Поль Кюглер Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое
Глава VI Алхимия дискурса
жүктеу/скачать 0.95 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Смысл, звуковой образ и исходный объект
- Образ и звук в словесном выражении
- Решением является само решение
- Поэтика души
- Движение от буквального к метафоричному
- От лаборатории к оратории [22]
- Примечания к главе VI
- Библиография
Глава VIАлхимия дискурсаДуша не может существовать без своей противоположной стороны, которую она всегда обретает в «тебе». [1] К. Г. Юнг Кто же тогда этот другой, к которому я сильнее привязан, чем к себе, ибо на самой вершине моего восхождения к своей сущности именно он машет мне. Жак Лакан В этой, последней, главе книги мы объединим различные темы, которые были рассмотрены ранее: динамику между словами, образами и референтами (тем, с чем эти слова и образы соотносятся), парадоксальную природу языка; а также открытие структурной лингвистики, согласно которой смысл содержится не в фонетических паттернах, а в их сочетании на бессознательном фонемическом уровне. Эти темы будут использоваться при исследовании формирования симптомов, динамики переноса, при интерпретации терапии, а также при наблюдении за алхимическими процессами. Первую главу мы начали с обращения к Юнгу, с того, чтобы заново рассмотреть результаты его ранних исследований в области экспериментальной психопатологии. Вместо обычного для исследователя внимания к признакам комплексов, типам реакций, психогальваническим реакциям и семейным констелляциям мы обратились к его малоизвестным работам, посвященным рассмотрению психологических отношений между смыслом и звуком в языке. В процессе экспериментов со словесными ассоциациями Юнг случайно обнаружил бессознательную связь между звуком и образом, фонетикой и воображением. Проведенные исследования показали, что движение от сознания к бессознательному характеризуется лингвистическим смещением от внимания эго к понятию смысла в сторону «сосредоточенности бессознательного на звуке и образе». Эксперименты Юнга продемонстрировали, что язык бессознательного представляет собой систему значений, которая сопоставляет слова по соответствию между фонетикой и воображением. Смысл, звуковой образ и исходный объектНа протяжении тех лет, когда Юнг проводил экспериментальные исследования, посвященные психологическим отношениям между смыслом и звуком, и разрабатывал теорию комплексов, Соссюр создавал в Женеве основы того, что должно было стать структурной лингвистикой. В третьей главе мы отмечали, что в «Курсе общей лингвистики» Соссюр делал различие между звуковым образом (сигнификатор-обозначающее) и его значением (сигнифицируемое-обозначаемое). [3] Звуковой паттерн наделяется значением только по той причине, что он интегрирован в смысловую систему отношений с другими сигнификаторами, для которых характерно наличие противостояния. Понятие фонетического различия, введенное Соссюром, получило наиболее полное развитие в фонологии. Фонетический уровень, составленный из сигнификаторов (звуковых паттернов), бессознательно организован в фонемическую систему противоположностей, не поддающихся разрушению. С другой стороны, семантический уровень состоит из самореферентной (selfreferential) системы означаемых (смысловые понятия), которую Соссюр описывает следующим образом: Поскольку так или иначе не существует речевого образа, который мог бы соответствовать более чем какому-то одному высказыванию, то даже априорно очевидно, что языковой фрагмент никогда не будет обнаружен даже при самом тщательном анализе, за исключением случаев его несовпадения со всем остальным контекстом5. Произвольное и характерное являются двумя коррелятивными качествами. [4] Взгляд Соссюра на значение зависит от представлений о семантической дифференциальности и, в конечном итоге, подразумевает циркулярность (кругообразный характер) значения. Это не трудно почувствовать, испытав сбивающее с толку воздействие словаря: каждое слово через цепь определений и эквивалентов связано с другими словами, однако, в конечном итоге, значение представляет собой тавтологию, без всякой возможности получить устойчивое определение за пределами самореферентного уровня (self-referential level). [5] Диакритическая теория значений Соссюра предполагает, что за пределами отдельной системы смысловых отношений отсутствует фиксированная точка опоры, тот или иной трансцендентальный референт, о котором говорил Витгенштейн в «Философских исследованиях». Достаточно неожиданным оказывается утверждение Соссюра о том, что между сигнификатором и сигнифицируемым существует чисто произвольная связь. [6] Однако когда Соссюр говорит о произвольной связи между звуком и значением, он говорит как филолог, трансцендентальный наблюдатель за языком. «Анализ с исторической (диахронической) перспективы создает иллюзию произвольности отношений между сигнификатором и сигнифицируемым». Однако если анализ проведен на синхронном уровне, то кажущаяся произвольность вызывает сомнения. Убедительно эту проблему обсуждает Вильден в переводе работы Лакана «Язык самости». Как утверждает Соссюр, между словами «boeuf» (бык, фр.) и «Ochs» (бык, нем.) отношения произвольны, однако поскольку они не таковы между однокоренными словами и производными в различных языках, очевидно, что произвольность располагается между сигнификатором и «реальностью» – то есть, между сигнификатором и либо «реальным объектом», либо тем, что представлено в качестве реальности социальным консенсусом общих презентаций или референций. Таким образом он действительно считает, что правильно использует выражение «произвольность знака» в качестве синонима утверждения «лингвистический знак произвольно соотносится с референтами, которые Соссюр, возможно, считал «реальными объектами». [7] Вильден, вслед за Бенвенистом, считает, что произвольность Соссюра не располагается между сигнификатором и сигнифицируемым, он полагает, что она находится между сигнификатором и объектом его референции! [8] Такое разъяснение понятия «произвольность знака», сделанное Вильденом, играет важную роль, поскольку, как нами было показано в предыдущей главе, в различных языках существуют архетипические цепочки сигнификаций, «соединяющих» фонетические и семантические уровни непроизвольным образом. В то время, как с диахронической точки зрения связь между звуком и смыслом может показаться произвольной, эта же связь с синхронной точки зрения является, в определенной мере, непроизвольной. Например, с диахронической позиции, связь между смысловым выражением «богиня любви и сексуальности» и различными фонетическими паттернами, такими, как «Элефтерия», «Венера», «Фрейя», представляется произвольной. Когда же диахроническая перспектива смещается в сторону серии синхронных пейзажей, мы неожиданно обнаруживаем, что на каждом последовательном синхронном уровне конкретный звуковой паттерн («Элефтерия», «Венера» и «Фрейя») непроизвольно привязан через фонетическую аналогию (parity) к совокупности архетипически связанных значений (Например, «Eleutheria», «eleutherios», «eleusomai», «eleutheros»; «Venus», «adventurus», «venio», «venertous»; и т. д.). На синхронном уровне существуют бессознательные цепочки сигнификаций, архетипических совокупностей смысловых соотношений, которые сопоставляются по сходству фонетических паттернов. В нормальных условиях ассоциация у человека возникает в соответствии с понятиями смысла и их референтами. При понижении уровня сознания в языке происходит сдвиг от преимущественно смысловых установок к фонетическим, когда личность раскрывается навстречу своему внутреннему архетипическому тезаурусу, психическому словарю, который имагинально связывает архетипически соотносящиеся значения через аналогичные фонетические звучания. Образ и звук в словесном выраженииПосмотрим теперь более внимательно на то, как работает в языке фонетическое бессознательное. Как Юнг, так и Лакан продемонстрировали упорное преобладание в бессознательном буквы.[9] Полученные ими данные свидетельствуют о том, что нам предъявляет требования язык, а не эго; именно он возбуждает нас; настаивает на том, чтобы мы говорили. Когда мы говорим, мы переживаем это «требование», предъявляемое к нам языком. Ибо слова приходят к нам уже в виде фонетических скоплений, полные значения, ангелами, которые учат уши слышать, руки писать, а сердце реагировать. Рассмотрим, например, роль фонетического воображения в следующем случае травматического невроза: У одной из пациенток Мадам Сечехей (Sechehaye) психотические реакции появились через двадцать лет после испытанной ею травмы. По решению суда у нее отняли дочь. Подобно своему супругу, умершему в тюрьме мучеником за «свободу», она была радикальным «борцом за мир». Она страдала от политических преследований, одним из проявлений которых, возможно, и было вышеупомянутое судебное решение. Она впала в состояние депрессии, однако вскоре выздоровела после посещения публичной библиотеки в своем родном городе. Это повторялось восемь раз в течение девятилетнего периода. Эта публичная библиотека стала символом ее исцеления; она переживала целительное воздействие посещений как волшебство, причина которого оставалась для нее непонятной. Лечащий врач мог объяснять целительный эффект «библиотеки» как замену «хорошей матери», которой у нее никогда не было, но которой ей очень недоставало. В процессе анализа она научилась переносить образ хорошей матери с «библиотеки» на женщину-терапевта; и с помощью такого переноса была снята болезненная фиксация на «библиотеке», и пациентка смогла работать и устанавливать нормальные человеческие отношения. [10] Навязчивая идея пациентки была связана с библиотекой, с понятием, которое обычно не вызывает желаний, и в основе этиологии такой фиксации лежат бессознательные ассоциации значений, базирующиеся на звуковых аналогиях. На бессознательном уровне пациентка бессознательно идентифицировала отсутствующую «хорошую мать» и «утраченного ребенка» с «библиотекой» и в дальнейшем перенесла эту идентификацию на своего аналитика, что позволило успешно завершить курс терапии. Однако по какой причине у этой женщины, «борца за свободу», возникла такая ассоциация? Быть может, существует некая глубинная структура, позволяющая соединять в воображении такие отличные друг от друга понятия, как хорошая мать, свобода, ребенок и библиотека? Тасс-Тинеманн дал подробный анализ психолингвистических мотивов, присутствующих в данной истории болезни, и предположил, что ассоциации пациентки были бессознательно структурированы «лежащим в их основании фонетическим комплексом «liberty» (свобода) и «library» (библиотека), с одной стороны, и латинским словом «liberi» (дети), с другой». Словесный комплекс послужил в качестве основной структуры, к которой были привязаны индивидуальные фантазии пациентки. «Liberty» для пациентки означало «Libera» в первоначальном значении щедрой, кормящей матери, а «library» (библиотека) имело для нее значения храма просвещения и «liberty» (свободы). Пациентка говорит: «В библиотеке находится моя дочь; там я вновь нашла «ребенка» моего духа, которого никто не может у меня отнять». Она идентифицировала слово «libri» («книги») и «liberi» («дети»). [11] Ранее, в Главе IV, мы заметили, что Фрейд описывал весьма похожий пример, связанный с «ролью, которую буква играет в структурировании симптома». В истории болезни человека-крысы мы увидели, как Фрейд установил, что навязчивые идеи пациента были связаны по лингвистическим линиям фонетических ассоциаций: «Ratten» (крысы), Raten (оплата в рассрочку), Spielratte (игрок), heiraten (жениться) и Rathaus (ратуша). В каждом случае говорит не пациент; в нем и через него говорит язык, и клинические симптомы, фактически, сама природа пациента, переплелись с психическими явлениями, демонстрирующими структуру языка. «Пациент превратился в субстанцию, подчиняющуюся формальной структуре языка». [12] Перенос играет важную роль в каждом случае воссоединения пациентов с бессознательными измерениями их психики. Для женщины, являвшейся «борцом за свободу», значения «хорошей матери» и утраченного «ребенка» были бессознательными и, соответственно, проецировались на аспекты материального мира. «Стремление пациентки к «библиотеке» являлось стремлением к воссоединению с определенными бессознательными измерениями ее психики». Фиксация явилась следствием переживания ею своих бессознательных значений, излучаемых объектом, расположенным во внешнем мире, в качестве дискурса желаний (эроса). Наша пациентка – «борец за свободу» – действовала под воздействием природных побуждений своей души. В нашем конкретном случае это воздействие передавалось не через образы сновидений или телесные симптомы, а через промежуточный объект: библиотеку. Но являлась ли она действительным исходным объектом (object of reference), генерирующим желание, или она была сигнификатором объекта – его фонетическим паттерном? Мы здесь осуществляем дифференциацию между действительным исходным объектом (библиотекой или крысой) и сигнификатором объекта (звуковым паттерном «library» или «Ratte»). [13] «Было ли желание пациента направлено в сторону бессознательных значений, излучаемых исходным объектом или же в сторону обусловленных полисемией фонетических паттернов (сигнификаторов)»? Решением является само решениеДля получения ответа на заданный вопрос мы обратимся к практике алхимии. Первые алхимики были глубоко вовлечены в процесс переноса на весьма конкретном уровне. Путем проецирования на материю они научились высвобождать «спящую», «находящуюся в плену» часть своей психики. Алхимическое преобразование, «большое деяние» («magnum opus»), сопровождалось высвобождением тех аспектов личности, которые бессознательно проецировались на материальный мир. Алхимические преобразования начинались с «первичной материи» (prima materia). Истинная сущность «первичной материи» рассматривалась многими в качестве наиболее знаменитой тайны алхимии. В своем «Алхимическом Лексиконе» Руланд (Ruhland) приводит более пятидесяти синонимов понятия «первичной материи». [14] Тайна, окружавшая ее истинную сущность, была обусловлена тем фактом, что «первичная материя» представляла неизвестную субстанцию в мироздании, которая несла проекцию содержаний бессознательной психики самого алхимика. Фантазийное содержание проекции получило наименование «души мира» (anima mundi); в то время как «первичная материя» являлась субстанцией, которая несла спроецированные содержания. А поэтому невозможно выделить конкретную субстанцию, общую для всех алхимиков. В своем тексте об алхимии Хогеланде (Hoghelande) пишет:
«Первичная материя функционирует как сигнификатор (образ) в мире, на который, или через который, проецируется бессознательное сигнифицируемое (значение)». Через серию операций, выполненных на «первичной материи», например, на соли, сере или свинце, алхимик в действительности работал над своей собственной соленой горечью, серной воспламеняемостью или свинцовой подавленностью. Посредством конкретных физических образов алхимик одновременно работал над «душой в материи» и над «материей в своей душе». Ибо, хотя дело начиналось с субстанций природы с помощью алхимических операций фиксации, конденсации, сублимации, итерации [16] и так далее, эти природные субстанции (внешние исходные объекты) преобразовывались в психические субстанции (внутренние исходные объекты): фантазийные образы. «Первичная материя», психические «материалы», над которыми они работали, преобразовывались в «золотое» понимание (aurea apprehensio). Смысл извлекался из материи; интегрировались бессознательные содержания, проецировавшиеся на объекты их деятельности. Однако что же в действительности происходит в процессе «извлечения проекции» или «видения насквозь»6 («seeing through»)? К этому вопросу можно подойти с позиций лингвистики, рассмотрев акустическое соответствие этого понятия: «сквозного слышания» («hearing through»). Каким образом слово в прямом смысле приобретает метафорическое значение? Какой лингвистический процесс протекает у нашего пациента, когда он «слышит» в фонетическом резонансе сигнификаторов «Ratte» и «library» их бессознательные смысловые содержания? Поэтика душиТеперь мы можем приступить к получению ответов на эти вопросы, связывая воедино нити рассуждений, описанных в главах III и IV. В третьей главе нами были рассмотрены оси двух основных направлений в языке: метонимического и метафорического. В случае преобладания метонимического направления слова выстраиваются в линейные цепочки в соответствии с законами грамматики и синтаксиса. При этом свойственная словам полисемия сужается до однозначности. С другой стороны, в случае преобладания в языке метафорического направления слова ассоциируются отчасти с аналогией, причем не синтаксической, а фонетической или смысловой. Проиллюстрируем это на примере рассмотренного в пятой главе текста сновидения, описанного Хиллманом: «Синяя стрела» («The arrow is blue»). Метонимическое сцепление отдельных слов (arrow, blue, the, is), осуществленное в соответствии с грамматическими и синтаксическими правилами, позволило получить вышеприведенное предложение. Однако при этом множественность смыслов, свойственная каждому акустическому образу (слову), а также полисемия исходного (referent) образа – сновидения была сведена грамматикой к однозначному смыслу. Работа воображения, проведенная Хиллманом с текстом сновидения («Ваша стрела не только заводит вас в синеву, выходит из синевы, приносит синеву, кажется истинно синей и так далее, но и, напротив, ваша синева является в форме стрелы, прямой, как стрела, летящей в направлении цели.») [17], «высвобождает полисемию слов, открывая метафорическую ось». Приведенная далее диаграмма демонстрирует обе оси и обобщает характеристики каждой из них, рассмотренные в третьей главе. Метонимические и метафорические оси в языке аналогичны мелодическим и гармоническим осям в музыке. Метафорическая ось является гармоническим измерением, привносящим глубину в мелодическую линию – метонимическое измерение. Основанную на воображении работу Хиллмана можно представить следующим образом: 
Применяя лингвистический механизм, используемый бессознательным при построении сновидений, мы оказываемся в состоянии высвобождать бессознательные значения в тексте сновидений и поэтически обогащать образ. Мы начинаем с буквального смысла слов, а затем постепенно начинаем «сквозь него» слышать второй и третий смысл, пока не услышим альтернативную ось существования – бессознательное поэтическое измерение. 
Основным препятствием в этом измерении является привычная метонимия эго. «Речь, которой мы обычно пользуемся, может помешать нам услышать то, что нам говорит образ. Основная детерминанта объема образа обуславливается многозначностью слов. Чтобы подойти к этому объему, нам приходится пробиваться сквозь те роли, которые принадлежат словам согласно их грамматическим и синтаксическим функциям; мы должны пробиться через грамматические ограничения, накладываемые принадлежностью слов к тем или иным частям речи. Ибо нас связывают произнесенные нами предложения. В грамматике и синтаксисе заложены основы нашего коллективного бессознательного и его реальной однозначности. Сознание отсутствует в самом его инструменте: в речи». [18] «Умение услышать» текст сновидения представляет собой процесс преобразования (reconstituting) бессознательной преднамеренности сновидения. Заставляя говорить полисемию слов сновидения, мы доводим его смысл до «эго» и тогда сновидение превращается во внутреннего терапевта, анализирующего сознательную установку. «Ибо сам просмотр сновидения представляет собой процесс саморефлексии». Душа уже анализирует «эго», тогда как сознание пытается интерпретировать сновидение. При проведении аналитического сеанса, когда пациента спрашивают о смысле его сновидения, «эго» пациента превращается в «критика» его собственного «текста». [19] Это одна из форм внутренней «критики», при которой один комплекс, «эго», «анализирует» фантазийные продукты других бессознательных комплексов. «Через интерпретирование своего собственного сновидения сновидец включается в тонкий процесс самоопределения». Движение от буквального к метафоричномуПроцесс интерпретации начинается с буквалистски-объективного уровня сновидения и завершается переходом к метафорически-субъективному уровню. [20] Если, например, человек видит во сне свою мать, то объективный уровень интерпретации возвращает образ матери на него самого в качестве исходного объекта и связанные с ней личностные ассоциации сновидца. Субъективный уровень интерпретации подходит к тому же образу матери как к выражению психических характеристик сновидца. Она является составной частью сновидца, которую предстоит усвоить или, по меньшей мере, осознать – являясь характерологической сущностью материнства. В процессе перемещения от объективного к субъективному уровню интерпретации нами была высвобождена полисемия звукового паттерна «мать». Интерпретация начинается с высвобождения тех значений, связанных с фонетическим паттерном «мать», которые ассоциируются с внешним исходным объектом: реальной матерью. Затем сдвиг в сторону субъективного уровня интерпретации «высвобождает дополнительную совокупность значений, связанных с тем же звуковым паттерном «мать», но относящимся к совершенно иному исходному объекту: к внутреннему имаго матери». Движение от объективного к субъективному уровню интерпретации возможно только благодаря тому, что у одного и того же фонетического паттерна имеются два исходных объекта: один внешний (реальная мать), а другой внутренний (метафорическое имаго матери). Интерпретация перемещается между внешней и внутренней совокупностями значений, связанных с одним и тем же звуковым паттерном. Акустический образ является местом пересечения между внешним и внутренним, между дословным и метафорическим. Пересечение объективных и субъективных значений одного и того же фонетического паттерна играет крайне важную роль в алхимической практике. «Великое деяние» представляет собой процесс, протекающий между внешними и внутренними совокупностями значений слов, обозначающими объекты, с которыми работают алхимики. Работая над душой «материи» (matter), они одновременно работали над «проблемами» материи (matters) в своей душе. А «решение» («solution») этих «проблем» они искали в своих «растворах» («solutions»). Обратите внимание на то, как алхимия «пробивается» («works through») через полисемию, свойственную фонетическим паттернам. Например, фонетический паттерн «solution» (лат. solutio) на объективном уровне означает «жидкое вещество». Однако на субъективном уровне тот же фонетический паттерн соотносится с совершенно иным внутренним исходным объектом, с «проблемой», и означает «решение проблемы».
Выбор жидкости в качестве объекта, на который будет «проецироваться» его бессознательное «решение», ставит вопрос о том, что служит «крючком» для его проекции. Является ли «крючком» определение внешнего исходного объекта (физической субстанции) или сигнификатор, звуковой паттерн «solution» (лат. solutio)? Ранее, обсуждая клинические случаи, мы решали аналогичные проблемы: Чем была вызвана фиксация женщины (борца за свободу) на «библиотеке» («library»), Человека-Крысы – на слове «крыса» («Ratte») – внешними исходными объектами или сигнификаторами – звуковыми паттернами соответствующих слов? Этот вопрос фокусируется на преобразовании бессознательного значения симптома в лингвистическое выражение и может быть разделен на два аспекта: (1) Каким образом трансформируются бессознательные значения в словесные выражения и (2) До какой степени такое обретение языка отделяет человека от материального мира (внешнего исходного объекта) и «посвящает его в общую архетипическую реальность: язык». Ответ на первый вопрос коренится в отношениях между фонетикой и воображением. В первой главе мы начали рассматривать трансформацию бессознательных значений в словесные структуры, фонетическое письмо. Мы придерживались идей Юнга, в ранних работах которого, посвященных изучению словесных ассоциаций, предполагалось существование фундаментального закона воображения, считалось, что он действует через звуки, а также предполагалось, что между словом и образом существует фундаментальная связь. В пятой главе мы распространили это открытие на материал греческих, латинских и немецких фонетических словесных комплексов, сравнили их и показали, что существует тенденция к группировке, согласно которой бессознательные значения группируются вокруг элементарных звуковых единиц. Ядром может служить конкретный фонетический паттерн (например, «eleu»), в котором содержатся архетипически связанные с ним значения («тот, кто придет в будущем», «плодородие», «будущность», «женская сексуальность и гермафродитизм» и «высвобождение»). Проведенные нами филологические исследования приводят нас к выводу о том, что «на глубинном уровне» (бессознательно) между определенными фонетически соотносимыми словами существуют смысловые отношения. Однако такое соотношение между различными по смыслу словами обусловлено не латентной сексуальностью, грамматикой дискурса или общностью происхождения; оно базируется на лежащем в основе таких слов «архетипическом образе». Второй аспект проблемы связан с лингвистической относительностью. Уорф показал, что бессознательные значения (криптотипы), содержащиеся в нашем языке, радикально организуют и смещают тот мир, который мы «видим». Через обретение языка ребенок вводится в архетипическую матрицу смысловых отношений. Невозможно переоценить важность этого «лингвистического введения в коллективное бессознательное». Ибо, приобретая лингвистическую компетентность, младенец («infant» – от лат. «infari» – не умеющий говорить) должен научиться разговаривать с миром «через» систему архетипически связанных сигнификаторов: посредством языка. [23] Значение лингвистической матрицы заключается в том, что она представляет собой «систему бессознательных смысловых отношений, предшествующих появлению любого индивидуального «эго»». [24] Ребенок должен принять коллективно признанные значения, расположенные в лингвистической матрице; при этом он сам становится значимой единицей в рамках психологической матрицы общественных смысловых отношений. В качестве таковой его личность демонстрирует психологически ту же самую полисемантическую структуру (множество смысловых комплексов), которую его «родной язык» демонстрирует лингвистически. [25] Однако обретение языка отделяет ребенка от материального мира, позволяя индивиду создать систему фонетических паттернов, способных замещать реальные объекты. Например, благодаря языку, «Человек-Крыса» приобрел возможность замещать фонетическим паттерном «Ratte» внешний исходный объект: реальную крысу. Такая возможность обусловлена парадоксальным статусом слова, «присутствием во время отсутствия». [26] Язык позволяет нам вызывать различные переживания, связанные с исходным объектом (достаточно вспомнить пример с реальной крысой) во время отсутствия этого объекта. Мы можем говорить о «крысе», «гвоздике», «фиалке», «цветке», «библиотеке», «решении» и т. п. даже во время их отсутствия. В этой книге мы попытались показать, что обретение языка отделяет говорящего от материального мира (от существующих вне его объектов) и вводит его в общую архетипическую систему смысловых отношений, в систему, группирующую значения в воображении, через аналогию фонетического звучания. Понижение уровня сознания приводит к сдвигу лингвистических ассоциаций от преобладания смысловых концепций, связанных с исходным объектом, к рассмотрению смысловых понятий, связанных с помощью фонетических аналогий с сигнификатором объекта – его фонетическим паттерном. «Этот процесс включает освобождение души (смыслового понятия) от ее пленения материей (реального исходного объекта)». Через обретение языка мы создаем способность извлекать «материю» из жизни и трансформировать ее в воображение. Примечания к главе VI[1] C. G. Jung, The Practice of Psychotherapy, trans. R. F. C. Hull (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1966), par. 545. Русс. пер. Юнг К.Г. Практика психотерапии. СПб. 1998 [2] Jacques Lacan, The Insistence of the Letter in the Unconscious, in J. Ehrman, ed., Structuralism (New York: Anchor Books, 1970). Русс. Пер. Жан Лакан. Инстанция буквы в бессознательном. М. 1997 [3] F. de Saussure, Course in General Linguistics, ed. C. Bally and A. Sechehaye, trans. W. Baskin (New York: McGraw Hill, 1966), p. 67. [4] там же, p. 163. Далее этот момент развивает в «Знаках» Мерло-Понти: «Возвращаясь к разговорному, или живому языку, мы обнаруживаем, что его выразительная ценность не является суммой выразительных ценностей каждого отдельного элемента «цепочки слов». Напротив, эти элементы становятся системой в синхронном порядке в том смысле, что каждый из них обозначает только его отличие от других знаков, которые, по выражению Соссюра, по существу «диакритичны» а поскольку это справедливо в отношении всех этих элементов, в любом языке, то они являются всего лишь разностью сигнификаций. Если в языке что-то подразумевается или говорится, то это происходит не потому, что каждый знак содержит принадлежащую ему сигнификацию, а потому, что все они относятся к сигнификации, вечно пребывающей в напряжении, когда они рассматриваются последовательно по одному, и к которой я их передаю, хотя они ее и не содержат» (Paris: Gallimard, 1966, p. 110). Перевод Вильдена в «Языке самости» Лакана. (New York: Delta Books; 1968), p. 217. [5] Saussure, Course in General Linguistics, p. 163. [6] там же, p. 67. [7] Lacan, J., The Language of the Self, Trans. by Wilden, A. p. 216 [курсив мой]. Эту проблему ранее рассматривал Benveniste, «Nature de signe linguistique» (1939), in «Problemes de linguistique generale» (Paris: Gallimard, 1966), pp. 4955. [8] Наша задача здесь состоит в том, чтобы поставить под сомнение произвольность отношений между сигнификатором и сигнифицируемым, а не в согласии с Бенвенистом и Вильденом, утверждающих, что отношения между сигнификатором и исходным объектом произвольны. Согласие с представлением о произвольности отношений между сигнификатором и исходным объектом привело бы к эпистемологии, основанной на философии косвенного (indirect) реализма. Структурализм, независимо от того, располагает ли он произвольность между сигнификатором и сигнифицируемым или между сигнификатором и исходным объектом, представляет собой философию косвенного реализма. Вследствие этой произвольности мы не способны прямо «познавать» мир и должны, поэтому, устанавливать эпистемические медиаторы: «инфраструктуры», «символические функции», или «законы». Вместо этого создается архетипическая лингвистика, основанная на философии прямого реализма. Следуя за экологической теорией восприятия Гибсона, основанной на способности человеческого организма воспринимать инварианты в окружающей среде, мы предполагаем, что можно «прямо воспринимать воображение на языке» через системы восприятия, которые настраиваются на «инвариантные структуры, существующие в самом языке». В данном тексте делается попытка продемонстрировать существование архетипических цепочек сигнификаций, которые сопоставляются в языке через инвариантность фонетического паттерна. [9] C. G. Jung, Experimental Researches, trans. L. Stein (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1973), pp. 3-196, 414-15, 418; and Lacan, The Insistence of the Letter in the Unconscious.. [10] Theodore Thass-Thienemann, Psychotherapy and Psycholinguistics, in Topical Problems of Psychotherapy (1963), 4:41 [курсив мой]. Реальный случай представлен M. A. Sechehaye, The Curative Function of Symbols in a Case of Traumatic Neurosis with Psychotic Reactions, in Psychotherapy of the Psychoses, ed. A. Burton (New York: Basic Books, 1961), pp. 124-51. [11] Thass-Thienemann, Psychotherapy and Psycholinguistics, p. 41 [курсив мой]. In The Language of the Unconscious, vol. 2, Тасс-Тинеманн далее отмечает: «Библиотека сама здесь оказывается представленной в виде Alma Mater, матери, питающей молоком и медом детей, которых она защищает. Таким образом, библиотека, книги в библиотеке, возвращают ей частично те чувства, которые она испытывала в отношении своей дочери. Книги! (Фр. «livres») Как моя дочь их любила! В будущем она могла бы учить меня.» (стр. 223). Эта клиническая иллюстрация той роли, которую фонетика играет в формировании симптомов, особенно проблематична по отношению к доказательствам реальности наличия фонетических ассоциаций на языках пациентов. В то время как все звуковые ассоциации в случае с описанным Фрейдом случае с «Человеком-Крысой» были явными синхронными ассоциациями на родном немецком языке пациента, нельзя с полной уверенностью говорить о наличии бессознательных фонетических ассоциаций у пациентки доктора Сечехей, которая нигде не говорит, каким был родной язык ее пациентки, и не отмечает, какими языками та владела. Я бы предположил, что пациентка была либо француженкой, либо испанкой; однако это всего лишь догадка. Возможно, что данная пациентка знала латынь, французский и английский языки, что вполне вероятно для образованной европейской женщины. [12] Влияние лингвистических структур на личность анализировал Лакан. См. Ecrits (Paris: Editions de Souil, 1966) and «The Insistence of the Letter in the Unconscious», trans. J. Miel, in J. Ehrmann, ed. «Structuralism» (Garden City, N.Y.: Anchor, 1970), p. 103. [13] Важность установления такого отличия рассматривается в работе Бенвениста «Nature de signe lingustique» (1939), стр.49–55. [14] Martin Ruhland, Lexicon alchemiae, sive Dictionarium alchemisticum (Frankfurt, 1612) repr. Hildesheim, 1964). See also Jung, Psychology and Alchemy, Prima Materia, pp. 304-7. [15] Theobald de Hoghelande, Theatrum Chemicum (Ursel, 1602) vol. 1, Liber de alchemiae difficultatibus, p. 178–79. [16] C. G. Jung, Psychology and Alchemy (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1953), pp. 218-21. Русс. Пер. См. Юнг К.Г. Психология и алхимия. Киев. 1998 [17] Там же, Further Notes on Images, Spring 1978, pp. 163-64 [18] J. Hillman, Further Notes, p. 162. [19] Подход саморефлексии был использован в теории эстетической ответной реакции Wolfgang Iser в его превосходной книге The Act of Reading (Baltimore, Md.: Johns Hopkins Press, 1978). [20] Юнг описывает субъективный уровень интерпретации в своем эссе «Общие аспекты психологии сновидений» («General Aspects of Dream Psychology»). Он пишет: «Если начать, по примеру школы фрейдизма, считать содержание сновидения «нереальным» или «символическим» и утверждать, что хотя в сновидении говорится о церковном шпиле, в действительности имеется в виду фаллос, то останется всего один шаг до утверждения, что в сновидении часто говорится о сексуальности, но не всегда она подразумевается, равно как до утверждения, что сновидец часто говорит о своем отце, в действительности имея в виду себя самого. Наши имаго являются составными компонентами нашего разума, и если сновидения воспроизводят определенные идеи, то эти идеи, в первую очередь, являются «нашими» идеями, в структуре которых переплетена вся наша сущность. Они представляют собой субъективные факторы, группирующиеся так, как это происходит в сновидении, и выражающие то или иное значение не под воздействием внешних факторов, а под влиянием самых интимных подсказок нашей психики. Сновидения являются крайне субъективным делом, и сновидение представляет собой театр, в котором на сцене находится сам сновидец, одновременно являясь актером, суфлером, постановщиком, автором, публикой и критиком. Эта простая истина формирует базис для восприятия смысла сновидения, который я назвал «интерпретацией на субъективном уровне». Как следует из формулировки, при такой интерпретации все персонажи сновидения воспринимаются как персонифицированные черты личности самого сновидца.» «Structure and Dynamics of the Psyche» (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1969), par. 509. Русс. Пер. см. в: Юнг К.Г. Структура психики и процесс индивидуации. М. 1996. с. 175. [21] В «Практике психотерапии» СПб. 1998, в работе «Психология переноса», пар. 454, Юнг замечает двоякий смысл слова «solutio» в алхимической литературе. «Погружение в «море» означает «растворение» в физическом смысле слова» и, одновременно, согласно Дорну, решение проблемы». Дорн пишет в «Theatrum Chemicum» (Ursel, 1602), vol. 2, «Speculativae philosophiae», p. 303: «Studio philosophorum comparatur putrefactio chemica…. Ut per salutionem corpora solvuntur, ita per cognitionem resolvuntur philosophorum dubia» [Химическое разложение можно сравнить с философскими исследованиями…. Подобно тому, как тела растворяются с помощью жидкости, так сомнения философов решаются с помощью знаний]. [22] Большое значение, которое имеет в алхимии пересечение словесного и физического, показывает виньетка на титульном листе книги Кунрата «Amphiteatrum sapiential» (Hanau, 1604). Она представляет собой «графическую иллюстрацию двойственного образа алхимии. Картина разделена на две части. Справа изображена лаборатория, где человек, одетый только в рабочие штаны, работает у огня; слева изображена библиотека, в которой беседуют друг с другом аббат, монах и человек, не принадлежащий к духовному сословию. В центре, на печи, стоит треножник, а на нем круглая колба, в которой находится крылатый дракон. Дракон символизирует предвидение и опыт алхимика, работающего в лаборатории и «теоретизирующего»» (Юнг К.Г., «Психология и алхимия», Рефл-Бук. 1997 пар. 404). Надпись на виньетке гласит: «Лаборатория и оратория». [23] Jacques Lacan, Ecrits (Paris: Editions du Seuil, 1966), p. 704. [24] там же, p. 705. [25] там же.; and Claude Levi-Strauss, Structural Anthropology (Garden City, N.Y.: Anchor Books, 1967), pp. 67, 193. Леви-Стросс Клод. Структурная антропология. М. 1985 [26] Jacques Derrida, Of Grammatology, trans. G. C. Spivak (Baltimore, Md.: Johns Hopkins University Press, 1974), Linguistics and Grammatology, pp. 27–65. Имеется русский перевод книги. См.: Деррида Жак «О грамматологии». М. 2001 БиблиографияAschaffenburg G. Experimentelle Studien uber Assoziationen // Kraepelin. Psychologische Arbeiten 1 (1896): 20999; 2 (1899): 1-83; 4 (1904): 235–375. Bachelard G. The Poetics of Space. Translated by Maria Foles. Foreword by Etienne Gilson. New York: Orion Press, 1964. Balken E., Masserman J. The Language of Phantasies of Patients with Conversion Hysteria, Anxiety State and ObsessiveCompulsive Neurosis // Journal of Psychology. 10 (1940): 75–86. Bar E. The Language of the Unconscious According to Jacques Lacan // Semiotica (1971) 3: 241-68. Barthes R. Elements of Semiology. New York: Hill and Wang, 1968. Benveniste E. Problemes de linguistique generale. Paris: Gallimard, 1966. Bloomfield L. Language. New York: Henry Holt and Co., 1933. Boas F. The Handbook of American Indian Languages. Washington, D.C.: Government Printing Office, 1911. Especially the chapter «Unconscious Character of Linguistic Phenomena». Boas F. Race, Language and Culture. New York: Macmillan Company, 1949., Bobon J. Psychopathologie de 1 expression. Paris: Masson, 1962. Boer C., Kugler P. Archetypal Psychology is Mythical Realism. Spring. 1977. Brown, N.O. Life against Death: The Psychoanalytical Meaning of History. New York: Random House, Modern Library Paperback, 1959. Brown R. Words and Things. Glencoe, Ill.: Free Press, 1958. Brown R., Lenneberg E.H. A Study in Language and Cognition // Journal of Abnormal and Social Psychology. 49 (1954): 454-62. Black, A. H., and Horowitz, A. E. Phonetic Symbolism in Natural Languages.. Journal of Abnormal and Social Psychology 50 (1955): 388-93. Bunker H.A., Levin, B.D . A Psychoanalytic Notation on the Root GN, KN, CN // In George B. Wilbur and Warren Muensterberg, Psychoanalysis and Culture. New York: International Universities Press, 1951. Buxbaum E. The Role of a Second Language in the Formation of Ego and Superego // Psychoanalytic Quarterly. 18 (1949): 279-89. Cassirer E. An Essay on Man: An Introduction to a Philosophy of Human Culture. Garden City, N.Y.: Doubleday, Anchor Books, 1953. Chafe W. Language as Symbolization.. Language 43, no. 1 (1967): 57–91. Chomsky N. Aspects of the Theory of Syntax. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1965. Chomsky N. Current Issues in Linguistic Theory // The Structure Of Language, edited by J. Fodor and J. Katz. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1964. Chomsky N. Language and Unconscious Knowledge // Psychoanalysis and Language, edited by J. Smith. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1978. Chomsky N. Reflections on Language. Enlarged ed. New York: Harcourt Brace Jov,anovich, 1972. Chomsky N. Review of Skinner s Verbal Behavior. (1959) // The Structure of Language, edited by J. Fodor and J. Katz. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1964. Chomsky N. Syntactic Structures. The Hague: Mounton, 1957. Chomsky N. Topics in the Theory of Generative Grammar. The Hague: Mouton, 1966. Clark H. Word Associations and Linguistic Theory // New Horizons in Linguistics, edited by J. Lyons. Baltimore, Md.: Penguin, 1970. Cook A.S. Myth and Language. Bloomington: Indiana University Press, 1980. Curry A. The Revitalization of Language in Chronic Schizophrenia // American Journal of Psychotherapy. 17 (1963): 4553. Damstra M. The Phonetic Associative Element in Thought. Development and in Thought-Imagination in the Dream // Psychiatric Quarterly. 28 (1954): 24–26. D Aquili E . The Influence of Jung on the Works of Levi-Strauss // Journal of the History of Behavioral Science. 11 (1975). Davis K. Sound in Language // Journal of Nervous and Mental Diseases. 88 (1938): 491–500. Derrida J. Of Grammatology. Baltimore, Md.: Johns Hopkins University Press, 1974. Delbruck B. Introduction to the Study of Language // A Critical Survey of the History and Methods of Comparative Philology of Indo-European Languages. London: Trubner, 1882. De Waelhens A. Sch, izophrenia: A Philosophical Reflection on Lacan s Structuralist Interpretation. Translated by W. Ver Eecke. Pittsburgh: Duquesne University Press, 1978. Eberhart M. A Study of Phonetic Symbolism of Deaf Children // Psychological Monographs. 52 (1940): 23–42. Eberschweller A. Untersuchungen uber die sprachliche Komponente der Association // Allgemeine Zeitschrift fur Psychiatrie (Berlin) 65 (1908): 240-71. Edelheit H. Panel on Language and Psychoanalysis // International Journal of Psycho-Analysis. 51 (1970): 237-43. Edelson M. Language and Dreams: The Interpretation of Dreams Revisited //Psychoanalytic Study of the Child. 27 (1972): 20382. Edelson M. Language and Interpretation in Psychoanalysis. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1976. Ehrmann J., ed. Structuralism. Garden City, N.Y.: Anchor Books, 1970. Entralgo P. The Therapy of the Word in Classical Antiquity. Translated by L. J. Rathe and J. M. Sharp. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1970. Fages J.-B. Comprendre Jacques Lacan. Toulouse: Privat, 1971. Fodor J., et al. The Psychology of Language. New York: McGrawHill, 1974. Forrester J. Language and the Origins of Psychoanalysis. New York: Columbia University Press, 1980. Freud S. Jokes and Their Relation to the Unconscious (1905), Standard Edition, vol. 8. Freud S. Interpretation of Dreams. Translated by J. Strachey. New York: Avon Books, 1972. Freud S. The Origins of Psychoanalysis, Drafts and Notes, 1887–1902. Freud S. Psychopathology of Everyday Life, Standard Edition, vol. 6. London: Hogarth Press, 1953. Freud S. Zur Auffassung der Aphasien (1891); Eng. trans.: On Aphasia. London and New York: International Universities Press. Gibson J.J. New Reasons for Realism.. Syntheses 17 (1967):162-72. Gibson J.J. On the Concept of.Formless Invariants. in Visual Perception // Leonardo 6 (1973): 4345. Gibson J.J. The Theory of Affordances // R. E. Shaw and J. Bransford, eds., Perceiving, Acting and Knowing: Toward an Ecological Psychology. Hillsdale, N.J.: Erlbaum, 1977. Goldstein K. Language and Language Disturbance. New York: Grune and Stratton, 1948. Greenson R. The Mother-Tongue and the Mother // International Journal of Psycho-Analysis. 31 (1950): 18–23. Heisenberg W. Across the Frontiers. New York: Harper and Row, 1974. Hillman J. The Dream and the Underworld. New York: Harper and Row, 1979. Hillman J. The Fiction of Case History // Religion as Story, edited by James Wiggins. New York: Harper and Row, 1975 Hillman J. Further Notes on Images // Spring. 1978. P. 152-82. Hillman J. An Imaginal Ego // Inscape 2. London: British Association of Art Therapists, 1970. Hillman J. An Inquiry into Images // Spring. 1977. P. 62–88. Hillman J. The Myth of Analysis. Evanston, Ill.: Northwestern University Press, 1972. Hillman J. Re-Visioning Psychology. New York: Harper and Row, 1975. Hillman J. The Therapeutic Value of Alchemical Language // Dragonflies (Fall 1978). P. 33–42. Hillman J., Berry P. Archetypal Therapeutics // Unpublished paper presented at the First International Seminar on Archetypal Psychology, University of Dallas, January 1977. Jakobson R. Linguistics and Poetics. (1958) // R. T. and F. M. de George, eds. The Structuralists: From Marx to LeviStrauss. Garden City, N.Y.: Anchor, 1972. Jakobson R., Halle M. Fundamentals of Language (1956). 2d ed. The Hague: Mouton, 1971. Jespersen O. Language: Its Nature, Development and Origin. New York: Macmillan Co., 1922, reprinted 1949. Jespersen O. The Philosophy of Grammar. New York: Henry Holt and Co., 1934. Jung C.G. Archetypes and the Collective Unconscious. Translated by R. F. C. Hull. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1959. Jung C.G. Experimental Researches. Translated by L. Stein. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1973. Jung C.G. Memories, Dreams, Reflections. New York: Pantheon, 1963. Jung C.G. Mysterium Coniunctionis. Translated by R. F. C. Hull. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1956. Jung C.G. The Practice of Psychotherapy. Translated by R. F. C. Hull. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1966. Jung C.G. Psychology and Alchemy. Translated by R. F. C. Hull. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1953. Jung C.G. The Structure and Dynamics of the Psyche. Translated by R. F. C. Hull. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1960. Jung C.G. Symbols of Transformation. Translated by R. F. C. Hull. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1960. Kent G.H., Rosanoff A. J. A Study of Association in Insanity // American Journal of Insanity. 67 (1910): 3796, 317-90. Kittelson M.L. Sounding the Soul: The Art of Listening, Daimon Verlag, 1995. Kris E., Kaplan A. Aesthetic Ambiguity // E. Kris, Psychoanalytic Explorations in Art. New York: International Universities Press, 1952. Kubie L.S. Body Symbolism and Development of Language.. Psychoanalytic Quarterly 3 (1934): 430-44. Kubovy M., Pomerantz J., eds. Organization of Perception. Hillsdale, N.J.: Erlbaum, in press. Kugler P.K. Involutary Poetics. New Literary History // A Journal of Theory and Interpretation. 15 (1983-1984). Kugler P.K. Die Funktion der Sprache in der Traumbildung // Gorgo: Zeitschrift fur archetypische Psychologie,und bildhaftes Denken. No. 7. 1984a. Kugler P.K. L Alchimie du Discours: Lacan and Jung, Cahiers de Psychologie Jungienne, No. 38, 1986c. Kugler P.K. Jacques Lacan: Postmodern Depth Psychology and the Birth of the Self-Reflexive Subject // The Book of the Self, Ed. Polly Young-Eisendrath and James Hall, New York Univ. Press, 1987. Kugler P.K. The Unconscious in a Postmodern Depth Psychology. C G. Jung and the Humanities, edited by K. Barnaby and P. Acierno. Princeton: Princeton University Press. Kugler P.K. The Subject of Dreams // Dreaming, 3/2 (1993). Kugler P.K. Psychic Imaging: A Bridge between Subject and Object // The Cambridge Companion to Jung, Ed. Polly Young-Eisendrath and Terrence Dawson, Cambridge Univ. Press, Cambridge 1997. Kugler P.K. Psyche, Language, and Biology. in Controversies in Analytical Psychology / Ed. Robert Withers, Routledge, London, 2002. Kugelman R. Etymology as a Psychological Operation // Dragonflies (Fall 1978), pp. 43–63. Kuhn T. The Structure of Scientific Revolutions. 2d enlarged ed. Chicago: University of Chicago Press, 1970. Kwant R. Phenomenology of Language. Pittsburgh, Pa.: Duquesne University Press, 1965. Lacan J. Ecrits 1. Paris: Editions du Seuil, 1966. Lacan J. The Insistence of the Letter in the Unconscious.. In J. Ehrman, ed., Structuralism. New York: Anchor Books, 1970. Lacan J. The Language of the Self: The Function of Language in Psychoanalysis (1956). Translated by A. Wilden. Baltimore, Md.: Johns Hopkins University Press, 1968. Lacan J. The Mirror-phase as Formative of the Function of the I, trans. J. Roussel // New Left Review 51 (1968): 71–77. Lacan J. Seminar on the.Purloined Letter.. (1956). Translated by J. Mehlman // French Freud: Structural Studies in Psychoanalysis, Yale French Studies (1972), no. 48. Lacan J. Le Symbolique, l.imaginaire et le reel, Conference a la Societe fran_aise de psychanalyse, July 1953. (Unpublished.) Lakoff R. Review Article: Language and Interpretation in Psychoanalysis. By Marshall Edelson // Language. 54, no. 2 (1978): 377-94. Lanz H. The Physical Basis of Rime: An Essay on the Aesthetics of Sound. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1931. Laplanche J., Leclaire S. The Unconscious. (1966). Translated by P. Coleman // French Freud: Structural Studies in Psychoanalysis. Yale French Studies (1972), no. 48. Laplanche J., Pontalis, J.-B. The Language of Psychoanalysis. Translated by D. Nicholson-Smith. New York: Norton, 1973. Lavers A. Some Aspects of Language in the Work of Jacques Lacan // Semiotics. 3 (1971): 269-79. Leavy S.A. The Psychoanalytic Dialogue. New Haven and London: Yale University Press, 1980. Leclaire S. Psychoanalyse, Paris: Editions du Seuil, 1968. Levi-Strauss C. Effectiveness of Symbols. (1958) // Structural Anthropology. Garden City, N.Y.: Anchor, 1967. Levi-Strauss C. Linguistics and Anthropology.. In Structural Anthropology. Garden City, N.Y.: Anchor, 1967. Levi-Strauss C. The Savage Mind. Chicago: University of Chicago Press, 1968. Litowitz B. Individual and Shared Meanings // Papers in Linguistics. Edmonton, Linguistic Research, Inc., 1978. Litowitz B. On Overdetermination // Psychoanalysis and Language, ed. J. Smith. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1978. Litowitz B. The Structure of Semantic Networks.. Ph.D. dissertation. Parts appear in.Language: Waking and Sleeping.. Psychoanalysis and Contemporary Science 4 (1975): 291–330. Lockhart R. Words as Eggs // Dragonflies (Fall 1978). P. 3-32. Loewenstein R. Some Remarks on the Role of Speech in Psycho Analytic Technique // International Journal of Psychoanalysis. 37 (1956): 460-68. Lotman F. Zur Pathophysiologie der erschwerten Wortfindung bei Aphasien // Schweiz. Archiv fu Neurologie und Psychiatrie. 35 (1933). Macleod R.B., Pick H.L. eds. Perception: Essays in Honor of Gibson. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1974. Marty A. Nachgelassene Schriften. Vol. 1: Psyche und Sprachstruktur; Vol. 2: Uber den Wert und Methode einer beschreibenden Bedeutungslehre. Edited by Otto Funke. Bern: Francke, 1950. Meier C.A. Die Bedeutung des Traums. Olten: WalterVerlag AG, 1972. Meier C.A. Die Empirie des Unbewussten. Zurich: Rascher Verlag, 1968. Michaels C., Carello C. Direct Perception. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1981. Miel J. Jacques Lacan and the Structure of the Unconscious. (1966) // J. Ehrmann, ed., Structuralism. Garden City, N.Y.: Anchor, 1970. Merleau-Ponty M. Signs. Translated by Richard McCleary. Evanston, Ill.: Northwestern University Press, 1964. Moore E., ed. Charles S. Peirce: The Essential Writings. New York: Harper and Row, 1972. Mounin G. Clefs pour la linguistique. Paris: Seghers, 1971. Mowrer H. The Psychologist Looks at Language // American Psychologist (1954): 659-95. Newman S.S. Further Experiments in Phonetic Symbolism // American Journal of Psychology 45 (1933): 53–75. Onians R.B. The Origin of European Thought about the Body, the Mind, the Soul, the World, Time and Fate // New Interpretations of Greek, Roman and Kindred Evidence; also of Some Jewish and Christian Beliefs. Cambridge: At the University Press, 1954. Palmier J.-M. Lacan. Paris: Editions Uni,versitaires, 1969. Palmier J.-M. Lacan: Le symbolique et l imaginaire. Paris: Editions Universitaires, 1972. Piaget J. The Language and Thought of the Child. New York: World Publishing Co., Meridian Books, 1955. Pick H., Saltzman E., eds. Modes of Perceiving and Processing Information, Hillsdale, N.J.: Erlbaum, in press. Rappaport D. The History of the Concept of Association of Ideas. New York: International University Press, 1974. Reguin, ed. Attention and Performance VII. Hillsdale, N.J.: Erlbaum, in press. Ricoeur P. The Conflict of Interpretation. Edited by D. Ihde, translated by K. McLaughlin et. al. Evanston, Ill.: Northwestern University Press, 1974. Ricoeur P. Freud and Philosophy. New Haven: Yale University Press, 1970. Ricoeur P. Image and Language in Psychoanalysis // Psychoanalysis and Language, ed. J. Smith. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1978. Ricoeur P. The Problem of the Double-sense as Hermeneutic Problem and as Semantic Problem // Myths and Symbols, edited by J. M. Kittagawa and C. H. Long. Chicago: Chicago University Press, 1969. Ricoeur P. Structure, Word, Event. Translated by R. Sweeney // Philosophy Today 12, nos. 2–4 (Summer 1968). Rifflet-Lemaire A. Jacques Lacan. Brussels: Ressart, 1970. Rosen V.H. Disorders of Communication in Psychoanalysis // Journal of American Psychoanalytic Association 15 (1967): 467-90. Rosen V.H. Sign Phenomena and their Relationship to Unconscious Meaning // International Journal of Psycho-Analysis 50 (1969): 197–207. Roussel J. Introduction to Jacques Lacan // New Left Review 51 (1968): 63–70. Ruse J. The Structure of Associations in Language and Thought. Baltimore, Md.: Johns Hopkins Press, 1965. Sapir E. Language: An Introduction to the Study of Speech. New York: Harcourt, Brace and Co., 1949. Sapir E. Sound Patterns in Language // Language 1 (1925): 37–51. Sapir E. A Study in Phonetic Symbolism // Journal of Experimental Psychology 12 (1929): 225-39. Sardello R. Ensouling Language.. Dragonflies (Fall 1978), pp. 1–2. Saussure F. de. Cours de linguistique generale (1915). Edited by T. de Mauro. Paris: Payot, 1972. (Course in General Linguistics. Edited by C. Bally and A. Sechehaye, translated by W. Baskin. New York: McGraw-Hill, 1966.) Schafer R. Psychoanalysis without Psychodynamics // International Journal of Psycho-Analysis. 56 (1975): 41–56. Schneideriman S. Returning to Freud: Clinical Psychoanalysis in the School of Lacan. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1980. Sechehaye M.A. Autobiography of a Schizophrenic Girl. New York: Grune and Stratton, 1951. Sechehaye M.A. The Curative Function of Symbols in a Case of Traumatic Neurosis with Psychotic Reactions // Psychotherapy of the Psychoses, edited by A. Burton, pp. 124-51. New York: Basic Books, 1961. Sechehaye M.A. A New Psychotherapy in Schizophrenia: Relief of Frustration by Symbolic Realization. New York: Grune and Stratton, 1956. Sechehaye M.A. Symbolic Realization: A New Method of Psychotherapy Applied to a Case of Schizophrenia. New York: International, University Press, 1951. Shaw R., Bransford J., eds. Perceiving, Acting and Knowing: Toward an Ecological Psychology. Hillsdale, N.J.: Erlbaum, 1977. Siegelman E. Metaphor and Meaning in Psychotherapy. New York: Guilford Press, 1990. Southard E.E. On the Application of Grammatical Categories to the Analysis of Delusions // Philosophical Review 25 (1916): 445-50. Sperber H. Uber den Einfluss sexueller Momente auf Entstehung und Entwicklung der Sprache // Imago. 1 (1912): 405-54. Stein C. The, Secret of the Black Chrysanthemum: Charles Olson s Use of the Writings of C. G. Jung // Ph.D. dissertation. University of Connecticut, 1979. Stein M. Psychological Interpretation: A Language of Images.. Dragonflies (Fall 1978), pp. 91-105. Thass-Thienemann T. The Interpretation of Language. Volumes 1 and 2 New York: Jason Aronson, 1973. Thass-Thienemann T. Left-handed Writing: A Study in the Psychoanalysis of Language // Psychoanalytic Review 42 (1955): 239-61. Thass-Thienemann T. Oedipus and the Sphinx: The Linguistic Approach to Unconscious Fantasies // Psychoanalytic Review 44 (1957): 40–73. Thass-Thienemann T. Psychotherapy and Psycholinguistics // Topical Problems of Psychotherapy 4 (1963): 37–45. Troubetzkoy N.S. Principes de Phonologie. Translated by L. Cantineau. Paris: Societe Linguistique de Paris, 1949. Urban W.W. Language and Reality: The Philosophy of Language and the Principles of Symbolism. New York: Macmillan Co., 1939. Verbrugge R.R. Resemblances in Language and Perception // Perceiving, Acting, and Knowing: Toward an Ecological Psychology. Hillsdale, N.J.: Erlbaum, 1977. Vossler K. The Spirit of Language in Civilization. London: Routledge and Kegan, Paul, 1951. Vygotsky L. Thought and Language. With an introduction by Jerome Brunner and translated by E. Hanfmann and G. Vakar. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1962. Walder R. The Principle of Multiple Function: Observations on Over-Determination // Psychoanalytic Quarterly 5 (1936): 4562. Werner H., Kaplan B. Symbol Formation: An Organismic-Developmental Approach to Language and Expression of Thought. New York: John Wiley and Sons, 1963. Whitehead A.N. Science and the Modern World. New York: Macmillan Publishers, 1967. Winnicott D.W. Mirror-Role of Mother and Family in Child Development // In Playing and Reality. Harmondsworth, Eng.: Penguin Books, 1971. Wittgenstein L. Philosophical Investigations. Oxford: Blackwell, 1953. Wittgenstein L. Tractatus Logico-Philosophicus. New York: Harcourt, Brace and Co., 1922. Whorf B.L. Language, Thought, and Reality. New York: John Wiley and Sons, 1956. Woods F.A. Rime-Words and Rime-Ideas // Indogermanische Forschungen 12 (1907): 133-71. Wundt W. Sprachgeschichte und Sprachpsychologie. 4th edition. Leipzig: Engelman, 1893. Ysseling S. Structuralism and Psychoanalysis in the Work of Jacques Lacan // International Philosophy Quarterly. 19 (1970): 102-17. жүктеу/скачать 0.95 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|
