80
Глава I
первого тома «Капитала» и является преобладающей идеей классического марксизма, или, по крайней мере, значительно модифицируют ее, К.Маркс по-прежнему утверждает, что основная социологическая тенденция — углубление экономических кризисов и обобществление собственности — усиливает социальный конфликт.
Вместо того, чтобы видеть в банковской системе институцио-нализацию кредита, становящуюся источником стабильности системы, он полагал, что она лишь ускорит кризис: «Банковское дело изымает из рук частных капиталистов и ростовщиков распределение капитала как особое предприятие, как общественную функцию. Но благодаря этому банк и кредит становятся в одно и то же время и могущественнейшим средством, выводящим капиталистическое производство за его собственные пределы, и одним из самых мощных рычагов кризисов и надувательства»*.
Что касается системы управления, то для К.Маркса она была скорее признаком социализма, чем капитализма. Управленческая функция, заявлял он, «проистекает из общественной формы трудового процесса», и «утверждение, что этот труд необходим как капиталистический труд, как функция капиталиста, означает лишь, что вульгарный экономист не может представить себе форм, развившихся в недрах капиталистического способа производства, отделенными и освобожденными от их антагонистического капиталистического характера»**. «Дирижер не обязательно должен быть собственником инструментов», а «кооперативные фабрики, — утверждал он, — служат доказательством того, что капиталист перестал быть необходимым в качестве организатора произвоства».
Проводя свой поразительный анализ, К.Маркс заявляет, что появление менеджера есть один из ключевых элементов превращения прибыли в «общественную собственность», так как с введением должности управляющего («потому что содержание управляющего является или должно быть просто заработной платой за известного рода квалифицированный труд, цена которого регулируется на рабочем рынке как цена всякого другого труда») капиталист отходит от процесса производства, управляю-
* Marx К. Capital. Vol. 3. P. 712 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 25. Ч. П. С. 156-157].
** Marx К. Capital. Vol. 3. P. 455 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 25. Ч. I. С. 426].
От индустриального общества к постиндустриальному
81
щий отчуждается от собственного труда, а прибыли принимают общественный характер. К.Маркс пишет: «...Вся эта прибыль получается только в форме процента, т. е. вознаграждения просто за собственность на капитал, которая таким образом совершенно отделяется от функции в действительном процессе воспроизводства, подобно тому как эта функция в лице управляющего отделяется от собственности на капитал. Таким образом, прибыль выступает... как простое присвоение чужого прибавочного труда, возникающее из превращения средств производства в капитал, т. е. из их отчуждения от действительных производителей, из их противоположности как чужой собственности всем действительно участвующим в производстве индивидуумам, от управляющего до последнего поденщика.
В акционерных обществах функция отделена от собственности на капитал, следовательно, и труд совершенно отделен от собственности на средства производства и на прибавочный труд. Это — результат высшего развития капиталистического производства, необходимый переходный пункт к обратному превращению капитала в собственность производителей, но уже не в частную собственость разъединенных производителей, а в собственность ассоциированных производителей, в непосредственную общественную собственность»*.
Относительно «белых воротничков» К.Маркс предвидел, что их количество будет расти, но чувствовал, что развитие капитализма приведет к их пролетаризации, так как разделение труда внутри офиса и прогресс доступного образования обесценят их деятельность. Он писал по этому поводу: «Собственно торговый рабочий принадлежит к лучше оплачиваемому классу наемных рабочих, к тем, труд которых есть квалифицированный труд, стоящий выше среднего труда. Между тем с прогрессом капиталистического способа производства заработная плата имеет тенденцию понижаться даже по сравнению с заработной платой среднего труда. Отчасти это происходит вследствие разделения труда внутри конторы, при котором необходимым является лишь одностороннее развитие способности к труду... Во-вторых, вследствие того, что начальное образование, знание торговли и язы-
* Marx К. Capital. Vol. 3. P. 517 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 25. Ч. I. С. 479-480].
82
Глава I
ков и т. д. с прогрессом науки и народного образования приобретаются все быстрее и легче, становятся все более общераспространенными, воспроизводятся тем дешевле, чем больше капиталистический способ производства направляет методы обучения на практические цели. Распространение народного обучения позволяет вербовать этого рода рабочих из таких классов, которым раньше был закрыт доступ к этим профессиям, которые привыкли к сравнительно худшему образу жизни. К тому же оно увеличивает наплыв и вместе с тем конкуренцию. Поэтому... с прогрессом капиталистического способа производства рабочая сила этих людей обесценивается; их заработная плата понижается, тогда как их способность к труду увеличивается»*.
Но эти новые структурные тенденции не были приняты в расчет, так как К.Маркс безоговорочно верил в решающую роль первой схемы. Тем не менее не ясно, почему капиталистическая «оболочка» должна разлететься на куски. Как пишет П.Суизи, «можно сказать, что вся теоретическая система К.Маркса отрицает неограниченное развитие капитализма и утверждает неизбежность социалистической революции. Однако в его трудах не содержится конкретного теоретического обоснования экономического краха капиталистического производства»21. И, как далее комментирует П.Суизи, попытки более поздних марксистских авторов, включая Р.Люксембург и Х.Гроссмана, заявлять о подобном неизбежном крахе выглядят неубедительно.
История свидетельствует, что тенденция, которую К.Маркс заложил в первую схему, оказалась модифицированной, если не опровергнутой, отсутствием внутренней необходимости падения нормы прибыли, способностью государства вмешиваться в ход экономических кризисов и смягчать, если не предотвращать их расширением пределов реинвестирования капитала, открываемым технологией. Невозможно найти свидетельств — ни в теории, ни в эмпирической реальности — того, что капитализм должен потерпеть крах вследствие заложенных внутри системы экономических противоречий.
* Marx К. Capital. Vol. 3. P. 354 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 25.4. I. С. 329-330].
21 Sweezey P. The Theory of Capitalist Development. Oxford, 1946. P. 191-192. Подробнее см.: Sweezey P. The Theory of Capitalist Development. Chap. XI.
От индустриального общества к постиндустриальному
83
Что же в таком случае сказать о структуре «нового общества», зародившейся во чреве старого, — об изменении характера рабочей силы, роли управляющего? Что сказать о социальных явлениях, которые я назвал второй схемой? Какую роль эти элементы сыграли в социальной теории и концепциях социальной эволюции после К.Маркса? Знакомство с появившимися в первой половине двадцатого века социологическими теориями, затрагивающими будущее капитализма, показывает, что почти все они, по существу, оказались диалогом со второй марксовой схемой.
ПОСТМАРКСИЗМ: ДИАЛОГ НА ЗАПАДЕ
Немногие авторы, писавшие о капитализме, видели в нем «вечное» устройство общества. Само возникновение этого термина в XIX веке, то, что он ассоциировался главным образом с авторами социалистического направления22, изначально порождало как убеждение, что капитализм является только стадией развития
22 Странно сознавать, что в силу специфики понятия концепция капитализма так поздно прижилась в экономической литературе. В статье «Капитализм», помещенной в «Энциклопедии социальных наук» в 1930 году В.Зомбарт вынужден был отметить, что в основных экономических работах конца девятнадцатого и начала двадцатого века этот термин отсутствовал. Он писал: «Концепция капитализма и в еще большей мере сам этот термин восходят к трудам социалистических теоретиков. До настоящего времени он остается одним из ключевых понятий теории социализма... Вопреки тому факту, что капитализм имеет тенденцию стать единственным объектом экономической науки, ни термин, ни концепция до сих пор не получили всеобщего признания со стороны академических экономистов. Немецкие экономисты старшего поколения и в гораздо большей степени экономисты других стран полностью отвергали концепцию капитализма. Во многих случаях отход от нее носил просто безоговорочный характер; тема не обсуждалась вообще, за исключением, возможно, контекста истории экономических доктрин, и, даже когда термин упоминался, это «слалось без всякого указания на его особое значение. Термин "капитализм" ■тсутствует в наиболее известных работах Ш.Жида, А.Маршалла, Б.Селиг-юна или Э.Касселя. В трудах других авторов, таких, как Шмоллер, А.Вагнер, И.Эренберг и Филиппович, можно найти некоторые рассуждения на тему о ка-щтализме, но его концепция в конце концов отбрасывается. Экономисты млад-іего поколения признают его обязательность или по крайней мере полезность, чо неопределенность в отношении значения понятия повсеместно отражается в аключении слова «капитализм» в кавычки» {Sombart W. Capitalism // Encyclope-■ lia of the Social Sciences. Vol. III. N.Y., 1930. P. 195).
84
Глава I
экономического общества, так и ожидание скорой его замены последующей экономической системой коллективистского толка. (На самом же деле, следует скорее объяснять его относительную долговечность, если учесть все доставшиеся нам от прежних времен предсказания о его скором крахе.)
Автором, впервые попытавшимся изобразить трансформацию капитализма, применив качественно иную социологическую периодизацию, — действительно первым исследователем, поместившим капитализм в центр экономической теории и анализа, — был немецкий экономист и историк В.Зомбарт. В книге «Современный капитализм» (заключительные варианты которой были опубликованы в трех томах с 1921 по 1927 год) он попытался создать исчерпывающую историю перехода экономического общества от докапиталистической стадии, обеспечивавшей лишь средства к существованию, к подъему современного капитализма и его распространению. Подробно характеризуя влияние технологии и формирование капиталистического предприятия в качестве особого социального института, В.Зомбарт делал упор на духовное начало капитализма (или ментальность) как наиболее специфическую его черту и на предпринимателя как ключевую фигуру капиталистического развития23.
От индустриального общества к постиндустриальному
85
23 В.Зомбарт является несправедливо забытой сегодня фигурой в истории социологии, отчасти потому, что в последние годы жизни он относился с некоторой симпатией к нацистам, но в большей мере в силу того, что его труды, хотя и подталкивают к размышлениям, выглядят несколько небрежными. Это лучше всего выражено в его полемике с М.Вебером о духе капитализма. Там, где М.Вебер делал упор на «протестантскую этику», В.Зомбарт выделял еврейский фактор в качестве основного критерия, ссылаясь как на религиозные принципы иудаизма, так и на миграции евреев в XV веке и доказывая, что перемещение коммерческого центра западного мира из Средиземноморья в Антверпен и Голландию в целом последовало за изгнанием евреев из Испании. Однако его данные о роли евреев подобраны неряшливо и неубедительно.
Начиная с книги «Социализм и социальное движение» (1896), работы В.Зом-барта посвящены подъему социализма, а также развитию капитализма — начиная с первого издания его монографии «Современный капитализм» (1902). Эта книга не переведена на английский язык, хотя ее адаптированный вариант был опубликован в 1933 году (см.: Nussbaum F.L. A History of the Economic Institutions of Modern Europe: An Introduction to Der Moderne Kapitalismus of Werner Sombart. N.Y., 1933). Написанную В.Зомбартом блестящую историю и психологию бизнесмена под названием «Der Bourgeois» перевел и издал М.Эпштейн (см.: Sombart W. The Quintessence of Capitalism. N.Y., 1915). Его работа «Die
С точки зрения В.Зомбарта, экономические эпохи могут быть поняты только с учетом основных характеристик других исторических систем. В таком случае начальный период любой из них частично совпадает с заключительным периодом уходящей, или предыдущей, экономической системы; в период зрелости система проявляется в ее полном своеобразии, а ее последний период можно определить по первым признакам нового, зарождающегося состояния. Применяя к капитализу это деление на эпохи, В.Зомбарт проводил различие между ранним капитализмом, или периодом с середины XIII до середины XVIII века, зрелым капитализмом (Hochkapitalismus), отличавшим период с 1750 по 1914 год, и поздним капитализмом, эпохой после первой мировой войны.
Ранний капитализм еще нес на себе печать ремесленного периода. Была по-прежнему сильна приверженность традициям, экономическая жизнь имела выраженный индивидуальный оттенок, на взаимоотношения покупателя и продавца нередко влияли личные симпатии и антипатии, а работодатели и рабочие были связаны патриархальными узами.
В период зрелого капитализма принципы прибыли и экономического рационализма распространились на все экономические отношения. Расширялись .рынки, росли масштабы коммерческой деятельности, использовались технологии, основанные на научной механике, взаимоотношения утрачивали личностный характер и становились институционализированными. «Дух капитализма в эпоху его расцвета, — пишет В.Зомбарт, — отличался необычайным психологическим напряжением, порожденным противоречиями между иррациональным и рациональным, между тенденциями спекуляции и расчета, между ментальностью смелого предпринимателя и трудолюбивого, уравновешенного буржуа»24.
В период позднего капитализма центральными становятся два сдвига. Внутри общества «значение специфически капиталисти-
Juden und das Wirtschaftsleben» была также переведена и издана М.Эпштейном: Sombart W. The Jews and Modern Capitalism (L., 1913) (переиздана с новым предисловием Б.Ф.Хозелицем: Sombart W. The Jews and Modern Capitalism. Glencoe (111.), 1951).
24 Sombart W. Capitalism // Encyclopedia of the Social Sciences. Vol. III. P. 207.
86
Глава І
ческих элементов экономической жизни» снижается, в то время как «смешанные» государственно-частные предприятия, государственные и коллективные (обобществленные) производства, а также некапиталистические экономические организации «увеличиваются как численно, так и по своему размеру и значению». Внутри фирмы «наблюдается нарастающий упадок предпринимательского духа». Его место занимает бюрократическая менталь-ность, и сама фирма становится бюрократизированной.
При позднем капитализме, говорит В.Зомбарт (в качестве модели он брал объединение в картели немецкой промышленности в 1920-е годы), на первое место выходит стремление к стабилизации. Борьба за прибыль теряет свою интенсивность («обратите внимание на такие симптомы, как фиксация нормы дивидендов, реинвестирование избыточных средств, — в Соединенных Штатах, например, некоторые концерны обеспечивают таким путем от 30 до 35 процентов своего нового капитала»), рыночный механизм уступает место ценовому регулированию, проводимому конгломератами или даже правительством, циклические колебания экономической системы затухают, а вмешательство со стороны государства становится все более и более решительным. Особенности, придававшие капитализму его уникальный облик, начали атрофироваться. Если капитализм, как считает В.Зомбарт, мог быть охарактеризован исходя из трех составляющих его элементов — духа, формы и технологии, — то дух в настоящее время исчез, остались лишь форма и технология.
Все поднятые В.Зомбартом темы с несколько иными акцентами присутствуют у И.Шумпетера, который в своей книге «Капитализм, социализм и демократия» (1942) предсказал конец буржуазной цивилизации. Трансформация происходит на уровне как ментальности, так и социальной структуры. Капиталистическая ментальность, по мнению И.Шумпетера, меняется под воздействием трех факторов. Одним из них является излишняя рациональность капитализма. «Я без всяких колебаний заявляю, — пишет автор, — что вся его логика проистекает из характера экономический решений или, если использовать мою любимую фразу, его экономический характер есть не что иное, как форма логики». Капиталистический процесс, продолжает он, «делает поведение и идеи рациональными, уст-
От индустриального общества к постиндустриальному
87
раняя из нашего сознания метафизические убеждения, мистику и любые романтические идеи». Однако подобная рациональность, говорит И.Шумпетер, слишком стесняет общество: «Фондовая биржа — плохой заменитель для святого Грааля». Второй фактор состоит в «упадке предпринимательского начала». Предприниматель был человеком, нарушавшим привычный порядок вещей, изобретавшим новшества и доводившим дело до конца. Сегодня же «личность и сила воли» имеют меньшее значение в хозяйственной среде, где все делается по шаблону и где «работа бюро и комитетов имеет тенденцию заменять индивидуальные действия», а экономический прогресс становится «обезличенным и доведенным до автоматизма». Третьим фактором выступает коррозия всех устоявшихся убеждений. Рационализм и эмпиризм способствуют развитию критического отношения, которое начинает ставить под вопрос буквально все. Традиции вступают в полосу разрушения. Страсть к переменам и новизне превращается в неотъемлемую часть системы. Интеллектуалы — люди, «имеющие власть над устным и письменным словом», — проявляют все большую враждебность к капитализму, и «только социалистическое или фашистское правительство обладает достаточной силой, чтобы дисциплинировать их». Таким образом, неизбежно растет социальная оппозиция капитализму.
На уровне социальной структуры, заявил И.Шумпетер, капитализм держался на институциональном каркасе, покоящемся на двух столпах — институте собственности и свободе сделки. Политическую поддержку этому каркасу оказывает «множество мелких и средних фирм, где объединены собственность и управление», которые «вместе с их работниками, подрядчиками и иждивенцами имеют решающее количественное влияние на выборы». Тем не менее он считал, что этот институциональный каркас стал хрупким. Свобода заключения контракта ограничена различными формами регулирования — от полномочий профсоюзов до власти правительства. Институт собственности подрывается двумя путями. С одной стороны, процесс монополизации и развитие крупных корпораций способствуют устранению средних фирм. («Возражение против концентрации экономического контроля... упускает важный момент, [то есть] ее политические последствия».) С другой стороны, замещение владельца менеджером, получающим жалованье, уменьшает значение собствен-
Глава I
ности, и административная группа начинает создавать систему правил, которые вступают в противоречие с интересами акционеров. Таким образом, по причинам, аналогичным установленным К.Марксом, Й.Шумпетер видит рушащиеся твердыни капитализма, и — через столетие! — может возникнуть «цивилизация, которая сегодня медленно развивается глубоко в его недрах»25.
Но что представляет собой эта цивилизация? К.Маркс считал ее социализмом. Но его великий антагонист, М.Вебер, придерживался принципиально иной точки зрения. Для М.Вебера в основе западного общества лежала рационализация, проникновение в право, экономику, бухгалтерский учет, технологию, а также организация жизни в духе функциональной эффективности и нормирования, «экономного» отношения (максимизация прибыли, оптимизация, наименьшие издержки производства) не только к материальным ресурсам, но и к бытию в целом2". Из-за неизбежности рационализации администрирование берет верх, и полная бюрократизация всех социальных институтов становится
23 Schumpeter J. Capitalism, Socialism and Democracy. N.Y., 1942. P. 122-123, 127, 132-133, 137, 140, 150, 162.
Й.Шумпетер осторожно уточняет в конце своей работы, что он описывает лишь историческую тенденцию. В последнем параграфе главы «Может ли капитализм выжить?» он пишет: «В разных странах процессы находятся на разной стадии развития, но нигде они не зашли так далеко, чтобы позволить нам сколько-нибудь уверенно предсказать, каким будет их дальнейшее развитие, или утверждать, что «лежащая в их основе тенденция» настолько сильна, что не может испытать на себе контрденценций, за исключением некоторых временных отклонений... Средний класс по-прежнему представляет политичесую силу. Буржуазные стандарты и буржуазные мотивации, хотя и происходит их постоянное ослабление, все еще живы. Сохранение традиций и семейное владение пакетами акций до сих пор заставляют многих администраторов вести себя подобно собственникам прошлых времен. Буржуазная семья пока не прекратила существования; в действительности она так крепко держится за жизнь, что ни один ответственный политический деятель даже не отважился дотронуться до нее иным образом, кроме налогообложения. С точки зрения текущей ситуации, равно как и для целей краткосрочного прогнозирования (а в таких случаях далее столетие может быть названо «кратким сроком»), все эти поверхностные явления могут оказаться более важными, чем тенденция к новой цивилизации, постепенно прокладывающая себе дорогу в глубине нынешней [социальной структуры]». (Schumpeter J. Capitalism, Socialism and Democracy. P. 163.)
26 См.: Weber M. General Economic History (London, n.d.). Chap. 30. P. 354.
От индустриального общества к постиндустриальному
89
неотвратимой: «Будущее принадлежит бюрократии... Там, где однажды берет бразды правления крупный чиновник, получивший современную подготовку, его власть фактически нерушима, так как основные жизненные принципы формируются с целью приспособления к его деятельности»27.
Но если бюрократизация характерна для капитализма, она неизбежно останется таковой и при социализме. В своей работе «Хозяйство и общество» М.Вебер пишет: «Основной источник бюрократической системы скрыт в той роли, которую играют технические знания; благодаря развитию современной технологии и коммерческих методов производства товаров они стали абсолютно необходимыми. С этой точки зрения нет никакой разницы в том, организована экономическая система на капиталистической или социалистической основе. Действительно, если в последнем случае был бы достигнут сопоставимый уровень технической эффективности, это означало бы невероятный рост значения профессиональных бюрократов... Капитализму на современных стадиях развития требуется бюрократия, и хотя, обе системы возникли из различных исторических предпосылок... социалистическая форма организации не изменит этого факта. Возникнет вопрос (М.Вебер в данном случае обращается к рациональному учету использования капитала), возможно ли в условиях социалистической системы обеспечить условия для функционирования столь же жесткой бюрократической организации, как и при капиталистическом строе. Социализм в действительности может потребовать еще более высокой степени формальной бюрократизации, чем капитализм. Если бы это оказалось невозможным, подобное положение продемонстрировало бы наличие фундаментального элемента иррациональности — конфликта между формальной и сущностной логикой, конфликта того типа, с которыми слишком часто сталкивается социология»28.
Р.Пайпс в этой связи отмечал: «М.Вебер неоднократно критиковал марксистов за игнорирование того, что казалось ему главной проблемой, стоящей перед социализмом: кто будет управ-
1
27 Weber М. Gesammelte politische Schriften. Muenchen, 1921. P. 149-150; ЦИТ. по: Pipes R. Max Weber and Russia // World Politics. April 1955. P. 377.
28 Weber M. Economy and Society. N.Y., 1968. Vol. 1. P. 223-225. Это было написано в 1913—1914 годах; М.Вебер умер в 1920 году.
90
Глава I
лять национализированными предприятиями? Сам он полагал, что эту функцию возьмут на себя группы людей, лучше всего подготовленные для подобной цели, то есть бюрократия, «которой ничто не будет так чуждо, как чувство "солидарности"» с пролетариатом»29.
Распространение технических знаний, повышение значения управляющего на производстве и бюрократа в правительстве, отнюдь не придавая новым директорам (в представлении А. де Сен-Симона, с которым соглашался К.Маркс) роль, аналогичную роли «дирижера оркестра», означало для М.Вебера новую форму господства: «...здание нового рабства повсюду находится в состоянии готовности... Все экономические приметы предсказывают уменьшение свободы... Тому, кто жаждет выступить в роли флюгера, указывающего тенденции развития, лучше было бы как можно быстрее расстаться со старомодными идеалами»30.
Таким образом, для М.Вебера капитализм и социализм были не двумя противоположными системами (какими их можно считать, если брать за основу сопоставления формы собственности), а двумя разновидностями единой системы — бюрократии. Бюрократия отождествлялась им с рационалистичной администрацией и классом, на котором она была построена, с конторской и управленческой стратой как в политике, так и в экономике. Будущее в этом случае принадлежало не рабочему классу, а бюрократии.
29 Pipes R. Max Weber and Russia. P. 378. Внутренняя цитата взята из эссе: Weber M. Der Sozialismus. Vienna, 1918.
30 Weber M. Zur Lage der burgerlichen Democratie in Russland; цит. по: Pipes R. Max Weber and Russia. P. 378. Как ни парадоксально, М.Вебер чувствовал, что существует единственный соперник для бюрократа — частный капиталистический предприниматель: «Более искушен, чем бюрократия, в знании технических приемов и существа дела только предприниматель, если речь идет о сфере, на которую распространяются его интересы. Это единственный социальный тип, которому удалось сохранить по крайней мере относительный иммунитет и не впасть в зависимость от рациональных бюрократических знаний. В крупномасштабных организациях все работники в той же мере являются объектами неизбежного бюрократического контроля, в какой они находятся под властью машинной техники в процессе массового производства товаров» (Weber M. Economy and Society. Vol. 1. P. 225). Таким образом, социалистической экономике, устраняющей капиталистического предпринимателя, уже некого противопоставить бюрократу.
От индустриального общества к постиндустриальному
91
До первой мировой войны ортодоксальная социалистическая теория исходила из того, что пролетариат будет расти, а средний класс обречен на исчезновение. В Германии «старый» средний класс независимых предпринимателей, мелких фермеров и работников свободных профессий действительно пошел на убыль, но то же самое происходило и с рабочим классом: с 1895 по 1925 год доля промышленных наемных рабочих в совокупной рабочей силе сократилась с 56,8 до 45,1 процента31. Между ними начал появляться новый слой — получающих жалованье служащих, занятых в офисах и на инженерно-технических должностях; их число неуклонно росло. Каким образом можно было это объяснить?
Первым человеком, обратившим внимание на это новое явление и приступившим к его последовательному изучению, стал Э.Ледерер, социолог и издатель влиятельного журнала «Archiv flier Sozialwissenschaft und Sozialpolitik». В очерке, написанном в 1912 году, он назвал упомянутую группу «новым средним классом». Исторически средним классом считали буржуазию, потому что она занимала место между классом землевладельцев и пролетариатом. С приходом в упадок мелкопоместного дворянства крупная буржуазия превратилась в правящий класс солидных финансистов и промышленников, но между ею и рабочим классом — принимая на себя понятие среднего класса — расположилась прослойка, которую К.Маркс называл мелкой буржуазией: торговцы и мелкие бизнесмены, работники свободных профессий и независимые ремесленники. Теперь и внутри промышленного предприятия место между работодателями и рабочими занял новый слой. Э.Ледерер дал ему название нового среднего класса исходя не столько из его функций, сколько из его социальной оценки, базировавшейся на самосознании представите-
31 Speier H. The Salaried Employee in German Society. Vol. 1. N.Y., 1939. P. 9. В 1937 году Департамент социальной защиты штата Нью-Йорк совместно с (ітделением социологии Колумбийского университета субсидировали проект переводов зарубежных монографий по социологии (WPA). Около 25 из них были переведены, мимеографированы и сданы на хранение в библиотеку Колумбийского университета, а также использованы для ограниченного распространения. Одной из основных оказалась тема «белых воротничков» в Германии; в целом было переведено около десяти подобных исследований, включая главные работы Э.Ледерера, Э.Ледерера и Я.Маршака, Ф.Кронера, Г.Шпейера, К.Дрейфуса, Э.Энгельгарда и Г.Тобиаса.
92
Глава I
лей данной группы и мнении других граждан. «Это среднее положение между двумя классами, — писал он, — есть скорее определение «от противного», чем четкая техническая функция, и устанавливает социальный характер получающих жалованье служащих как в их собственном сознании, так и в оценке сообщества»32.
Годом позже в очерке «К социально-психической манере поведения человека иного склада» Э.Ледерер систематизировал психологические различия между классами в контексте общественного перехода от традиционного к рациональному характеру экономического поведения. Особое значение, отметил он, имеют разные жизненные «ритмы» различных слоев современного общества. Для работника физического труда жизнь является беспорядочной, его существование расчленено внешними силами, такими, как деловая конъюнктура; единицей измерения его экономической жизни в лучшем случае является неделя. Для работника, получающего жалованье, жизнь выглядит более устойчивой, что определяется ожиданием годового жалованья; его «экономической единицей» служит месяц. Государственный служащий рассматривает год как основу своей жизни, но, кроме того, он надеется на регулярные продвижения по службе, усматривая в них будущие горизонты. Именно в этих разных «ритмах» Э.Ледерер увидел отличительные черты различных страт33.
Новое явление было подвергнуто глубокому теоретическому анализу в эссе Э.Ледерера и Я.Маршака «Новый средний класс», появившемся в 1926 году в журнале «Grundriss der Sozialo-
32 Lederer E. Die Privatangestellten in der modern Wirtschaftsentwicklung (1912); см.: перевод: Lederer E. The Problem of the Modern Salaried Employee: Its Theoretical and Statistical Basis. WPA Project No 465-97-3-81, Department of Social Science, Columbia University. N.Y., 1937. Э.Ледерер, переехавший в Соединенные Штаты после прихода к власти Гитлера, стал одним из основателей аспирантуры Новой школы социальных исследований в Нью-Йорке; он умер в 1939 году. Англоязычному читателю он известен работами по теории «массового общества», которой он посвятил и свою последнюю книгу: Lederer Е. The State of the Masses (N.Y., 1940).
33 См.: Lederer E. Zum sozialpsychischen Habitus der Gegenwert // Archiv fuer Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. Bd. 46 (1918—1919). Это эссе, написанное в 1913 году, было опубликовано лишь пять лет спустя. См.: перевод: Lederer E. On the Socio-Psychic Constitution of the Present Time. WPA Project 465-97-3-81. N.Y., 1937. P. 8-9.
От индустриального общества к постиндустриальному
93
ekonomik»34. В данном случае анализ был выполнен в рамках теории прогресса и проведен на основе пересмотра существующей теории «исторических классов». «Война и революция, — указывали авторы, — дали сильнейший толчок росту класса получающих жалованье служащих... ибо военная экономика предполагает расширение крупного бизнеса, равно как и всеобъемлющую «организацию», или бюрократизацию, которая множит функции служащего. Однако ни окончание войны... ни отказ от военной экономики не восстановили социальной стратификации довоенного периода». Кроме того, «как государственные, так и муниципальные власти расширили свою деятельность, взяв промышленные предприятия под непосредственное управление. Эти тенденции породили множество государственных и муниципальных служащих, которые, строго говоря, не были ни результатом капиталистической системы, ни следствием индустриализации экономики». Подобные тенденции, подчеркивали авторы, проистекают из «значительного расширения многообразных функций, которые выполняет современное "сервисное государство"»35.
34 Lederer Е., Marschak J. Der Neue Mittelstand // Grundriss der Sozialoekono-mik. IX Abteilung. I Teil. Tuebingen, 1926. См.: перевод: Lederer E., Marschak J. The New Middle Class. WPA Project 465-97-3-81. N.Y., 1937.
Следует обратить внимание на то, что с терминологической точки зрения ныражение «neue Mittelstand» не следует переводить как «класс»; оно обозначает скорее «сословие». Сам К.Маркс, распространив термин «класс» на всю историю человечества, способствовал путанице в его значении. В докапиталистических и доиндустриальных обществах социальные различия сводились к званию и должностному положению, подкрепленным правом и узаконенным традициями. Современное капиталистическое, или индустриальное, общество отбросило эти различия и создало лишенную смысла, абстрактную материальность «класса», базирующуюся на отношении к рынку. Такова основа исторического отличия сословного общества от капиталистического. Как пишет Р.Дарендорф, «примечательно, что в разговорном немецком языке слово «класс» даже сегодня ограничено двумя группами — предпринимателями и рабочими. Ни родовая лнііть, ни лица определенных профессий, ни устойчивые группы ремесленников и крестьян не называются классами. Они представляют собой «сословия» — понятие, которое, как это имеет место в случае со «средним сословием» (Mittelstand), сохранилось даже для недавно возникших групп населения — «белых воротничков» и государственных служащих. Сословие, однако, есть нечто иное, нежели слой или класс, причем не только в повседневном смысле, но и в социологическом значении» (Dahrendorf R. Class and Class Conflict in an Industrial Society. P. 6-7).
35 Dahrendorf R. Class and Class Conflict in an Industrial Society. P. 8-11.
94
Глава І ■
Осуществив подробный статистический анализ роста числа служащих — таких, как технические и конторские работники, торговые агенты и государственные служащие, — авторы пришли к следующему выводу: «Статистические данные свидетельствуют... что быстрый рост класса служащих следует рассматривать как следствие непрерывного экономического развития, особенно экспансии крупного бизнеса, и новых методов организации производства... Быстрое увеличение числа служащих усиливает их влияние и стимулирует их активность как сплоченной группы, прежде всего в крупных городах, где мы наблюдаем их высокую концентрацию... Все перечисленные факты имеют еще одно следствие: служащие уже одним своим числом создают противовес количественно нарастающей силе рабочего класса»36.
Больше десятилетия в немецкой социологии бушевали яростные дебаты по поводу характеристики этого «нового среднего класса». Авторы левого толка рассматривали служащих в качестве «беловоротничкового пролетариата», «массовый характер» которого приведет его на позиции рабочего класса. Некоторые оптимистично настроенные социологи видели в них фактор социальной солидарности, полагая, что новый класс станет фактором сбалансирования интересов работодателей и промышленных рабочих и обеспечит сплоченность на предприятиях, если не в" обществе в целом. Т.Гейгер предсказывал, что «новый средний класс» окажется «раздавленным» между капиталистическим классом и промышленным пролетариатом, тогда как И.Шумпетер утверждал, что вследствие увеличения числа служащих мир будущего превратится в мир бюрократии37. Те, кто рассматривал этот класс только в экономическом аспекте, подобно Э.Ледереру и Я.Маршаку, полагали, что его положение «между классами» более невозможно и в обществе, где нарастающее групповое само-
36 Dahrendorf R. Class and Class Conflict in an Industrial Society. P. 16.
37 Статья Т.Гейгера «Zur Theorie des Klassenbegriffs...» появилась в: Schmoller's Jahrbuch. 54"' Year. Vol. 1; статья И.Шумпетера — в Bonner Mitteilungen. 1929. No 1. Важной является также книга о «белых воротничках»: Kracauer S. Die Angestellten. Frankfurt-am-Main, 1930. Мир «белых воротничков» выведен в ней в выражениях, которые мы сегодня назвали бы «кафкианскими». Итоги дебатов в немецкой социологии подведены в работах: Speier H. The Salaried Employee in German Society. Vol. 1. N.Y., 1939. Chap. 1 и Engelhard E. The Salaried Employee. WPA Project 465-97-3-81. N.Y., 1939. Chap. 2.
От индустриального общества к постиндустриальному
95
сознание вызывает необходимость правового регулирования трудовых отношений, «новый средний класс» объединится в коллективную организацию и, вероятно, вступит в альянс с профсоюзным движением.
Однако растущее число эмпирических исследований сделало ясным одно: «новый средний класс», частично по причине его социального происхождения (большинство «белых воротничков» вышло из среды приходящего в упадок прежнего среднего класса), частично по причине характера «профессий, позволяющих работать с чистыми манжетами», был решительно настроен сохранить самосознание и репутацию «среднего класса»38. Когда же разразилась депрессия и Г.Фаллада задал в названии своего романа вопрос «Что же дальше, маленький человек?», ответ «нового среднего класса», равно как и «прежнего среднего класса», на фоне краха центристских и либеральных партий в общем и целом заключался в оказании поддержки нацистам, а не партиям рабочего класса39. Таким образом, «новый средний класс», этот вполне предсказуемый результат экономического и социального развития, определил неожиданные, но весьма серьезные политические последствия, которых не предполагали ни марксисты, ни немецкие социологи.
38 Суммируя ряд исследований О.Зура, Э.Энгельхард высказывает следующее мнение: «...его "белый воротничок" является и остается непосредственным выражением образа жизни. Эту жизнь уважают как он сам, так и другие. Служащие делают все от них зависящее, чтобы сохранить приемлемые жизненные стандарты. Начиная с определенного уровня, чем они беднее, тем больше денег расходуют на квартирную плату в отношении к их общему доходу. По существу, расходы семьи в расчете на каждого человека увеличиваются вместе с доходом, но расходы на самые насущные нужды — продовольствие, жилье, одежду — растут медленнее затрат на другие жизненные потребности. Коммерческий работник расходует больше всего средств на одежду и галантерейные принадлежности; он экономит на еде, вероятно [потому, что он] хочет производить впечатление элегантного человека. Именно этот стиль жизни слишком хорошо известен и не требует дальнейших комментариев, ведущих к его позитивной оценке. Образ жизни является более важным фактором для превращения группы в сословие, чем какие-либо "профессиональные" признаки» (Engelhard Е. Die Angestellten // Koelner Vierteljahreshefte fuer Soziologie. См.: перевод: Engelhard E. The Salaried Employee. WPA Project 465-97-3-81. N.Y., 1939. P. 57-59.
39 Результаты голосования изложены в: Lipset S.M. Political Man. N.Y., 1960. P. 134-152.
96
Глава I
К.Маркс определил способ производства на любой исторической стадии как единство производительных сил (технических средств и организации труда) и общественных отношений, вытекающих из характера собственности на средства производства. Постмарксистское отделение управляющего от владельца, бюрократизация предприятия, усложнение профессиональной структуры — все это сделало когда-то ясную картину господства собственности и четкую систему социальных отношений двусмысленными. К.Маркс утверждал также, что централизация производства и его концентрация закуют в «кандалы» производство товаров, однако в течение ста лет после выхода «Капитала» западный мир наблюдает настоящий взрыв производительности труда и такой технологический прогресс, о которых не мечтал ни один из утопистов прежних времен.
Именно неопределенный характер общественных отношений, наряду с технологическими достижениями, привел к переносу акцента на производительные силы и оживил концепции индустриального общества как альтернативы противопоставлениям капитализма и социализма. Как в рамках концепции бюрократизации капитализм и социализм рассматривались с точки зрения проблемы власти не в качестве различных систем, а в качестве вариантов единого типа социума, так с точки зрения общественного развития концепция индустриального общества относила обе социальные системы к одной и той же категории. Р.Арон, который более любого другого современного автора, отождествляется с концепцией индустриального общества, подчеркивает в своих лекциях: «Социологическая проблема, составляющая основную тему моей книги, поставлена К.Марксом и марксизмом — особенно с учетом ее толкования в «Капитале»... [К.Маркс] попытался понять законы ее развития... Главным явлением, по его мнению, было накопление. Он полагал, что сущность капитализма следует искать в накоплении капитала. Избрав экономическое развитие в качестве центрального сюжета настоящего исследования, я принял марксистскую тему накопления, используя терминологию и концепции современных экономистов... «Капитализму» я предпочел понятие индустриального общества (или технического, научного или рационалистичного общества) как главную историческую концепцию... Начав с идеи индустриального общества, я затем выделил несколько различных его типов и
От индустриального общества к постиндустриальному
97
ввел понятия моделей и фаз роста. Эти четыре понятия — индустриальное общество, его типы, модели и фазы роста — представляют последовательные ступени [моей] теории»40.
Если обратиться к проблеме стадий развития и экономического роста, парадокса можно избежать, поскольку, хотя сегодня в мире и существуют коммунистические государства, ни одно из них не стало преемником какого-либо капиталистического общества (и ни одно не является социалистическим в том эгалитарном смысле, который прогнозировали его родоначальники). Захватив власть в экономически отсталых странах, коммунистические режимы сосредоточились на функции, которую К.Маркс исторически отводил капитализму, а именно на развитии производительных сил — технологического базиса — общества, причем, как правило, на путях принудительного накопления капитала. (Если быть точным — поскольку речь идет об иерархически расслоенных и политически координированных обществах, организованных по принципу получения прибыли, пусть скорее для государства, чем для частных лиц, — они точнее всего отвечают представлениям К.Маркса о «государственном капитализме» как возможной социальной форме, на которую он намекал в третьем томе «Капитала», чем любому другому социологическому определению.)
В этом смысле «коммунизм» является не «следующим» этапом истории, а одним из многих альтернативных способов индустриализации, а то, что создают эти режимы, суть «индустриаль-
40 Aron R. 18 Lectures on Industrial Society. L., 1967. P. 235. Книга была опубликована во Франции в 1962 году, но, как отмечает Р.Арон в предисловии к французскому изданию, соответствующий курс лекций был прочитал им в Сорбонне в 1955/56 году. В соответствии с порядком, установленным для профессорских курсов в Сорбонне, текст был размножен и распространен Центром университетской документации. Интерес к поставленной теме привел к публикации книги, в которой была сохранена первоначальная форма лекций.
Р.Арон замечает, что сторонники идеи индустриального общества, по сути дела, отдают дань уважения К.Марксу, делая упор на производительные силы как на главный фактор; те же, кто склонен делать особое ударение на различие между социализмом и капитализмом, сосредоточивают внимание на общественных отношениях. Обсуждение Р.Ароном перемежающегося акцента на «произ-иодительные силы» и на «производственные отношения» изложено в: Aron R. 18 Lectures on Industrial Society. P. 2-3.
98
Глава І
ные» общества, но формирующиеся с помощью специфических политических, а не рыночных механизмов.
Возникновение по окончании второй мировой войны более чем пятидесяти новых государств, многие из которых экономически «недоразвиты» и привержены целям экономического роста, лишь подчеркивает различия между доиндустриальными и индустриальными обществами. Р.Арон пишет: «Мой визит в Азию помог мне убедиться, что главной идеей нашего времени является концепция индустриального общества. Европа, как видится из Азии, не состоит из двух радикально отличных друг от друга миров, советского и западного. Существует единая реальность — индустриальная цивилизация. Советские и капиталистические общества являются лишь двумя видами одного и того же генотипа, или двумя вариантами одного и того же социального образца, прогрессивного индустриального общества»41.
Р.Арон организовал концепцию индустриального общества вокруг принципа экономического роста. Если посмотреть на нее более широко, с точки зрения общества в целом, то социологическую концепцию индустриального общества можно рассматривать как сочетание четырех тем, которые ассоциируются преимущественно с четырьмя мыслителями: А. де Сен-Симоном, Э.Дюркгеймом, М.Вебером и К.Кларком.
Для А. де Сен-Симона (и О.Конта как его последователя) индустриальное общество было противоположностью военному обществу. В основе последнего лежали грабеж, расточительство, хвастовство; основой индустриального общества служил хорошо организованный выпуск товаров. А. де Сен-Симон отмечал четыре признака индустриального общества: оно заботится о производстве; в нем превалируют порядок, уверенность и четкость; оно организовано «новыми людьми» — инженерами, промышленниками, проектировщиками; и оно опирается на знания. Короче говоря, в этом можно видеть черты «Новой Атлантиды», возвещенные некогда Ф.Бэконом.
Для Э.Дюркгейма мир «органической солидарности» был миром специализации, дополнительности и взаимозависимости. Господствующим принципом — в трактовке Э.Дюркгейма Т.Пар-
41 Aron R. 18 Lectures on Industrial Society. P. 42.
От индустриального общества к постиндустриальному
99
сонсом — служит «структурная дифференциация». В индустриальном обществе экономическая система отделена от семейных уз, рабочее место — от домашнего очага. С распадом традиционного «коллективного сознания» основные убеждения должны быть организованы вокруг профессиональных норм и связываться воедино профессиональной этикой.
Темой М.Вебера являются рационализация и универсализм. Во всем обществе распространяются единая этика и стиль жизни: они становятся деперсонифицированными нормами, упор делается на успех и личные достижения, критерии эффективности определяются по наименьшим затратам, а рациональный учет (Zweckrationalitaet) проникает во все области управления.
По мнению К.Кларка, впервые изложенному в его книге «Условия экономического прогресса» (1940), секторы хозяйства, выделяемые на основе распределения рабочей силы, можно разделить на первичные (добывающие отрасли), вторичные (обрабатывающая промышленность) и третичные (услуги); удельный вес каждого из упомянутых секторов в обществе зависит от уровня производительности (выработки на одного работника) внутри сектора. Экономический прогресс, следовательно, определяется нормой перемещения рабочей силы из одного сектора в другой, и эта норма есть функция различной производительности труда в отдельных секторах. Таким путем К.Кларк мог легко продемонстрировать переход к индустриальному обществу.
Хотя выражение «технологические императивы» звучит слишком жестко и отдает детерминизмом, во всех индустриальных обществах существуют некоторые общие элементы, вынуждающие к сходным действиям и побуждающие к применению единых технических приемов. Для всех теоретиков индустриального общества (ив данном случае также для К.Маркса) точкой отсчета (или основным институтом) является промышленное предприятие, а в качестве станового хребта общества выступает социальная иерархия, возникающая из организации труда на базе машинного производства. С этой точки зрения все индустриальные общества имеют некоторые общие черты: повсюду распространена одинаковая технология; одинаково и качество технических и инженерных знаний (а также учебных заведений, которые их предоставляют); примерно одинаковы наборы профессий и видов труда. Если подходить к проблеме более широко, можно об-
100
Достарыңызбен бөлісу: |