Посвящается моей внучке

Глава 9

— Они падают — так почему ты праздновал? — спросил он у отца через несколько дней после праздни­ка, когда над холдом Райской Реки началось очередное Падение.

— Потому что Нити кончатся — это последнее Про­хождение.

— Да? Арфист говорит, что они падали столетиями, и каждый раз мы думали, что они перестанут падать — особенно в долгий Интервал, но они все равно возвра­щались.

Джейги улыбнулся своему сыну. Ридис был высок для своих одиннадцати Оборотов. Джейги старался не смотреть на сухую правую ногу Ридиса, которая была короче здоровой левой. Он взъерошил вьющиеся воло­сы сына и подумал, что это нечестно — у обеих дочек волосы прямые, а у сына вьются.

— Всадники летали на Алую Звезду и отклонили ее путь так, чтобы она больше никогда не сбрасывала Нити на Перн.

— Как они смогли сдвинуть звезду? — требователь­но спросил Ридис. — Она слишком большая даже для дракона.

— Они использовали двигатели «Рассветных Сес­тер». Они сдвинули Звезду с орбиты, которая подходи­ла слишком близко к Перну. Ты понимаешь, что имею в виду?

— Конечно. Арфист нам рассказал про нашу звезд­ную систему. Он взял кокосовый орех вместо солнца, а потом пошел на берег и принес камешек, чтобы изо­бразить Перн, — Ридис хихикнул. — Он сказал, что дело тут в отно-си-тельных размерах, .— Ридис мог только терпеливо пересказать то, что слышал. Тонко­стей объяснения он не понял. — Перн не такой ма­ленький, как тот камешек. Я это знаю!

— Ты поймешь, когда вырастешь.

— Всегда так говорят, — с отвращением промолвил Ридис.

— И ты поймешь, что это правда, — в словах сына он услышал эхо своего собственного мальчишеского голоса. — Все равно Боскони посоветовал нам отпра­вить тебя в школу на Посадочную площадку.

— Ого! И уехать из Райского? — Ридиса испугала сама мысль об этом.

— Только днем, шесть дней в семидневку, и в жар­кий сезон перерыв.

— Па-апа!

— Ты, Ками и Пардари в списке. И вообще, Рай­ской Реке повезло, что нам дали три места из двадцати пяти для особых учеников...

— То есть это я из-за ноги должен уехать?

— Милый мой мальчик, подумай, ведь Ками и Пар­дари вполне здоровы, — твердо произнес его отец.

Ридис смягчился, но не вполне. Он ненавидел, когда ему делали уступки. Даже на небольшом скакуне, которого тренировал для него сам лорд Джексом, он ездил только потому, что Рут' сказал ему, что он, белый дракон, выбрал этого скакуна для Ридиса за то, что тот много Оборотов так хорошо скреб и чистил его шкуру. Благодаря скакунчику Ридис мог бывать там же, где и все подростки холда — он был хорошим наездником и хорошим пловцом. Арамина предпочитала, чтобы он ездил на Делки (так назвали скакуна) — она была гото­ва на все, лишь бы удержать Ридиса подальше от воды и от дельфинов. Ее так и не удалось убедить, что дель­фины не виноваты в его болезни и увечье. Это Арамина услыхала о том, что устраиваются специальные занятия в зданий Админа, по использованию информационных машин, наследия Игипса. Менолли рассказала о них Алеми, который попросил поддержки не только для своей старшей дочери, но и для Ридиса.

— И как я буду туда попадать? — спросил Ридис у отца, дерзко вздергивая подбородок.

— На драконе. Уверен, что о таком ты и не меч­тал, — Джейги знал, что способ доставки будет последним аргументом.

— Каждый день? — Ридис заметно повеселел. — Мы будем ездить на драконе каждое утро и каждый вечер?

Ридис надеялся, что возить их будут Т'лион с Гэдарет'ом. Он так и не смог втолковать матери, что Т'лион никоим образом не виноват в его болезни. Он множе­ство раз повторял ей, что всадник дважды велел ему идти к тете Темме и сказать про колючку, а он забыл. Так что его болезнь и хромота — вина не Т'лиона, а его собственная.

Краем уха он слышал, что говорит отец:

— Это вам троим дали особое разрешение, пока для учеников не приготовят спальни.

— Дважды в день летать на драконе? — с сияющими глазами повторил Ридис, воодушевленный такой пер­спективой.

— Только до тех пор, пока ты учишься достаточно хорошо, чтобы это заслужить.

В рапорте Боскони Ридис значился лучшим учени­ком, даже лучше Ками и Пардари, старшего сына ткача-подмастерья Паррена. То, что давалось Пардари тяжелым трудом, Ридис усваивал легко. Ему должно было пойти на пользу более упорядоченное учение. Конкурс на немногочисленные места был большой, но мастер Робинтон, которому принадлежала эта идея, на­стоял, чтобы будущих учеников рекомендовали арфис­ты и чтобы среди них было пропорциональное число учащихся из Вейров, цехов и холдов.

Мастер Робинтон хотел быть уверен, что это поко­ление начнет учиться с раннего возраста, чтобы впи­тать и применять огромные массивы знаний, доступ­ные через посредство Игипса. Он начал эти особые занятия с немногими подходящими учениками из жи­телей Посадочной площадки, и каждый Оборот наби­рал новых учеников. Игипс согласился с этим планом, отметив, что подростков учить будет легче — поскольку у них меньше неправильных представлений, которые придется исправлять, — чем переучивать взрослых, которым придется менять укоренившиеся привычки и образ мысли. Теперь, поскольку главный проект — проект Алой Звезды — был завершен, цеха могли со­средоточиться на распространении новых приспособ­лений, которые повысили бы уровень жизни на всем Перне. Как только в цехах, холдах и Вейрах стало воз­можно получать электрическую энергию, специальное оборудование Игипса научило людей, как это все мож­но распространить по планете, вместо того чтобы кон­центрировать на Посадочной площадке.

Джейги и его ремесленники изучали ветряные и приливные генераторы, чтобы узнать, какие именно лучше соответствуют их нуждам. С помощью электри­чества подмастерье Паррен мог производить разнооб­разнейшие ткани из местных волокнистых растений. Улучшенное освещение пришлось весьма кстати во всех домах, а вентиляторы делали жизнь в жаркий се­зон более сносной. Другие применения электрогенера­торов еще изучали, особенно по части производства льда, чтобы пойманная рыба подольше хранилась све­жей. Особенно эта идея привлекала Алеми.

Джейги нашел некоторые концепции трудными для понимания, так что он был доволен тем, что у Ридиса есть возможность начать знакомство с новыми чудеса­ми в самом пригодном для обучения возрасте. Такая подготовка может пригодиться мальчику в Конклаве Лордов, когда настанет время утверждать его в правах владения. В свое время Джейги решил усовершенство­вать холд и его ресурсы. То основное, чему учили ар­фисты — читать, писать, считать, традиционные Баллады и песни, — этого хватало будущим цеховым учени­кам, но холдеру нужен более широкий взгляд на мир. Джейги вынес много полезных уроков из ошибок и ис­пытаний прошлого — того времени, когда они с Араминой потерпели кораблекрушение на берегу Южно­го, — но для сыновей и дочерей он хотел большего.

На следующее утро Ридис был целиком поглощен ожиданием первого школьного занятия — его ранец был сложен, летная куртка и шапка наготове, — когда на веранду влетела визжащая огненная ящерица. Ридис услышал ее горестный вопль одновременно со всеми и выскочил на веранду как раз тогда, когда отец откры­вал принесенный файром футляр с письмом. Как толь­ко он отцепил его, крошечное создание, все еще отча­янно стенающее, улетело, а за ним следом — местные файры, подхватившие его тоскливый крик.

— О нет, нет-нет, — воскликнул Джейги, прочитав послание. — Нет. Не может быть!

— В чем дело, папа? — спросил Ридис. Он никогда не видел у отца такого выражения, полного боли.

Джейги склонил голову и отступил к перилам, при­крыв глаза рукой. В другой он держал послание, узкую полоску бумаги.

— Папа? — Ридис был близок к панике. Случилось что-то ужасное. — Папа!

— Ридис, позови Боскони. Возьми Делки, — он махнул рукой в сторону скакуна, пасшегося в тенечке за домом.

Ридис взобрался на спину скакуна, оглянулся через плечо и увидел отца, замершего неподвижно. Ридис ударил по бокам кобылки пятками, и она рванула впе­ред. Ридис очень любил ездить верхом, но это не шло ни в какое сравнение с плаванием в компании Киба и Афо. Делки была терпеливой и послушной, но она не могла говорить с ним, как дельфины и драконы, так что в его глазах ей чего-то не хватало. Даже огненные ящерицы реагировали как-то иначе. Делки же делала только то, что ей велели. Но и она была полезной. Вот и теперь она остановилась по команде прямо у откры той двери арфиста.

— Что за спешка, парень? — спросил Боскони, по­являясь на пороге.

— Папа вас зовет. Срочно. Файр принес какое-то письмо, и оно его огорчило.

—Да?

Ридис жестом пригласил Боскони сесть позади не­го, хотя по дороге ноги арфиста будут задевать все встречные кусты. Послушная и неприхотливая, Делки потрусила обратно с двойной ношей так же легко, как будто везла только легонького Ридиса.

— Он не сказал. Только велел мне позвать вас. Он с места не двинулся с тех пор, как я уехал, — шепнул Ридис арфисту, когда тот спешился у входа.

Теперь Ридис и в самом деле был встревожен. Пло­хие вести не часто тревожили Райскую Реку. Когда слу­чалось что-то плохое, отец склонен был ругаться, рас­хаживать туда-сюда и размахивать руками, но он ни­когда не сидел молча, с таким убитым видом, как сейчас.

Услышав шаги арфиста, Джейги протянул ему пись­мо. Боскони просмотрел его. И тут же замер на полу­шаге, опустился на последнюю ступеньку и обхватил голову руками. Плечи его затряслись. Ридис погнал Делки вокруг дома, к открытой двери кухни, где мать готовила ужин.

— Мам, — Ридис подошел к ней и прикоснулся к ее руке. — Тебе лучше пойти посмотреть, что там с папой.

— Да что такого плохого может случиться с папой, малыш? — Голос ее отчего-то показался Ридису слиш­ком громким.

— Он получил какое-то плохое известие и послал меня за Боскони. А теперь он сидит на веранде, и, мам отчего может плакать арфист?

Арамина посмотрела на сына, сняла с огня тяжелую кастрюлю и чуть ли не бегом бросилась к веранде. Ридис побежал за ней, ставя больную ногу на носок — таким способом он передвигался не намного медлен­нее тех, кто бегал на своих двоих здоровых. Еще не до­бежав, он услышал, как мать вскрикнула — не громко, как тогда, когда узнала о смерти деда, а приглушенно, как будто ее пронзила непереносимая боль. Она обняла Джейги и, хоть и плакала сама, стала утешать его.

Это было для Ридиса уже слишком, и он сменил на­правление движения. Подойдя к Делки, он снова за­брался на нее и поскакал к домикам на берегу.

— Тетя Темма, дядя Назер, я думаю, вам лучше под­няться к холду. И тебе тоже, дядя Суоки, — добавил он, когда массивный силуэт бывшего солдата возник на пороге. — Я не знаю, что случилось, но мама, папа и Боскони плачут из-за этого.

Он не стал дожидаться, пока они пойдут, развернул Делки и помчался к холду Алеми. Алеми он привез к дому на Делки, а Китрин и прочие рыбаки пришли пешком.

Когда прибыл Алеми, Темма, Назер, Суоки, Паррен с женой и старшей дочерью стояли у крыльца и тоже плакали. Полоска бумаги перешла в руки Алеми, кото­рый вдруг часто задышал, а по щекам у него потекли слезы. Улучив момент, Ридис взял Алеми за руку и про­чел ужасное письмо.

«Мастер Робинтон и Заир умерли. Игипс — тоже».

Он не сразу понял смысл этих простых слов. Мас­тер Робинтон не мог умереть. Он всем нужен. Это Ридис знал. И как может умереть машина? Он знал, что Игипс — это машина, и очень умная, которая знает очень много всего — но все же машина. Машины не умирают, они просто... просто ломаются? Изнашива­ются?

Вдруг воздух наполнился огненными ящерицами, все они издавали невероятный тоскливый плач, раня­щий слух, — Ридис никогда в жизни не слышал такого, файры сновали в воздухе, падали на крышу холда, потом снова взмывали вверх, не в состоянии усидеть на месте, и все время издавали этот ужасный плач.

— В чем дело? Мой файр жутко встревожен, — вос­кликнул Лур, один из крестьян, прибежавший в глав­ный холд.

За его спиной Ридис увидел других бегущих холдеров и ремесленников, которых привлекло необычное поведение огненных ящериц. Алеми отошел от Делки и присоединился к плачущим на веранде, так что Ридис направил Делки навстречу Луру и показал ему письмо. Лицо Лура под загаром мгновенно побледнело, он при­слонился к ближайшему дереву и громко зарыдал. Ри­дис поскакал на Делки дальше по дорожке, показывая письмо всем по очереди. Скоро все собрались у веран­ды, плача, сраженные горем. Дети, которые не понима­ли всей тяжести утраты, собрались чуть в стороне от взрослых, смущенные обстановкой и видом своих го­рюющих родителей.

Это был самый странный вечер в жизни Ридиса. Он смотрел, как его отец долго уговаривал Торка, своего файра, спуститься, чтобы можно было отправить с ним письмо. Некоторые женщины прошли в дом вместе с матерью Ридиса и вернулись обратно, принеся вино. Другие пошли к себе домой и вернулись с едой — хотя к ней потом почти не притронулись.

Когда солнце село, никто не выказал намерения пойти домой. Арфист по-прежнему сидел на ступень­ках крыльца, вертя в руках наполовину пустой бокал, — Арамина и Джейги подливали ему вино. Ридис увидел, что по лицу Боскони все еще текут слезы, а он даже и не думает их вытирать. Ну, он ведь арфист, и учился у мастера Робинтона, так что можно понять его скорбь о смерти учителя. Ридис подумал, что куда пе­чальней то, что файр арфиста умер вместе с ним. От такой преданности у него комок в горле стоял — от одной только мысли, что Делки, Киб или Афо могут умереть вместе с ним. А ведь он чуть не умер, когда сильно болел из-за отравленной колючки в ноге. Он знал, что драконы умирают вместе со всадниками, но в Райской Реке еще не умирал ни один владелец огнен­ных ящериц, и Ридис не знал, что происходит с файрами. И тут он осознал, что взрослые на лужайке о чем-то говорят вполголоса. Ками решила, что надо принести светильники. Ридис повел ее и Пардари, который вы­звался помогать, за лампами, и вскоре вся лужайка была освещена.

Много Оборотов спустя Ридис помнил эту ночь и тени на знакомых лицах, омраченных утратой. Он по­мнил, что, хотя тогда было откупорено множество мехов вина и все пили, никто не развеселился. Никто не пел, что было необычно для компании, в центре ко­торой находится арфист. Еще Ридис удивлялся, что, хотя становилось все позднее и позднее, никто не гнал его и других детей в постель. Самые маленькие засыпа­ли прямо там, где сидели — на коленях у родителей или рядом с ними на траве. В какой-то момент он встал и принес одеяла для Араньи, Ками, ее сестер, для Парда­ри, Асконо и себя самого — его младший брат заснул в гамаке вместе с матерью.

Ридис боролся со сном, он хотел узнать, как это — не спать всю ночь, но негромкий шелест голосов убаю­кал его.

Когда утром Ридис проснулся, он лежал в своей по­стели. Выглянув наружу, он увидел, что прямо на траве спит довольно много народу. Боскони занял гамак, он был укрыт драгоценным покрывалом Арамины. Сегод­ня Ридис должен был отправиться в школу, но знал, что все отменяется. Школа была идеей мастера Робинтона. Но он умер. Ридису не понравилась мысль о том, что он может лишиться возможности учиться, особен­но если это означало летать в школу на драконе.

В животе у него заурчало, потому что вечером и ночью он почти не ел из уважения к случившемуся. Ридис отправился в кладовую, посмотреть, нельзя ли найти там что-нибудь поесть. Услышав шум, в кухню заглянула Аранья, за юбку которой цеплялась крошка Альми.

— Есть хочу, — надув губки, сказала Альми. Аранья переоделась в чистое платье, а вот Альми так и ходила в помятой одежке, в которой была вчера. — У меня в жи­воте пусто.

— Сейчас накормлю, только тихо, — вполголоса сказал Ридис. Он прекрасно понимал, что родителей сейчас будить не стоит. Его младший братец будет спать, пока его не разбудят или пока он не проснется от шума. И Ридис очень не хотел, чтобы этот шум начался из-за Альми.

Он достал чашки, наполнил нарезанными фрукта­ми, которые всегда были наготове в холодильнике, и поджарил для сестер хлеб, чтобы они сидели молча. Альми он намазал хлеб ее любимым вареньем, потому что знал — если он этого не сделает, она поднимет крик. С Араньей было проще, чем с Альми. Потом Ридис достал корм и покормил птицу, а заодно позабо­тился о Делки, которая терпеливо дожидалась у задней двери своей обычной пригоршни зерна. Собаки бегали по двору кругами, когда Ридис наполнил их миски, Мать часто говорила, что они своим лаем и мертвого подымут. Вернувшись на кухню, Ридис нагрел воды и заварил еще кла, потому что кувшин был пуст. Он твер­до знал, что ему понадобится много кла.

Ридис заставил Аранью увести Альми в ее комнату, умыть и переодеть. Аранья любила играть с сестрами в дочки-матери. Он только присел со своим хлебцем, когда в заднюю дверь проскользнула Ками, глаза ог­ромные — от новостей.

— Это ужасно, правда? — прошептала она.

— Они еще спят, — тихо сказал Ридис. Он указал на решетку для тостов — она покачала головой. Однако она покосилась на фруктовый сок, и Ридис налил ей стакан.

— Папа утром получил письмо, — сказала она. — Мы все поплывем в Монако, чтобы проводить главного арфиста в море.

У Ридиса снова перехватило горло. Боскони пел как-то очень трогательную песню о почетном погребе­нии в море другого старого арфиста, первого учителя тети Менолли. Теперь будет такое же.

— Мы все поплывем? — спросил Ридис, проглотив застрявший в горле комок. — Все, кто живет у Райской Реки?

Он имел в виду не только взрослых, но и детей.

Ками кивнула:

— Папа сказал, что мы поплывем на трех кораблях, чтобы все смогли проводить нашего мастера-арфиста. Папа сказал, что мы никогда не должны забывать, чем мы обязаны мастеру Робинтону.

— А мы пойдем в школу? — спросил Ридис.

— Ой, ну как ты можешь думать о чем-то вроде школы, когда все в мире плачут? — Ками даже повыси­ла голос от негодования на его невинный вопрос.

— Справедливый вопрос, — раздался от дверей го­лос Джейги. — О, есть кла! Кто-то позаботился, — добавил он и кивнул Ридису. — Молодец, парень. Сестры накормлены и заняты делом? Спасибо.

Джейги налил три чашки кла, две подсластил, по­ставил на поднос.

— Я вернусь. Поджарь мне кусочек хлеба, Ридис, ладно? Думаю, никто из нас вечером не поел.

— Подождите, пожалуйста, минутку, холдер Джей­ги, — официально начала Ками и глубоко вздохнула. — Мой отец говорит, что пришло письмо, в котором гово­рится, чтобы весь холд прибыл в Залив Монако завтра утром. Мой отец говорит, что корабли должны отча­лить в начале ночи, чтобы прибыть в Монако в указан­ное время.

— Все три корабля? Хм-м, там ведь хватит места на всех?

Ками кивнула, вид у нее был самый торжествен­ный.

— Да, сэр. Все, кто может отправиться туда, должны это сделать, — сказала она. — Так написано в письме.

— Отлично. Ты можешь объявить об этом всему холду? Спасибо, Ками

Ками выбежала через заднюю дверь, и Ридис увидел через окно, как она бежит по дорожке к домикам.

— Ридис, хлеб, пожалуйста, и маме с Боскони тоже.

Это был странный день. Все занимались обычными делами, но с отрешенным видом. У многих глаза по­краснели и припухли. Ридис работал гонцом и раздавал приглашения на корабли, которые послал его разно­сить дядя Алеми. Ридис гадал, говорил ли дядя Алеми с дельфинами. Должно быть, говорил, потому что, когда люди грузились на «Попутный ветер» среди ночи, Ридис увидел в воде плавники и гибкие тела, серебрящие­ся в звездном свете.

Он не смог не заснуть, хотя ему очень не хотелось этого. — прошлой ночью он устал, да и день был утомительным. Дельфины в море тоже пели печальную песню. Ридис ворочался под одеялом на носу «Попут­ного ветра» и заснул под журчанье воды, песню дель­финов и мягкое покачивание корабля.

Когда они прибыли в Залив Монако, там уже собра­лось множество кораблей и лодок и сотни и сотни дельфинов. В воздухе было полно файров — еще боль­ше, чем накануне вечером в холде, ящерицы носились туда-сюда, иногда закрывая солнце. Ридис был так за­нят наблюдением за ними, что сначала не заметил ко­рабля, целиком черного, который стоял на якоре у пир­са. «Попутный ветер» находился довольно далеко в бухте, так что Джейги пришлось привлечь внимание сына к процессии, которая торжественно шла к черно­му кораблю. Ридису представился случай воспользо­ваться дальноглядом дяди Алеми.

— Я хочу, чтобы ты запомнил это, Ридис, — сказал Джейги, передавая ему цилиндр. — Умер великий чело­век!

Они смотрели, как черный корабль поднимает па­руса, тоже черные, и они медленно надуваются на лег­ком ветру, и величественно отходит от причала. Дядя Алеми тоже распустил парус, когда корабль проходил мимо них, и «Попутный ветер» двинулся следом. Ридис боялся, что какого-нибудь дельфина поранят — так много их было в бухте, и они прыгали и ныряли, сопро­вождая корабль.

Что сильнее всего запомнилось Ридису в тот день, кроме печальной торжественности корабля и тела под покровом на его носу, так это драконы в небе — крыло к крылу, плотным строем, они висели там неподвижно на протяжении всей церемонии. Он запомнил ужасный плач драконов, когда тело арфиста скользнуло в воду. У него волосы на шее встали дыбом, и он ощутил этот звук всем телом. Это было куда хуже воплей файров — дельфины щелкали и свистели, только добавляя шума. Неужели дельфины тоже знали мастера-арфиста? На­конец все дельфины исполнили последний прыжок и, казалось, исчезли. Ридис хорошо умел задерживать ды­хание и, сам не осознавая того, сделал это, когда они нырнули. Но дельфины не показались на поверхности, и он выдохнул, когда перед глазами пошли пятна. При­крыв глаза рукой, он вгляделся в море, но не увидел ни единого плавника.

И тут он понял, что в небе остался только один дра­кон — Рут', несомненно, это его белая шкура сверкала в синеве неба! Он висел неподвижно так долго, что Ридис уже начал тревожиться, не случилось ли с ним чего. Рут' оставался на страже, пока Алеми, сам встав за штурвал, развернул корабль, и они поплыли домой. Наконец Рут' исчез из виду — или белый дракон нако­нец покинул свой пост в небесах. Ридис подумал, что это было самое печальное, что он видел сегодня.

Дельфины не вернулись, пока «Попутный ветер» не оказался в своих водах.

Спустя три дня прилетел Т'лион, чтобы забрать уче­ников на Посадочную площадку. Их повели не в Админ, на что Ридис надеялся, а в другое здание, третье от Админа, где уже собралась толпа детей и подростков. В назначенный час из главной двери вышел мастер и четко, ясным голосом, объявил, какие занятия будут проходить в каких комнатах. Когда в здание вошли старшие студенты, мастер подозвал к себе оставшихся.

— Так, вы начинаете с нами этот семестр, — он окинул их взглядом. — Я — мастер Самвел, глава этой школы, а вы будете двадцать первым классом, потому что сейчас у нас двадцать первый год от начала Прохождения. Не очень оригинально, боюсь, но зато удобно. А вы должны будете следить за объявлениями для своего класса. Ваши имена я выучу за несколько дней. А пока — добро пожаловать, и если вы все пройдете в комнату Д, мы сможем начать.

Так началось для Ридиса то, что называлось Переходной Фазой, как он позднее узнал. И он был ее частью.