику существовавшей при Сельджукидах системы управления с позиций сторонника централизованного феодального государства. После смерти Низам ал-Мулька «Сиясет-наме» под­верглись редактированию, в текст были внесены добавления, однако и в дошедшем до нас виде она представляет собой ценный памятник прозы конца XI в. Язык книги простой и ясный.

«Чахар макала» Низами Арузи — важнейший источник для
понимания современной автору и предшествовавшей его времени
литературной и культурной жизни. Составляющие ее «беседы»
посвящены профессиям придворного писца-секретаря, поэта,
астролога и врача. В каждой «беседе» Дается характеристика
одной из этих профессий, иллюстрируемая десятью историческими
поучительными рассказами о выдающихся деятелях соответству­
ющей профессии. Книга дает больше сведений об условиях жиз­
ни деятелей культуры того времени, чем какой бы то ни было
другой источник. Особенно ценна «беседа», посвященная поэтам,
характеризующая их тяжелое положение в феодальном госу­
дарстве. ¹

«Хадаик ас-сихр» Рашид ад-Дина Ватвата представляет собой детальный разбор формы стихов того времени, особенно поэ­тических фигур и образов. В ней имеются" интересные эстети­ческие оценки «и суждения.

«Синпбад-наме»¹⁰⁰ Захири Самарканди написана на темы распространенного на Востоке дидактического романа о коварстве женщин. Увлекательный сюжет обрамляющего повествования по­служил автору поводом для введения множества притч, изла­гающих в занимательной форме положения «науки об управлении

9э Антология», стр. 304. юо Захири Самарканди., 1960.

Книга «Мак амати Хамиди» написана рифмованной прозой и состоит из 24 занимательных «макомов», представляющих своеоб­разное сочетание новеллы, притчи, загадки и пословицы на ди­дактические темы.

Наука описываемого периода также представлена многими но­выми именами.

Ммам Фахг> ад-Дин Мухаммад ибн Омар Рази (1150— 1219 гг.) жил в Рее и Герате, где занимался преподаватель­ской деятельностью и чтением проповедей. Написал много научных трудов по медицине, астрономии, математике.

Распространение суфизма и его влияние на таджикско-персидскую литературу

Одной из важнейших особенностей этого периода является про­никновение суфийских идей в литературу. Слово «суфизм» в научной литературе на европейских языках и равное ему «тасав-вуф:» в литературе на арабском, таджикском, фарси объединяет по признаку наличия особой формы мистицизма множество весьма различных по классовой природе течений и идеологических теорий, имевших; и имеющих еще хождение на. огромном простран­стве распространения ислама.

Суфизм вырос на почве ислама, широко использовал Коран, хаднсы и другие его элементы, однако многие формы суфизма, особенно на ранних этапах развития, в силу совершенно особого истолкования в нем элементов ислама, стали выражением оп­позиции ортодоксальному вероучению. Поэтому феодальные власти и ортодоксальное духовенство подвергали многих суфиев

Суфизм появился в VIII—IX вв. в Ираке. Первоначально он принял форму оппозиционного мистицизма, направленного про­тив роскоши и лицемерия знати. В суфийской проповеди отказа от всех земных радостей, проповеди аскетизма нашел выражение растущий протест ремесленников и низших слоев города и деревни против гнета феодалов, против несправедливого распределения благ ^|Ш. Первые суфии учили, что частная собственность, бо­гатство, роскошь, изнеженность являются порождением зла. Они носили грубые простые одежды из овечьей шерсти («хирка», «суф», откуда, как полагают, и произошло слово «суфи» — суфий), жили отшельниками.

В XI в суфизм получает широкое распространение в Хорасане и Мавераняахре. Шейх Абу Сайд (ум. 1049 г.) строит в Нишапуре дервишскую обитель и ведет там проповеди и диспуты с богосло­вами, шейх Абу-л-Касим Кушейри (ум. 1073 г.) создает теорети­ческий труд по суфизму.

Под влиянием духовенства и феодалов появляется новая форма суфизма. Некоторые суфии стали призывать народ только к благочестию, покорности властям, следованию шариату. Наи­большую роль в слиянии суфизма с ортодоксальным мусульман­ством, в создании особой, отвечающей интересам феодалов формы суфизма сыграл крупный богослов и философ Мухаммад Газали (1058—1111 гг.).

Пантеистическое мистическое учение суфизма состояло в том, что все.разновидности мертвой и живой природы представлялись в конечном счете эманацией бджества (ал-хакк — истина), пропи­танная его духом. Все в земном материальном мире представля­лось отражением потустороннего духовного мира. Человек, являю­щийся последним творением бога-абсолюта, должен стремиться к слиянию с «истиной». Для этого человек должен отказаться от всего земного и подавить в себе все желания и стремления, кроме одного,— стремления к слиянию с божеством. Чтобы идти по пути (тарикат) к слиянию, надо найти себе учителя и стать по­слушным орудием этого учителя, слепо выполнять любое его указа­ние или распоряжение. Как указывается в суфийских книгах, ученик должен быть подобен трупу в руках обмывателя трупов.

Суфийские шейхи, старцы-наставники приобретают постепенно огромный авторитет и политическую силу. В их руках — сотни послушных учеников-мюридов. Господствующие классы быстро поняли, какую выгоду представляет привлечение шейхов на свою сторону, и многие шейхи становятся приближенными правителей. Однако некоторые шейхи все еще тесно связаны с ремесленниками,

Ю1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 378.

170

создающими организации по образцу суфийских (футувва). На основе этих созданных суфиями объединений появляются своеоб­разные рыцарские ордена, выступающие в джихаде — войнах против «неверных» (в Грузии, на Северном Кавказе, в Индии). После XI в. многие суфийские шейхи, связанные с правителями, сами открыто становятся крупнейшими землевладельцами. На­пример, живший в XV в. и похороненный в Самарканде Ходжа Ахрар владел колоссальными богатствами и обширнейшими зе­мельными угодьями.

Другие шейхи, напротив, выступают своей организованной и военной силой на стороне борющихся против феодалов народных масс, настаивают на имущественном равенстве и даже иногда частично, временно добиваются его, как, например, шейх Хасан Джури в XIV в. во время восстания сарбедаров.

Таким образом, в суфизме на протяжении всех средних веков прослеживаются по крайней мере два течения — феодальное и на­родное, связанное с городом, ремесленными кругами, выражаю­щее протест, служащее целям самозащиты масс от гнета феодалов. Наряду с аскетизмом, отречением от всего земного, обязательным во многих орденах пассивно-созерцательного направления и не­обходимым в период начального ученичества у старца-наставника во всех орденах, суфии проповедуют любовь к человеку и не останавливаются перед вооруженной борьбой за достижение своей цели. Неверно было бы считать всех суфиев боровшихся с оружи­ем в руках против феодалов и иноземных поработителей, тем са­мым утратившими связь с «подлинным» аскетическим суфизмом.

В области идеологии протест суфиев, несмотря на многие цен­ные черты, был ограниченным вследствие религиозной мистичес­кой формы суфизма, искаженно, фантастически отражающей дей­ствительные общественные отношения. Несмотря на это, во многие исторические периоды некоторые течения суфизма, не утратившие живой связи с ремесленниками и городскими низами, оказывались наиболее прогрессивными для данной исторической эпохи, хотя и исторически ограниченными общественными течениями. Этим объ­ясняется тесная связь с суфизмом и многих выдающихся поэтов и мыслителей прошлого (Баба Кухи, Ансари Герати, Санаи, Аттар, Низами Ганджави, Джалал ад-Дин Руми, Амир Хусрау Дехлеви, Джами). Некоторые из них были связаны скорее с феодальным суфизмом (Ансари), однако и на них влияла общая суфийская литературная традиция: обращаться простым, близким к народ­ному языком к массам, приводить в стихах широко известные на­родные притчи, басни и пословицы, следовать народным идеалам благородства и человечности. Все эти черты придают ценность поэзии суфиев.

Было бы неверным считать, что выдающиеся поэты средне­вековья, использовавшие суфийскую фразеологию (она встречает­ся и у Ибн Сины), употребляли ее всегда только из страха перед

фанатиками и с целью скрыть свое свободомыслие. В. И. Ленин, говоря о философах древности, выступал «за строгую историчность в истории философии, чтобы не приписывать древним такого «развития» их идей, которое нам понятно, но на деле отсутствовало еще у древних» ¹⁰², Полное отделение мыслителей прошлого от общественных движений их времени следует считать неисторичным. Не забывая об исторической ограниченности каж­дого средневекового мыслителя, опутанного сетью господствую­щих тогда религиозных представлений, надо выделять в его твор­честве прогрессивное для той эпохи.

Распространение идеологии суфизма в общественной жизни Средней Азии было настолько велико, что реакционный, феодаль­ный суфизм становится здесь постепенно, особенно в позднем средневековье, вторым ведущим, наряду с ортодоксией, течением мусульманской религии.

Из сказанного выше следует, что с самого начала распростра-' нения учение суфизма таило моменты, которые тормозили развитие светской науки и рационалистической философии. Позже, в период Тимуридов и Бухарского ханства, феодальный суфизм возглавил борьбу со всякой свободной мыслью. Вместе с тем нельзя не видеть в суфийской поэзии разных периодов проявления оп­позиционно-гуманистических идей. Обожествление совершен­ного человека в суфийской поэзии часто в мистической форме выражало высокое понимание человеческого достоинства.

В исследуемый период появились такие крупные теоретики су­физма, как философ Мухаммад Газали и его брат Ахмад Газали, обосновавший особую суфийскую теорию мистической любви, а также выдающиеся поэты суфийского направления — Абдаллах Ансари Герати (1005—1089 гг.), Абу-л-Маджд Санаи (род. ок. 1050 г.— ум. 1131 г.), Фарид ад-Дин Аттар (род. ок. 1119 г.— ум. ок. 1190 г.).

Абу Хдмид Мухаммад Газали (1058—1111 гг.) родился в 'Гусе и еще в молодости ознакомился с учениями суфиев, однако в это время суфием не стал. Затем он переехал в Джурджан и Нишапур, где изучал ботословие и вскоре приобрел среди духовенства боль­шой авторитет в этой области. О нем прослышал везир Сельд-, жукидов Низам ал-Мульк и пригласил его в 1091 г. преподавате­лем в медресе «Низамийя» в Багдад. Здесь Газали было пору­чено вести полемику с исмаилитами, злейшими врагами Сельд-жукидов, и доказывать несовместимость их учений с правоверным исламом. Однако Газали не ограничился этим и стал усиленно изучать философию, особенно труды Фараби и Ибн Сины. Живя в обстановке острых классовых и политических противоречий, на­ходивших идеологическое выражение, как это свойственно средне-

¹⁰² В. И. Ленин. Полы. собр. соч., т. 29, стр. 222.

172

вековью, в борьбе религиозных сект, будучи сторонником центра-лизаторскон политики Низам ал-Мулька, он пытался примирить богословие с рационалистической философией, большое значение которой было ему очевидно. Потерпев на этом пути, естественно, полную неудачу, Газали испытал глубокий моральный кризис, в 1095 г. отказался от преподавания в медресе и примкнул к суфиям.

Отойдя от жизни, Газали вообразил, что обрел в аскетизме, как сам писал впоследствии, «уверенность и покой». В последу­ющие годы он много странствовал, посетил Сирию, Мекку, где его мистические настроения еще усилились, и написал там на арабском языке свой главный труд — «Ихйа улум ад-дин» («Воскрешение наук о вере»), в котором основой познания при­знал мистическую суфийскую интуицию, а основой религии — любовь к богу.

В конце жизни он снова недолго преподавал в медресе в Ниша-пуре, затем удалился в Туе, где жил в суфийской обители, окру­женный немногими учениками. Там он и умер.

Принято считать, что Газали в своих трудах с помощью су­фийских идей «разрушил рационалистическую философию в стра­нах распространения ислама», хитроумно соединил суфийские мистические и богословные начала религии ислама и надолго охранил тем самым мусульманское богословие от философского тупика и дискредитации. Действительно, Газали с позиций исла­ма осудил чисто философские рассуждения, объявил учения вос­точных перипатетиков (Фараби и Ибн Сины, развивших, в част­ности, идеи Аристотеля) несовместимыми с религией и придал богословскую форму мистическому интуитивизму суфиев, сыграв тем самым реакционную роль в истории общественной мысли многих народов Ближнего Востока. Не случайно его книги много веков после его смерти пользовались большой популярностью сре­ди близких к феодалам суфиев и части феодальных правителей, склонных к суфийскому фанатизму.

Однако труды Газали, благодаря его одаренности и глубоким познаниям в философии, сыграли и иную роль. В книге «Макасид ал-фаласифа» («Цели философов») он изложил, например, ради опровержения основные учения перипатетиков настолько точно и четко, что это изложение долгое время использовалось как луч­шее пособие по их учениям, независимо от поставленных авто­ром задач, и объективно способствовало распространению рацио­нализма. Оно было переведено на латинский язык и считалось одно время в средневековой Европе лучшим кратким пересказом перипатетических идей.

В своей поздней работе «Ал-Мункиз мин ад-далал» («Спаси­тель от заблуждения») Газали, очевидно, осознав опасность рели­гиозного мракобесия и полного запрета вообще всех наук, на чем настаивали реакционные представители мусульманского духо-

173

венства, высказывает крайне противоречивые суждения. Так, он, например, объявляет «неверными» с точки зрения ислама Аристо­теля, Фараби и Ибн Сину и в то же время отмечает *их огромные заслуги в области развития рационалистической логики; отвер­гает атеистические опровержения религии, с его точки зрения основанные на преувеличении роли точного научного знания, но в то же время осуждает невежественных мусульманских мракобе­сов, которые заявляли, что «чистоту» ортодоксального ислама надо охранять путем запрета всех наук, связанных с философией, как противоречащих откровениям Корана. Газали защищает от реакционеров право ученых точно вычислять и предсказывать время солнечных и лунных затмений (внезапных «божественных знамений», по убеждению духовенства), право развивать мате­матику, применять логику, использовать практическую медицину. Не надо думать, что ислам основан на невежестве, заявлял Газали, невежество — это преступление против самой религии. Путем такой казуистики он пытался, очевидно, спасти близкие ему в душе отрасли знания. В конце книги он, однако, говорит, что природа действует не сама по себе, а только по воле бога, капитулируя тем самым перед ортодоксией.

Весь творческий путь Газали — трагедия талантливого мысли­теля, который в бессилии сдал позиции рационалистической мыс­ли перед быстро нараставшим тогда давлением реакционного духовенства.

В творчестве Ансари следует отметить примененную им впер­вые (еще в прозе) форму рассуждения, перемежающегося с народными занимательными притчами, сыгравшую впоследствии рать в развитии композиции дидактической поэмы (творчество Аттара, Низами, Джами и других поэтов). Интересны и его рубай, иногда близкие к народным.

. . . Нищая я,. Убого живу — помогают друзья. Двух дочек имею да малого сына, Отца их сгубила лихая година. Гну спину над пажитью в дни урожая, Колосья пшеницы и проса сбирая. Истаяла я от вседневных забот. Не скажешь: старуха в довольстве живет. Что ж гонишь меня, словно кара господня? Ведь завтра наступит вослед за сегодня!

Доколь угнетать подчиненных своих!

Доколь отнимать достоянье у них!

Была целый месяц работать я рада

В саду богатея за горсть винограда.

Вчера, в день расплаты, с веселой душой

Взяла виноград заработанный свой.

Вдруг вижу,— пять воинов ждут у дороги:

«Эй, стой!»— подкосились усталые ноги.

Один забирает весь мой виноград,

Рыдая, тяну я корзинку назад.

Другой,угрожая расплатой короткой,

Чтоб я не кричала, стегнул меня плеткой,

Сказал:«Я — султана Махмуда слуга!

Смирись и молчи, коли жизнь дорога.

Попробуй султана слезами растрогай!

Ступай, побирушка, своею дорогой!»

Пришлось, ради жизни, мне губы замкнуть.

Охоты твоей разузнала я путь.

Тебя здесь полдня ожидала я, стоя,—

И гневное сердце не знало покоя.

Теперь, когда знаешь про злобных людей,—

Ты бойся горячей молитвы моей!

Коль мне, беззащитной, не дашь ты управы,—

Пожалуюсь господу силы и славы ¹⁰³.

Подобные же мотивы мы находим у Аттара, не принявшего реформы суф изма, осуществленной Газали. Его ранняя поэма «Хусрау и Гуль» — романтическая любовная история, вероятно, восходящая к греческому роману. В ней заметен лишь легкий налет мистицизма. «гМантик ат-тайр», несмотря на наличие в ней суфий­ской схемы в обрамляющем повествовании — блестяще написан­ная дидактическая аллегорическая поэма, перемежающаяся зани­мательными притчами и содержащая критику феодальных нравов. Талант Аттар а как рассказчика, проявившийся и в других его поэмах, еще выше таланта Санаи. Диван Аттара, поскольку по профессии он был аптекарем и не подносил стихи знати ради заработка, панегириков вообще не содержит. Это лирические, философские и мистические стихи. Ему принадлежит написанная великолепной прозой тазкира — биография видных суфиев.

Ведущую роль в развитии гуманистических идей в этот период сыграл писавший на фарси великий азербайджанский поэт Ни­зами Ганджави (ум. в 1209 г.), создатель прославленных «Пяти поэм» («Хамса»), на которые потом писали поэтические ответы — «назира» — десятки поэтов, слагавших стихи на фарси, узбекском, турецком, азербайджанском и других языках.

^Антология », стр. 298—299.

В этом поэтическом состязании, продолжавшимся много веков, приняли участие такие прекрасные поэты, как Амир Хусрау Дехлеви, Алишер Навои и Абд-ар-Рахман Джами.

В рассматриваемый период на смену «хорасанскому» пришел новый литературных стиль, именуемый часто «иракским». Если «хорасанскии», или «туркестанский», стиль был сравнительно простым, близким к разговорной речи, то «иракскому» стилю свойственна значительная украшенность риторическими фигурами и выспренность, характерные для поэзии эпохи развитого феода­лизма. Особенно ярко эти признаки проявились в придворной панегирической поэзии.

176