Посвящается

по их относительной стоимости. Если капитал — овеществленный труд, то можно говорить о трудовой теории стоимости.

Постиндустриальное общество характеризуется не трудовой теорией стоимости, а теорией стоимости, основанной на знании⁴. Фактором инновации становится систематизация знания. Особенность последнего заключается в том, что, даже будучи проданным, оно остается также и у своего производителя. Знание представляет собой «коллективное благо», поскольку по своему характеру с момента создания оно становится доступно всем, и у отдельного человека или предприятия нет особого стимула платить за его производство, если только они не стремятся получить на него имущественные права в виде патента или авторского права. Но патенты все менее и менее гарантируют исключительность владения, и многие фирмы терпят убытки, затрачивая деньги на исследования, тогда как их конкуренты, слегка модифицировав продукт, обходят патентное законодательство; равным образом, охрана авторских прав представляет все большую трудность для полиции, поскольку частные лица или организации могут без труда ксерокопировать любые нужные страницы из технических журналов и книг или записать на аудио- и видеокассеты радио- или телевизионные передачи.

Если у отдельных лиц или частных предприятий имеется все меньше и меньше стимулов производить знание без ощутимой выгоды, то расходы на эту деятельность все чаще берут на себя социальные структуры, будь то университет или правительство. И поскольку у нас нет готового инструмента рыночной оценки

В этом смысле можно утверждать, что общественным продуктом является знание, а не труд, и что Марксов анализ общественного характера производства в большей мере применим к знанию, чем к товарам.

стоимости, например, фундаментальных исследований, то перед экономической наукой ставится трудная задача — разработать социально оптимальную политику инвестиций в производство знаний (например, сколько средств необходимо затрачивать на фундаментальные исследования; в каких ассигнованиях нуждается образование и по каким направлениям; в каких областях здравоохранения инвестиции дадут наибольшую отдачу и г. д.) и методы установления цены информации для ее пользователей⁵.

В более узком, техническом смысле, главной проблемой постиндустриального общества будет развитие соответствующей «инфраструктуры» для развивающихся «компъюникационных сетей» (выражение Э.Эттингера) на базе цифровых информационных технологий, которые свяжут этот социум в единое целое. Первый вид инфраструктуры — это средства сообщения: автомобильные и железные дороги, каналы, воздушный транспорт, предназначенные для передвижения людей и товаров. Второй ее вид — средства передачи энергии: нефтепроводы, газопроводы, линии электропередач. К третьему виду инфраструктуры относится связь: главным образом телефон, радио и телевидение. Но в настоящее время в связи с широким распространением компьютеров и терминалов для ввода данных (количество терминалов, используемых в США, выросло со 185 тыс. в 1970 году до 800 тыс. в 1976 году) и быстрым снижением стоимости вычислений и хранения информации вопрос соединения в единую систему всех средств передачи информации в стране становится проблемой экономической и социальной политики. «Экономика информации» отличается по своему характеру от «экономики товаров», и общественные отношения, возникающие благодаря использованию новых информационных сетей (от взаимодействующих ис-

⁵ Основополагающей работой по концепции «коллективного блага» является книга: Окоп М. The Logic of Collective Action. Cambridge (Ma.), 1965. Проблема «экономики информации» привлекла внимание гарвардских экономистов К.Эрроу и М.Спенса; для ознакомления с постановкой основных вопросов СМ.: Arrow К. Limited Knowledge and Economic Analysis // American Economic Review. 1974. March и Spence M.A. An Economist's View of Information // Cuadra С.Л., Luke A.W. (Eds.) Annual Review of Information Science and Technology. Vol. 9. Wash., 1974.

CLIV

следовательских групп, общающихся с помощью компьютерных терминалов, до гомогенизированной культурной общности, создаваемой национальным телевидением), не соответствуют прежним социальным моделям — или трудовым отношениям — индустриального общества⁶. Здесь закладывается основание — если этот вид общества будет развиваться далее — социальной структуры, значительно отличающейся от всех нам известных.

Постиндустриальное общество, как я говорил, не замещает индустриальное, так же, как индустриальное общество не ликвидирует аграрный сектор экономики. Подобно тому, как на древние фрески в последующие эпохи наносятся новые и новые изображения, более поздние общественные явления накладываются на предыдущие слои, стирая некоторые черты и наращивая ткань общества как единого целого. Чтобы читатель лучше ориентировался в моей аргументации, мне кажется полезным выделить некоторые новые черты постиндустриального общества.

1) Центральная роль теоретического знания. Каждое общество всегда опиралось на знания, но только в наши дни систематизация результатов теоретических исследований и материаловедения становится основой технологических инноваций. Это заметно прежде всего в новых, наукоемких отраслях промышленности — в производстве компьютеров, электронной, оптиче-

Подобные технические вопросы подробно изложены в монографии: Вегтап P.J., Oettinger A. The Medium and the Telephone: The Politics of Information Resources // Harvard Program on Information Technology and Public Policy. Working Paper 75-8. Эти и другие материалы по информационной технологии мне любезно предоставил мой коллега профессор Эттингер.

CLV

2) Создание новой интеллектуальной технологии. Новые математические и экономические методы, такие, как компьютерное линейное программирование, цепи Маркова, стохастические процессы и т. п., служат технологической основой моделирования, имитации и других инструментов системного анализа и теории решений, позволяющих находить более эффективные, «рациональные» подходы к экономическим, техническим и даже социальным проблемам.

3) Рост класса носителей знания. Наиболее быстрорастущая і руппа общества — класс технических специалистов и профессионалов. В Соединенных Штатах эта группа, вместе с менеджерами, составляла в 1975 году 25 процентов рабочей силы — восемь миллионов человек. К 2000 году класс технических специалистов и профессионалов будет самой многочисленной социальной группой.

4) Переход от производства товаров к производству услуг. В настоящее время в Соединенных Штатах примерно 65 человек из каждых 100 занято в сфере услуг. К 1980 году это число возрастет до 70. Значительный сектор услуг существует в любом обществе. В доиндустриальный период это, в основном, класс rex, кто оказывает личные услуги по дому (в Англии это был самый многочисленный из всех классов до 1870 года). В индустриальном обществе сфера услуг включает транспорт, финансы, которые играют вспомогательную роль в производстве товаров, а также бытовые услуги (косметические кабинеты, рестораны и т. д.). В постиндустриальном обществе появляются новые виды услуг, прежде всего в гуманитарной области (главным образом в здравоохранении, образовании и социальном обслуживании), а также услуги профессионалов и технических специалистов (например, проведение исследований и оценок, работа с компьютерами, осуществление системного анализа). Развитие этих служб (как я показываю на стр. 154—164*) становится сдерживающим фактором экономического роста и источником постоянной инфляции.

* В данном случае нумерация страниц приведена автором по тексту 1!>76 года. В настоящем издании см.: стр. 207—222. — Прим. ред.

CLVI

5) Изменения в характере труда. В доиндустриальном мире жизнь представляет собой взаимодействие человека с природой, когда люди, объединившись в малые группы, тяжким трудом добывают себе пропитание на земле, в воде или в лесу и полностью зависят от капризов внешней среды. В индустриальном обществе труд — это взаимодействие человека с преобразованной природой, когда в процессе производства товаров люди становятся придатками машин. Но в постиндустриальном мире труд является прежде всего взаимодействием между людьми (между чиновником и посетителем, врачом и пациентом, учителем и учащимся или между членами исследовательских групп, сотрудниками контор или работниками бригад обслуживания). Тем самым из процесса труда и повседневной практики исключаются природа, искусственно созданные предметы, а остаются лишь люди, которые учатся взаимодействовать друг с другом. В истории человеческого общества это совершенно новая, не имеющая аналогов ситуация.

6) Роль женщин. В индустриальном секторе (в частности, на фабрике) трудились в основном мужчины. Постиндустриальный сектор (например, услуги в гуманитарной области) предоставляет широкие возможности занятости и для женщин. Можно сказать, что впервые женщины получили надежную основу для экономической независимости.

Этот факт находит подтверждение в постоянно растущей доле женщин в общей численности работающих, в увеличении числа семей (в настоящее время 60 процентов от их общего количества), в которых более одного человека занято на постоянной работе, и в росте числа разводов по инициативе женщин, ощущающих себя все менее экономически зависимыми от мужчин.

7) Наука достигает своего зрелого состояния. Возникшее в XVII веке научное сообщество явилось уникальным социальным институтом. Оно обладало харизмой, поскольку в своих поисках истины всегда шло революционным путем и открывало доступ к своим методам и технологиям; его сила заключена в убеждении, что цель науки заключается в получении знания как такового, а не каких-либо способов его утилитарного применения. В отличие от других харизматических сообществ (главным образом религиозных групп и мессианских политических движений) оно не «рутинизирует» свои убеждения и не возводит их в ранг офици-

Предисловие к изданию 1976 года

CLVII

8) Ситусы как политические единицы. Предметом социологических исследований, как правило, были классы и страты, то есть горизонтальные единицы общества, вступающие друг с другом в отношения превосходства-подчинения. Однако для постиндустриальных секторов более важными узлами политических свя-;ей могут оказаться ситусы (от латинского situ — положение, позиция), или вертикально расположенные социальные единицы. На стр. 374—375* я предлагаю краткое описание ситусов по-(^-индустриального общества. Существуют четыре функциональных ситуса — научный, технический (т. е. прикладные профессии: инженерное дело, экономика, медицина), административный и культурный, и пять институциональных ситусов — экономические предприятия, государственные учреждения, университеты и научно-исследовательские центры, социальные комплексы (например, больницы, центры социальных услуг) и армия. Я считаю, что главные конфликты интересов будут иметь место между ситусными группами и что приверженность им может быть 'Толь сильной, что помешает слиянию новых профессиональных групп в единый общественный класс⁷.

* В данном случае нумерация страниц приведена автором по тексту 1!)76 года. В настоящем издании см.: стр. 500—501. — Прим. ред.

⁷ Удивительно, но что касается коммунистического мира, то вполне очевидно, что ситусы играют здесь главную роль в политической сфере. Расклад сил может быть проанализирован не в классовых терминах, но как соперничества Между партией, военными, планирующими министерствами, промышленными предприятиями, колхозами, учреждениями культуры, т.е. ситусами.

CLVIII

9) Меритократия. В постиндустриальном обществе, которое по своему характеру есть прежде всего общество технологическое, человек может занять престижное положение не столько по праву наследования или собственности (хотя оно может давать богатство или культурное преимущество), сколько вследствие образования и квалификации. Неизбежно, что вопрос о мери-тократии становится решающим нормативным вопросом. В этой книге я пытаюсь определить ее характер и отстаиваю идею «справедливой меритократии», или высокого статуса, который дается на основе личных достижений человека, пользующегося уважением равных.

10) Конец ограниченности благ? Большинство социалистических и утопических теорий девятнадцатого века приписывали почти все болезни общества дефициту товаров и конкуренции людей за эти недостающие блага. Одно из наиболее общих определений экономики характеризует ее как искусство распределения редких товаров между конкурирующими объектами. К.Маркс и другие социалисты доказывали, что изобилие есть предпосылка социализма, и утверждали, что при социализме не будет необходимости нормативно регулировать распределение в целях справедливости, поскольку будет достаточно средств для удовлетворения нужд каждого. В этом смысле коммунизм определялся как устранение экономики, или как «материальное воплощение» философии. Однако вполне очевидно, что мы всегда будем жить в условиях дефицита. Я имею в виду не только дефицит ресурсов (поскольку это до сих пор спорный вопрос), а то, что постиндустриальное общество, в силу самой своей природы, порождает новые дефициты, о которых авторы девятнадцатого и начала двадцатого века не имели представления. Социалисты и либералы говорили о недостатке товаров; в постиндустриальном обществе, как я показываю, будет иметь место недостаток информации и времени. У человека, превратившегося в Homo economicus, проблема распределения трансформируется даже в более жесткую ее форму — в то, что касается распоряжения своим свободным временем.

11) Экономическая теория информации. Как я указывал ранее, информация по самой своей природе есть коллективный, а не частный продукт (т.е. собственность). При производстве индивидуальных товаров предпочтение должно отдаваться конку-

CLIX

Большинство примеров в этой книге относится к Соединенным Штатам. Возникает вопрос: станут ли постиндустриальными другие промышленно развитые государства Западной Европы, Япония и Советский Союз? Как известно, К.Маркс иллюстрировал свои теоретические идеи на примере Англии и утверж-ал, в отличие от рядового немецкого читателя, который мог со-іневаться в достижениях этой страны, что капитализм будет аспространяться повсеместно, поскольку развитие происходит по «естественным законам», которые «с железной необходимо-' тью приводят к неизбежным результатам». Я не верю, что вся-|- ая социальная система движется по такой каузальной траекто-I >ии. Между тем особенности постиндустриального общества таковы, что как тенденция его черты проявляются во всех индустриальных системах, и степень, в какой это происходит, зависит от множества хозяйственных и политических факторов, включая баланс мировых сил, способность стран «третьего мира» организовать борьбу за политическое и экономическое перераспределение богатства, а также трения между великими державами, которые могут перерасти или не перерасти в войну. Однако в каче-< тве теоретической гипотезы можно предположить, что продолжающийся во всех этих странах экономический рост неизбежно приведет к возникновению в обществе постиндустриальных элементов.

В данной книге рассматриваются два основных признака пост-тдустриального общества — центральная роль теоретического пания и расширение сектора услуг по отношению к производящему хозяйству. Первый из них означает растущую зависимость ■ г науки как средства модернизации производства и внедрения схнологических новшеств. Большинство индустриальных об-деств, осознавая растущее значение информации как стратеги-

CLX

CLXI

Второй признак — увеличение доли сферы услуг в национальной экономике — наиболее ярко проявился в Соединенных Штатах, но наблюдется также и в Западной Европе. В I960 году в общей сложности 39,5 процента работающих в странах Общего рынка было занято в сфере услуг (к ней относятся, в широком смысле, транспорт, торговля, страхование, банковское дело, государственное управление, бытовые услуги). Через тринадцать лет, в 1973 году, эта доля увеличились до 47,6 процента. Изменение такого рода обычно происходит в два этапа. На первом этапе — по наблюдению К.Кларка, который первым описал данное явление 30 лет назад, — число занятых в сфере услуг расширяется за счет сельских жителей, но при этом продолжается рост индустриальной занятости. Однако в Дании, Швеции, Бельгии и Великобритании секторы, ориентированные на производство услуг, в настоящее время растут уже за счет доли занятости в промышленности (поскольку доля сельского хозяйства снизилась до минимума), и эта тенденция начинает прослеживаться во всей Европе⁹.

Аналогичным путем шла Япония. Здесь расширение сферы услуг также осуществлялось за счет промышленности. Более подробно эта тема изложена в

Советский Союз также представляет собой индустриальное государство, и вполне вероятно, что постиндустриальные черты появятся и в этой стране. Удивительно то, что эта книга подверглась резкой критике в советской прессе, начиная от серьезных обсуждений в академических журналах, таких, как «Вопросы философии», или интеллектуальных еженедельниках типа «Литературной газеты», до идеологической полемики в официальном партийном журнале «Коммунист» и грубых, искажающих смысл моей работы, нападок в «Правде». Судя по всему, идеологический отдел ЦК КПСС, посчитав, что книга представляет идеологическую угрозу партийной доктрине, принял решение организовать против нее кампанию травли. Причины вполне очевидны. С советской точки зрения, существует «исторический» конфликт между капитализмом и коммунизмом, в котором «объективные законы истории» предрекают конечную победу коммунизма. И этот тезис по-прежнему остается главным догматом коммунистической веры — по крайней мере для экспортных целей. На теоретическом уровне ход моих рассуждений приводит к отрицанию возможности использовать для объяснения сложной структуры современных обществ такие общие понятия, как капитализм или социализм. Поставим вопрос прямо: поскольку взгляд на историческое развитие как ведущее к неизбежной победе пролетариата есть основа партийного учения (и оправдывает репрессивное правление партии от имени «диктатуры пролетариата»), то как можно придерживаться этой догмы, если пролетариат не является основным классом постиндустриального общества?

Именно эта проблема обсуждалась в замечательной книге

I {ивилизация на перекрестке: социальные и гуманитарные по-■ ледствия научно-технической революции», написанной несколь-

II ми членами Чехословацкой Академии наук и изданной во вре-

лтье: Rosovsky Н. Japan's Economic Future // Challenge. July-August 1973. В и рассматривается понятие «экономической зрелости», представляющее ин-|)fc в свете секторных изменений, происшедших в промышленно развитых ранах за последние пятьдесят лет. Автор пишет: «Термин "экономическая ч'лость труден для определения, но здесь он используется в узком значении. 'ы будем именовать им состояние, при котором побудительные причины переопределения рабочей силы по секторам сведены к минимуму или когда такое рераспределение становится невозможным».

7537

мя «Пражской весны» в 1967 году по инициативе директора Центра общественных наук Р.Рихты. В этой книге чехословацкие социологи исследовали возможность возникновения в социалистическом обществе «конфликтов интересов» — даже «классовых конфликтов» — между новым слоем научных работников и специалистов и рабочим классом. Очевидно, что такая дискуссия подрывала устои марксистского учения, а ее тема представляла угрозу для идеологического оправдания роли партии. Позже Р.Рихта, оставшийся в Чехословакии после советской оккупации, унизительным и недостойным образом отрекся от своей работы.

Термин «постиндустриализм» относится, прежде всего, к изменениям в социальной структуре (технико-экономическом строе) общества и лишь косвенно — к изменениям в государственном устройстве и культуре, которые также представляют собой важные составные части общества. Следствием становится все большее расхождение между этими элементами, каждый из которых теперь функционирует в соответствии со своими принципами, нередко находящимися в противоречии с принципами других.

Когда капитализм сформировался как социально-экономическая система, он обладал всем набором элементов: моральным духом (индивидуализм), политической философией (либерализм), культурой (буржуазная концепция полезности и реализма), психологическими установками (респектабельность, откладывание удовольствий на будущее и т.п.). Многие из этих элементов исчезли или сохранились как отголоски прежней идеологии. Остался лишь механизм, в основе которого лежит идея функциональной рациональности и эффективности и который обеспечивает повышение благосостояния и поощряет гедонистический образ жизни. В результате постиндустриальных трансформаций происходит изменение социальной структуры общества, внедряется более современная технология и научные исследования самым непосредственным образом увязываются с прикладными целями. Однако представляется маловероятным, что наука, как «республика добродетели», способна поднять моральный дух общества; скорее рухнут этические устои самой науки. Это означает, что общество остается без высшей идеи, дающей людям ощущение

CLXIII

В сущности, смысл постиндустриальной трансформации заключается в усилении инструментальной власти, власти над природой и в какой-то степени власти над человеком. Утопические и социалистические мыслители девятнадцатого века верили, что любое усиление власти человека непременно будет прогрессивным, поскольку будет означать уменьшение влияния религии и суеверий и служить доказательством того, что Человек стал более могущественным и лучше познал самого себя. Однако это оказалось заблуждением. Инструменты могут быть использованы для разных целей. Они зависят от системы социальных ценностей, от характера привилегированного класса, от открытости общества, от степени его порядочности или — как мы постигли на ужасающем опыте двадцатого века — его дикости.

Постиндустриальная трансформация не дает «ответов». Она лишь создает новые надежды и дает новые силы, ставит новые ограничения и задает новые вопросы — причем делает все это в масштабах, какие раньше невозможно было даже представить.

Даниел БЕЛЛ
Предисловие к изданию 1973 года

CLXV

Со времени возникновения человеческих поселений (или появления упоминаний о них в письменных памятниках) сменилась, согласно А.Тойнби, двадцать одна различная цивилизация, и западная модель как культурная единица является лишь одной из них. Но история западного общества сама по себе есть гигантское полотно, на котором запечатлено поразительное разнообразие переплетающихся элементов, будь то раскол религий, возникновение и упадок политических империй или последовательная смена социально-экономических систем. Задача социолога или историка состоит в том, чтобы вычленить из этого хаоса объект, доступный для изучения.

Внутри пространственно-временных рамок можно выявить структурные признаки и наиболее долговременные и устойчивые модели изменений, присущие различным обществам. Неизбежно, что все они будут более или менее абстрактными.

При таком аналитическом подходе, тем не менее, велик риск упустить характерные детали и подробности, придающие особый смысл и значимость истории конкретного общества или определенного поколения (Троцкий заметил однажды, что пятьдесят лет — это ничтожный срок для общественной системы, но в то же время это почти вся сознательная жизнь отдельного человека). Таким образом, в качестве объекта исследования можно взять конкретное общество (территориальную единицу, связанную общим прошлым и моральным духом и обладающую политическим суверенитетом) и проследить его богатую и своеобразную судьбу на основе изучения его истории, характера его народа, его «национальной воли» и т.п.

В этой книге в качестве объекта изучения взято индустриальное общество. Индустриальное общество — это понятие, иключающее опыт дюжины различных стран и пронизывающее политические системы таких антагонистических обществ, как Соединенные Штаты и Советский Союз. Осевым принципом его организации являются производство и техника, а целью — иыпуск товаров; доиндустриальное общество базируется на неквалифицированном ручном труде и получении основных ресурсов у природы. По ритму жизни и методам организации работы индустриальная система является определяющим признаком социальной структуры — то есть экономики, занятости и •гратификации — современного западного общества. Соци-ільная структура общества, как я ее определяю, аналитически отделяется от двух других его измерений — политического устройства и культуры.

Но если употреблять термин «индустриальное общество», так :е как и «капитализм», лишь статически, то он может вводить в іблуждение, поскольку отражаемое им понятие не есть застыв-ная социальная форма. Подобно тому, как корпоративный, управленческий капитализм двадцатого века весьма отличается от ■ ■ чсйного капитализма восемнадцатого и девятнадцатого столе-м, так и индустриальное общество двадцатого века с его зави-¹ юстью от технологии и науки совершенно не похоже на про-| пиленный строй предшествующих двух столетий. Никакая сольная система — или нация — не имеет патента на будущее, ідача социологии заключается в том, чтобы определить харак-

CLXVI

тер и, если возможно, траекторию происходящих изменении: их активные и сдерживающие силы, интегрирующие и дезинтегрирующие элементы.

Тезис, выдвигаемый в данной книге, состоит в том, что в следующие тридцать —пятьдесят лет мы увидим возникновение того, что я называю «постиндустриальным обществом». Как я подчеркиваю, трансформация произойдет главным образом в социальной структуре, и ее последствия будут варьировать в обществах, имеющих различные политические и культурные конфигурации. Однако как социальная форма постиндустриальное общество будет в двадцать первом веке главной чертой социальных структур Соединенных Штатов, Японии, Советского Союза и стран Западной Европы. Понятие постиндустриального общества является при этом, разумеется, весьма абстрактным.

Я иллюстрирую мои рассуждения главным образом на примере Соединенных Штатов не только потому, что знаю их лучше, чем другие страны, но и потому, что изменения здесь наиболее ярко выражены и наглядны. Это также позволяет мне обращаться к конкретным деталям и добиться эффекта непосредственности и узнаваемости, при этом сохраняя контекст социологического обобщения.

В отличие от К.Маркса, который считал, что по пути Англии (взятой им как пример капиталистического индустриального общества) пойдут все подобные общества, я не верю в детерминистскую траекторию исторического развития. Постиндустриальное общество не есть «базис», вызывающий изменения в «надстройке». Это лишь одно, хотя и важное, измерение общества, изменения в котором ставят перед политической системой, играющей роль социального арбитра, новые проблемы управления, точно так же, как перемены в культуре и стиле жизни приводят к разрыву с традицией или к возникновению новых социальных групп, а судьба обездоленных слоев населения поднимает вопрос о власти и распределении привилегий в обществе.

Эта книга — взгляд из двадцать первого века. С методологической точки зрения это попытка применить новый вид концептуального анализа, а именно принцип осевых направлений и осевых структур как способ «упорядочения» огромного набора возможных вариантов изменений на макроисторическом уровне. С

CLXVII

«В любом опыте мышления, — писал Дж.Дьюи в книге "Искусство как опыт", — предпосылки возникают лишь тогда, когда заключения становятся очевидными». Точно так же обстояло дело и с понятием постиндустриального общества. Составляющие эту книгу главы были написаны мною в последние пять лет, а ее замысел созревал у меня в течение пяти лет до этого. Поскольку концепция книги является спекулятивной и затрагивает возможность альтернативных вариантов будущего общества, здесь не может быть линейного развития аргументации, но лишь исследование отдельных тем. Каждый очерк создавался но отдельности, хотя был задуман как часть целого. В последние два года я переработал очерки, чтобы подчеркнуть их взаимосвязь и определить пять измерений понятия постиндустриального общества. Все они подробно разъясняются во Введении к книге. Кроме того, я написал довольно обширный Эпилог, где исследуются основные проблемы, с которыми должно будет столкнуться постиндустриальное общество в следующие ,есятилетия. В данном предисловии я хотел бы выразить мою 'Лагодарность лицам и организациям, сделавшим эту работу воз-ожной.

Первоначальная формулировка понятия постиндустриального общества была представлена на конференции по технологическим и общественным изменениям, проходившей в 1962 году в Востоне, в виде большой неопубликованной статьи. Председателем на этой конференции был Р.Хейлбронер, и я хочу выразить ему благодарность за сделанные им тогда замечания и за беседы, которые мы с ним периодически вели в течение последующего десятилетия.

В 1965 году небольшой грант от Фонда Карнеги, предоставленный для разработки данной идеи, дал мне возможность получить некоторые исследовательские материалы и в течение года пользоваться помощью доктора В.Хелд, сотрудницы философского факультета Хантеровского колледжа. Д-р Хелд подготовила ряд справочных материалов, одна часть которых была включена в

CLXVIII

Предисловие к изданию 1973 года

рабочие документы Комиссии по 2000 году, а другая использована в Главе 5. Обсуждения с д-ром Хелд имели большое значение для разработки многих начальных формулировок.

Идея постиндустриального общества стала одной из основных тем, разрабатываемых Комиссией по 2000 году Американской академии гуманитарных и точных наук, и нашла отражение в пяти томах рабочих документов, изданных Академией, а также в книге «На пути к 2000 году» (1967) — сборнике материалов Комиссии. Я в большом долгу перед Дж.Воссом, исполнительным директором Американской академии гумманитарных и точных наук, за его щедрую помощь и перед Ст.Гробардом, редактором журнала «Daedalus», который в течение долгого времени был моим интеллектуальным компаньоном.

Что касается учреждений, то я весьма обязан Расселовскому научному фонду и его президенту О.Бриму. Грант от этого фонда в 1967 году сначала освободил меня от одной трети моих учебных занятий в Колумбийском университете, а затем дал возможность вести там экспериментальный аспирантский семинар по моделям прогнозирования. Он также субсидировал мою исследовательскую работу в последующие два года. В 1969—1970 годах я использовал свой годичный отпуск для работы в фонде, где эта книга и стала окончательно складываться. Глава 3, в несколько отличающейся форме и под заголовком «Система оценок знания и технологии», появилась в книге «Показатели социального изменения», изданной сотрудниками Расселовского фонда Э.Б.Шел-дон и У.Муром. Я хочу особо поблагодарить д-ра Шелдон за ее редакторский комментарий к этой статье.

В течение последнего десятилетия область моих интеллектуальных интересов была весьма разнообразна: я писал книгу о постиндустриальном обществе, разрабатывал теорию социальных счетов, занимался долгосрочным прогнозированием до 2000 года, провел оценку теорий общественных изменений и выдвинул идею осевых структур как способа организации макросоциологии. Большое внимание я уделил тому, что назвал «разъединением» культуры и социальной структуры. Расселовский фонд относился ко мне терпимо, и я метался от темы к теме, время от времени публикуя небольшие выдержки из еще сырого материала рукописи. В ближайшие годы должны быть опубликованы несколько работ (данная книга — первая из этой серии), где эти идеи об-

Предисловие к изданию 1973 года

CLXIX

В июне 1970 года в Цюрихе Р.Дарендорф и я организовали при финансовом содействии Международной ассоциации за культурную свободу небольшой семинар для обсуждения идеи постиндустриального общества. Основу для дискуссии составила Глава VI данной книги. В последующем ряд критических работ, отражавших несогласие с моей позицией, написали д-р Дж.Флуд из Наффильдского колледжа (Оксфорд), профессор Ф.Буррико из Сорбонны, профессор, ректор юридического факультета Флорентийского университета Дж.Сартори, профессор П.Вайлс из Лондонской школы экономики и профессор К.Томинага из Токийского университета. Эти работы были опубликованы в лондонском журнале «Survey» зимой 1971 года, и интересующийся читатель может найти их полезными¹.

Хочу выразить особую благодарность моему другу И.Кристо-лу, который, хотя и относится подозрительно ко всем общественным наукам, а особенно — к широкомасштабным обобщениям, строго изучал каждую статью и настаивал на эстетической организации их подачи.

Мой секретарь в Расселовском фонде, В.Кауфман, и мой секретарь в Гарварде, миссис Э.Мерриман, наделены всеми добродетелями, которые только могут пожелать писатели для своих помощников. Мисс М.Тавитьян печатала Эпилог. Н.Розенталь из Бюро по статистике труда оказывал постоянную помощь в предоставлении статистических материалов для Главы 2. Миссис Ю.Бурбанк помогла в обновлении статистических данных. Миссис Э.Фридгуд, мой друг и прежний редактор, прочитала руко-іись и сделала полезные замечания по тексту. Р.Шахтер из «Бэй-сик Букс», которая просматривала рукопись в гранках, была очень Терпелива в работе со мною.

Остальными участниками были: С.Н.Эйзенштадт из Еврейского универси-та, Р.Бендикс из Университета Беркли, Зб.Бжезинский из Колумбийского университета, М.Крониер из Парижа, З.Баум из Тель-Авива, Х.Ягуарибе из Іір.ізилии, Дж.Линц из Иеля, О.Шик из Базеля, Э.Шонфилд из Чатемского кол-лгджа, Д.Локвуд из Эссекса, Ст.Хоффман из Гарварда и Ст.Гробард из Кембриджа, штат Массачусетс.

CLXX

Никакой писатель никогда не является беспристрастным судьей своего творчества, и моим наиболее строгим, но любящим критиком была моя жена, Перл Казин Белл, которая полностью отредактировала эту рукопись.