ГЛАВА 2 ПРЕДПОСЫЛКИ СОЗДАНИЯ ОБЩЕСТВА НЕПРИЯТИЯ УБИЙСТВА

«Мы, возможно, уже сейчас знаем достаточно, чтобы покончить с эрой насилия, если мы решимся следовать по альтернативному пути.»

Дэвид Дэниэлс и Маршалл Гилула. Отделение психиатрии, Станфордский университет, 1970 г.
Что же дает нам основание думать, что общество неприятия убийства возможно?

Какие есть причины считать, что человечество повсеместно способно ценить и уважать жизнь?

Мы могли бы начать с духовных, возвышенных соображений, но давайте рассмотрим сначала вполне приземленный, реальный факт. Многие люди никогда не убивают. Из всех живущих на земле людей, - и из всех, кто жил до нас, - только очень небольшая часть – убийцы. Посмотрите на статистику убийств в любом обществе, или даже на количество убийств во время войны. Военные и этнографические музеи очень редко предоставляют свидетельства того, что женщины, вторая половина человечества, составляют какую-то значительную часть солдат, убивавших на войне. И это при том, что женщины все-таки убивали, что некоторые их них сражались в войнах и революциях, что в некоторых сообществах женщины и даже дети принимали участие в ритуальных пытках и убийствах плененных врагов, и что женщин мобилизуют в ряды некоторых современных армий. Тем не менее, большая часть женщин никогда не были воинами или солдатами-убийцами. Да и среди мужчин доля принимающих участие в военных действиях сравнительно невелика. Непосредственно не войне сражается небольшое число мужчин, и из них действительно убивает меньшинство. Убийцы же, в большинстве своем, делают это неохотно и впоследствии испытывают раскаяние. Подполковник Дэйв Гроссман в своей большой работе о нежелании мужчин убивать на войне объясняет: «Война наносит глубочайшие психологические травмы 98% тех, кто в ней участвует, независимо от количества времени, проведенного ими на войне. Те же 2%, кто не сходит с ума, скорее всего, были агрессивными психопатами еще до того, как попали на поле боя.» (Grossman1995:50).

Таким образом, вопреки распространенному мнению политологов о том, что люди – прирожденные убийцы, основная задача военной подготовки – «преодолеть сопротивление необходимости убивать, глубоко коренящееся в душе каждого человека» (295).

Другое свидетельство мирной природы человека являет собой семья. Если бы люди были убийцами от природы, если хотя бы половина человечества была склонна к убийству, тогда семья в ее различных формах не могла бы существовать. Отцы убивали бы матерей, матери – отцов, родители- детей, а дети – родителей. Все это имеет место, но отдельные случаи не являются манифестацией закона убийства, который якобы давлеет над судьбой человечества. Будь это так, население земного шара давно вымерло бы. Мы же видим совершенно обратную картину: несмотря на ужасные лишения и унижения, семья продолжает порождать и поддерживать жизнь в беспрецедентном масштабе.

Этот глобальный «парадокс» можно объяснить, если посчитать, сколько всего жило на свете людей, и сколько из них являлись убийцами. Согласно подсчетам Кейфитца и Уикса, пересмотренным Рамси, в период с 1 млн. лет до н.э. и до 2000 года нашей эры на земле «просуществовало» 91100 миллионов человек (Keyfitz 1966, Weeks 1966:37; Ramsey 1999).

Если округлить количество жертв демоцида и войн, подсчитанное Раммелем, до миллиарда, допустить, что каждая жертва была убита одним человеком, и умножить на 6, чтобы включить в это число жертвы убийств - уголовных преступлений, мы получим примерно 3млрд. убийц с 1000 года до н.э. до наших дней (данные с 1 млн. лет до н.э. отсутствуют). Даже путем такого примитивного и округленного подсчета мы получаем удивительное соотношение : по крайней мере 95% людей не являлись и не являются убийцами. Если бы количество убийств в США было 10 на 100000, то получилось бы, что только одна десятая процента американских граждан в год становятся убийцами. Если бы нападений с нанесением тяжких телесных повреждений было 500 на 100000, всего пол-процента можно было бы добавить к 0,51% граждан, являющихся убийцами или покушавшихся на убийство.

Вполне возможно, что менее 2%, или даже 1% всех людей были убийцами себе подобных. Процентное соотношение убийц и «неубийц» в некоторых обществах, конечно, может варьироваться в зависимости от культуры и эпохи (Keeley1996). Тем не менее, выживание и рост населения свидетельствует о преобладании жизнеутверждающего начала над «жизнеуничтожающим» в человеческой природе.
Духовные корни.

Основания для уверенности в возможности создания общества без убийства можно найти в духовной традиции человечества. Общеизвестно, что религии не раз использовались для оправдания ужасного кровопролития – от принесения в жертву людей и геноцида до атомной бомбардировки (Thompson 1988). Однако основное послание человечеству Бога, Создателя, Духа Святого, как бы он ни было задумано, не звучало таким образом: «О человечество, услышь Слово мое! Пойди и найди другого человека и убей его или ее!» Напротив, одна из божественных заповедей гласит: «Уважай жизнь! Не убий!». Эта заповедь в том или ином виде есть во всех религиях; именно поэтому Макс Вебер считает посвящение себя Богу несовместимым с политическим императивом убийства. В джайнизме и индуизме основной завет звучит так: «Ненасилие – высший закон жизни» (“Ahimsa paramo dharma”). Первейшая заповедь буддизма – «Воздержись от отнятия жизни». Иудаизм, христианство и ислам – все разделяют заповедь «Не убий» (Исход 20:13). Одно из самых древних еврейских предписаний таково: «Сохраняя жизнь одному, ты сохраняешь множество жизней. Тот, кто отнимает одну жизнь, убивает целый мир». Суть этого предписания, хоть и с оговорками, сохраняется в исламе : «Каждый, кто убивает человека (кроме как в наказание за убийство или за распространение мошенничества), убивает человечество, а тот, кто спасает человеческую жизнь, спасает всех людей» (Коран 5:32). Религия Бахаи, вобравшая в себя учения иудаизма, христианства и ислама, провозглашает: «Бойтесь Бога, о люди, и воздержитесь от кровопролития» (Baha’u’llah 1983:277).

Гуманистические традиции также предполагают возможность общества без убийства и стремление к нему. Согласно конфуцианскому учению, когда в среде правителей будет царить мораль, в смертной казни отпадет необходимость. (Fung 1983:277). Согласно учению даосизма, когда люди живут просто, естественно, в гармонии с природой, «несмотря на то, что орудия войны существуют, никто ими не пользуется.» (Fung 1952:190). Современные социалисты считают, что когда рабочие откажутся поддерживать братоубийство, войны прекратятся.

Антивоенный манифест, направленный против первой мировой войны, провозглашает:

«Все члены Союза Промышленных Рабочих Мира, обладающие классовым сознанием, осознанно противостоят пролитию человеческой крови, и не по религиозным мотивам, как квакеры или другие общества, а по убеждению, что у рабочих всего мира общие интересы. Находясь в решительной оппозиции к империалистическому капиталистическому правительству Германии, мы выступаем против убийств и издевательств над рабочими любой страны». (True 1995:49; пример мужественного действия можно найти в: Baxter 2000).

Во всех обществах убийство порицается. Уважение гуманистов к человеческой жизни совпадает с тем, чему учит религия.

Какое же значение имеет наличие этики неприятия убийства в мировых духовных и гуманистических традициях для создания общества неприятии убийства? С одной стороны, наличие такой этики демонстрирует божественное намерение заронить глубокое уважение к жизни в сознание человечества; с другой стороны, здесь проявляется человеческая способность воспринимать такие принципы и даже создавать их. Если бы люди были убийцами по природе, ни восприятие, ни передача, ни создание принципов ненасилия было бы невозможно и немыслимо. Даже если бы духовная этика неприятия убийства была бы выдумана правящей элитой для предотвращения революций, или если бы угнетенные выдумали ее для ослабления угнетателей, или убийцы для избежания наказания, все равно это означало бы, что люди, которым данная этика адресована, способны реагировать на нее положительно. Дух неприятия убийства проявлялся до, во время, и после самых ужасных кровопролитий в истории. Выражение этого духа – не роскошь, благосклонно дарованная убийцами; дух этот жив и в наше время, он продолжает взывать к неприятию убийства в христианстве эпохи крестовых походов, в исламе времен после завоевания, в иудаизме после Холокоста, в буддизме после эпохи милитаризма, и в традициях коренного населения пост-колониальной эры. В полном насилия 20 веке проявления этого духа можно найти в мужественных поступках и деяниях на благо глобальных изменений на пути становления ненасильственного общества христиан Толстого и Мартина Лютера Кинга, индуиста Ганди, мусульманина Абдул Гаффар Хана, еврея Иосифа Абилеи, буддиста Далай Ламы, лидеров партии «зеленых» Петры Келли и многих, многих, многих других, известных и не очень известных.

Присутствие духа неприятия убийства в каждом религиозном учении и примеры приверженности принципам ненасилия открывают возможность для прозрения и приобщения к этой «вере» сотням миллионам сторонников.

В то время как основы, корни неприятия убийства можно найти в каждой системе традиционных верований, духовное наследие человечества в целом сравнимо с разветвленной корневой системой дерева баньян. Вдохновение и питание можно получать как из всей системы, так и из любой ее части; все корни дают жизненную силу.

Уважение к жизни, присутствующее в религиозных верованиях и гуманистической философии, является залогом уверенности, что глобальное общество неприятия убийства возможно.

Каковы же научные основании для уверенности в способности человека отвергать насилие? Под «научными основаниями» я имею в виду все знания, полученные с помощью теоретических и экспериментальных исследований – факты, теории и методы определения верности и надежности данных. Научная революция начинается тогда, когда философы ставят под сомнение общепринятые точки зрения. Именно это было сделано для теории ненасилия Ричардом Конрадом (Konrad 1974), который усомнился в правильности распространенного мнения, что готовность убивать – это единственно правильный способ справиться с насилием, каким бы оно ни было – от изнасилования до Холокоста. Конрад считает, что тезис об единственно возможном решении проблемы насилия основан на трех положениях: что все ненасильственные альтернативы уже идентифицированы; что все они были испробованы, и что все не сработали. По Конраду, это положения несостоятельны : количество ненасильственных альтернатив гипотетически бесконечно; практические ограничения, налагаемые временем, наличием ресурсов и другими факторами, делают невозможной проверку даже тех альтернатив, которые уже идентифицированы; поэтому мы не можем быть уверены в том, что только насилие как единственная альтернатива может дать результат. Таким образом, Конрад говорит о необходимости перейти от философской «предрасположенности» принимать насилие к желанию искать и испытывать ненасильственные альтернативы. Такой подход вполне может привести к научным открытиям, которые поставят под сомнение неизбежность насилия для человечества. (См. также Yoder 1983).

Подвергается также сомнению и тезис, что люди – убийцы по природе. Сотрудник университета в Тюлане, психолог Ло Тсенг Тсаи (Loh Tseng Tsai 1963) продемонстрировал, что кошку и крысу можно выучить мирно есть из одной кормушки. Использованный им метод был комбинацией оперантного и социального обучения ( оперантное обучение - выработка оперантного условного рефлекса -прим. переводчика). Разделенные в начале эксперимента стеклянной перегородкой, животные усвоили, что для того, чтобы шарики сухого корма посыпались в кормушку, им нужно одновременно нажать на рычажки. После 700 экспериментов перегородку убрали без ущерба для крысы.

Тсаи заключает: « Мы продемонстрировали впервые в истории науки с помощью новаторских экспериментов, что кошки и крысы – так называемые естественные враги – могут сотрудничать друг с другом. Такое открытие перечеркивает традиционную для психологии догму, что у животных заложен неискоренимый инстинкт враждебности, который делает борьбу друг с другом или войны неизбежными». (Tsai 1963:4).

Отметив, что «многие считают, что наши исследования заложили краеугольный камень в основание биологического фундамента теоретической возможности мирного сосуществования людей во всем мире», Тсаи призывает к разработке научной философии «выживания через сотрудничество», вместо того, чтобы продолжать придерживаться теории, считающей убийство неизбежным в условиях конкуренции.

В совершенно другой научной области, физик и историк науки Антонио Драго, сравнивая значение механики Карно ( Сади Карно 1796-1832, французский физик) с механикой Ньютона для разрешения конфликтов, приходит к подобной научно-обоснованной рекомендации разрабатывать теорию трансцендентного сотрудничества в достижении общих целей как способ преодоления непримиримых антагонизмов. (Frank 1960:261-2; 1993:204-5)

Тезис о том, что склонность человеческой природы к убийству коренится в нашем эволюционном развитии как вида «обезьяны – убийцы» может быть подвергнут сомнению в свете новых данных генетически идентичного людям вида приматов, - миролюбивых обезьян бонобо в Центральной Африке (Kapo 1990). В племени манганду в Конго, проживающем в тропическом лесу по соседству с бонобо, существует строжайший запрет на убийство обезьян, объясняемый легендой, что когда-то предки манганду и бонобо жили вместе, одним кланом. (Kapo 1990: 62). В противоположность гориллам, шимпанзе и другим приматам, бонобо не были «замечены» в убийстве своих сородичей (Wrangham and Peterson, 1990; Waal 1997). Более того, недавние исследования «миролюбия» и « взаимного альтруизма» у тех приматов, которые иногда убивают друг друга, также ставит под сомнение тенденцию считать убийство, а не возможность мирного решения конфликта, предпосылкой эволюции человечества ( Waal 1989; 1996). В природе животных заложена «мирная» сторона, и в человеческой природе, как доказали Кропоткин, Сорокин и Кон, есть светлая, «альтруистская» сторона. (Kropotkin 1914; Sorokin 1954; Kohn 1990).

В своем сравнительном исследовании агрессии животных и человека этолог-антрополог Иренаус Эйбл-Эйбесфелдт обнаружил, что существуют биологические причины для духовного императива «не убий» (Eibl-Eibesfeldt 1979: 240-1). Отмечая, что «у многих видов животных внутривидовая агрессия настолько ритуализована, что не приводит к нанесению физического вреда», он находит подобные, но более сложные способы избежать кровопролития у людей. «Можно сказать, что некий биологический фильтр способствует выполнению заповеди «не убий», - заключает ученый, - «однако в процессе культурного псевдо-видообразования (когда другие считаются не вполне человекообразными , и следовательно, объектом нападения) человек накладывает на биологический фильтр, запрещающий убивать, другой – фильтр культурной нормы, который заставляет его убить. На войне это ведет к конфликту норм, который человек начинает ощущать из-за укоров совести, появляющихся, как только он осознает, что враг его – человеческое существо».

Это также выражается в стремлении солдат после войны «очиститься» и быть принятыми в обществе. Подтверждают тезис Эйбл-Эйбесфелдта и исследования Гроссмана, который пишет, что «на протяжении всей истории большинство мужчин на поле боя не стремились убивать врагов даже ради спасения своей жизни или жизни друзей.» (Grossman 1995:4)

Гроссман отмечает, что психические расстройства у солдат, непосредственно убивавших, встречаются чаще, чем у тех, кто не убивал. Взгляды военного психолога и этолога-антрополога во много совпадают, и отличаются тем, как они применяют данные своих исследований. Для первого основная задача – разработать методы профессиональной подготовки, способствующей преодолению сопротивления необходимости убивать; для второго основная задача – привести культуру в соответствие с биологической природой, не склонной к убийству. Эйбесфелдт заключает: «Основа любой тяги к миру лежит в этом конфликте между культурной и биологической нормами, который заставляет человека стремиться к приведению этих двух норм к гармонии. Наша совесть остается нашей надеждой, и если мы прислушаемся к голосу совести, управляемый процесс эволюции может привести нас к миру. Это означает признание того, что война сейчас выполняет функции, которые когда-нибудь будут выполняться другим способом, без кровопролития».(1979:241)

Исследования головного мозга дают еще больше данных для уверенности в ненасильственном потенциале, заложенном в людях. Назвав свою теорию «неврореализмом», ученый-первооткрыватель, невролог Брюс Мортон (Morton 2000) опубликовал работу под названием «Дуалистическая четвертичная модель поведенческой латеральности», в которой он описывает нейробиологические основы как тяги к убийству, так и отторжения убийства. Четыре части модели «функционируют в двух режимах одной четвертичной системы. Это – система мозгового ядра (инстинкты), лимбическая система (эмоции), система правого и левого полушария (воображение и интеллект), и неомозжечковая система (интуиция) . Мортон определяет источник высшего духовного и социального сознания в системе неомозжечковой интуиции. Этот «высший источник» - «содержит в себе творческое начало, это средоточие правдивости, самодисциплины, альтруизма, готовности к сотрудничеству, сочувствия и ненасилия». Он обеспечивает выживание группы, и является « феноменом деятельности головного мозга, свойственным всем. Проникновение этого «источника» в сознание может быть обеспечено тремя способами: травмой, полученной в условиях, когда человек был на грани смерти; некоторыми галлюциногенными препаратами, и. наконец, что очень важно – медитацией. В обычной жизни общества «источник» естественным образом способствует движению общества к ненасилию. Он получает преимущество от отсутствия угрозы убийства и сам «работает» на отсутствие такой угрозы.

Данная неврореалистическая наука предоставляет основу для посвящения себя ненасилию и социальной трансформации, которая гармонично сочетается с духовным источником ненасилия и биологически заложенным нежеланием убивать. Она также вторит глубокой мысли Вивекананды о том, что главной задачей духовных наставников - не нести Бога извне, но помочь каждому открыть в себе заложенное в нас божественное начало. Как говорил Толстой, «Царство Божие внутри нас» (Tolstoy 1974).Вот что говорил индийский мистик Кабир в 15 веке: « В твоей душе Дух Божий обитает,

Посланник вечного Всевышнего Творца;

Спаситель наш в тебе самом живет,

Вглядись в себя и ты найдешь его». (Sethi 1984:56-7)

Ну а как же быть с тем, что дисфункции мозга делают из некоторых людей маниакальных убийц? Даже если такая тяга к убийству вызвана биологическими процессами, а не оперантным обучением или культурными традициями, научный прогресс сможет дать патологическим убийцам средство освобождения от желания убивать, причем сделать это можно, не затрагивая другие человеческие функции. Достижения современной неврологии, генетики, и других биологических наук таковы, что тяга к убийству и насилию уже не может считаться «неизбежной частью человеческой природы», даже если она вызвана атипическими биологическими нарушениями. Одним из первых примеров такого «вмешательства» науки можно считать результаты теоретических и практических исследований, полученные невропсихологом Джеймсом Трескоттом и невропсихиатром Робертом Хитом (Restak 1979:118-133). По их мнению, тяга к убийству у некоторых индивидов вызвана нарушением в электрических цепях («путях удовольствия»), соединяющих сектора мозга, которые связывают эмоции (лимбическую систему) и движения тела (мозжечок). Ученые считают, что правильное или неправильное развитие этих цепей зависит от степени свободы круговых движений тела в раннем детстве. Они проверили данную гипотезу с помощью эксперимента, в процессе которого головы молодых шимпанзе фиксировали в тисках или же вращали обезьян в крутящемся кресле. Впоследствии, шимпанзе, чьи движения ограничивались, стали более агрессивными, а те, кто мог свободно двигаться – более общительными. Перейдя к экспериментам на убийцах, приговоренных к заключению, они вживили в задний мозг крошечный электрод, который контролировался с помощью карманного стимулятора, работая через посредство устройства. Вживленного в плечо маниакального убийцы («мозжечкового стимулятора», или «мозжечкового миротворца»). При появлении ощущения дисфории, желания убить, человек мог активировать «пути удовольствия», чтобы нейтрализовать эти ощущения. Некоторые индивиды с диагнозом «маниакальное психическое расстройство» испытали мгновенное облегчение впервые после нескольких лет одиночного заключения. У других тяга к убийству или самоубийству исчезала постепенно. Были и неудачи. В одном случае сломался проводок устройства, и пациент убил ножницами медсестру.

Тем не менее, успех этих новаторских экспериментов свидетельствует о возможности с помощью технических и теоретических инноваций преодолеть биологически обусловленную тягу к убийству.

Другими источниками веры в возможность создания общества неприятия убийства, вопреки неверию политологов, могут служить выводы, сделанные 23 психиатрами из Стэнфордского университета, которые сформировали комиссию по изучению «кризиса насилия» в США, последовавшего после убийств М.Л.Кинга и сенатора Роберта Кеннеди (Daniels, Gilula and Ochberg 1970).Исследовав насилие и агрессию с точки зрения биологии, психодинамики, окружающей среды, эмоции гнева, теории внутригруппового конфликта, и в их взаимодействии со средствами массовой информации, проблемой огнестрельного оружия, психическими расстройствами, употреблением наркотиков и другими факторами, Дэниельс и Гилула пришли к выводу: « Мы уже, возможно, знаем достаточно, чтобы человечество положило конец эре насилия, если мы решимся следовать по альтернативному пути развития». (441) (Курсив авторов).

Результаты изучения конкретных случаев убийств, представленные психиатром Джорджем Ф.Соломоном, объясняют причины убийства, а также показывают, что его можно предотвратить, вместо того, чтобы беспомощно ссылаться на «человеческую природу». (Solomon 1970). В одном случае, предшествующий жизненный опыт на первый взгляд очень неэмоционального снайпера – убийцы женщин был таким: пренебрежение родительскими обязанностями со стороны его отца- азартного игрока, совращение родной матерью-алкоголичкой, увлечение оружием и употребление наркотиков в целях избавления от навязчивых и ужасных образов инсеста. В другом случае, на долю убийцы нового мужа бывшей жены выпало следующее: бедность, ненависть к отцу, избивавшему мать, конвульсии после ударов по голове, нанесенных отцом, насмешки матери, побои, наносимые сестрами, служба в морской пехоте, звание сержанта, женитьба на проститутке из борделя, рождение двоих детей, нападение на жену, попытка вскрыть себе вены из-за неверности жены в его отсутствие, угроза жены убить его с помощью пистолета 38 калибра, и, наконец, убийство - не ее, а ее нового мужа табельным оружием в гостиной, во время ссоры всех троих из-за алиментов и права посещать детей. Соломон заключает: « Как психиатр, я твердо уверен в том, что причины наших неудач кроются не столько во «врожденной неизлечимости» агрессивного индивида», сколько в нашем невежестве, от которого можно избавиться с помощью исследований, а также в несоблюдении установленных принципов, в страхе перед новшествами и чувстве мстительности по отношению к социальным отклонениям. Способность человека расти и выздоравливать велика, и надеюсь, что его тяга к насилию может быть остановлена» (387).

В антропологии новый интерес к пониманию человеческого выбора в пользу ненасилия и мира в противовес агрессии проливает свет на новые данные, которые ставят под сомнение утверждение, что общество неприятия убийства невозможно.(Sponsel and Gregor 1994; Sponsel 1996). Как объясняет Лесли Спонсел, «Ненасильственные и мирные сообщества довольно редки, но не потому, что они редки сами по себе, а потому, что мирное сосуществование очень нечасто является предметом изучения, объектом интереса для средств массовой информации и других институтов». «Понимать характер, условия, причины, функции, процессы и следствия ненасилия и мира не менее важно, чем насилия и войны» (Sponsel 1994a:18-9).

Научные основания для сомнения в справедливости утверждения Гоббса об универсальной кровожадности среди первобытных людей предоставлены исследованиями Пьеро Джорджи и Ван дер Денненом (Piero Giorgi 1999 and Van der Dennen 1990;1995).

Изучив описания войн и раздоров 50 тысяч «примитивных сообществ людей», отображенных в этнографической литературе за последние 100 лет, Ван дер Деннен находит недвусмысленные свидетельства агрессивности только для 2 тысяч сообществ. Признавая, что отсутствие информации о «воинственности» остальных сообществ необязательно доказывает их миролюбие, ученый предупреждает против безоговорочного принятия на веру тезиса об универсальной человеческой агрессивности и воинственности (1990:257,259, 264-9). Он приводит в пример этнографические данные о 395 «совершенно мирных» племенах от австралийских аборигенов до народностей зуни (1995:595-619).

Исследовав антропологическую литературу, Брюс Бонта называет 47 обществ, которые демонстрируют стремление к «миролюбию» (B.D.Bonta 1993). Он пишет: «Миролюбие определяется нами как черта, которой обладают люди, живущие в состоянии относительной гармонии друг с другом; при этом между взрослыми мужчинами и женщинами нет случаев насилия; эти люди выработали эффективные стратегии разрешения конфликтов и предотвращения насилия; они решительно настроены избегать применения насилия к другим людям (воевать с ними); воспитывают своих детей в духе ненасилия, и воспринимают себя исключительно как мирных людей» (4). Среди сообществ, у которых Бонта находит выражения миролюбия, он называет и меннонитов, и баптистов, и духоборов, и квакеров, и таитян, и зуни, и нубийцев и многих других. Изучая далее способы разрешения конфликтов у 24 сообществ, Бонта заключает: «В свете успеха этих обществ в разрешении конфликтов можно усомниться в некоторых распространенных представлениях западных ученых о конфликте и его разрешении: а именно, представлений о том, что конфликт с применением насилия неизбежен во всех сообществах; что наказание и вооруженные силы предотвращают внешнее и внутренне насилие; что для предотвращения конфликтов необходимы политические институты; и, наконец, что конфликт нужно рассматривать как нечто полезное и неизбежное. Этому противоречат данные о том, что более половины мирных сообществ не испытывали насилия – по крайней мере, такие случаи не зарегистрированы; что они редко наказывают взрослых (кроме как угрозой остракизма); они разрешают конфликты с соседями такими же мирными средствами, что и внутренние конфликты; они не ищут поддержки у внешних правительственных структур для разрешения внутренних конфликтов, и они очень негативно воспринимают конфликт как таковой»(403).

По мнению многих ученых-антропологов среди факторов, влияющих на низкое или высокое «содержание» насилия в обществе, особое место принадлежит подготовке ребенка к социальной жизни и осознанию сообществом своего собственного достоинства. ( Fabbro 1978).

Значимость этих факторов показана в сравнительном исследовании Дугласа Фрая жизни двух мексиканских деревень, где проживают индейцы племени запотек. (D.Fry 1994) Социоэкономическая ситуация в этих деревнях примерно одинакова, но заметно отличается масштаб применения насилия. В мирной Ла-Пас, где почти не бывает убийств, жители считают себя «почтенными, мирными, независимыми и дружелюбными» (140). В соседней Сан-Андрес широко распространено «убеждение в системе ценностей основанной на насилии» (141). Отсюда – неуважение к женщинам, избиение жен, физические наказания детей, непослушание детей, сквернословие, пьяные драки и убийства на почве ревности, вражды и мести. При похожих материальных и других условиях, количество убийств в Сан-Андрес 18,1 на 100 тысяч – по сравнению с 3,4 на 100 тысяч в Ла-Пасе. Этот сравнительный анализ помогает понять что если пессимистично смотреть на природу человека и иметь общественные нормы, допускающие насилие, убийства будут неизбежны, и наоборот, «мирные» принципы создают благоприятный климат для общества неприятия убийства.

Серьезной научной поддержкой уверенности в способности человека выбирать ненасилие явилась «Декларация о Насилии», подписанная 16 мая 1986 года международной группой специалистов в области поведения животных, поведенческой генетики, биологической антропологии, политической психологии, социальной физиологии и социологии. ( Примеч. 2)

Они заявили: « Ненаучно утверждать, что мы унаследовали тенденцию вести войны от наших животных предков…Ненаучно утверждать, что войны или другое агрессивное поведение генетически запрограммировано в человеческой природе… Ненаучно утверждать, что в ходе эволюции человека агрессивное поведение избиралось чаще, чем неагрессивное… Ненаучно утверждать, что у людей «насилие в мозгу»… Ненаучно утверждать, что война порождается «инстинктом» или каким-то другим единичным мотивом.»

Вторя оптимизму психиатров из Станфорда, ученые заявляют далее в своей Декларации:

«Мы заключаем, что биология не обрекает человечество на войну, и что человечество может освободиться от гнета биологического пессимизма и проникнуться уверенностью в возможность выполнить задачи, которые необходимо выполнить в этот Международный год Мира и в последующие годы. Хотя эти задачи можно выполнить только сообща, их осуществление зависит также от осознания их значения каждым человеком, от того, будет ли он смотреть в будущее с пессимизмом или оптимизмом. Также как «война начинается в головах людей», мир начинается в наших умах. Тот же биологический вид, что изобрел войну, способен выбрать мир. Ответственность лежит на каждом из нас.» (Adams 1989:120-1;1987).

2 августа 1939 года Альберт Эйнштейн написал письмо президенту Франклину Рузвельту, в котором он информировал президента, что атомная физика вплотную подошла к точке, когда «вполне возможно» создание «исключительно мощных бомб нового типа» (Nathan and Norden,1968:295). Это письмо явилось толчком к созданию комитета советников, первоначальному инвестиционному вкладу правительства США в размере 6 тыс. долларов, «запуску» многомиллиардного Манхеттенского проекта и применению 6 лет спустя первых в мире бомб из урана и плутония. Прошло 60 лет, и сейчас вполне возможно утверждать, что существует достаточно научных свидетельств о способности человека отвергать насилие, и если эти способности систематически развивать, это может привести к трансформации всего общества в общество ненасилия и неприятия убийства. Среди этих свидетельств и доказательств – более 100 докторских диссертаций, описывающих исследования ненасилия, которые в большом количестве стали появляться с 1963 в США в таких областях как антропология, образование, история, язык и литература, философия, психология, политология, религия, социология, речевая коммуникация и теология (Dissertation Abstracts International 1963-). Если прибавить сюда исследования, проведенные в других странах на других языках, доклады, сделанные учеными на конференциях, книги и междисциплинарные симпозиумы (Kool 1990;1993), новаторский обобщающий анализ ( Gregg 1966), новые журналы ( International Journal of Nonviolence 1993-),и обширные библиографические обзоры литературы о действиях сторонников ненасилия (McCarthy and Sharp 1997),а также другие источники, - станет ясно, что в дополнение к литературе о «мире» и «разрешении конфликтов» растет литература и увеличиваются знания о ненасилии. Потенциал сегодняшних знаний сравним с потенциалом ядерной физики в 1939 году.